Мысль Маринки лихорадочно заработала. Дима не из числа награжденных, значит, он останется дома. Эти дни надо использовать сполна. Попросить его побыстрее сочинить музыку к стихам. Сказать, что не терпится послушать. Может, пригласит ее к себе. А там... их диван. Нет, он, конечно, теперь ничего себе не позволит. Но все-таки — а вдруг? Если его спровоцировать?
И ее воображение разыгралась, как будто она тысячу раз занималась этим. Вздох, долгий взгляд, кофточка с глубоким вырезом, мини-юбочка. У нее есть такая. Все сойдет, лишь бы еще раз очутиться в его объятиях, лишь бы еще раз прижаться губами к любимым губам. Она вспомнила, как он положил руку ей на грудь... тогда… перед тем, как... И она, дура такая, струсила, сбежала. Надо, надо было решиться! Хоть было бы чего вспомнить.
Венька еще что-то говорил, но она уже не слушала его. Она видела, как Дима, танцующий с Леной, улыбнулся ей, Маринке, и показал большой палец: мол, выглядишь потрясающе! Она тоже улыбнулась ему и скромно опустила глазки.
— Ты же не слушаешь меня! — рассердился Венька. — Что да? Я тебя спрашиваю, какой предмет будешь сдавать летом на ЕГЭ: физику или химию?
— Извини, Венечка! — сказала Маринка. — Конечно, физику. Мне ведь ее сдавать в Политех. Ты не постоишь со мной, а то ко мне один тип все время клеится − а он мне даром не нужен.
— Ты что, сама не можешь его отшить? Я хочу одну девчонку пригласить, да все не успеваю. Все время ее перехватывают.
— Ну ладно, иди. Удачи тебе.
Как только он отошел, очкарик снова вырос перед ней и уже больше не отходил. Маринке, конечно, ничего не стоило направить его куда подальше, но ей очень не хотелось идти домой одной. Она не сомневалась, что во дворе снова столкнется с ними, может, даже обнимающимися и целующимися. А чего им стесняться — ведь она теперь у них в друзьях. Пусть совсем успокоятся, увидев, что она тоже не одна. Можно даже позволить очкастому ее поцеловать. В щеку. Ничего страшного — она потерпит. Кстати, как его зовут?
— Как тебя зовут? — вежливо спросила она, взглянув на него повнимательнее. Боже, какие у него смешные брови — щеточками. А уши, как локаторы. Но в целом ничего, только слишком лохматый — не мешало бы подстричься. Сказать ему, что ли? А оно ей надо? Еще обидится, чего доброго. Нет, лучше промолчу.
Буду ему улыбаться, — решила она, — может, догадается проводить.
— Меня зовут Стас, — терпеливо повторил он, — я тебе уже десять раз это сказал. И десять раз тебя спросил о том же.
— Я забыла, — повинилась Маринка, — извини.
— Что забыла? Свое имя?
— Что ты его спрашивал. Извини, — повторила она. — Меня Мариной зовут. А тебя?
— Я же только что сказал: Стас. Ты плохо слышишь?
— Нет, я просто думаю о другом.
— А другой кто? Тот белобрысый?
— Уже ревнует! — удивилась Маринка. — Надо же, какой быстрый. Буду с ним поосторожнее, а то потом не отвяжется. Но все равно пусть проводит. Идти одной домой так тоскливо.
— А кто ты по жизни? — спросила она Стаса. — Чем занимаешься?
— Одиннадцатый заканчиваю. В тридцать четвертой. А ты?
— Я тоже в одиннадцатом. Отличник?
— Еще чего! Что я — похож на ненормального?
— А я что — похожа?
— Ты — нет. Еще меньше, чем я.
— А я, заметь, отличница.
— Не, на полном серьезе? Ты, случайно, не из пятьдесят второй?
— Оттуда.
— А, тогда понятно. У вас там все сдвинутые на математике. Не, я нормальный. Честно говоря, ты хоть и отличница, но мне нравишься. Давай встречаться?
