Серия «Истории о Маленьком Вылке»

К Празднику Севера старейшины Центрального Стойбища решили собрать музыкальный коллектив, напомнив салехардскому начальству о существовании и проблемах оленеводов. В состав ансамбля «Нерпочки» вошли три девушки и юноша-охотник. Артисткам местные умелицы сшили песцовые кухлянки, а охотнику — комбинезон из цельной медвежьей шкуры. В качестве декорации смастерили огромный, в человеческий рост, Бубен, на фоне которого и планировались представления. Девушки должны были олицетворять народ тундры, охотник — тяготы жизни, Бубен — солнце.

Дебют состоялся в Салехарде. Девушки пели, а юноша-охотник в медвежьей шкуре, широко расставив ноги, ходил по кругу, изображая дикого зверя. Песня-плач о том, как «в тундре глухой замерзал ветеринар», увы, не тронула сердца зрителей. К фиаско добавилось и то, что охотник, завербовавшись на рыбзавод в Аксарке, наотрез отказался возвращаться домой. Заодно перебежчик прихватил с собой медвежью шкуру и оленью упряжку.

Заплаканных девушек довёз до Центрального Стойбища Дядя, вытребовав в качестве оплаты Бубен.

***

— Однако, — рассматривая дядино приобретение, поднял брови Отец. — Похоже на набат.

— Набат? — переспросил Маленький Вылка.

— В прежние времена, — немедленно пустился объяснять Старик Назар, — каждое уважающее себя стойбище имело такой Бубен-Набат. Били в него вьюжными ночами, указывая дорогу заплутавшим путникам. Во время эпидемий советовали обходить стороной. Полезная вещь.

— Я собирался, — сказал Дядя, — поставить Бубен на подпорки и играть в карты. Или в кости.

— Пельмени на нём лепить будем, — обрадовалась Мама. — Рассядемся, всем места хватит.

— Чаю хочешь? — заволновалась Бабушка. — Чаю?

— Думаю вот как поступим, — предложил Отец. — Лепим пельмени, обедаем, затем пьём чай и играем в карты, а в пургу выносим наружу — спасать одиноких путников.

— Добытчик, — похлопал Дядю по плечу Старик Назар.

Мама вернулась с утренней дойки расстроенная.

— Не упомню такого, — сокрушалась она, — у олених разом молоко пропало словно болезнь случилась или сглазил кто стоят несчастные глаза отводят чует сердце не к добру это и раз день так начался значит дальше только новых бед жди.

Старик Назар, поняв, что горячего молока на завтрак не будет, расстроился.

— Поговаривают, — сказал он, — будто появился в тундре заяц-сосун. Ночью подлец в стадо пробирается и вымя у спящей важенки досуха высасывает.

— Враки это, — отмахнулся Отец, — но, в тундре и вправду неладно. Собаки ночью выли, олешки в загоне понурые стоят. Сова, что за нужником живёт, носа не кажет.

Бабушка согласно закивала. Поднесла сложенные ладони к щеке и помотала головой.

— Вот и Бабушка ночью не спала. Прокачусь-ка до Центрального Стойбища, поспрашиваю что да как.

Распахнулась входная дверь и в чум, в одной нательной рубахе, ввалился Дядя.

— Готовьтесь, господа оленеводы, — выдохнул он. — По радио передали, чтоб ждали «Чёрного Вадё».

Бабушка, выронив чайник, медленно осела на пол. Назар, схватившись за грудь, словно не хватало воздуха, захрипел и повалился рядом. Мама, бросив пустые вёдра, кинулась к старикам.

— «Вадё»? — Маленький Вылка не на шутку испугался.

— Он самый, — Отец стал белее снега. — Одиннадцатая казнь египетская.

— Мороз, малец, — простонал Назар. — Такой холод грянет, что всё живое в тундре погибнет.

— И люди?

— Не сегодня, — Дядя расправил плечи, откинул волосы за спину. Черты лица заострились, глаза смотрели грозно и весело, рот кривила усмешка. Коренастый, с длинными чёрными усами, свисающими на грудь, он напоминал сказочного богатыря и Вылка невольно залюбовался им.

— Вспомним, — продолжал Дядя, — что умный охотник за росомахой на кедр не лезет.

— На кедр? — удивился Старик Назар.

— Неважно, — повысил голос Дядя. — Не о том речь.

— А зачем сказал-то?

— Затем, что порознь замёрзнем. Потому будем только один чум к морозу готовить. Времени мало осталось, но успеть надо. Берёмся?

И взялись!

