Покорительница горных вершин
Отрывок из «Эльбрус в огне», А. Гусев
На фото: Советские горные стрелки на марше
... Легкий ветерок медленно гнал облака вверх по склонам, космы их цеплялись за выступы скал, гребни на склонах словно сопротивлялись действию ветра. Мы укрылись в траве среди камней и стали ждать. Когда облако проплыло, нам тут же открылся склон до самых подступов к гребню хребта. Но гребень был все еще невидим. Только вечернее похолодание заставит облака опуститься вниз, и тогда мы узнаем, что делается на гребне. А пока надо было всячески соблюдать осторожность.
Убедившись, что на видимом участке гитлеровцев нет, я разделил отряд на четыре группы.
Первую группу повели по склону центрального травянистого гребня я и Хатенов, лейтенант Сали вторую — по левой лощине, лейтенант Голубев третью — по правой. Четвертая группа — группа прикрытия, замаскировавшись, осталась у шалаша. Ей надлежало вступить в бой, если противник попытается нас окружить.
Примерно через час мы без всяких приключений подошли к гряде скальных лбов и по травянистым склонам между ними вышли на участок, откуда можно было увидеть гребень. Но его по-прежнему скрывали облака. Здесь была намечена встреча трех групп отряда (четвертая должна была ночевать возле шалаша). Группы Сали и Голубева тоже не встретили ничего подозрительного на своем пути. Тщательно замаскировавшись, мы стали ждать момента, когда очистится хребет. Не выяснив обстановку и характер рельефа, было рискованно двигаться дальше.
С приближением вечера становилось все холоднее, облака начали стекать вниз по лощинам. Гребень постепенно очистился, но за него зашло солнце, и потому мы увидели только его контуры. Все, у кого были бинокли, не отрываясь следили за гребнем, пытаясь рассмотреть каждую извилину рельефа. И вдруг мы увидели на гребне людей. Приглядевшись, убедились, что это немцы. Решили, ничем не выдавая себя, продолжать наблюдение до наступления темноты, запомнить очертания хребта и оценить силы егерей, оборонявших перевал.
Наблюдения позволили зафиксировать три ясно выраженные перевальные точки. Центральная из них была наиболее низкой и доступной. Над перевальными точками поднимались довольно высокие скальные вершины с небольшими прожилками снега в кулуарах.
С наступлением ночи бойцы стали располагаться на отдых. Выставили боевое охранение, на всякий случай приготовились к круговой обороне.
Обстановка меняла наши планы. Я созвал командиров групп и сообщил, что перевал придется брать с боем.
Не дожидаясь утра, мы направили к двум седловинам разведчиков. Им предстояло выяснить, есть ли гитлеровцы на подступах к гребню.
Пользуясь образовавшейся у нас цепочкой связи (шалаш — хижины в ущелье — группа бойцов кавполка в лесу), я послал донесение в штаб дивизии. К рассвету связные должны были вернуться обратно.
Хорошо, что мы успели сварить мясо внизу: сейчас, после утомительного подъема и перед завтрашним не менее трудным днем, надо было как следует подкрепиться. Огня не разводили, разговаривали шепотом и курили, накрывшись шинелями.
Вместе с командирами групп я расположился на отдых под скалой. Спать пришлось урывками, по очереди. Да и не спалось, несмотря на усталость: все с нетерпением ждали возвращения разведки. Часа в три ночи сверху послышались осторожные шаги и негромкий разговор — это красноармейцы боевого охранения встречали возвратившихся разведчиков. Группа, побывавшая под правой седловиной, не заметила никаких признаков присутствия противника. Те, кто направились на левую седловину, примерно на половине пути к ней обнаружили боевое охранение егерей.
До рассвета мы обсуждали, как лучше наступать на перевал. Об открытом штурме нечего было думать. Значительное расстояние и характер склонов создавали неблагоприятную ситуацию для наступающих: нас могли перебить на дальних подступах к гребню. Решили осторожно приблизиться к нему.
Едва посерело небо на востоке, командиры групп развернули бойцов в цепь, и отряд двинулся в сторону перевала. Я шел с группой Хатенова в центре, справа и слева, немного ниже нас, двигались группы лейтенантов Сали и Голубева. На месте ночевки мы оставили несколько человек с ручным пулеметом.
Мы с Хатеновым шли в голове разведки, остальные бойцы — метров на пятьдесят ниже по склону. Вскоре я понял, что допустил оплошность, нельзя было находиться впереди сразу двум командирам: в первой же стычке оба могли погибнуть и отряд был бы обезглавлен.
Солнце уже освещало верхнюю часть склонов. Четкая граница света и тени, характерная для гор, находилась впереди нас. Вскоре солнечные лучи осветили наших бойцов. Мы находились теперь на склоне, который вел непосредственно к гребню и седловине перевала. Впереди — никаких признаков противника. Не могли же немцы оставить перевал без боя. А между тем до него оставалось не более 600 метров. Видимо, сюда и добиралась вчера наша разведка, встретившая боевое охранение егерей. Склон, травянистый вначале, изобиловал дальше голыми скалами, верхняя часть которых могла служить хорошим укрытием для противника. Выше шла осыпь, подступавшая прямо к перевалу. Мы продолжали очень осторожно продвигаться: немного впереди и по сторонам — два бойца, затем я, Хатенов и чуть ниже — еще два бойца. Отряд двигался чуть позади нас, но в тог момент он скрылся в одной из складок местности.
