Огонёк
Он прикоснулся к двери и кто-то тут же открыл ее.
- Заждались мы тебя дедушка! – сказал Вова. Или Слава, Виктор Федорович так и не запомнил их.
Он взглянул на часы, затем сунул их под нос Вове (пусть будет Вова).
- Договорились на восемь, сейчас без трех минут. Сами виноваты, что ошиваетесь тут, - отрезал он. – И я предупреждал, чтобы Митя был один.
- Давай тут без фокусов, - не взглянув на время, Вова отвел руку в сторону и, обернувшись в комнату, крикнул, - Митя, тут наш гость пришел!
- Наконец-то, - послышался знакомый голос из комнаты и диван жалобно скрипнул.
- А где второй? – спросил Виктор Федорович стоя на пороге.
- Слава что ли?
- Да, Слава, - с именем угадал, значит это Вова.
- А тебе какое дело?
Виктор Федорович не успел ответить. Из комнаты вышел Митя и, увидев Виктора Федоровича, расплылся в улыбке, словно встретил старого знакомого.
- Дядя Витя! Я уже успел соскучиться по нашим встречам.
- Льстить потом будешь. Давай перейдем к делу.
- Давно пора. – Хлопнул в ладоши Митя, ожидая окончания этого затянувшего дельца. – Дядя Витя, ты извини, но мы тебя должны прошманать.
- Я ничего с собой не взял.
- Вот это мы сейчас и посмотрим. Вова, закрой дверь и проверь его.
Вова отступил в сторону и Виктор Федорович вошел в квартиру. Входная дверь была закрыта на быстро сколоченный крючок, которому не больше двух часов от роду.
- Руки раздвинь.
- Я чист…
- Руки раздвинь! – буркнул Вова, и Виктор Федорович подчинился.
Ловкими движениями Вова прощупал один за другим рукава, затем торс и после спустился к ногам.
- В задницу тоже мне будешь заглядывать? – не сдержался Виктор Федорович, когда Вовины руки прощупывали карманы брюк.
- Курить что ли начал дед? – не замечая колкости сказал Вова и достал старую бензиновую зажигалку.
- С вами не только курить, но и пить начнешь.
- Рюкзак сними.
Виктор Федорович стянул рюкзак.
Вова раскрыл, заглянул внутрь, затем сунул руку, достал термос, два бутерброда и какую-то тетрадку.
- Не помни мой ужин.
- Он чист, - отрапортовал Вова и закинул в рюкзак мятые бутерброды.
- Ну что ж, пройдемте. – Митя уступил дорогу, и Виктор Федорович вошел в комнату.
Присев на диван он положил рюкзак рядом. Митя прикрыл дверь и сел на стол, напротив.
Несколько минут было тихо. С улицы слышались голоса людей, рев машин, детский плач.
- Так и будем молчать! Или делом займемся? – сказал Митя, взяв пачку бумаг. – Короче, я так понимаю, ты со своей мадам согласился на наши условия. Так?
- Примерно…
- Что значит примерно? За это «примерно» ты можешь не выйти отсюда. Я, надеюсь, ты понимаешь, о чем я. Так вот, ты не собственник, но ты можешь дать своей мадам бумаги и пусть она их подпишет. Для особо одаренных я там расставил все галочки. У нотариуса я сам потом заверю. Правда, условия немного изменились. Она теперь нам дарственную дает.
- То есть как? Бесплатно… - привстал Виктор Федорович.
- Все именно так. Бесплатно и безвозмездно. Я и так с вами повозился довольно долго. Жить ей есть где, так что не прибедняйся. И квартира и дача. После этой комнатушки, можно сказать, она в царские хромы переезжает. А ты… ты скоро откинешься и все передашь ей. На улице она не останется. Так что давай без глупостей.
- Условия были другими.
- Были. И работа была другой. А тут еще и дружбан твой попался. И сам ты два раза концерт устраивал. Пусть подпишет и мы отстанем. Все закончится, когда ты мне принесешь подписанные бумаги.
- Зачем вы так?
