podkrovatniy

Отрицание

Нет, того просто не может быть! Фантастические книги, фильмы про параллельные миры, мистические истории - всё это сказки для детей! Я, наверное, просто упал в обморок, сейчас надо мной стоит толпа любопытных, а один из них, случайно проходивший мимо медик, оказывает мне первую помощь.

Да, всё так и есть. По крайней мере, я точно знаю, что не может человек, пару минут назад шедший по улице, моргнув, провалиться вдруг в непроглядную тьму. Это галлюцинация, просто очень реалистичная. Всё это вот-вот закончится. А может быть, после того, как я очнусь, я даже не вспомню этого бреда.

Свет от экрана телефона кажется таким тусклым. Связи нет. Конечно, ведь это бред, а он чаще всего страшен. Что может быть страшнее для человека из века высоких технологий, чем отсутствие связи? Хотя, кое-что есть. Время на экране остановилось. Оно просто не движется. Я считал до тысячи, но цифры не сменились. Пламя от зажжённой спички едва теплится. А тьма как будто становится ещё плотнее, когда горит огонь.

Под ногами что-то вроде мелкого гравия. Вокруг меня - пустота. Страшно идти вперёд, потому что света не хватает, чтобы видеть, куда я ступаю. А ещё эта тишина. Стоило мне крикнуть, как я понял, что не буду больше этого делать. Звук такой, будто я кричу в комнате, обитой войлоком. Он истаивает в пустоте, едва срывается с губ.

Осторожно двигаюсь вперёд. Нет, это не комната. Я прошёл уже довольно много, но мои руки не встретили никакой преграды, а под ногами всё тот же шуршащий, как сухая змеиная кожа, гравий.

Гнев

Почему именно я? Неужели мало в этом мире тех, кто заслужил такое наказание? Сколько я здесь? Час? Сутки? Неделю? Я совершенно не представляю, сколько времени я брошу во тьме, осторожно нащупывая путь. Кажется, что вот-вот под ногой окажется провал, в который я, с криком, которого никто не услышит, упаду.

Почему на мои крики, переходящие в угрозы, никто не откликается? Ведь должен быть кто-то, кто всё это устроил, а значит, он должен ответить. Попадись мне этот шутник! Внеземная цивилизация? Правительственная организация? Заезжий гипнотизёр? Мне плевать, я вымещу всю свою злобу на первом же, кто попадётся мне на пути!

С остервенением я затягиваюсь сигаретой, зло вглядываясь во тьму: не мелькнёт ли там тень шутника, устроившего всё это. Только покажитесь мне, уроды, я уничтожу вас!

А ещё этот вездесущий гравий. Я уже сто раз останавливался, чтобы вытряхнуть из ботинка очередной колючий камушек. Как не распинывай его ногами, меньше его не становится.

Получите! Окурок щелчком отправляется в темноту. Надеюсь, он попадёт в лицо тому, кто смотрит за моими скитаниями из этого чёртова лимба. Но красный светлячок рассыпается тусклыми искрами, упав за несколько шагов от меня, и гаснет. Когда же это закончится? Чёрт побери!

Торг

Ничего не случается просто так. Если я оказался здесь, значит, это кому-то нужно. Что вам нужно? Если бы только кто-то дал мне хотя бы намёк... Я уже готов сделать всё, что угодно, чтобы выбрать отсюда.

Но ни переговоры с невидимым устроителями этого идиотского розыгрыша, ни обещания, не помогают. Я даже вспомнил пару молитв. В ответ мне всё те же темнота и тишина. Я бы отдал всё, что у меня есть, чтобы хотя бы ощутить дуновение ветерка, но когда я зажигаю спичку, огонёк горит таким ровным пламенем, будто воздух не двигается вовсе.

О, я готов на всё, лишь бы выбраться. Я буду жить так, что меня будут ставить в пример и детям, и взрослым. Займусь благотворительностью, буду отдавать четверть, нет, половину своей зарплаты в детские дома. Я буду раздавать горячий чай бездомным всю зиму. Что я могу сделать, чтобы меня выпустили отсюда?

Столько обещаний я не давал за всю свою жизнь. Сейчас со мной можно делать всё, что угодно за луч света, звук, прикосновение. Я просто хочу почувствовать хоть что-то. Пожалуйста... Умоляю...

Депрессия

Я не знаю, сколько я тут и сколько километров я прошагал. Скорее всего, я просто хожу по кругу, хотя возможности проверить это у меня нет. Разве что оставлять какие-то вещи, надеясь набрести на них. Но что это мне даст...