Два бойца, шагавшие впереди, начали обходить скалы. Едва они скрылись, раздались два винтовочных выстрела... Мы в это время тоже обошли скалу и оказались на пологом травянистом склоне, окруженном выступами скал. Бойцы лежали за камнями. Прогремел залп, началась беспорядочная стрельба. Я упал на землю и укрылся за небольшим камнем. Пули свистели где-то рядом и ударялись о камни, находившиеся вокруг меня. Стал осторожно оглядываться, чтобы хоть немного сориентироваться в обстановке. Наши не отстреливались. «Неужели убиты?» — с тревогой подумал я. Впереди и левее меня сзади ничком лежали в траве четверо бойцов. Хатенов успел укрыться за скалой и оттуда вел наблюдение. Немцы опять открыли огонь по неподвижно лежащим бойцам. Надо было немедленно отходить.
— Вы живы? — услышал я тихий голос Хатенова.
— У вас надежное укрытие. Стреляйте, — так же тихо ответил я. — Будем отходить за скалы.
Наметив скалу метрах в пятнадцати позади, я осторожно отстегнул лямку тяжелого рюкзака, вскочил, быстро сбросил рюкзак и помчался к скале, каждую секунду ожидая пули в спину. Стрелял Хатенов, стреляли и немцы. А я кубарем скатился по склону под скалу.
Хатенов продолжал стрелять короткими очередями. Фашисты, видимо, засели метрах в шестидесяти. Четверо наших бойцов лежали без движения. Чтобы дать им возможность отойти, я начал длинными очередями обстреливать точки, из которых вели огонь егеря. Трое бойцов где перебежками, где ползком стали отходить к скалам. Один так и остался на склоне, в стороне виднелся его автомат.
Обстрел прекратился. Среди скал, за кустами рододендронов, появились две каски. Казалось, сейчас можно было расквитаться за погибшего товарища, но подвел автомат: заело забитый землей затвор. В этот момент ко мне подполз один из бойцов и протянул винтовку. За кустами мелькала уже только одна каска. После моего выстрела каска исчезла...
Подошла остальная часть нашей группы. Фашисты молчали. Было тихо и справа от меня, где находилась группа лейтенанта Сали.
Хатенов с частью своих людей пошел влево, в обход позиции егерей. Вскоре там послышались выстрелы, и я поднял бойцов. Перебежками мы приблизились к скалам. А когда поднялись на них, то увидели, как под огнем Хатенова и его бойцов к перевалу бегом отходил десяток егерей в зеленых куртках. Туда же пытались пробраться несколько егерей с левой седловины. Мы тоже начали стрелять по отходящим, и они залегли за крупными камнями: то ли хотели выждать удобный момент для отхода, то ли решили отсидеться здесь до вечера.
До перевала оставалось метров четыреста. Оборонявшие гребень егеря вели себя довольно смело — поднимались во весь рост, спокойно прохаживались по гребню. Но после нескольких очередей из ручного пулемета два гитлеровца, взмахнув руками, исчезли, а остальные стали осторожнее.
Рубеж у нас был хороший: мы видели оборону врага почти на всем ее протяжении, подходы к перевалу и, изучив их, могли начать наступление. Однако в тот момент силенок у нас оказалось маловато: для активных действий можно было использовать только сорок человек, остальные прикрывали тыл и были расставлены по цепочке связи. На перевале же находилось не менее роты егерей. Особенно беспокоил меня наш тыл. Фашисты могли спуститься в ущелье Гвандры и с других, более удаленных от перевала районов гребня. Если же учесть, что там осталось всего несколько бойцов, то нас могли легко окружить и уничтожить. Обо всем этом я послал подробное донесение в штаб дивизии. Срок намеченных совместных действий с частями дивизии миновал, и теперь надо было ждать новых указаний.
Наступила ночь. Выставив боевое охранение с ручными пулеметами на открытый склон, мы с Хатеновым возвращались к основной группе, когда со стороны ущелья надвинулась гроза. Почти всю ночь лил дождь. Бойцы укрывались в расщелинах скал, но к утру все сильно промокли и промерзли.
За ночь фашисты, видимо, забыли об опасности и утром опять стали расхаживать по гребню. Но огонь наших пулеметов разогнал их. Правда, я не разрешил много стрелять: неизвестно было, когда к нам подойдет подкрепление, которое доставит боеприпасы.
Солнце освещало склоны с нашей стороны, и мы в деталях могли изучить рельеф, что было просто необходимо для разработки плана штурма перепала.