- Как?
- Девушку избили, ребенка ножом пугали.
- Я чего-то не пойму тебя дед. – Митя поерзал на столе, который подал жалобные стоны, скрипя каждой досточкой. – Когда я тебя предупреждал ты думал, я шучу. Так, бал-бла, прибью, пришью, сказал и забыл? Какой же я тогда человек, если слово свое не держу. Я и сейчас тебе повторяю, если она не подпишет бумаги, то можешь попрощаться со своей новоявленной внучкой.
- Вы и на это пойдете? – слегка испуганно спросил Виктор Федорович.
- Пф… можешь проверить, если есть желание.
- Мда-а… - задумчиво протянул Виктор Федорович. – Звери, а не люди.
Он пододвинул рюкзак, выложил бутерброды с термосом на диван и сунул руку в карман.
- Ты чего жрать сюда пришел?
- Ты доживи до моего возраста, потом будешь учить. У меня проблемы с желудком. Надо есть каждые два часа. И нервничать мне тоже нельзя! – с упрёком сказал Виктор Федорович и зашелестел фольгой. Нарочно разворачивая громко и долго. Осмотрел бутерброд со всех сторон и откусил. Разжевал. Проглотил.
Митя упорно сидел на столе, ненавистно наблюдая за каждым движением Виктора Федоровича. Ему так и хотелось встать, подойти к старику, вырвать бутерброд и бросить в стенку. Затем схватить его за шкирку и как собаку бросить на пол. Глядишь в таком сценарии этот старый хрыч без капризов схватит бумагу и побежит к своей даме подписывать.
Но с этим старым хрычом все может пойти ровно наоборот. Возьмет да упрется своим горбом. Костьми ляжет, а ничего не выполнит. Пойди, пойми, где у стариков заканчивается лимит и они ломаются. Да так ломаются, что обратно ни в какую не идут.
А Виктор Федорович тем временем дожевал бутерброд, скатал фольгу в шарик-подшипник да как кинет его в Митю.
Митя не ожидал такого развития, отчего вздрогнул, уклонился от шарика и едва усидел на месте. Однако стол в очередной раз отреагировал жалобным стоном, и одна из ножек зазвучала сухим треском. Не дожидаясь пока стол сложится, Митя спрыгнул.
- Дед, давай, бери бумаги и вали отсюда.
- А чай? – удивленно спросил Виктор Федорович и взял термос. Он медленно открутил крышку, словно нарочно испытывал терпение Мити,. - У тебя сигаретки не будет, я вроде бы свои забыл. – Виктор Федорович сунул руку в карман, достал зажигалку. Несколько раз щелкнул – зажглась. – Вот черт. Точно свои забыл. Придется только чаем обойтись. – Вместо того чтобы нажать на кнопку термоса и спокойно налить, Виктор Федорович полностью открутил пробку и налил до краев. – А у Вовы своего, можешь спросить сигаретку?
Митя обернулся. Он только и успел, что носом повести, чувствуя непонятный, но жутко знакомый запах. Виктор Федорович выплеснул на него содержимое крышки и плеснул из термоса.
- Бензин… - отплевываясь и протирая глаза, сказал Митя, когда у Виктора Федоровича в руках вспыхнула зажигалка.
Мокрые руки зашлись пламенем, которое тут же, по невидимым парам бензина перепрыгнуло на Митю.
Его джинсовая куртка заалела. Огонь за доли секунды добрался до лица и все тело за одно моргание глазом, полыхнуло факелом.
Криком наполнилась комната. Митя орал сквозь пламя, бестолково махая горящими руками, хлопая себя по лицу и бегая по комнате. Он натыкался на мебель, ударялся о стены. Перевалился через стол, тут же вскочил на ноги и снова рухнул, продолжая кричать и кататься по полу.
Пока Митя бегал по комнате и пытался сорвать с себя кожу, Виктор Федорович боролся со своим пламенем.
