Farf4lla

- Мама, мама, смотри!

Айша тыкала пальцами во все подряд, едва ее взгляд перескакивал от одной экспозиции к другой. Девочка была увлечена прошлым и каждый раз приходила в неописуемый восторг, если родители соглашались поехать в исторический музей. Особенно ее привлекали залы доплазменной эпохи, где Айша знала наизусть все лекции гидов, но все равно готова была слушать их с искренним упоением.

- Да, детка, я рада что тебе нравится.

Ее мать едва поспевала следом. Она помнила себя в этом возрасте и радовалась, что дочь больше прельщают храмы науки, а не стихийные вечеринки с стимуляторами и новомодными расширителями сознания.

- Какая прелесть! Вроде уже много раз была здесь, а все равно впечатляет.

Айша прижалась к мелко зарябившему ультразвуковому барьеру, пытаясь как можно ближе разглядеть то, что на другой стороне.

- Детка, мне нужно найти папу и твою сестру. Побудь здесь, пожалуйста.

Айша буркнула что-то неразборчивое, не отрываясь от созерцания, и даже не заметила, как осталась одна.

Зато она хорошо видела небольшую планку, закрепленную на основании вибрационного блока. На ней было выгравировано описание экспозиции.

"Адам и Ева. Типичные представители эволюционной ветви homo sapiens. Первооткрыватели генома superior, который послужил отправной точкой в становлении нового доминирующего вида. Физическая оболочка восстановлена по останкам, возраст которых на момент раскопок оценивается в двенадцать тысяч лет"

Прямо к Айше тянулась мужская рука, толи указывающая путь, толи желающая схватить ее. Женщина сидела на коленях, глядя куда-то в пространство. Оба человека были худыми, с бледной эластичной кожей, морщинами и складками выделяющейся на лицах. Глаза были черными. Гид всегда говорил, что это абсолютная истина, но Айша не верила ему. Она хотела, чтобы эти маленькие оптические сенсоры, называемые зрачками, были окружены чем-то вроде яркого океана цвета.

- Детка, идём, нам пора!

Айша вздохнула, подпрыгнула и шлепнула по барьеру на той высоте, где застыла человеческая пятерня.

Эйгор вальяжно шагал по темному переулку следом за толстой крысой. Зверек перебегал от одной кучи мусора к другой, замирал, к чему-то принюхиваясь, изредка перебирал лапками куски гниющей органики, и двигался дальше.

Тоже ненадолго замедляя шаги, Эйгор поднимал руку к шее и скреб ногтями по плотным чешуйчатым наростам. Зеленовато-желтый цвет переливался в неоновых огнях рекламного щита на проспекте, край которого как раз заглядывал в переулок. Два первых иероглифа складывались в несуществующее слово или имя, слишком странное даже для наступивших времен.

Крыса громко и недовольно запищала, забравшись в дырявое ведро. Ее лапы и хвост барабанили по ржавеющему металлу, словно камлающий шаман молил небеса о дожде.

Эйгор запрокинул голову и посмотрел вверх.

Привычные узоры звезд были рассечены красноватыми мерцающими линиями. Больше всего это напоминало сцену из шпионских фильмов, когда главный герой распылял что-то в воздухе и благодаря этому проявлялись лазерные лучи охранной системы. Да уж, метафоры точнее и придумаешь. Охранная система, толи установленная высшими существа и вселенной, толи самой матерью природой, обозлившейся на род людской и навсегда запершей их на умирающей планете. С тех пор, как произошла первая утечка, прошло уже десять лет, но все становилось только хуже. Никто уже не пытался что-то исправить. Каждый, кто смог смириться и приспособиться к новым условиям, жил так, как получалось.

Он помотал головой и снова посмотрел себе под ноги.

Крыса выбралась из ведра с каким-то совершенно неаппетитным шматом чего-то розоватого в зубах. Зверек поднялся на задние лапы и передними пытался поскорее запихнуть большую добычу в маленькую пасть с кривыми клыками. В еще одном блике света стало отчетливо видно поперечный шрам, проходящий через правый раздвоенный глаз.

- Мы теперь все немного уроды, приятель, - усмехнулся Эйгор.

Достав из кармана кусок недоеденного прессованного хлебного субстрата, он бросил его крысе, а сам зашагал дальше, длинным пушистым хвостом натянув на голову капюшон.