Три седловины были видны теперь совсем близко. Левая представляла собой, очевидно, ложный перевал и вела через верхнюю часть бокового гребня в ущелье Гвандры. Вчера там были егеря, но к утру они, видимо, ушли на центральную седловину. Вот эта седловина и являлась, по существу, участком понижения гребня и имела многочисленные скальные зубцы —«жандармы». К ней вела 300-метровая осыпь. Слева от нее поднималась довольно высокая скальная вершина, изрезанная желобами и кулуарами, забитыми снегом. Справа виднелась небольшая скальная вершина, а дальше гребень опять резко понижался. Там и лежала основная седловина перевала, через которую шла тропа, находившаяся справа от нас внизу на склонах. Мы предполагали, что основные силы противника и их огневые точки, оборудованные из обломков скал, располагались именно в центре, перед нами. Правда, основная седловина перевала была не видна нам, ее закрывал травянистый гребень. Конечно, и там противник держал оборону. Это настораживало: ведь гитлеровцы могли скрытно спуститься оттуда ц зайти нам в тыл.
К перевалу надо было выслать разведку и держать там хотя бы небольшую группу бойцов в качестве заслона. Но взять людей было негде, и я решил временно ограничиться разведкой. Вернувшийся из разведки Хатенов сообщил, что тропа идет к перевалу по узкой, с крутыми травянистыми склонами лощине. Склоны обращены в сторону перевала, на них нет ни одного камня, который можно было бы использовать для укрытия. На перевале были замечены несколько егерей, но основные их силы, очевидно, находились за перевалом.
Теперь становилось ясно, почему немцы организовали такую сильную оборону именно на среднем понижении хребта, как раз напротив нас: отсюда было проще наступать на гребень, а путь через эту часть хребта вел на тропу в тыл основной седловины перевала. Так, в ожидании известий из штаба дивизии мы постепенно уточняли обстановку и конкретизировали план штурма перевала.
Штаб дивизии прислал нам не только необходимые указания, но и подкрепление — отряд численностью в тридцать человек, возглавляемый лейтенантом П. И. Петровым. Новый отряд имел два ручных пулемета и ротный миномет.
Командир дивизии приказывал взять перевал и укрепиться на нем. Ущелье реки Гвандры приобретало все большее значение для развития наступления на Клухорском направлении. Поэтому в район, где начинался подъем на перевал Клыч, передислоцировался 220-й кавалерийский полк, что было очень кстати. Теперь мы могли действовать, не оглядываясь на свои тылы, и смело штурмовать перевал.
Вечером я собрал под скалой командиров групп и изложил им план наступления. На левую седловину шла группа лейтенанта Голубева с задачей взять ее. Это было необходимо для прикрытия левого фланга нашего отряда. Поскольку перевал на левой седловине считался ложным, можно было полагать, что особого сопротивления там наши не встретят. Другую группу я послал направо, чтобы закрыть лощину, где шла тропа на основную перевальную точку. По тропе можно было пройти и в наш тыл к шалашу, где по-прежнему находилась только группа связных. На центральную седловину с основными силами отряда шли Хатенов, Сали, Петров и я. Достигнув непосредственных подступов к перевалу, мы с лейтенантом Петровым должны были остаться с центральной группой, а группам Хатенова и Сали предстояло разъединиться, чтобы наступать на перевал по скальным гребням слева и справа.
Основной командный пункт отряда оставался у нас под скалами, на месте ночевки. В качестве резерва и для охраны КП были выделены 10 бойцов с ручным пулеметом.
Я не рассчитывал, что мы в первый же день возьмем перевал. Гитлеровцы, конечно, понимали, что судьба перевала в значительной степени определяла судьбу их основных сил в ущелье реки Клыч. Поэтому оборонявшимся наверняка пришлют подкрепление. Но мы знали, что любой ценой необходимо занять высоты, господствующие над перевалом, чтобы затем, когда подойдет помощь, уверенно идти на штурм.
Вечером разделили скромный запас продуктов, раздали боеприпасы. Все было готово к завтрашнему наступлению. Вышли, когда было еще совсем темно. Сначала двигались плотной цепочкой, потом разделились на три группы. Две из них стали постепенно удаляться в разные стороны и к рассвету оказались на боковых гребнях. Мы с лейтенантом Петровым двигались во главе центральной группы. Впереди была видна осыпь, до перевала оставалось 300—400 метров.
Нам повезло: к рассвету на хребте задержались облака, не успевшие сползти в ущелье. Облака лежали на перемычках, а над ними возвышались уже знакомые нам скальные вершины.
Закрытые облаками егеря не видели нас. Но мы все же соблюдали осторожность и перебирались от камня к камню, готовые в любую секунду спрятаться в укрытие.
Стало совсем светло. Фашисты, видимо, услышали шум наших шагов по каменной осыпи и открыли беспорядочную стрельбу. Но вскоре остатки облаков сдуло с хребта легким ветром, и мы увидели гребень, усеянный гитлеровцами. Они мгновенно исчезли за укрытиями. На нас обрушился ураганный винтовочный и автоматный огонь, в который периодически вплетались длинные очереди двух или трех пулеметов. Пришлось залечь. Началась перестрелка. Наша центральная группа, как и следовало ожидать, попала в наиболее трудное положение. Укрыться от огня с седловины гребня мы могли за камнями, но огневые точки противника находились и на боковых гребнях справа и слева от нас. Их огонь был особенно опасен.