Его руки горели как факелы. Он почувствовал мгновенно. Словно опустил кисти в кипяток. Не было шока и адреналина. Была какая-то странная осознанность всего происходящего. Ему казалось, что в этот опасный и сумасшедший момент его сердце бьется очень спокойно и ровно. Как у монахов, что выходят сжигать на площадях, протестуя против чего-либо. Они не кричат, не паникуют. Они спокойны и осознанны. Они знают, на что идут.
Виктор Федорович тоже знал, на что шел. Он умудрился вывернуть джинсовую куртку так, что руки оказались в рукавах. Огонь, лишенный кислорода довольно быстро погас.
Все так же трезво оценивая ситуацию, Виктор Федорович бросился к двери и успел упереться в нее плечом. В эту же секунду она вздрогнула. Вова с той стороны пытался войти.
Горящий Митя, продолжая кричать, последний раз встал и побежал. Стенки на его пути не оказалось, зато деревянное окно легко раскололось под его весом. Звон стекла и быстро исчезающий крик за окном.
Еще один удар в дверь…
Помимо жара, комнату начало затягивать черным дымом. Обожжённые кисти пекли, словно с них сорвали кожу. Дверь снова содрогнулась и Виктор Федорович отлетел на диван.
Вова с очумелыми глазами ворвался в комнату, осмотрелся и никак не мог понять, куда делся Митя. Пока он щурился от дыма и соображал что к чему, Виктор Федорович сунул руку между диваном и подушкой в надежде что там будет нож, спрятанный им в прошлый раз. Руку обожгло болью, когда кожа, точнее то, что от нее осталось, соприкоснулась с жесткой тканью. Но Виктор Федорович уже ухватился за рукоять ножа и выдернул его.
Вряд ли Вова ожидал такого исхода встречи. Это было видно по его глазам – испуганным, ошалелым, дрожащим.
Виктор Федорович сидел на диване с ножом в правой руке.
Недолго думая Вова сделал шаг и одним, точным ударом ноги выбил нож из обгорелых рук. Как бы там ни было, но перед Вовой был старик. Пусть и сумасшедший. Пусть и в отличной физической форме, но старик! Старик с обгорелыми руками, вымотанный морально за последние недели и физически за последние полчаса.
Проблема заключалась в том, что Виктор Федорович не чувствовал себя стариком. Ни одной своей клеточкой не ощущал. И мысли у него были неспешные, плавные, словно где-то в парке с батоном перед утками.
- Убью! – закричал Виктор Федорович и попытался встать.
Оплеуха от Вовы опрокинула его обратно на диван. Целился-то он в голову, но реакция спасла, и кулак скользнул по плечу. Не успел Виктор Федорович прийти в себя, как его вдавило в диван под весом Вовы. А молодые, крепкие руки клещами сомкнулись на дряблом горле.
В этот момент мысли и сердце Виктора Федоровича перестали быть такими спокойными. Его организм почувствовал явную угрозу смерти.
Пытаясь хоть как-то причинить вред противнику, Виктор Федорович выбрасывал обгоревшие руки, стараясь дотянуться до перекошенного злостью лица Вовы. Он кряхтел и жмурился. Лицо его багровело. Вены на лбу вздулись до размера садового шланга, того и гляди – лопнут.
И снова эти мухи в глазах… точно как тогда, на полу перед ящиком с лекарствами.
Успев сообразить, что его удары не приносят никакого результата, Виктор Федорович, борясь с отключением сознания, начал шаркать руками, пытаясь нащупать хоть что-то. Боли не было. Обгоревшие руки словно вылечились. Сейчас была только одна проблема – вдохнуть.
Наполнить горящие легкие кислородом. Пусть даже таким противным как здесь – в комнате. Пропитанным едким токсичным дымом. Пусть и таким…
В левую руку легло что-то твердое, металлическое и гладкое. Соображать что это, и пытаться определить, не было времени. Он размахнулся и ударил Вову в висок, и лишь в момент удара определил, что в руки ему попался многострадальный термос. Остатки бензина облили Вове голову и стекли на грудь и на лицо Виктора Федоровича. Хватка на секунду ослабла и этого вполне хватило, чтобы вдохнуть. А после, чужие пальцы вновь сошлись на шее.