- Мы столько времени сюда добирались, а в итоге, я не чувствую ничего, кроме желания провалиться в долгий сон. Это из-за холода?

Глория, вяло ворочая языком, повернула голову к сидящему рядом мужчине.

- Пожалуй. Зато какой вид! Мы в первом ряду.

Она хрюкнула, пытаясь засмеяться, но в горле что-то забулькало, тут же выливаясь через губы желтовато-багровой слюной.

- Мы на сцене, Питер, а весь мир зрители. Или скорее, говоря модным языком, участники интерактивного представления.

- Никогда не хотел быть актером.

- Да уж, тебе ближе режиссерское кресло. Извините, мистер Джексон, но скажите, почему вы решили снимать фильм-катастрофу?

Глория тяжело подняла вывернутую руку. Сжимая в ней обломок древесной ветки, словно микрофон, и поднесла его к лицу собеседника. Питер пытался сделать серьезное лицо, но не выдержал и хохотнул.

- Это вышло случайно, мы с моей женой решили отправиться в горы…

Мимо них, неся за собой шквал ураганного ветра пронеслась огромная птица. Размах кожистых крыльев достигал нескольких метров, а тело по размеру не уступало люксовому автомобилю. В клюве, больше похожем на камнедробилку, болталась коровья голова.

- Это был романтический отпуск, - тихо подсказала Глория.

- Да, да, именно он. Мы любим путешествовать, и когда выдается возможность, всегда используем ее на максимум. Чертовы горы.

Питер закашлялся, пошевелился и тут же застонал от боли. Его шея была перевязана обрывком рубашки, когда-то белой, а сейчас цвета темного заката.

- Ты не захотел ехать к моей маме в Бордо, так что сам виноват.

- Я и не спорю.

Птица сделала несколько кругов над уступом, который они занимали, не проявила к людям никакого интереса, и спикировала вниз, скрывшись в густом тумане над долиной. Сквозь плотную серую завесу можно было разглядеть разноцветные вспышки, искры и языки пламени. Никакие звуки до сюда не долетали, но они наверняка были и звучали просто душераздирающе.

Глория посмотрела вверх, туда, где обычно светило солнце и плыли далекие облака.

Небо будто исчезло. Кто-то щелкнул хитрым выключателем, и атмосфера стала прозрачной, обнажив глубину космического пространства, со всех сторон укрывающего планету. Звезды, мерцающими россыпями блесток, становились все ярче, словно приближались или увеличивались в размерах. А вот солнца не было. Только черный свет на месте некогда величественного гиганта.

- Связи так и нет?

Питер взглянул на трубку спутникового телефона, который не подавал признаков жизни.

- Нет.

- Мы ведь вместе открыли коробку, дорогой? Это же не я выпустила в мир все это…

- Если тебе важно, то да, я тоже держался за крышку.

Она положила голову ему на плечо, стараясь не двигать поврежденной рукой и не опускать взгляд вниз, где упавший с высоты камень размозжил ее ногу, зажав под собой и часть бедра.

- Вроде как, на самом дне должна остаться надежда.

Слова давались ей все тяжелее, да и дыхание мужа становилось все более отрывистым. Глория чувствовала это по вздыманию его груди, менее амплитудному и дерганому.

Питер пошарил левой рукой рядом с собой, пока его пальцы не уперлись в матовый гранитный бок небольшого ящика с диковинными, слабо светящимися молочным светом, узорами по всей поверхности. Края коробки были надломаны, откусаны, сбиты и обожженным, когда крышку сняли человеческие пальцы и все содержимое этого странного ящика вырвалось на свободу.

- Вряд ли надежда похожа на бутылку, но...

Он достал стеклянный сосуд с колыхающейся в нем янтарной жидкостью. Зубами выдернул пробку, выдохнул и сделал глоток. Поморщился и что-то гортанно выкрикнул, замотав головой, позабыв про свою рану.

- Какая дрянь. Хозяйка ящика явно не была сильна делать хорошее пойло.

Глория снова засмеялась, взяла протянутую ей бутыль и тоже глотнула. Сладкий обжигающий вкус, наполненный нотками черноплодной рябины и редьки, заставил слезиться ее глаза.