Наши фланговые группы уже дошли до скал боковых гребней и скрытно передвигались от расселины к расселине, от выступа к выступу. Но действовали эти группы пока не столь активно, чтобы облегчить наше положение.
Огонь с флангов усилился. Мы с лейтенантом Петровым оказались за одним камнем и на какое-то время потеряли возможность не только управлять отрядом, но и вообще наблюдать за происходящим. Отряд оказался в тяжелом положении. Мы попали в огневой мешок. К обстрелу с перевала добавилась методичная стрельба снайперов c боковых хребтов. К счастью, мы с Петровым находились в небольшом углублении за камнем. И хотя немецкие снайперы заметили нас, их пули с обеих сторон не доставали нас. Ударяясь, они откалывали крупные куски гранита и как бы указывали уровень, выше которого было рискованно подниматься.
Лежа в этой выемке, я впервые испытал, так сказать, «моральную силу» снайперского огня: ведь каждая пуля была предназначена именно нам. Испытал также и одну из особенностей горного боя, который протекает как бы в трехмерном измерении. Здесь недостаточны представления о фронте, фланге и тыле. Решающую роль начинает играть то, что происходит над тобой и под тобой. Вероятно, что-то похожее имеет место и в воздушном бою.
Итак, мы хорошо укрылись с лейтенантом от огня в горизонтальной плоскости, но оказались уязвимыми сверху. Из укрытия мы видели только тех бойцов нашего отряда, которые лежали ниже нас по склону. Невдалеке за довольно большим камнем находился расчет миномета. Минометчики оказались явно в лучшем положении. Я крикнул, чтобы они собрали сведения о состоянии группы и передали команду окопаться (в тех условиях это означало — сделать укрытия из камней). Вскоре минометчики передали: «Вся группа прижата огнем к скалам, но большинство людей укрылось достаточно надежно. Среди бойцов есть несколько легко раненных».
Положение наше было трудным, но я знал: скоро наступит облегчение. Дело в том, что в последние дни стояла жаркая погода. Как всегда в такую погоду, к полудню со дна ущелий вверх по склонам начинают подниматься, все разрастаясь, гонимые восходящими потоками воздуха облака. Много раз любовался я этим явлением природы в мирное время, находясь на Эльбрусе. Эти облака, точно стада огромных белых баранов, поднимались на пастбища по зеленым склонам альпийских лугов. После полудня облака собирались воедино и закрывали хребты, вершины и весь массив Эльбруса сплошной волнистой пеленой. К вечеру как бы нехотя, цепляясь за гребни, они сползали вниз, и тогда вновь открывались взору грозные вершины, а двуглавый великан, раньше всех встречающий и позже всех провожающий солнце, стоял могучий, как белый остров среди моря облаков, заполнивших ущелье...
Теперь происходило то же самое. Снизу на нас надвигалось облако. Рядом и чуть в стороне проплывало другое. Они укроют нас... Ночью или даже днем вот в таких облаках мы сможем на ближних подступах к перевалу накопить силы для последнего броска. Но для уменьшения потерь группе бойцов необходимо подняться на одну из вершин и огнем сверху парализовать действия противника так же, как он парализовал сейчас наши действия. Перевал мы должны взять, но сделать это надо с минимальными потерями.
Ожидая, когда нас накроет облако, я приказал минометчикам пристреляться по перевалу, чтобы вести затем огонь и в облаках. Но удалось это не сразу, опять сказалась особенность, связанная с горами: не учли превышение цели, ведь гребень находился высоко над нами...
Наконец долгожданное облако прикрыло нас, и стрельба со стороны гитлеровцев сразу утихла. Я подозвал бойцов и послал их для связи с фланговыми группами. При первой возможности они должны были подниматься на склоны и вести огонь по перевалу. На правый фланг направил группу бойцов, которым поставил задачу выйти на самый гребень, чтобы обнаружить и уничтожить немецких снайперов. На левом фланге скальные склоны были почти отвесны, поэтому здесь пока было невозможно добраться до вражеских снайперов.
Используя короткое затишье, мы с Петровым обошли цепи бойцов нашей группы и приказали им передвигаться вперед только после того, как на склон наползет облако.
Посоветовали каждому заранее выбрать впереди себя подходящий для укрытия камень. Так и поступили наши подчиненные. Мы с лейтенантом тоже перенесли свой командный пункт вперед, к большому камню. Позади нас расположились двое бойцов для связи.
Пока минометчики перетаскивали свое имущество, облако стало редеть, в нем начали появляться просветы. По пути минометчики что-то замешкались, а в это время облако неожиданно сдвинулось в сторону, сразу открыв скалы перевала.
— Скорей, бегом в укрытие! — закричал я.
И сразу грянули выстрелы. Один из бойцов упал. Двое бросились к нему, но боец был уже мертв. Стрельба усилилась. Однако минометчики, укрывшись в камнях, открыли огонь по врагу. Мины ложились прямо на гребень, и фашисты приутихли.