— Зачем?
— Не понял. Как зачем? Не, ты определенно под корнем. Надо тебя оттуда извлечь. Люди встречаются, люди влюбляются — слыхала?
— Теперь понятно. Значит, ты в меня влюбиться собрался?
— А ты что, против? Может, у тебя кто есть?
— Нет, никого нет. А что ты во мне нашел?
— Ну как, что? Во-первых, ты красивая. Я такую впервые вижу.
— А во-вторых?
— Во-вторых? А зачем во-вторых? Разве мало во-первых?
— Значит, ты хочешь со мной встречаться, потому что я красивая? — Маринку стал забавлять этот разговор. Парень не без юмора. С таким и погулять можно, если очень лезть не будет.
— По-моему, Марина, ты заучилась. Вопросики у тебя! Ну, конечно, потому, что ты красивая. Была бы ты уродиной, неужели я бы к тебе подошел?
— А если я тебе покажу еще большую красавицу, ты к ней переметнешься?
— Э нет, ты здесь самая красивая. На мой вкус, конечно. Если согласишься со мной встречаться, то не переметнусь — я не из таких.
— Ошибаешься! Здесь есть девушка куда красивее меня. Хочешь, покажу?
— Зачем? Чего ты добиваешься? Не хочешь встречаться, так и скажи.
Кажется, он начинает терять терпение, — подумала Маринка, — сейчас уйдет. И все-таки я его дожму. А уйдет — черт с ним, сама домой доберусь.
— Нет, я хочу, — заверила его она. — Просто, здесь есть одна девушка неземной красоты. Мне интересно, как ты на нее отреагируешь. Можно я тебе ее покажу? А ты мне потом скажешь, остался бы ты со мной, если бы она обратила на тебя внимание, или нет.
— Да нет здесь таких... неземных. Я всех обсмотрел прежде, чем к тебе подошел. Поверь, ты лучше всех. Но если тебе так хочется — покажи.
— Она танцует в паре с тем белобрысым парнем, о котором ты меня спрашивал. Они сейчас в том конце зала, за елкой. Когда мы к ним приблизимся, я тебе ее покажу. Только ты смотри повнимательнее.
Рассмотрев внимательно Лену, Стас посерьезнел.
— Да, — признал он, — она красивее тебя. Пожалуй, прекраснее лица я и представить себе не могу. Но она — не для меня. Я бы с ней не стал встречаться, даже если бы она захотела.
— Почему? Она тебе не понравилась?
— Мне такая не нужна. Ты правильно сказала: она неземная. Она не навсегда. Сегодня есть, а завтра тю-тю — улетела. Мне нужна обыкновенная девушка — такая, как ты. Красивая и надежная. И к тому же, она явно влюблена в того парня. Не волнуйся — я к ней никогда не переметнусь.
— Тогда я согласна с тобой встречаться, — подобрела Маринка. — Проводишь меня домой, и там договоримся: где и когда.
— Давай сейчас сбежим, — предложил Стас. — Погуляем, поболтаем. Познакомимся поближе. Там снежок сыплет — красота! Пойдем в парк?
Его предложение болью отозвались в ее душе. Ведь буквально теми же словами Дима предложил ей сбежать с концерта в день их знакомства. Тоже сказал про отличную погоду и позвал в парк. Как недавно это было! И как давно! Теперь между ними непреодолимая преграда, имя которой Лена. Но она, Маринка, все же попытается ее преодолеть.
Она не согласилась идти со Стасом в парк, но позволила себя проводить.
— Давай поболтаем под тем деревом, — предложила она, когда они вошли во двор. — Там теперь скамейку поставили. Посидим, и ты мне побольше о себе расскажешь: как живешь, чем увлекаешься. А я тебе — о себе.
Она очень хотела, чтоб те двое увидели ее со Стасом. Пусть думают, что она уже нашла себе нового парня.
Стас рукой смел со скамейки снег, и они сели.