- Не самое плохое последнее угощенье, - прокомментировала она.

- Да уж, это точно.

Чуть приподнявшись, Питер дотянулся губами до ее губ и поцеловал.

- Спасибо за нас, дорогая, я люблю тебя.

- И я люблю тебя!

Они снова поцеловались, а потом одновременно увидели, как из тумана вырвался гигантский разинутый рот чешуйчатого чудовища, вздымающийся над землей и явно намеревающийся поглотить как минимум большую часть горного пика, все еще возвышающегося над серой пеленой.

Магазин был точно таким же, как и вчера.

Кейси зашла в полутемную лавку через дверь со стеклянным окном, частично завешанным круглой желтой тряпкой с какими-то алыми разводами. В воздухе, разрезанном лучами заходящего солнца, мелькали пылинки. Их было удивительно немного для такого захламленного помещения. И пусть все предметы лежали в какой-то определенной системе, понять ее, кому-либо кроме хозяина, было невозможно.

Тут и там виднелись голые манекены, со множеством вбитых в них гвоздей, на которых висела бижутерия и мелкие предметы дамского гардероба. С потолка, на длинных веревках, спускались старые абажуры и плафоны без лампочек. Так они напоминали безуспешные попытки мастера создать нечто идеальное, но каждый раз получалось то, что получалось: старье и рухлядь. Стены украшали картины в тяжелых кованых рамах и пластиковых карнизах, будто соединенных на канцелярский клей и вот-вот готовых развалиться. Пять витрин до пояса взрослого человека, образовывали не очень правильную, но все же знакомую геометрическую фигуру, в центре которой находилось свободное пространство для покупателей.

- Простите, мистер, вы здесь?

Кейси топталась на месте возле двери.

Ей совсем не хотелось идти дальше. Холодные капельки пота стекали по ее спине. Тяжелый рюкзак только усиливал ощущение чего-то противного, шевелящегося под одеждой.

На входной двери болтался колокольчик, и он издал мелодичный щебет, когда девушка зашла внутрь. Сейчас казалось, что этого было недостаточно.

Собрав волю в кулак, Кейси подошла к центральной витрине и шлепнула ладонью по старомодному звонку, вроде тех, что были в каждом мотеле прошлого века. Звук вспыхнул и унесся куда-то вглубь магазина, в проход, скрытый от глаз темно-багровой портьерой.

Стянув рюкзак с плеча, Кейси принялась в нем копаться, доставая объемный предмет, зацепившийся за что-то внутри.

- Вам помочь?

Вкрадчивый учтивый голос, заставил ее вздрогнуть. Она едва не выпустила все из рук, но тут же вцепилась изо всех сил в свои вещи и сделала шаг назад.

За прилавком появился высокий тощий мужчина с закрученными усами, как у известного художника, зачесанными назад пышными седеющими волосами и приторной улыбкой на губах. Рот у него был большой и создавалось впечатление, что это совсем не улыбка. Выдающиеся надбровные дуги скрывали цвет глаз в тени. Длинный нос с горбинкой и острый подбородок с аккуратной бородкой. Он мог бы сыграть очень типажного персонажа в кино, но почему-то занимался торговлей.

- Нет, не надо… А да, я здесь… - Кейси замолчала, выдохнула, мотнула головой, - Я вчера купила у вас эту штуку. Люблю подобное, знаете ли. Но она не работает.

На стекло витрины опустился черный кофр без маркировок, под крышкой которого покоился фотоаппарат типа полароида, но похожий на него только по принципу работы. В остальном это была модель совсем иная и, судя по тому, как выглядела, намного удобнее в работе.

- Позвольте вас заверить, что все вещи, которые я продаю, полностью исправны, мисс.

- Да я не сомневаюсь, но вот, что-то не работает эта камера. Сами посмотрите, - Кейси снова начала копаться в рюкзаке, - и я так и не поняла, что там с количеством снимков. Стандартная кассета уже должна была закончиться, но я не смогла открыть лоток для смены.

Мужчина без особого интереса наблюдал за ее манипуляциями. И едва бросил взгляд на появившиеся в руках девушки фотокарточки, на которых все было смазано и нечетко, будто объектив был не исправен, или кто-о забыл настроить его фокус.