Облака продолжали периодически накрывать нас, и в одну из таких передышек пришли связные от лейтенантов Сали и Хатенова. Дела у них шли неплохо. Заняв удобные позиции, бойцы наносили противнику ощутимый урон, а сами, к счастью, потерь почти не имели. Красноармеец Ощепко, забравшись выше седловины перевала (как он потом говорил в «орлиное гнездо»), уничтожил 14 фашистов. Теперь ни один вражеский солдат не рисковал высунуть нос из-за хребта.
Все новые и новые облака появлялись над перевалом. И мы благодаря им продвигались все выше. Фашисты стали прошивать нижнюю часть облаков пулеметными очередями. У нас появились новые потери. За день отряд значительно поубавился — кто был убит, кто ранен. Часть раненых мы отправили с сопровождающими в тыл. А вскоре вышли из строя минометчики и умолк миномет. В нашей группе осталось двадцать шесть человек. Мы почти вплотную приблизились к перевалу, но боеприпасы были на исходе, кончилось продовольствие Скоро начнут уплывать вниз и наши «союзники» — облака. Прикинув все это, решили спешно закрепляться на занятых позициях до подхода подкрепления. Особое внимание уделили укреплению позиций фланговых групп: именно у них обозначился основной успех.
А между тем гитлеровцы снова открыли интенсивную стрельбу, судя по всему, у них появились новые пулеметные точки. Все это наводило на мысль, что противник получил подкрепление, однако его контратаки казались пока маловероятными. После того как мы заняли хорошие позиции, я решил спуститься на наш командный пункт. Старшим оставил лейтенанта Хатенова. До моего возвращения активные действия отряда прекращались. Внизу я рассчитывал узнать о подкреплении для штурма перевала, организовать ночью эвакуацию раненых в тыл и доставку к нашим позициям боеприпасов и продовольствия.
Набежало очередное облако, теперь уже сверху. Я начал спускаться, используя приклад карабина как ледоруб при спуске по крутым склонам. «Вот если бы из приклада при необходимости можно было выдвигать штырек! Какая была бы удобная комбинация оружия со специальным горным снаряжением», — невольно подумалось мне.
До командного пункта добрался быстро: ведь я старался не отстать от облака. Встретил меня боец с ручным пулеметом. А облако, как по заказу, унеслось со склона, когда я присел отдохнуть под скалой.
Не успел выпить кружку воды, в воздухе прошипела мина и грохнул взрыв. Немцы стреляли с перевала. Значит, действительно им подбросили подкрепление. Положение усложнялось. Надо было маскировать и укреплять наш командный пункт, тем более что рядом скопились раненые.
На КП мне вручили донесение лейтенанта Голубева и сообщение командира кавалерийского полка майора Ракипова. Голубев писал, что беспрепятственно вышел на перевал и занял оборону, приспособив для этого оставленные врагом каменные блиндажи. Как я и предполагал, перевал оказался ложным и вел в ущелье Гвандры. Голубев, по сути дела, выполнил свою задачу. Я отозвал его вместе с группой в расположение КП, а на перевале предложил оставить лишь нескольких бойцов.
Полк находился уже в ущелье и расположился вблизи сванских хижин, у ведущей к нам тропы. Командир полка сообщил через связного, что в ущелье реки Клухор пока затишье и что основные действия развиваются у нас, на хребте Клыч. В связи с этим он выслал для усиления отряда еще один спешенный эскадрон. Связной знал, что эскадрон уже поднимается к горы и будет ночевать у шалаша под нами. От группы, направленной в лощину, где проходила тропа на перевал Клыч, никаких сведений до сих пор не поступало.
В это время на склоне ниже нас начали рваться мины. Били два батальонных миномета. Очевидно, фашисты пристрелялись к шалашу, не иначе как решали, что именно там находится наш командный пункт.
Я подготовил донесение в штаб дивизии, перечислил в нем потери, подробно описал обстановку, изложил наш план наступления на перевал.
Близились сумерки. Собравшиеся у КП легкораненые готовились начать спуск. Тяжелораненых — кого на импровизированных носилках, а кого на себе — решили спускать после наступления темноты, чтобы, не опасаясь обстрела сверху, действовать не спеша, осторожно. Наибольшие потери, естественно, понесла центральная группа, но имелись раненые и в составе фланговых групп. Под вечер сверху пришел лейтенант Сали. У него была прострелена кисть правой руки. Рана оказалась рваная, поэтому Сали тоже пришлось отправить вниз...
Командир кавалерийского полка не сообщил мне о задании, которое получил направленный на помощь нам эскадрон. Не ясен был и характер взаимоотношений комэска с командирами нашего отряда. Мне предстояло встретиться с ним у шалаша и продумать общий план действий. Поскольку каждый человек был на счету, пришлось идти без сопровождающего.