— Не замерзнешь? — спросил он заботливо.
— Нет, мы же недолго. Ну, начинай — я слушаю.
Он начал рассказывать, но она его слушала в пол-уха. Узнала, что у него есть овчарка Мила и мотоцикл. А сама все поглядывала на ворота.
Их не было долго — Маринка уже начала замерзать. Она старалась вслушиваться в вопросы Стаса, но все равно иногда отвечала невпопад.
— О чем ты все время думаешь? — наконец, не выдержал он. — Ты же меня почти не слушаешь! Может, мне уйти?
— Извини, Стасик, — Она положила ладошку ему на руку. — У меня действительно есть проблемы. Но ты, пожалуйста, не уходи. Давай посидим еще чуть-чуть. Так о чем ты спросил?
И тут она увидела, как во двор вошла Лена. Одна. Вот она обернулась и помахала рукой кому-то за воротами − затем отвернулась и стала медленно пересекать двор.
— Не хочет, чтоб их видели вместе, — сообразила Маринка. — Интересно, почему?
— Я что-то замерзла, — громко сказала она и встала. — Проводи меня до подъезда. Я дам тебе свой телефон — позвонишь, ладно? Завтра утром. И договоримся, когда встретимся.
Услышав голоса, Лена обернулась и увидела их. Но ничего не сказала. Только махнула рукой и направилась в свой подъезд.
Маринка записала Стасу на ладони номер своего телефона и позволила поцеловать себя в щеку. Затем быстро попрощалась и, поднявшись к себе, позвонила Гене.
— Ты знаешь, Лена уезжает завтра в Москву, — сообщила она. — Ей в награду к подарку дали еще и бесплатную путевку. И мать с ней едет. Я попробую в ее отсутствие стать к нему поближе.
— Дерзай, — скучным голосом ответил он. — А надолго она уезжает?
— Говорят, путевка на пять дней. Жить будут в Измайловском комплексе. Но она, наверно, с матерью будет.
— А чего Ольга Дмитриевна едет? В качестве сопровождающей?
— Нет, у нее там какой-то симпозиум. Просто совпало.
— А этот гад? Тоже едет?
— Думаю, нет. Там только лучшие из лучших. Двадцать человек всего. Он же в прошлом году трояки хватал и в этом тоже. Это я его в отличники вывела. Ну и его мамаша, наверно, помогла — она же там завуч. Но он и сам не дурак, только немного ленивый.
— Как это она согласилась ехать без него? — обрадовано удивился Гена. — Может, она в него — не очень? Потому что, если бы — очень, так отказалась бы и все. Ведь все каникулы врозь.
— Я тоже так думаю. Знаешь, я видела, как она только что шла через наш двор. Одна, представляешь? Может, поругались? Правда, на середине двора она обернулась и помахала кому-то. Но, может, не ему?
— Нет, думаю, ему. Наверно, не хотят, чтобы их видели вместе в нашем дворе. Думаю, это влияние ее мамаши. Посоветовала им нас не расстраивать. Деликатная! Рубить нам хвосты постепенно, чтобы не так больно было.
— Ген, там на балу один пацан ко мне прицепился. Предложил встречаться.
— Я видел. Неплохой парень. А ты что?
— А я ему Ленку показала. Спросила, с кем бы из нас он стал встречаться, если бы она тоже согласилась. И ты знаешь: он меня выбрал.
— Ну, это не факт. Неизвестно, что бы он сказал, если бы она на самом деле согласилась.
— Он про нее сказал: неземная. А ему, мол, нужна красивая, но земная.
— Может, он и прав. Плюнула бы ты, подруга, на этого бабника да закрутила с тем парнем. Хороший ведь парень. И, по-моему, симпатичный. Не знаю, конечно, как на ваш бабский вкус, но на мой — так он вполне тебе подходит.
— Ген, ведь для этого мне надо разлюбить Диму. А как? Я, когда с ним танцевала, так у меня даже коленки подкашивались — так хотелось его обнять. Еле удержалась. Ты не подскажешь, как можно разлюбить?