- Вот. Хочу свои деньги назад.

Ее голос прозвучал не очень громко, но все же довольно решительно.

Хозяин магазина достал фотоаппарат из кофра, повертел его, щелкнул парой рычажков, сливающихся с прорезиненной рукояткой, перевел защитный экран со вспышкой в верхнее положение, подготовив его к съемке, не поднося к своим глазам навел на Кейси и надавил пальцем на кнопку спуска затвора.

- Эй, какого черта!

Девушка снова отпрянула, на миг ослепленная вспышкой. Когда она проморгалась, то увидела, как мужчина трясет вылезшую из фотоаппарата карточку в воздухе, дожидаясь, пока она проявится.

- Ну вот, - улыбнулся он, - я же говорил, что все работает.

Едва взглянув на снимок, Кейси в ужасе вскрикнула и все-таки выронила рюкзак. На фотографии она увидела саму себя, в цветочной блузке, которая была на ней сейчас. Только вот одежда была заляпана кровью, клок волос выдран прямо из головы, чуть повыше лба. Губы разбиты, под глазом темный синяк. Большой разделочный нож, зажатый в чьей-то руке приближался к ее горлу с любимой золотой цепочкой, на которой болтался маленький крестик.

Продолжая кричать теперь уже на одной ноте, девушка бросилась прочь.

А хозяин магазина, спокойно поставил фотоаппарат на прилавок, развернулся и одернул портьеру, за которой на широкой полке в ряд стояло множество снимков. Пристроил крайней фотографию Кейси, наклонился и достал из ящика, с кучей огнестрельного оружия разных марок, пилами и длинными сверлами, кухонный нож. Выпрямился, сравнил его с тем, что застыл в движении на карточке, и кивнул, двинувшись следом за удаляющимися воплями.

- Всё-таки здесь совсем неплохо. Чем-то напоминает Вест-Пойнт, но вы там точно не были.

Стигг покивал головой в подтверждение своих слов, закинул в рот последний кусочек протеинового батончика и с наслаждением заложил руки за голову, глядя вверх.

- Мне было восемь, когда мечты человечества о дальнем космосе стали реальностью. Изобретение новых двигателей, эти странные гравитационные штуки и прочее. Все так радовались. А потом оказалось, что желающих свалить с матушки Земли полно только на словах. Те, кто все же решался не проходил по медицинским показателям или ещё какой-то причине. Было смешно. Ну в смысле я бы посмеялся, если бы понимал что-нибудь тогда.

Прозрачные восьмигранные панели у него над головой имели множество соединённых в единый механизм реле и подвижных пневматических подъемников, которые позволяли изменять угол наклона, в зависимости от бьющего в них светового потока: чтобы ограничить его или наоборот усилить. Некоторые были затемнены или просто выглядели, как после пожара.

- Я решил, что стану морпехом. Папаша у меня был хреновым примером, но фильмы по телеку шли классные. Записался, как только возраст позволил. Думал, что посмотрю мир, да и девчонки любят военных. Но потом все пошло не по плану. Нет, я не говорю, что тот придурок сам себя застрелил, но ведь и я как бы делал свою работу. Подумаешь был немного пьян.

Он прочистил горло и уже готов был сплюнуть в сторону, как вспомнил, где находится. Прохрипел что-то с полным слюны ртом, нашарил рукой под стулом с откидной спинкой превращенную в емкость для мусора пустую жестянку из-под тушенки.

- Да уж, было время, - Стигг вытер тыльной стороной ладони губы, - ну а потом ко мне пришли такие статные господа в костюмах и предложили вместо полноценной отсидки полететь к…

После этих слов он долго хмурил лоб, почесывал переносицу, мотал головой, но так и не смог вспомнить нужные ему сведения.

- К черту на рога, короче. Какая-то якобы пригодная для жизни планета с цифро-буквенным обозначением. Столько времени с тех пор прошло, ты помнишь, Роджер, мы ведь вместе с тобой тогда камеру делили?

Стигг повернулся голову в сторону еще одного стула, на котором в позе трупа вольготно устроилось человеческое тело с запрокинутой головой. Поза была настолько же неестественной, как и застывшие в не завершенном движении конечности, словно мраморные. Из груди, между третьим и четвертым ребром торчал длинный нож с пластиковой черной рукояткой.