Смеркалось. На перевале гремели одиночные выстрелы. Небо было безоблачным, быстро холодало, и трава покрывалась росой. Ноги вскоре промокли по колено. Я двигался не спеша, причем не по прямой, а все время уклоняясь влево, с тем чтобы разглядеть лощину, где шла тропа на перевал и где находился наш заслон. Неожиданно из-за склона передо мной возник человек. Я не сомневался, что это наш боец, связной, направляющийся от шалаша на КП отряда. Но боец, видимо, не был уверен, что встретил своего, ведь я спускался сверху, а там находились не только наши.
Смущала, видимо, его и моя форма: лыжные брюки, штурмовая куртка, немецкие альпинистские ботинки. Трофейный рюкзак необычной формы тоже, вероятно, заставил его призадуматься, прежде чем решить, кто стоит перед ним. Необычная форма уже вторично подводила меня, но я не снимал ее: в горах она была очень удобна. Не хотелось отказываться и от ледоруба, который мог стать необходимым на трудных участках пути, да и рюкзак был несравненно удобнее вещевого мешка. Но в тот момент положение мое оказалось скверным. Боец стоял боком ко мне, направив в мою сторону ствол автомата. Надо было начать разговор.
— Откуда и куда направляетесь? — спросил я, не придумав ничего иного.
— Наверх, — ответил боец.
— К Гусеву, что ли?
— Фамилии не знаю, — неохотно откликнулся боец.
— Если к Гусеву, то давай письма мне — я и есть Гусев.
Ответа на мое предложение не последовало. Показывать документы в наступившей темноте было бессмысленно, да боец и не подпустил бы меня к себе. Разговор явно не клеился. Что делать? Я-то знал, что встретил нашего русского человека, а он не верил ни одному моему слову и в любой момент мог нажать на спусковой крючок. Крепко выругавшись с досады, я решил идти вниз. Медленно, осторожно мы обходили друг друга. Когда я удалился шагов на десять, боец клацнул затвором автомата. Я быстро сбежал в лощинку. Теперь боец не видел меня. Чтобы как-то успокоить его, я начал петь. Неизвестно почему, на ум пришла ария Тореадора.
Потом выяснилось, что нерусское слово тореадор, несколько раз повторяющееся в этой ария, окончательно убедило бойца, что перед ним — гитлеровец.
В полной темноте добрался до шалаша. Здесь, внизу, накрапывал дождь. При подходе никто не окликнул и не остановил меня. Эскадрон отдыхал, не выставив боевого охранения. В шалаше познакомился с комиссаром эскадрона П. К. Коханным, который временно возглавлял эскадрон.
Меня досыта накормили дымящейся бараниной, угостили водкой. На плечи мне кто-то из кавалеристов накинул сухую шинель. С полчаса отогревался, подсунув ноги под кошму, которой была прикрыта кучка тлеющих углей. Вокруг кошмы таким же образом обогревалось еще несколько человек (так пастухи на горных пастбищах поступают в холодную погоду).
Я ознакомил собравшихся командиров с обстановкой на перевале, рассказал о событиях последних дней. Самостоятельных решений мы пока не принимали, поскольку наутро меня вызывал для доклада командир кавалерийского полка майор Ракипов. Письменное распоряжение на сей счет как раз и нес мне боец, с которым я встретился во время спуска.
Лагерь затих. Приятно было засыпать в натопленном шалаше, под убаюкивающее шуршание слабого дождика.
Проснулся от негромкого разговора. Уже рассвело. Боец, голос которого показался мне знакомым, тут же в шалаше взволнованно рассказывал что-то командирам. Он, видимо, недавно вернулся, насквозь промокший. Четко расслышал я только конец его фразы:
— Тут он прыгнул в канаву и быстро пошел прочь. И что-то запел не по-русски...
Я сразу догадался, о ком рассказывал недавно пришедший боец. Сбросив чужую шинель, послужившую мне одеялом, я приподнялся. Боец взглянул в мою сторону, присмотрелся, и лицо его расплылось в улыбке.
— Так значит, товарищ старший лейтенант, вы все же Гусев? А я не поверил. Думал, что встретил немца. Даже пожалел, что не выстрелил, когда вы прыгали в канаву...
Military
Международные сборы подразделений специального назначения (горные стрелки). После отработки упражнений.
Школа военного альпинизма и горнолыжного дела Закавказского фронта (1942-1945)
Грузия. Поселок Бакуриани. Гора Кохта. 2155 м.
Так складывалась ситуация на полях военных сражений Великой Отечественной войны, что германские генералы летом 1942 года уже планировали захват Тбилиси, Сухуми и Батуми. В этих планах особое место занимали горнострелковые части вермахта, которым предстояло стремительно занять перевалы Главного Кавказского хребта, открыв, таким образом, путь к Черноморскому побережью Кавказа.
К этому моменту в боевом расписании воинских подразделений Красной Армии числилось менее 20 горнострелковых и 4 горнокавалерийские дивизий. От обычных стрелковых дивизий их отличало лишь наличие вьючного транспорта – лошадей и ослов. Личный состав не имел горной подготовки. Дивизии не располагали ни специальным снаряжением, ни обмундированием, ни особым рационом питания, чем уже к 1939 году могли похвастаться аналогичные подразделения немецкой и итальянской армий. К началу войны на Кавказе специальное снаряжение советского горного стрелка в основном состояло из летнего комплекта табельной формы, ботинок с обмотками и панамы для защиты от солнца.