- Убью тварь! Сдохни! Убью! Убью! – корчился Вова, сжимая пальцы и отплевываясь от бензина.
Виктор Федорович закрыл глаза и почувствовал как руки слабеют. Боли больше не было. Только какая-то странная тревога, что не сделал. Не хватило сил. Не успел. Не смог!
Спешные мысли начали замедлять свой бег и в скором времени поплыли как утренний туман в лесу. В последний раз он попытался что-то предпринять, дернул рукой, которая едва оторвалась от пола и вновь безжизненно легла на пол.
А может и успел все сделать! – подумал он и открыл глаза.
Размытый силуэт, больше похожий на привидение в дешевых фильмах, мелькнул в стороне. Послышался глухой звук, словно металлическим прутом ударили по мешку с картошкой. И пальцы на шее мгновенно разжались. И обмякшее тело легло на Виктора Федоровича, уткнувшись головой ему в грудь.
Секунд десять, Виктор Федорович с хрипом вдыхал и выдыхал прожжённый воздух, не веря своему счастью. После он почувствовал, как тело начало вздрагивать и, дабы не оказаться вновь с пальцами на горле, он начал дергаться как рыба на суше. Вместе они рухнули на пол. Глазам еще не вернулась былая ясность. Он видел силуэт стоящий в дверях. Посмотрел на разбитое окно, куда стягивались струйки дыма и вытекали на улица как в неправильном водопаде.
Вскоре Виктор Федорович понял, что глаза давно видят как прежде. Все дело в дыме, который наполнил квартиру. Все дело в огне, который успел сожрать шторы, половину ковра, подлокотник дивана и уже облизывал стол и посуду.
Вспотевший, измотанный, Виктор Федорович привстал на локти. Кто-то схватил его за руку. Кто-то тянет его к выходу. Спустя пару секунд, до него донесся плачущий голос Лизы:
- Дядя Витя… дядя Витя, - рыдала она.
Усевшись на пол, она тянула дядю Витю за обгоревшие руки. Хватала за одежду. Пыталась тащить его к выходу, захлебываясь слезами и задыхаясь в дыму.
- Лизонька, беги… - прохрипел Виктор Федорович, понимая, что не имеет больше сил подняться. Да что там подняться. Руку поднять и на то уже нет мочи. – Подумай о Катюше.
- Дядя Витя… помогите мне.
Виктор Федорович попытался. Но вместо ожидаемого, что сейчас он встанет на коленки или хотя бы сможет перекатиться и оказаться ближе к выходу, он лишь вздрогнул как умирающий зверь в последних конвульсиях.
- Я вас не брошу! – кряхтела Лиза, сжимая руку Виктора Федоровича. – Лицо ее исказилось гримасой боли и отчаяния. Злость и отвращение жгло ее из-за собственного бессилия.
А огонь тем временем уже поглотил половину комнаты, и с каждой секундой его распространение становилось все быстрее. Жар ощущался через одежду. Виктор Федорович откинул голову, увидев, как вспыхнули ботинки лежащего Вовы.
- Беги дочка. Беги.
- Дядя Витя…
- Уходи, кому говорят! – сказал Виктор Федорович. Он вложил в эту фразу все силы, отчего слова получились уверенные, громкие и довольно убедительные. – Я сделал то, что хотел. А ты уходи.
- Нет!
Виктор Федорович посмотрел на огонь, что был уже довольно близко. Взглянул на разбитое окно, куда тянулись языки пламени и струи дыма. Под столом, что уже наполовину был в огне, увидел газовый баллон. Его мозг и тело, словно получили кратковременный заряд энергии.
- Беги Лиза! Сейчас рванет!
Виктор Федорович изловчился, толкнул Лизу и захлопнул дверь. Как только дверь ударилась об косяк, прогремел взрыв…
Девять дней спустя
Погода в тот день выдалась особенно хорошей. Утром прошел дождь и прибил всю пыль. К десяти часам солнце подсушило асфальт и согнало воду в лужи.