- Приятель, ты такой же хреновый собеседник, как и в былые времена.

Он подобрал с земли маленький камушек и бросил его в сторону Роджера. Камень упал в песок, присыпанный чем-то вроде яичной скорлупы или золы.

- Вот Сэнди другое дело. Она была такой обаяшкой, пока не решила, что я надоел ей. Подруга! Как дела? Что теперь скажешь? Я бы принес тебе пончики, но забыл их в другой галактике.

Громко заржав Стигг посмотрел в противоположную сторону, где вдоль высокой стены стояли несколько больших резервуаров с бионическими жидкостями и удобрениями. Лицевая сторона одного их них была разбита, трубки и блок управления буквально выдрали, поместив внутрь сломанную куклу по имени Сэнди, бывшую когда-то миловидной шатенкой с большими голубыми глазами. Ее голова была повернута в сторону того места, где сидел Стигг, устремив на него взгляд из-под вывернутой, будто обнимающей саму себя, руки.

- Да уж, с вами каши не сваришь, ребята.

Поднявшись на ноги, он подошел к Роджеру, вытащил из его тела нож, словно из немного подсохшего желе, вытер о болтающийся подол своей рубашки и принялся открывать очередную консервную банку. На крышке был металлический клапан, позволяющий проделать эту операцию легче и быстрее, но Стигг придерживался своих собственных традиций.

Облизнувшись на сладковатый запах печеных бобов, он вернул нож на место, прошел немного вперед, шаркая ногам по песку и поднимая за собой облачко быстро оседающей пыли.

Насвистывая песенку, под которую он наматывал круги во время своего обучения в академии, Стигг опустился сначала на корточки, проверил что света вокруг достаточно и его интенсивность вполне соответствует норме, поставил банку с бобами на землю и сам лег рядом, с неподдельным интересом рассматривая крохотный зеленый росток, только-только пробивающийся наверх.

- А вот с тобой у нас будут очень долгие отношения, малыш.

Стигг проверил показатели влажности, сверился с часами закрытия солнечного купола и, удовлетворенно кивнув, взялся за свой обед.

Бакхуз завязывал веревку неторопливо и методично. Плотно сжатые губы, натягивали кожу от носа вниз, а от подбородка вверх, и создавалось впечатление, что он очень хочется прикоснуться этими самыми губами к голым ногам ассистентки фокусника.

Сбитые каблуки на украшенных блестками туфлях, негромко стучали по деревянному полу, когда он приподнимал щиколотки, чтобы пропустить очередной мах веревки. Кто-то из зала крикнул ему затягивать потуже, чтобы красотка не сбежала, но Бакхузу не нужны были подсказки. Да и голос в голове у него звучал совсем другой. Принадлежащий женщине, лежащей перед ним.

«Ты ничтожество! Так и не стал великим иллюзионистом. Я только зря время на тебя трачу! Али Мастир предложил мне место в своем театре, так что я уезжаю с ним, как только отработаю свой последний контракт»

Из уголка рта потекла слюна.

Бакхуз с отрывистым вдохом втянул ее обратно, мазнув кончиком языка по пересохшим губам.

Второй “счастливчик”, который возился с женскими руками уже заканчивал свое дело. Бакхуз бросил взгляд мимо утянутого корсета, пышной груди, блестящей от пота шеи, и увидел дилетантский, но очень простой узел. Такой сможет развязать даже ребенок, не говоря про ушлую плутовку с тонкими, но чертовским ловкими и сильными запястьями.

Он шмыгнул носом и вернулся к своему занятию.

«Жаль тебя. А еще больше мне жаль себя. У тебя был такой потенциал и на что ты его растратил? Выпивка и унылый треп о том, чего ты так и не сделал!»

Его пальцы порхали словно бабочки. Бакхуз делал все максимально нежно, пока не пришло время последнего узла. Он завязал его, как и должен был, полуторным нахлестом, легко распускающимся даже в воде. Но вместо того, чтобы оставить концы веревки свободно болтаться между лодыжками, Бакхуз пропустил их под основной обмоткой, чередуя сверху и снизу, а в конце легонько потянул на себя, образовав причудливую короткую петлю, которая намокнув, обязательно запутается, до боли стянет ноги вместе, мгновенно до крови стирая кожу, и точно зацепиться за один из множества изогнутых штырей на внутренней стороне металлического каркаса. Это не позволит ей перевернуться, а в таком положении выбраться будет невозможно.