Натаскали из дровника поленьев. Собрали по стойбищу шкуры и в несколько слоёв постелили на пол. Обмазали наружные стены моржовым жиром. Разобрав гостевой зимник, утеплили чум. Дядя с Отцом, пыхтя, приволокли к порогу генератор и подвесили под потолком лампочку. Старик Назар принёс из своего подвала банку консервированных ананасов.

— На праздник берёг, — криво улыбнулся он. — Вот и дождался.

— Завтра утром откроем, — подмигнул Дядя, — если живы будем. Сейчас же время псинами озаботиться. Ты, Вылка, приведи собак в чум, да сначала пни каждую разок в пузо, чтоб обгадилась. Как вечером двери закроем, так никаких «до ветру» не будет.

— Хорошо, — заметил Отец, — что стадо на зимние пастбища откочевало. Если тот десяток, что в загоне стоит, замёрзнет, невелика потеря.

— Сегодня никто не погибнет, — нахмурился Дядя.

Сбегал к себе и вернулся с канистрой спирта. Затем, набрав в вёдра воды, щедро плеснул в каждое из канистры.

— Берите с Бабушкой по ведру, — обратился он к Маме, — и поите олешек, да постарайтесь, что б поровну досталось.

Пока Маленький Вылка загонял облегчившихся собак в чум, мужчины принесли кусок брезента и накрыли им подвыпивших оленей.

— К ночи надышат, — сказал Старик Назар, — никакой мороз не возьмёт.

— Очень-очень холодно будет? — спросил Маленький Вылка.

— Градусов сто. А, может быть сто пятьдесят, — ответил Назар, зачем-то добавив, — минус.

Начало смеркаться и Мама, выйдя на крыльцо, выстрелила из карабина вверх, приглашая на ужин.

— Заработались, — отметил Отец, — даже про обед забыли.

— Зато всё успели, — довольно откликнулся Дядя. — Вот это я называю — любовью к жизни! Теперь генератор запустим, чтоб как люди при электричестве поесть.

Он потянул ручку стартера и медленно отпустил. Затем, подмигнув Вылке, рванул тросик на себя. Генератор, чихнув, затрясся и загудел.

— Цивилизация, однако, — сказал Старик Назар, входя в залитый светом чум.

С удовлетворением оглядел вороха шкур, докрасна раскалённую «буржуйку», лежащих вдоль стен собак. Сидящую на мешке с мукой сову.

— Это ещё откуда? — удивился он.

— Совушка-то? — обернулась Мама, — Я ужин готовлю слышу кто-то в дверь скребётся решила собачку забыли а там сова за осень так отъелась что улететь не смогла и ногами бедняге далеко не уйти пропадёт думаю замёрзнет нельзя совсем без птиц в небе жить хоть одну да спасём...

— Что на ужин? — перебил её Отец. — Пахнет на славу.

— Рис с тушёнкой, — заглянул в котёл Маленький Вылка.

— Это блюдо на Востоке, — приняв от Бабушки миску, заговорил Старик Назар, — называется «плоф». Местные жители едят, зачерпывая ладонью и предварительно обильно посыпав перцем. Перец же необходим для борьбы с микробами, что живут на народах Азии.

Он проглотил первую ложку, удовлетворённо помотал головой, и продолжил, — Сам рецепт «плоф» несложен, но Восток уникален именно приготовлением. Секрет кроется в многоженстве. Не понимаете? Объясняю. Готовя «плоф», первая жена перебирает рис, вторая моет, третья открывает тушёнку и так далее. Каждая вкладывает в работу частицу души. Оттого...

Генератор во дворе закашлялся и затих. Свет лампочки начал тускнеть и вскоре чум погрузился в темноту, освещаемый лишь отблесками пылающих в печи дров. Стало так тихо, что можно было услышать, как дышат под брезентом олени.

— «Чёрный Вадё», — прошептал Дядя.

Словно в подтверждение его слов, снаружи что-то с треском разорвалось.

— В дровнике поленья от мороза лопаются, — голос Назара дрогнул.

Отец, крестясь, зашептал слова молитвы.

Словно мышь коготками заскребла по чуму. К ней присоединилась другая, затем ещё и ещё. Казалось «Вадё» распался на тысячу крохотных ледяных духов и каждый усердно царапает шкуры, пытаясь пробраться внутрь и убить всё живое. Маленький Вылка зажмурился.

И тут Мама запела.