Было тихо, если не считать перекличку птиц. Да, собственно на кладбищах редко когда бывает шумно. Это то место, где тишина получается особенно заметной. А ощущения от тишины – особенно яркими.
Лиза стояла возле могилки. В тонкой куртке серого цвета. В высоких сапогах и стареньких джинсах. Она смотрела на темный деревянный крест со слетевшей фотографией. Новую, она, конечно же, не принесла. Почему-то не подумала, что так быстро может что-то сломаться. Но это ей совсем не мешало. Она отлично помнила его внешность. И не было нужды смотреть на фото. Ей легче было блуждать взглядом по черной земле, где пробивается молодая травка.
Вот она, жизнь во всей красе, - продолжила она мысль. – На мертвой, недавно вскопанной земле уже виднеется травка. Кое-где яркими зелеными побегами, а где-то вполне себе плотными пучками. Новая жизнь.
Грустно стало. В очередной раз грустно. Слез уже не было. Не хотелось и не моглось плакать. Хотелось просто стоять и смотреть, чем она собственно и занималась. Смотрела на землю. Смотрела на крест. Думала…
А потом захотелось поговорить.
- …странно все вышло. Очень странно. – Она пустила взгляд поверх оградок, высматривая рыжий хвост дочери. Нашла – успокоилась. Улыбнулась и прошептала. – Огонёк. Надо же так девочку обозвать. И ведь имя ее нравилось. А потом вдруг Огонёк. Еще и Катя сама отзывается как собачка на это прозвище. И всегда улыбается. Даже не знаю, как мне на это реагировать, учитывая, что и сама я ее так периодически зову. Огонёк. – Снова взгляд поверх оградок. – Ты ведь знаешь, что у меня никогда не было родителей. Точнее они были, но я никогда их не видела. И никто не удочерил меня, так что за всю свою жизнь я так и не испытала, каково это быть чьей-то дочерью. Быть кем-то, кого любят. Кого защищают. И, наверное, никогда бы не испытала. А потом… - на этом слове сухие глаза все-таки покрылись пеленой влаги. Тонкой, как после взгляда на солнце. – И ведь как символично. На девятый день. Когда мир для меня стоял на месте. Когда я уже ничего не ждала и ни на что не надеялась. Отчаялась молиться. Можно сказать, опустила руки и как соломинка в ручейке, куда потащит течением туда и пойду. Хм… страшно было. – Еще один взгляд. – Катюша! Огонёк! – прикрикнула Лиза и улыбнулась.
Огонёк услышала и вприпрыжку помчалась к матери.
- Пойдем дорогая, нам надо еще одну могилку посетить, – с нотой жалости сказала Лиза и, взяв дочку под руку, повела по тропинке.
Они свернули в оградку, где на скамейке с перебинтованными руками сидел Виктор Федорович.
- Вы уже все? Я сейчас. Минутку еще можно?
- Сидите, сидите…
Лиза с дочкой ушли, чтобы не мешать одинокому разговору с холмиком.
- …если бы ты была жива, Лиза с Огоньком, тебе бы обязательно понравились. Они такие забавные. Лиза-то вроде взрослая, а я все равно смотрю на нее как на девочку. Честно сказать, смотрю на нее как на дочку. Нам с тобой не повезло с детьми, а теперь я не только отцом себя чувствую, но еще и дедушкой сразу. Вот так, одновременно стал и тем и другим. И она все ходит вокруг меня, все ухаживает за мной. Пытается отблагодарить. А ведь тут еще большой вопрос стоит – кто кому помог. Я им или они мне. Очень большой вопрос. Ну, до встречи, а то там Огонек совсем изголодался по шаловливым играм. Я ей обещал, что мы на дачу поедем и будем детскую площадку вместе строить. А обещания, как известно, надо держать!
Конец
Благодарю, что уделили время и прочитали это произведение.
Буду рад плюсам, и, естественно, комментариям. Не скупитесь на слова, я вон сколько написал :)
И да, для меня редкость, что все закончилось хорошо