— Ха, если б я знал! Уже давно бы. Сам такой. Ну, ладно, бывай. Узнаешь чего, позвони.
Вздохнув, она положила трубку. Постояла, не зная, чем заняться. Заглянула в комнату родителей — те смотрели телевизор. Почувствовав голод, пошла на кухню, − там вкусно пахло тушеной капустой с колбасой. Маринка достала тарелку и только собралась снять крышку со сковороды, как в ее комнате зазвонил телефон.
Дима! — подумала она и кинулась к себе. Это и вправду был он.
— Мариночка! — прозвучал в трубке самый любимый голос на свете. — Я записал по памяти твои стихи о лете. У моей памяти есть свойство: если стихи хорошие, я их почти сразу запоминаю. Только нескольких слов не хватает. Ты мне их не напомнишь? Я прочту, а ты скажи, где не так и чего не хватает. Если, конечно, ты не занята.
Не хочет лишний раз встречаться, — подумала Маринка. Но ей так хотелось его увидеть, что она на всякий случай спросила:
— Дима, а может, я сама его напишу да передам тебе. Давай завтра где-нибудь увидимся? Или, если хочешь, я могу его тебе домой занести. Заодно и второе прихвачу.
Не буду сейчас диктовать, — решила она. — Лена завтра уедет, а я с ним встречусь.
— Завтра не получится, — с сожалением ответил он.— Завтра днем мы уезжаем в Москву. А с утра у меня еще куча дел. Жаль! А может, ты сейчас продиктуешь? Там всего двух-трех слов не хватает.
Маринка помертвела. Значит, он тоже едет. Ну, конечно, как же он мог отпустить Лену одну. Наверно, его мать достала путевку. Еще бы, с ее связями. Они едут вместе — и этому помешать невозможно.
Валерьянка перестала действовать, и боль утраты снова стала терзать ее душу. Чувствуя, что сейчас разрыдается, она тихо положила трубку и кинулась в коридор, где на вешалке висела сумочка с лекарством.
Телефон зазвонил снова. Она проглотила еще три таблетки и неспешно подняла трубку.
— Телефон отключился, — виновато сказал его голос.— Так ты продиктуешь? Я, может, по дороге подберу мотив, а там у меня на студии есть знакомый. Схожу к ним, спою. Вдруг понравится? Я и гитару с собой беру.
Эк ему приспичило! — раздраженно подумала Маринка. — Будет в поезде Ленке петь. Господи, что бы придумать такое, чтобы ничего не чувствовать? Может напиться и забыться?
— Ладно, диктуй, — устало ответила она.
— Может, ты устала? У тебя голос какой-то больной. Тогда не надо.
— Ничего, диктуй, — повторила она. Голос у нее больной! Да у нее душа больная от мысли, что он уезжает... с Леной. Каким же надо быть бесчувственным, чтобы этого не понимать! Хотя, с другой стороны, если бы он это понимал, то ни за что не позвонил бы.
Уж лучше пусть не понимает.
Она сухо продиктовала ему недостающие слова и без сил повалилась на диван. Когда через час отец заглянул к ней в комнату, она уже спала.
Предположение Маринки, что поездку Димы в Москву организовала его мама, было справедливым лишь отчасти. Да, Наталья Николаевна, действительно, позвонила в гороно. Просто напомнила, что ее сын — победитель олимпиады по информатике. Победитель плюс отличник, конечно, заслуживал, чтоб его отметили. И хотя подарка он не получил, его, в конце концов, поощрили поездкой в столицу.
Когда мама сказала об этом Диме, он схватил ее на руки и поднял до потолка. А потом закружил и отпустил только, когда она взмолилась о пощаде. Тогда он запрыгал сам и допрыгался до того, что снизу стали стучать возмущенные соседи.