«Пошел ты со своими обещаниями! Я тебя никогда не любила!»

Бакхуз позволил себе улыбнуться, выпрямился и зашагал прочь со сцены, не глядя, как ассистентка подмигивает залу и в последний раз целует воздух алыми губами, пока ее еще не сбросили в высокий прозрачный бак с водой.

- Луна четыре, прием. Вы слышите нас? Луна Четыре, отзовитесь!

Голос из динамика длинноволновой рации надрывался уже давно. Слова менялись местами, но смысл сообщений всегда оставался одним и тем же. Треск помех был минимальным, заглушенным и размытым, будто затерявшимся где-то между двумя далекими точками связи.

Разбитый гермошлем валялся на белом полу. Он мог бы слиться с ним, если бы не блестящие металлические заклепки, по окружности замыкающие место крепления лицевого стекла. Что-то разбило его, словно хлестнув раскаленной плетью. Сначала прочный закаленный материал оплавился и только потом лопнул, осыпавшись дождем багряных осколков, с которых все еще сползали тягучие красные капли.

Не считая этого, пол был белоснежным. А вот по потолку тянулись пять выжженных черных борозд разной толщины и глубины. Из одного из следов сыпались искры поврежденной проводки, скрытой за пластиковыми панелями. Из другого торчали обрывки кабелей, свисающие точно поврежденные внутренности.

Черные следы огибали выступающую балку перекрытия между стыковыми дверями и терялись где-то дальше, продолжая свой путь поверху.

К тому месту, где забившись в угол, на подгибающихся ногах, стоял человек. В руках он сжимал что-то похожее на пистолет с сигнальной ракетой. Пальцы дрожали так сильно, что оружие готово было выскочить их них, или пальнуть куда попало, когда один из них зацепит чувствительный спусковой механизм.

- Луна четыре! Контрольный модуль с экипажем стартовал к станции, прием!

Человек громко выругался и прокричал что-то, но голос сорвался на неразборчивый визг.

Приемник рации все равно не передал ничего, потому что никто не нажал на кнопку, активирующую двусторонний режим связи.

Когда над ним стал плавиться потолок и буквально капать на плечи воняющими пластиковыми каплями, он снова заорал и направил ракетницу вверх.

На мгновение его руки полностью замерли, сфокусировав мушку на одной точке, на черной дыре, образовавшейся в потолке, и указательный палец легко надавил на крючок.

Ослепительная зеленая вспышка молнией вылетела из ствола, оставив за собой удущающе-едкий дымовой след, и исчезла за перекрытием потолка. Что-то загремело, бухнуло, взвыло. Снова дождем посыпались искры, больно прижигающие лицо, на котором и так было полно мелких кровоточащих порезов, из которых торчали кусочки стекла.

Пистолет загремел по полу. Пластик больше не плавился, застыв длинными сталактитами с кое-где читающимися маркировками.

Человек тяжело дышал. Напряженно билась жилка на шее, вытянутой вверх, потому что туда был направлен неотрывный взгляд. Кожа на кадыке натянулась, словно кости вот-вот должны прорваться наружу. Каждый вдох давался с трудом. Из дыры вырывались облачка дыма, перемежающиеся зеленым сверканием.

Он не успел понять, что произошло.

Фиолетово-синяя плеть словно стрела вонзилась прямо в его макушку. По ней точно стекал огонь электрических разрядов, наполняя собой тело, застывшее в неестественном напряжении. Еще четыре таких же отростка, разной толщины и с разным количеством странных отверстий по форме похожих на фасетчатые глаза насекомых, свесились с потолка и начали перетекать в то, что еще совсем недавно было человеком...

Когда он подошел к панорамному стеклу, за которым открывался вид на посадочную площадку и шлюз станции, к которому уже присоединялся транспортировочный челнок, его рот оскалился в кровожадной улыбке. Рука поднесла к лицу разбитый шлем с рацией. Палец щелкнул по переговорному устройству.

- Говорит луна четыре. У нас здесь серьезные технические неполадки. Пришлите как можно скорее побольше ремонтников. Прием.