Она пела о юной Девушке, которую украла злая колдунья и оставила на берегу моря умирать от холода. Но птицы пожалели её и принесли в клювах хворост для костра. Моржи наловили рыбы. Песцы натрясли шерсти для лежанки. Зайцы собрали корзину сладкого лишайника. Девушка греется у костра и ждёт, когда верхом на златорогом олене, прискачет Отважный Юноша. У него лук из лиственницы, острый костяной нож и каменный топор. Влюбленные сядут на оленя и помчатся сквозь снег в родное стойбище...

Маленький Вылка уснул.

Разбудило его странное гудение. Он осторожно открыл глаза. Семья спала. У раскалённой докрасна «буржуйки» посапывал, обняв канистру со спиртом, Дядя. А у порога переминалась с ноги на ногу сова.

— У, — ворчала она. — У-у-у.

Вылка, стараясь никого не разбудить, на цыпочках подошёл к двери. Прислушался. Приоткрыл створку, но тотчас, ослеплённый солнечным светом, шагнул назад. Сова, задев мальчика плечом, вышла наружу. Чуть присела и, оттолкнувшись лапами, тяжело поднялась в безоблачное синее небо. Закружила над стойбищем.

Зевая и крутя хвостами, высыпали на двор собаки.

— Сава хувы эя! (Доброе утро!), — прошептал Маленький Вылка.

Гость.

Холода никогда не застигнут ямальского оленевода врасплох. Закружатся первые октябрьские снежинки, а дровяной навес уже заполнен хворостом; олени подкованы и готовы к откочёвке на дальние пастбища; чум накрыт просмоленным моржовым чехлом. Истекают янтарным жиром, развешанные тушки муксуна. Стоят в ряд кувшины с клюквенным соусом. Поблескивают в кадках маринованные яйца чаек. Высится гора мешков с мукой из оленьего рога. Кухонные полки ломятся от плиток чёрного душистого чая.

Выйдет оленевод из чума, взглянет на серое тяжёлое небо, притопнет новыми пимами.

- Здрав будь, Отец Снег. Маня ямб сехэрэвна хантава (Мы пойдём длинной дорогой).

Зима всегда приходит надолго.

***

Старик Назар, расстелив на пороге старую шкуру, возился с малокалиберной ТОЗ-8. Ранним утром он разобрал винтовку, проверяя, не износились ли детали. Отчистил ударно-спусковой механизм и удовлетворённый, что не обнаружил ни зазубрин, ни случайных попавших песчинок, сейчас устанавливал на планке оптический прицел.

- Изжога у меня, малец, от рыбьего жира, - подмигнул Назар Маленькому Вылке, с благоговением следящему за работой старика. – Гусиным, конечно, запасся, да только надолго ли его хватит? Вот и хочу недельку-другую поохотиться. А кто зимой в тундре самый жирный?

Вылка задумался, припоминая, встречал ли когда-нибудь толстого песца или полярного зайца.

- Не знаешь? Что ж, подскажу. Тот, у кого меха нет. Смекаешь?

Вылке пришёл в голову только тюлень. Он пожал плечами и виновато улыбнулся.

- Да сова же. Сова! - всплеснул руками Старик Назар. – Перьями в мороз не согреешься, вот осенью и жрёт в три горла, сало копит. До того отъедается, что никакая стужа не берёт. Ткнёшь пальцем в бок, так вся заколышется. Вот тут-то родимую и добывают. Но, знай, что дробью стрелять нельзя - жир выбьешь, потому бей из мелкашечки .

Он вскинул винтовку и, глядя в оптический прицел, повёл стволом из стороны в сторону.

- Однако, - Назар замер, - никак гость к нам пожаловал.

И действительно, вдалеке на вершине холма, Вылка заметил человека верхом на олене. Всадник остановился и, сложив ладони рупором, что-то прокричал.

- Чего хочет? – нахмурился Назар, рассматривая в прицел гостя.

- Просит, чтоб не стреляли, - прислушался Вылка.

- Ишь ты, - опустил винтовку Назар. – Пуганый значит.

- Не бойся! – помахал рукой Вылка. – Не будем стрелять!

Из чума, в горностаевой безрукавке поверх пижамы, вышел Дядя. Огляделся, потягиваясь.

- Что за крик поутру? – зевая, спросил он.

- Гость у нас, - указал стволом на приближающегося всадника Старик Назар.

- Утренний гость, как в горле кость, - усмехнулся Дядя. И уточнил, – Народная мудрость.

Тем временем незнакомец приблизился настолько, что стало можно разглядеть его рогатую шапку; медвежью шубу, украшенную костяными амулетами и огромный бубен, подвешенный за спиной.

- Шаман, - охнул Старик Назар.

- Привет из языческих времён, - недовольно буркнул подошедший Отец. – Что дальше? Пляски у костра? Или сразу человеческие жертвоприношения?