К этому следует сделать некоторое уточнение – понятие «горнострелковое» и тем более – «горнокавалерийское» воинское подразделение носило скорее условное, чем конкретное значение. Более того, командование Красной Армии считало маловероятным их применение в боевых операциях в высокогорных районах Кавказа.
«Боевым кредо» руководства Управления горной, лыжной и физической подготовки Рабоче-Крестьянской-Красной Армии в предвоенные годы являлось следующее отношение к войне в горах – «…нам на Эльбрусах не воевать…». Вместе с этим предполагалось в случае «крайней необходимости», использовать формирования уроженцев горных районов Кавказа и Средней Азии. Но ведь и этих формирований не существовало в наличии – их еще предстояло создать.
После начала Великой Отечественной войны инициативная группа членов Всесоюзной секции альпинизма (Б.Ф.Кудинов и др.) обратились в Генеральный штаб с предложением создать специальную альпинистскую группу для обучения горных частей. Такая группа была сформирована и, альпинисты были направлены в боевые части Закавказского и Северо-Кавказского фронтов, а также в Среднеазиатский военный округ в качестве инструкторов по горной подготовке.
Для удержания оставшихся и освобождения утраченных стратегических позиций на Главном Кавказском хребте и горных перевалах, Красной Армии были необходимы специально подготовленные войска. Но в тот момент на Кавказе находились части лишь одной, 9-й горнострелковой дивизии. Наряду с этой дивизией, всю тяжесть первого этапа битвы за Кавказ летом 1942 года приняли на себя спешно сформированные и наскоро обученные азам горной науки 12 Отдельных горно-стрелковых отрядов (ОГСО). Они были сформированы из курсантов военных училищ и запасных частей, дислоцированных в Закавказье.
Каждый отряд состоял из двух рот автоматчиков по 100 человек в каждой, одной пулеметно-минометной роты, взвода снайперов, саперного взвода, командования, штаба и различных служб (общая численность отряда достигала 350 человек). Каждый ОГСО имел в своем штате инструкторов горной подготовки.
Общая ситуация в регионе осложнялась еще позицией командования Северо-Кавказским фронтом (маршал С.М. Буденный), считавшего, что «…незачем эти мандариновые рощи защищать, надо уходить…». Лишь к концу осени 1941 года Генштаб РККА обратил внимание на это обстоятельство, да и то, после того, как немецкие войска захватили Крым и вышли к Ростову-на-Дону. Воинские части 46-й Армии (командующий в то время генерал-майор В.Сергацков), были сформированы из солдат, которые никогда в своей жизни не видели гор. Именно этой Армии предстояло оборонять перевалы ГКХ. Более того, ряд воинских частей проходивших срочную службу в предгорных районах ГКХ были отведены на равнину и заменены частями, которые в то время служили под Сталинградом. Когда же немцы должны были вот-вот войти в Баксанскую долину, то в качестве сдерживающей силы туда была направлена одна из «горнокавалейрийских» дивизий. Горные условия заставили конников спешиться, побросав своих четвероногих товарищей по несчастью и, отходить вверх в направлении Тырныауза, Верхнего Баксана – в сторону Азау. Затем личный состав этой дивизии при помощи альпинистов был выведен через перевал Донгуз-Орун в Сванетию и далее на равнины Грузии.
Сторонник активного развития горной подготовки войск для боевых действий в горах, Маршал Советского Союза И.С. Конев писал в своих послевоенных мемуарах: «В горах хорошо обученный, организованный батальон со средствами усиления во главе со смелыми и решительными командирами и офицерами может выполнить задачу, поставленную полку, а то и дивизии». И еще: «Горный стрелок, прошедший специальную подготовку и обученный ведению боевых действий в горах, стоит минимум пяти солдат-пехотинцев. Имеется в виду, его превосходство по физической готовности, по умению вести огонь, по ориентированию в оперативной обстановке, которая на горных склонах меняется молниеносно и, конечно - по испытаниям на выживаемость».
Для исправления сложнейшей обстановки, в горнострелковые части Закавказского фронта, срочно были направлены группы опытных альпинистов-инструкторов, которые за полгода в авральном порядке, сумели наладить обучение советских бойцов основам техники передвижения по горному рельефу, ведению огневого боя горах, передвижению на лыжах. Среди направленных групп были такие мастера своего дела, как Александр Гусев, Евгений Белецкий, Юрий Губанов, Николай Хромов, Игорь Бадер, Владимир Молоканов, Борис Беркович, Алексей Угаров и многие другие.
Впоследствии, в своих воспоминаниях генерал армии И.В.Тюленев, командующий Закавказским фронтом, вспоминал: «Многие из нас считали, что осенью и, особенно зимой, перевалы Кавказского хребта сами по себе недоступны для противника…», а посему мол, все разговоры об их укреплении и создании линии обороны лишни – горы сами не пропустят врагов.