Заряд батареи в телефоне заканчивается, как и спички, и сигареты. Скоро у меня не будет даже того слабого света, которые они дают в этом тёмном мире. Я устал. Просто безумно устал. Нет никакого смысла куда-то идти, кричать в пустоту. Здесь никого и ничего нет. Я в этом точно убедился. Остаётся только сесть и ждать. Умирать не хочется, но ещё больше, чем страх смерти, тяготят мысли о том, что всё это будет длиться бесконечно. Голода и физической усталости я не чувствую, хотя пробыл здесь уже долго. У меня нет ни малейшего представления о том, как устроен этот мир, и это - самое ужасное.

Будь у меня хотя бы наручные часы... Но я их никогда не носил. Может быть, хотя бы секундная стрелка смогла бы стать моим смыслом жизни здесь, где цифры на электронном табло, мигающем красным индикатором батареи, не сменяются вот уже целую вечность.

Интересно, я смогу убить себя стеклом, снятым с экрана телефона? Эта мысль впервые за долгое время хоть чуть-чуть оживляет меня. Боже, какая ирония...

Принятие

Я ничего не могу сделать. Это факт. Лечь и лежать - вот моё хобби на ближайшие миллиард бесконечностей лет. Мелкие камни, из которых вкупе с темнотой состоит этот мир, не такие уж и холодные. Это плюс. Неужели, я начал находить достоинства в своём нынешнем состоянии? Ну надо же.

Если обращать внимание на такие детали, то и развлечений у меня масса. Например, я могу считать камушки, перекладывая их слева направо. Неплохое занятие для обречённого коротать вечность.

Последняя сигарета дотлевает до фильтра, гаснет красная точка, оставляя запах табака. Но и он улетучивается, оставляя меня один на один с ничем.

Когда мне впервые приснился этот сон, я испугался. Я шёл по ночному лесу, как наяву ощущая запахи, блики лунного света в листве, слыша шуршание невидимых полуночных зверей в кустах. Я шёл всё быстрее, пока не сорвался на бег. Двигаясь всё стремительнее, я опустился на четвереньки. Так бежать было легче. Этот простой факт не вызывал сомнений. Картина сна, и без того безупречно ясная, заиграла симфонией звуков, запахов и оттенков. Я ощущал беспредельную свободу, для меня здесь не было преград. Я перепрыгивал поваленные деревья, весенним ручьём огибал стволы тысячелетних дубов. Встречный ветер струился в моей шерсти. Я взял след и шёл по нему, наслаждаясь охотой.

Удовольствие, которое я испытал, вонзая клыки в не ожидавшего встретить хищника оленя, было несравнимо с теми серыми эмоциями, что были доступны мне по ту сторону сна. Горячая кровь хлынула в моё горло, утоляя бешеную жажду: солоноватая, насыщающая лавиной вкуса. Это была не просто пища. Она была мне наградой и манной небесной.

Тем утром я проснулся невероятно бодрым и отдохнувшим. Я впервые за долгие годы умылся холодной водой, не прячась от ледяных, обжигающих капель, расцветающих на моей коже красными пятнами. Мне не хотелось есть. Еда моего мира пахла и была на вкус как картон.

Единственное, чего я хотел - это вернуться в свой сон. Я боялся ложиться в постель и безумно желал этого. А что, если это всего лишь одно из вереницы сновидений, что стираются из памяти, оставляют только сладкое послевкусие и тоску по однажды испытанному блаженству?

Но сон вернулся. Лес был всё тем же, только луна пряталась за облаками и деревья кутались в беспроглядную тьму. Беспроглядную для моего человеческого глаза, но прозрачную, будто океанская вода, для янтарных глаз волка.

Я не бежал - летел, едва приминая траву, разбрызгивая ночную росу, а из горла рвался счастливый щенячий визг, перемежаясь рыком большого и сильного зверя. Только я и бесконечный лес. Только ночь и моя охота.

Время в том мире шло по-другому. Пока в яви я проживал бесконечно длинный офисный день, наполненный пустотой до краёв, там проходили десятки лет. Я видел, как вырастают и умирают, поваленные ураганом, вековые сосны. Диковинные животные приходили в лес, обзаводились стаями и уходили прочь, уступая место новым, ещё более удивительным. Ветер приносил семена странных цветов, которые распускались в ночи моих визитов, салютуя мне залпами чудесных ароматов.