- Постой-ка, - шагнул вперёд Дядя, внимательно рассматривая всадника. – Да это же Вэвако! Я с ним по молодости на сейнере за навагой ходил.

И он, распахнув объятия, воскликнул, - Узнаёшь?!

- Дружище! – обрадовался гость. Легко соскочил с оленя и полез обниматься, - Вот так встреча. Оленей пасёшь?

- А ты, вижу, служитель культа?

- Шаманю понемногу, - несколько смутился Вэвако. – Это, брат, долгая история.

- Так поведай.

И потащил гостя в чум. Вылка с Назаром поспешили за ними. Следом, плюнув через плечо, нехотя двинулся Отец.

Дядя усадил Вэвако на почётное место у «буржуйки». Мама тотчас подала миску с горячими блинами из толчёного оленьего рога, а Бабушка – кружку чая.

- Давай, не томи, - нетерпеливо потёр ладони Дядя. – До смерти интересно, как люди шаманами становятся.

- Веришь-нет, - начал Вэвако, - да только я всего этого не хотел.

И рассказал, что ещё несколько лет назад беззаботно жил с родителями в дальнем стойбище на берегу Байдарацкой губы. Ловил рыбу, бил морского зверя на продажу буровикам и был вполне доволен жизнью. Даже подумывал посвататься к продавщице из Усть-Каре. Вот только человек предполагает, а духи располагают.

- Бог располагает, - немедленно поправил Отец. – Бог, а не духи.

- Пусть так, - пожал плечами Вэвако. – Слушайте дальше. Как-то возвращаюсь с промысла, а матушка и просит, мол, отнеси ковшик тюленьей икры шаману. Совсем старик занемог. Третий день в чуме лежит – не ест, не пьёт. Может быть, икорка его приободрит и на ноги поставит.

- Верное средство, - согласно кивнул Назар.

- Тут надо сказать, - продолжал Вэвако, - что шаман наш слыл мужиком душевным, сейчас таких не сыскать. Пургу мог прекратить или ветер вызвать. Зубы лечил, погоду предсказывал, роды принимал. Никому не отказывал. Ну а добром за добро платить надо. Потому мигом собрался и к нему. Захожу в чум, гляжу, лежит старик пластом и, кажется, отходит. Вокруг старейшины сидят-кручинятся, бабы слезу точат. Протолкался я поближе и говорю, мол, прими дедушка гостинец, подлечись. А старик за руку меня ухватил, пробормотал что-то, да тотчас в мир духов отбыл.

- Отдал Богу душу, - прошипел Отец.

- Как ни называй, - вздохнул Вэвако, - помер. И умирая мне силу шаманскую передал.

- Да почему тебе-то? – удивился Дядя.

- Не знаю. Наверное, помутнение на него нашло или спутал с кем сослепу. С тех пор и маюсь.

- Вот такими баснями язычники людям головы и дурачат, - громко сказал Отец.

- Погоди, - отмахнулся Дядя. – Ты что же теперь с духами разговариваешь?

- Пока только слышу. Толку от этого, правда, никакого – языка-то я ихнего не знаю. Зато со зверями легко, хоть в цирке выступай. Хотите, покажу?

Вэвако прижал палец к губам, призывая к молчанию. Прикрыл глаза и замер. Тотчас в загоне взревел олень, за ним второй, третий. Вскоре уже трубило всё стадо.

- Вот это номер! – захохотал Дядя.

- Т-с-с-с, - махнул рукой шаман. – Слушай.

Постепенно олений рёв начал обретать некое подобие мелодии. Одни голоса зазвучали громче и выше, другие, наоборот, ниже.

Бабушка, раскачиваясь в такт, начала прихлопывать себя по коленям.

- В лунном сиянье снег серебрится,

Вдоль по дороженьке троечка мчится, - узнав мотив, шёпотом подпел Старик Назар.

- Динь-динь-динь, динь-динь-динь

Колокольчик звенит, - подхватил Дядя.

- Этот звон, этот звон о любви говорит!!! - в добрую сотню глоток вывел олений хор.

- Сгинь, морок! – вскочил на ноги Отец, осеняя себя крестным знамением. – Сгинь!

Хор смолк. В повисшей тишине стало слышно, как стонет от сдерживаемого смеха Бабушка и тяжело дышит Отец.

- Простите, - прижал руки к груди Вэвако. – Вовсе не собирался никого пугать. Давайте лучше погоду на завтра предскажу. Или полечу кого?

- Зуб у меня, - всполошился Старик Назар. - С месяц как выпал, а осколок остался.