Эту радостную новость Дима узнал перед самым балом и сейчас же сообщил Лене. Он не сомневался, что ее тоже отметят поездкой — и это подтвердилось при вручении ей подарка. Несколько огорчило его известие, что Лена едет с мамой, − та должна была принять участие в международном симпозиуме по проблемам компьютерных технологий. Лене тоже хотелось хотя бы поприсутствовать на этом симпозиуме, послушать доклады, − уж больно интересные темы были заявлены в его программе.
Но Диму эти ее намерения категорически не устраивали. Ему совсем не улыбалось слушать какие-то скучные доклады, пусть и связанные с информатикой. В их названиях он ничего не понял. Сидеть и делать вид, что тебе страшно интересно — что может быть противней?
Но когда он сказал об этом Лене, она так высоко подняла свои красивые брови, что Дима сразу поднял обе руки, сдаваясь. Хорошо, он согласен, согласен, лишь бы быть с ней рядом.
Но на этом его огорчения не кончились. Оказалось, что все награжденные едут вместе в одном вагоне, а Лена с мамой — в другом. И туда, и обратно. В их вагон ее маме билеты не достались. И даже, если бы достались, она бы в нем все равно не поехала. Ведь их вагон был плацкартный — на купейный у организаторов поездки денег не хватило. А Лена с мамой ехали в СВ — вдвоем в одном купе. И жить они собирались не в Измайлово, а у знакомых ее мамы, где они всегда останавливались, бывая в Москве.
Короче, быть с ней круглосуточно Диме, увы, не светило. Но все равно эта поездка представлялась ему сплошным счастьем. Видеть ее почти весь день в течение целой недели! Ехать в одном поезде. Бродить по зимней Москве вдвоем. Нет, они, конечно, не будут откалываться от коллектива, − иначе им грозит втык со стороны воспитателя, несущего за них ответственность. И в Кремль со всеми пойдут, и в театр, и в музеи. Но и побыть наедине, наверняка, удастся. И Дима с нетерпением ждал отъезда.
Поговорив с Маринкой, он сейчас же схватил гитару и в два счета подобрал мелодию к ее стихам. Песня получилась просто замечательная — такая трогательная, немножко грустная и в то же время светлая. Какая Марина все-таки умница! — с теплотой думал он. — И как здорово, что у нее все наладилось. Нашла себе хорошего парня. Он видел, как она с ним уходила с бала. И Лена сказала ему, что встретила потом их вместе. Напрасно Лена так переживала за Марину. И "друг детства" тоже вроде угомонился, − Дима видел его на балу мельком и только в самом начале. Наверно, счел за лучшее смыться — и правильно сделал.
В общем, все складывалось замечательно. И потому Дима последнее время постоянно пребывал в состоянии легкой эйфории из-за свалившегося на него счастья. Лена его любит — она сама ему об этом сказала. На этом фоне все неприятности, всегда имеющие место в жизни, выглядели просто микроскопическими. На них не стоило даже внимания обращать.
Только одно его беспокоило: когда Лена бывала рядом, ему все время хотелось ее целовать. Просто, не отрывался бы. Но... не получалось. По-настоящему он так ни разу ее и не поцеловал. Сначала сам не решался — потом, когда осмелел, всегда что-нибудь мешало. С самого дня их знакомства она ни разу и не побывала у него дома, − отказывалась под разными предлогами. А у нее он чувствовал себя как-то скованно — не в своей тарелке, особенно, в присутствии ее мамы. Он видел, как они любят друг друга, и понимал, что Лена рассказывает маме обо всем. И это его здорово тормозило.
Дима свою маму тоже очень любил. Но чтобы делиться с ней всем! — нет уж, увольте. Такого наслушаешься — не будешь потом знать куда деваться.
Ну, ничего, наступит, наступит момент, — мечтал Дима. — Он исцелует ее всю — у нее голова закружится от его поцелуев. Он даже закрыл глаза, представляя, как это произойдет. Но спешить не следует. С ней надо быть осмотрительным, постоянно учитывая ее настроение. Ничего, он постепенно своего добьется.