Я даже стал свидетелем того, как в лесу появились люди. Они были смешны и неумелы. Проносясь стрелой по лесу, я замечал следы их пребывания. Они не умели охотиться, поэтому копали корешки, как дикие свиньи, объедали с кустов ягоды, обдирали кору с деревьев. Никто не боялся меня так, как они. А я не трогал их. Уж слишком резкой и неприятной была их вонь, резкий запах страха. Я охотился на могучих кабанов, быстрых косуль, неповоротливых глухарей, ловких зайцев, не брезговал и лягушками, мышами, ящерицами. Лес отдавал мне свою кровь, а я дарил ему протяжный мелодичный вой, звенящий от земли до звёзд.

В своём мире будни текли всё медленнее. При свете дня я чувствовал себя мухой, попавшей в смолу, стекающую по древесному стволу. Отчёты, графики, совещания. Усталость, нервные срывы и последовавшая за ними бессонница грозили превратить меня в одну из тех несчастных букашек, которых смола рутины поглотила, навечно превратив в пленников янтаря. В часы редкой беспокойной дрёмы я не видел снов, отчего просыпался разбитым и серым от усталости.

Пусть это и грозило мне увольнением, но я оставил на работе недоработанный квартальный отчёт, купил в аптеке снотворного и вернулся домой с чётким желанием уснуть и снова очутиться в шкуре волка, бегущего сквозь свой родной лес.

Но ощущение радости и свободы было омрачено. Лес пах страхом и железом. Он будто провонялся смрадом, идущим от тех верещащих людишек, что, бывало, встречались мне на моём пути. Моё чутьё предупредило меня об опасности. В траве на одной из троп стоял капкан. Как же долго меня не было, если за это время полуголые дикари научились переплавлять слитки сырого железа в подлые ловушки...

От этого запаха шерсть на загривке вставала дыбом. Я разрядил столько капканов, сколько смог. Единственной пищей для меня в эту ночь стала пара кроликов - слабое утешение для хищного зверя так долго не выходившего на охоту. Я видел человека и он стрелял в меня из лука. Стрела, пущенная дрожащей рукой, ушла высоко, сбив листву над моей головой. Озадаченный и сбитый с толку, я ушёл прочь. Мне ещё никто не противостоял в моём лесу.

Наутро, приняв твёрдое решение вернуться в лес следующей же ночью, я забыл о нём в круговерти навалившихся дел, потерял счёт времени. Сколько недель прошло? Две? Три?

Когда я, вытащив очередной билет в свои сновидения из шуршащего блистера со снотворным, вернулся в свой лес, в воздухе витал пороховой дым. Даже самые неугомонные обитатели здешних мест сидели по своим норам не шевелясь. Животные предпочитали голодную смерть гибели от бьющего без промаха свинца.

В эту ночь я впервые убил человека. Он встал на моём пути, нахально вскинув ружьё. Заряд картечи оторвал мне кончик уха. Второй залп ушёл в небо, когда владелец оружия, хрипя, повалился под массой моего тела. Его кровь, мерзкая и смрадная, не утоляла голод, а только распаляла жажду мести. За первым последовал второй, а за ним третий. Это уже не было охотой. Я казнил захватчиков моего леса одного за другим.

Мир яви не желал отпускать меня так просто. Он боролся с моей ночной жизнью, бросая в авангард войны весь свой офисный потенциал, бил в меня зарядами бытовых неурядиц, вис на мне грузом бесполезной ответственности. Уйти в сон становилось всё труднее. На ужин у меня было всё то же снотворное, только теперь более мощное.

В глазах тех, кому не повезло встретить меня на ночных тропинках, я видел суеверный страх. Я стал демоном этих мест. А они придумывали всё новые и новые методы борьбы со мной. Мне всё чаще встречались просеки в бывшем когда-то бесконечным зелёным океаном лесу. Ловушки становились всё изощрённее. На моей шкуре каждую ночь появлялся новый шрам.

В один из дней, сидя в своей клетке из пластика, бетона и стекла, я вдруг осознал, что даже своим человеческим обонянием я чую знакомый мне смрад. Я чуял его здесь, наяву. Я встал, боясь, что если я не сделаю это прямо сейчас, то не решусь ещё долго. Кто знает, как изменится мой лес за это время. И, самое главное, останется ли в нём место для меня.