- Легче лёгкого, - шаман сцепил ладони, поднёс к лицу Назара. – Подуй сюда.

Тот, помявшись, осторожно дунул.

- Забирай, - на ладони Вэвако лежал грязно-жёлтый зуб.

Дядя уважительно потрогал обломок пальцем.

- Волшебник! – Назар расплылся в счастливой улыбке. И взглянув на Отца снисходительно добавил, - У одного бог в словах, у другого - в делах.

- Ерунда, - отмахнулся шаман, - Вот меня, месяц назад, к одной девице вызывали, так там действительно беда. Брови стали расти. Она поутру сбреет, а к вечеру брови так отрастут, что глаза закроют. Окружающим смех, а женщине горе.

- Это ты про Нинку бухгалтершу из Горнокнязевска? – оживился Дядя.

- Не важно, - нахмурился Вэвако. – Врачебная тайна.

- И Маму сможешь вылечить? – спросил Маленький Вылка.

- Разве она болеет? – удивился Вэвако.

Тут все, перебивая друг друга, бросились объяснять, что в детстве Мама мечтала вырастить огромного Оленя, такого большого, что на нём можно было бы доехать до Края Земли. Или переплыть Океан. Или добраться до загадочного города Салехарда! Нашла в стаде самого крупного оленя и принялась откармливать. Собирала сочный ягель, добавляла в питьё рыбий жир, кормила овсянкой с салом. Тот рос, бока раздувались, щёки начали лосниться. Увы, однажды оленя просто разорвало. Взрыв был настолько силён, что Мама оглохла.

- Говорят, что сломанный лук не склеишь, - Вэвако, взяв в руки шаманский бубен, легонько пристукнул по нему костяшками пальцев. Помолчал и, обернувшись к Вылке, закончил, - Может быть так, а может быть, и нет.

Он достал из внутреннего кармана шубы плоскую коробочку, погремел над ухом, проверяя содержимое и, отщёлкнув крышку, протянул Маме.

- Попробуй.

Та осторожно, двумя пальцами, взяла полупрозрачный розовый кругляш и положила в рот.

- Что там? Что? – вытянул шею Старик Назар.

- Леденцы «Fazer», - ответил Вэвако и спросил у Мамы, - Нравится?

- Спасибо, - улыбнулась она. Испуганно замерла и медленно повторила, прислушиваясь к звуку собственного голоса, - Спасибо.

- Заговорила, - выдохнул Дядя. – Что б я сдох!

Что тут началось! Вылка обнимал Маму. Отец плакал. Старик Назар требовал, что бы Мама быстро повторила за ним «В недрах тундры выдры в гетрах». Бабушка била ложкой в заварочный чайник.

- Три дня гулять будем! – завопил Дядя. – Вэвако, брат, твоим именем первенца назову. Дай обниму! Где ты?

Бросились искать Вэвако, а того и след простыл. Высыпали из чума наружу и увидели удаляющегося всадника.

- Великий человек, - прошептал Старик Назар.

А Отец украдкой перекрестил одинокого наездника в рогатой шапке и с огромным бубном за спиной.

Ночью.

Ночью Маленького Вылку разбудил странный шум. Осторожно выбравшись из-под маминого бока, на цыпочках подошёл к окну. Прислушался. Незнакомый звук, напоминающий звон бубенцов, стал громче. Казалось, он шёл из глубины заснеженной тундры, залитой мертвенным светом северного сияния. Наконец Вылка разглядел тёмное пятно, стремительно увеличивавшееся в размерах. Мгновение - и в пятне вспыхнули два зелёных огонька. Маленький Вылка растерялся. Вдруг это Железный Лось, о котором рассказывал Старик Назар? Или Ледяной Волк? Он посмотрел на спящую Маму, думая, не разбудить ли её. Странное существо, тем временем, росло и Вылка уже смог разглядеть огромные сани, запряжённые оленями. В них восседал человек, чьи глаза так испугали его. Вылка зажмурился, а когда снова взглянул в окно, то увидел, что сани, проносятся совсем рядом. В свете луны стали отчётливо видны оленьи морды в хлопьях пены и старик в кроваво-красных одеждах. Лицо его, наполовину скрытое белой бородой, было одновременно безумно и неподвижно. Когда сани, объезжая стойбище, чуть накренились, глаза ещё раз блеснули и призрак исчез.

- Это Санта Клаус, - подошёл проснувшийся Отец.

- А к нам он не ворвётся?

- Не бойся, - засмеялся Отец. – Если попробует, то я его застрелю. Ложись спать, малыш.