senek

Моя Подруга - Блядина

автор Олег Лукошин

- Твоя подруга – блядина, - сказали мне озабоченно пацаны. – Она валяется со всеми подряд, даже с нами. Прими меры.
Я ковырялся спичкой в зубах.
- Я её не брошу, - ответил им.
- Ну смотри, - пожали они плечами. – Наше дело – предупредить.

- Паша, твоя подруга – блядина, - сказали мне озабоченно подруги моей подруги. – Перед всеми ноги раздвигает, даже перед твоими друзьями. Сделай что-нибудь! Ты выглядишь с ней последним долбоёбом.
Я открыл банку пива и сделал глоток.
- Я не собираюсь её бросать, - ответил им.
- Ну и дурак! – поморщились они. – Настоящий парень давно бы научил её уму-разуму.

- Павлик, сынок! – сказали мне озабоченно родители. – А ведь твоя подруга… блядина. Нам одна женщина из соседнего подъезда рассказывала – прямо на скамейке её оприходовали. Трое или четверо.
Я закрылся в туалете и уселся на унитаз.
- Она мне нравится, - крикнул им. – Бросать её не собираюсь.
Родители не теряли надежды образумить меня.
- Павлик, ты же хороший парень. На электрика учишься. Возможно, тебя на завод возьмут. А кто она? Продавщица в комке! Да ещё – блядина.
- Разговор окончен, - сказал я им.

- Павел, долго думали, говорить ли тебе об этом, - сказали мне озабоченно родители моей подруги, - но дело в том, что Оля – по всей видимости… блядина. Она даёт всем, кто ни попросит. Нам кажется, что у неё триппер.
Я достал из пачки сигарету.
- А мне по фигу, - ответил им. – Блядина – не блядина, зато моя. Всё равно её не брошу.
- Идиот! – крутили они пальцем у виска.

- Подруга – блядина! Подруга – блядина! – кричали мне дети на улице.
Я свернул с дороги. Попытался обойти их стороной.
- Разберись с ней! – кричали дети. – Хули ты как пиздюк последний!
Я закинул в рот жевательную резинку.
- Отстаньте от меня! – отмахнулся от них. – Оля – моя подруга, и точка.
- Чмо! Мудило! – кидали они в меня камни.
Я не обращал на них внимания.

- Привет, блядина! – сказал я подруге.
- Привет, - ответила она. – Что, уже рассказали?
- Рассказали. Может и ты рассказать хочешь?
Она помолчала, подбирая слова.
- Да ничего особенного не было. Дала на днях двум пацанам, и всё. Просто очень просили! Симпатичные такие, добрые. Прикольные.
- Двум? – я был искренне удивлён.
- Да, всего двум!
У меня отлегло от сердца.
- Хех, а мне тут такое наговорили! Гады злобные.
- Они такие!.. Они обосрут и прощенья не попросят.
- Люди, бля… Сколько ж в них злобы!..
- Люди, да! Никого хуже людей нет.
Инцидент был исчерпан.
- Потрахаемся? – предложила Оля.
- Давай, - согласился я.
Мы потрахались. Оля – бесподобная трахальщица. У меня, правда, никого, кроме неё не было, но уверен, что с ней никто не сможет сравниться. Да и все пацаны так говорят.
- Ну ладно, пойду, - сказал я, одеваясь.
- Пока, - поцеловала она меня.
- Завтра позвоню. Может, в кино сходим.
- Завтра меня не будет. Пацаны на шашлыки звали.
- А-а… Ну тогда послезавтра.
- Звони.
Мы попрощались.
Хоть как её называйте, думал я, а всё равно она моей будет. И пусть я буду последним гадом, если когда-нибудь предам свою подругу!

А вот интересно. Советский солдат, воевавший во (на?) второй мировой войне воспринимается сегодня исключительно могущественным героем. Он как Алеша в Трептов-парке. Он не ковыряет в носу, он простой парень, у него нет квартиры от государства. Он хороший по умолчанию. Он завоевал для нас победу, за это мы должны ему кланяться в пояс.

А чем он отличается от участника любой другой войны? Почему солдат 1812-го года не заслужил такого же трепетного отношения? Почему ветеранам гражданской войны не принято было кланяться и памятники не ставили? Финской, японской, хуйзнаеткаковской?

Участник ВОВ автоматически покрывается слоем золота, даже если он чистил картошку в тылу.

Идиотизм начался при Брежневе, когда секретари парткома вдруг поняли, что война - это наше все. Срочно по всей стране заебенили бетонного, чугунного, бронзового говна. Даже на острове Шикотан поставили на постамент списанный танк, хотя там никакой войны не было. Привезли на корабле.

Дальнейший процесс протекает в полном соответствии с языческими алгоритмами. Вместо условностей и кратких ритуалов мы получаем тяжеловесные идеологические кубометры унылого говна. Люди боятся снять георгиевскую ленточку месяцами, чтобы не обидеть дух предков. День победы стал параллельной религией. Закрепительный мотив такой же, как в христианстве: они страдали за нас, они своей жизнью вырвали нам победу. Как и в христанстве не уточняется, что делать, если я не просил за меня страдать.

В других странах, например в США, принято любить всех солдат всех времен. Я никогда не видел там особенного отношения к воевавшим в 45-м. К ним относятся просто с уважением, все-таки они уже старенькие. А ко всем остальным солдатам - включая сегодняшних - тоже относятся с уважением. В каждом аэропорту висит надпись "Приветствуем наших ребят, возвращающихся с героической миссии в Ираке". В каждом городе на деревьях висят большие желтые ленты в поддержку солдат. Перед домами стоят флаги. Женам солдат печенья малознакомые люди носят.

В такой атмосфере никому не придет в голову как-то особенно выделять подвиг деда, кладя хуй на подвиг соседа. Война всегда говно. А солдат всегда выполняет чужую волю, он образец преданности стране. Тот факт, что он воевал 65 лет назад, совершенно никак не возвышает его над другими солдатами. И это было совершенно ясно после победы: поставили 10 памятников и славно.