Отключив телефон, разрывающийся от звонков с работы, я лёг в свою кровать. Знакомое чувство свободы нахлынуло как всегда неожиданно, сметающей все условности этого мира волной. И я снова бежал по своему лесу, уворачиваясь от свистящих мимо широкого лба пуль, сминая закованные в армированную броню тела охотников, вычищая смрадную мразь из своего дома.

Я валился с лап. Никогда я ещё не проводил во сне столько времени. Меня неумолимо тянуло проснуться, но я как мог боролся с этим. Я не останавливался ни на секунду. Скольких осквернителей леса я убил за эту ночь? Я сбился со счёт, да и какой смысл был считать их...

Небо над вершинами деревьев окрасилось в нежно-розовый цвет. Вставало солнце. Я никогда не видел рассвета над своим лесом. Я остановил свой бег, встал посреди широкой поляны, вслушиваясь в просыпающийся мир. Робко начинали петь птицы. Выходили из своих убежищ животные. Вонь крови убиенных, смешанная со смрадом оружейной смазки, уносилась лёгким утренним ветром. Я видел рассвет, а это могло значить только одно: я стал не просто гостем в этом мире, я стал его частью.

Выбрав ель поразвесистее, я устроился на мягкой подушке хвои, положил тяжёлую голову на лапы. Сон, по-волчьему чуткий, смежил веки. Может быть, мне приснится, как я, в шкуре уставшего человека с тёмными кругами под глазами, разбираю бесполезные бумаги. Но это будет лишь сон.

Слава зиме, что опускает на землю покрывало ночи так рано. Времени, чтобы успеть всё, и без того не хватает, а заходи солнце чуть позже... Кто знает, сколько детей остались бы без его амулетов, сколько из них не дожили бы до весны.

Морозный воздух совсем не чувствуется, когда на плече огромный мешок с зачарованными вещицами, а времени, чтобы разнести их все, остаётся с каждой минутой всё меньше. Грузный мужчина в красном тулупе, не останавливаясь ни на секунду, оттягивает ворот, чтобы хоть немного освежиться. Пар, срывающийся с его губ, лёгким облачком улетает к звёздному небу.

- Крааааампуууууус...

Зловещий шёпот, слышимый на пределе возможностей уха. Он идёт отовсюду и из ниоткуда. Кажется, что разом становится ещё холоднее. Мужчина хмурится, спина выпрямляется, но он даже не замедляет шага. Ещё в одном доме трое мальцов - две девочки и совсем крохотный мальчик - только что получили свои амулеты. Куклы и плюшевый мишка, ребятня не расстанется с ними до следующего нового года, а там и новая партия оберегов, свеженьких, ещё не растерявших своей магической мощи, подоспеет.

- Крааааампуууууус...

Где он? Следит из-за холма? Выглядывает из заброшенной норы? Спрятался в ветвях мёртвой осины? Трусливая тварь. Интересно, осмелится ли он напасть в этом году. От него можно ждать чего угодно. Не человек и не зверь, такого нельзя предугадать, можно лишь быть всегда готовым к его нападению.

В снегу остаются глубокие следы тяжёлых сапогов. По ним его легко выследить, но думать об этом нет времени. В доме на конце деревни ещё один ребёнок, почти подросток, но всё ещё нуждающийся в защите. И для него в уже начинающем худеть мешке найдётся защита.

- Крааааампуууууус...

Порыв ветра острыми иголками снежной пыли пытается пробить кожу, привычную к самым лютым морозам, но это слишком слабая угроза, чтобы хотя бы напугать мужчину в тяжёлом тулупе. Он бил чёрное порождение зла сотни раз и всегда выходил победителем из схваток. И всегда мерзкая тварь ускользала от окончательного поражения, чтобы угрожать детям рода человеческого, чтобы выслеживать своего заклятого врага в последнюю ночь года, чтобы исходить злобой во тьме.

- Крааааампуууууус!

В его напряжённой фигуре не страх, но готовность к бою. Чему быть, того не миновать, а если что, то на красной одежде не видно пролитой из ран крови, и ночь достаточно темна, чтобы люди не увидели, как сходятся лицом к лицу их защитник и алчущий крови их чад монстр. Они будут мирно спать в своих домах, веря, что их защитит он - добрый дух зимы.

Те, кто проектировал питерские дворы-колодцы, меньше всего заботились о личной жизни будущих обитателей мрачных с самого момента их постройки квартир. Никогда не хотел жить в таком, но обстоятельства сложились так, что мне пришлось снять квартиру в одном из старых домов, окна которой выходили прямо в узкий дворик. За финансовые неудачи пришлось расплачиваться "шикарным" видом на обшарпанную серую стену с трескающейся штукатуркой, в которой темнели завешенные разномастными занавесками окна.

Этот вид мне не удалось оценить в полной мере в первый вечер. Пока я перетаскал из машины весь свой нехитрый скарб, я так устал, что сил хватило только на то, чтобы покурить в форточку, глядя сквозь осеннюю хмарь на соседнюю стену. В иных квартирах горел свет, я как стандартный обыватель попробовал было подглядеть за своими новыми соседями, но в плотном тумане окна только желтели неинформативно расплывчатыми пятнами.

Следующее утро я начал со своей главной плохой привычки, которая меня непременно убьёт, - я закурил, подойдя к окну. Двор был тёмным, солнечный свет, и без того по-питерски скудный, просачивался сюда будто сквозь шаль, накинутую на крыши дряхлой улочки. Я приметил свою машину, оставленную под окнами, посмотрел на выходящую из соседнего подъезда семью, выпустил струю дыма в распахнутую форточку. Прямо из окна напротив на меня смотрела старушка. Зрелище было жутковатое. На окне никаких штор, в квартире полная темнота, а старуха глазела точно на меня, ошибки быть не могло.

Никогда не жаловался на зрение, так что я хорошо мог рассмотреть её. Высокая, худая, с заколотыми наверх седыми волосами, поджатыми тонкими губами и злющими глазами. От неё просто веяло недружелюбностью. Она заметила, что я смотрю на неё, покачала неодобрительно головой. Мне даже расхотелось курить, а о том, чтобы выкинуть окурок в окно теперь и речи идти не могло. Пришлось тушить сигарету в оставшемся от бывшего владельца цветочном горшке. В список дел на день я мысленно подставил два пункта: высыпать кофе из банки, чтобы соорудить пепельницу, и купить шторы поплотнее.

На протяжении следующих дней, пока я приводил свои дела в порядок, я не обращал внимание на то, что творится за окном. Уходил из дома я с рассветом, а приходя поздним вечером, падал на тахту и засыпал мертвецким сном. Шторы я, конечно, благополучно забыл купить.

Наконец, у меня выдался выходной. Я провалялся в кровати до полудня, наслаждаясь отсутствием необходимости куда-то бежать и что-то делать. Встал с кровати и тут же подхватил одеяло, завернулся в него, как в халат. В окне напротив торчала та самая бабка, которую я увидел в первый день. Она с мрачным осуждением пялилась на меня, кажется, даже ехидно улыбалась, мол, чего ещё от тебя было ждать. Мне вдруг стало не по себе. Караулила она меня что ли?

Я приготовил кофе и нехитрый завтрак, злорадствуя по поводу того, что моя мрачная наблюдательница не может видеть меня хотя бы на кухне. Забросив в себя бутерброды, я вымыл посуду, подмёл пол, оттягивая момент, когда мне всё же нужно будет вернуться в комнату. Перспектива провести весь день на кухне меня не прельщала.

Бабка была на месте. Я бы подумал, что это манекен, если бы она не двигалась. Она то скрещивала руки на груди, откидывая голову назад, как художник, брезгливо разглядывающий картину своего бесталанного коллеги, то подавалась вперёд, будто хотела рассмотреть пятна соуса на моей футболке. Я забился в угол тахты, взяв в руки книгу, которую читал уже пару месяцев, но данное себе обещание дочитать её наконец сегодня, в первый по-настоящему свободный день, никак не получалось выполнить. Мысли о старухе не давали покоя. Я постоянно находил повод встать и пройтись по квартире, украдкой кидая взгляд в окно. Ни разу у меня не получилось застать старуху не на посту. В наступившей вечерней темноте я перестал видеть её, но спокойнее от этого не стал. Я точно знал, что она стоит у окна и будет стоять там всю ночь.

На следующий день я вернулся с работы с самыми тяжёлыми шторами, которые только смог найти. Я вешал их и откровенно ухмылялся, глядя на старушку. Пусть теперь купит хоть морской бинокль, ей не рассмотреть, что я делаю у себя дома. Когда шторы были повешены, я вздохнул освобождённо.

Посреди ночи я проснулся от грохота. Упал карниз, на который я повесил штору. Стараясь не смотреть в окно, я оценил масштаб трагедии. Саморезы, на которых карниз висел, выскочили из рассыпающейся стены. Повесить их прямо сейчас я не мог, просто не было инструментов. Я злился и мне было немного жутко несмотря на весь скептицизм относительно потусторонней ерунды. В окно я старался не смотреть. Уснуть, конечно, не удалось. Я так и пролежал до рассвета, вглядываясь в темноту.

Мысли мои теперь были заняты не решением накопившихся проблем, а тем, как бы понадёжнее отгородиться от старухи в окне напротив. Я даже убежал пораньше с работы, чтобы успеть в строительный магазин, где купил перфоратор, который мне, если подумать, был вообще незачем, и приехал домой в боевом настроении. Моя борьба за личное пространство приобретала характер войны. Я с остервенением принялся сверлить стену.

Когда карниз был повешен, я, обсыпанный кирпичной крошкой, инфернально улыбнулся напоследок маячившей на своём обычном месте старушке и резко задвинул шторы. Finita la commedia, бабуля. Идите смотреть телевизор.

Казалось бы, проблема решена, спать бы сном младенца, но нет. Стоило мне закрыть глаза, как начинала сниться какая-то чертовщина. То я оказывался в аквариуме, сквозь стенки которого на меня пялились толпы старушек, то сидел на лавочке с Родионом Раскольниковым, жалуясь ему на то, что современные старухи совсем распоясались.

Как только рассвело, я, как школьник, выглянул из-за шторы и тут же спрятался вновь. Вредная соседка стояла за своим окном, как жуткая статуя. Она вообще когда-нибудь спит? Я развёл кипятком остатки кофе и вышел во двор. Отсюда, снизу, окна толком было не рассмотреть. Я зло сплюнул в грязь, завёл машину и уехал на работу.

С работы я снова ушёл пораньше. Сосредоточиться ни на чём не получалось из-за недосыпа и злости на старушку, которая сейчас, скорее всего, попивает чай и готовится к вечернему бдению у окна. Я приехал домой и вышел из машины. В квартиру подниматься не хотелось. Я знал, что как параноик буду нарезать круги у окна, выглядывая из-за шторы и всерьёз размышляя о том, не обладает ли старушка рентгеновским зрением. И почему это вызывает у меня такое беспокойство? Мало ли пенсионерок, которым нечем больше заняться, кроме как пялиться в чужие окна.

В конце концов я не выдержал. Я толкнул дверь подъезда напротив и поднялся по лестнице, нашёл квартиру, зеркальную моей. Дверь была старой, обшарпанной и очень грязной. Я постучал по дерматиновой обшивке кулаком. Во мне закипал гнев, я готовился высказать всё, что думаю о назойливой вуайеристке. За дверью было тихо. Я дёрнул за ручку, дверь со скрипом открылась.

Понимая, что захожу слишком далеко, я тихонько вошёл. Захламлённое пространство, мусор и пыль повсюду, паутина, свисающая из углов длинными бородами. Здесь просто не мог никто жить. Стараясь не шуметь, я прошёл дальше, заглядывая за каждый угол. Квартира была пуста. Неужели ошибся? Переступая через остатки разбитой мебели, я подошёл к окну. Нет, ошибки быть не могло. Вот моё окно, занавешенное плотной бордовой шторой. По спине у меня пробежал ледяными лапками пренеприятнеший холодок. Штора колыхнулась и резким рывком отодвинулась в сторону. На меня взглянул я сам. Вот только улыбка была не моей. Губы брезгливо кривились в уничижающей ухмылке, подбородок был вздёрнут, как у старой интеллигетнши, кичащейся своими прадедами-графьями.

Как загипнотизированный, я сделал пару шагов назад, не отрывая взгляда от своей копии, споткнулся обо что-то, упал. Надо было убегать отсюда куда глаза глядят, прочь от этой чертовщины, но тело не слушалось. Я пытался подняться на несгибающиеся ноги, пытался успокоить сбившееся на одышку дыхание. Перед глазами всё плыло, вдруг стало темно. Что-то не так было с руками, которые вдруг перестали меня слушаться. Я поднёс кисти к лицу, щурясь и с трудом фокусируя взгляд, закричал от ужаса. Руки будто обернули в старый пожелтевший от времени пергамент. Сухая стариковская кожа обтягивала узловатые суставы и пульсирующие вены. Кое-как, шатаясь, я поднялся. Прямо передо мной на стене висело большое старинное зеркало - единственная целая вещь во всей этой разгромленной квартире. Из него на меня смотрела седая старуха, дрожащая и напуганная, совсем не такая, какой я привык видеть её в своём окне.