Конечно, даже после такой подготовки, наши воинские подразделения не могли тягаться с горными стрелками германской армии, имевших колоссальный опыт подобных боевых действий в альпийских горах, и горах Скандинавии. Но на первых порах должно было хватить и этого, чтобы притормозить стремительный натиск противника. Из боевого опыта известно, что солдаты, не имеющие достаточной подготовки к действиям в горах и не оснащенные специальным снаряжением, не могли правильно и безопасно расходовать энергию при передвижении по горному рельефу. Сталкиваясь с горными частями противника, такие части несли значительные потери и, к сожалению, не в прямом огневом столкновении. Попав в горы, они неправильно использовали или вовсе не могли применить то оружие, владеть которым учились на равнине. А в горах даже стрелять из винтовки, чтобы попасть в противника надо знать много особых особенностей прицеливания, с учетом того куда стреляешь – вверх или вниз по склону.
В военном лексиконе имеется определение – «не боевые потери». Это понятие в первую очередь относится к тем смертям и ранениям, которые происходили лишь из-за того, что солдаты и офицеры не зная и не умея, как правильно надо воевать в горах, становились жертвами снежных лавин, камнепадов и попадания в ледниковые трещины. Приведем лишь один пример «не боевых потерь» во время 1-й Мировой войны – так, на одном Австрийском фронте подобные потери только за один год составили более 50000 человек.
Но и этих мер было недостаточно. В адрес Генерального штаба РККА было направлено предложение о срочной мобилизации большого числа альпинистов и инструкторов альпинизма, даже тех, на кого распространялось бронирование от призыва в действующую армию и тех, кто воевал на фронтах ВОВ. Приняв предложение, Генштаб предпринял соответствующие меры и в распоряжение штаба Закавказского фронта незамедлительно отбыли первые 200 альпинистов.
В срочном порядке в боевые подразделения были направлены спортсмены-альпинисты и ведущие инструктора альпинизма, которые к этому времени проходили специальную подготовку в диверсионных группах организованных НКВД на базе спортивного общества «Динамо». На базе этих формирований, состоявших из ведущих и высококвалифицированных спортсменов страны, бойцов интернациональных бригад и специалистов проведения диверсий в тылу врага, вскоре был сформирован ОМСБОН – «Отдельный мотострелковый батальон особого назначения». Среди добровольцев пришедших на столичный стадион «Динамо» (там проходила запись) были спартаковские легкоатлеты братья Серафим и Георгий Знаменские, боксеры Н.Королев и В.Огуренков, штангисты В.Крылов и Н.Шатров. Практически все ведущие альпинисты и инструктора альпинизма встали в строй этого батальона. Занятия по боевым дисциплинам для добровольцев ОМСБОНа проводились на спортбазе в Мытищах. В боевых действиях по защите Москвы в 1941 году на фронт отправился весь штатный состав ОМСБОНА.
Успех фашистской наступательной операции на юге страны вызвал резкое недовольство Верховного Главнокомандующего советскими войсками, по приказу которого на фронт была направлена большая группа генералов и офицеров во главе с представителем ставки Л.П.Берией. Для налаживания горной подготовки в частях Закавказского фронта, вслед за ними вылетели лучшие альпинисты Отдельной мотострелковой бригады особого назначения НКВД СССР: Е.Абалаков, Е.Белецкий, Б.Кудинов, М.Ануфриков, П.Родионов, З.Гуревич и другие.
При личном участии Л.П. Берии была создана оперативная группа фронта по обороне перевалов ГКХ. Этой группой командовал генерал Г.Петров. 46-я армия была срочно усилена частями НКВД, а ее командующим, вместо В.Сергацкова, был назначен генерал К.Леселидзе. Вместе с полками НКВД на оборону перевалов были направлены сводные батальоны 1-го и 2-го Тбилисских и Сухумского пехотных училищ и отряды моряков-черноморцев.
В начале боевых действий на Кавказе, находившаяся в поселке Бакуриани Боржомского района Грузинской ССР спортивная база ДСО «Динамо», была перепрофилирована в горнолыжную базу для подготовки частей Закавказского фронта. Затем, в целях организации плановой горной подготовки воинских частей, Бакурианская база была преобразована в «Школу военного альпинизма и горнолыжного дела» (ШВАГЛД). . 28 сентября 1942 г. приказом генерала И. Н. Биязи (Управление формирований Закавказского фронта) был подписан приказ о формировании Школы. Основными задачами Школы являлась горная подготовка воинских подразделений, инструкторов для Отдельных горно-стрелковых отрядов (ОГСО), горных проводников и других горных специалистов.
По эскизам сделанным альпинистами, на фабриках Тбилиси в срочном порядке шили специальную форму для курсантов школы. Офицеры получили куртки напоминавшие так называемые «канадки» - пошитые из качественного плотного сукна, сочного зеленого цвета, с застежками на пуговицах (в потай) по всей длине, вязаный вороник типа «шальки». Брюки (типа «гольф») были пошиты так, чтобы в них было удобно лазать по скалам и спускаться на лыжах. Головным убором зимой являлась шапка-ушанка, пошитая по образцу финских военных ушанок или простая солдатская шапка-ушанка. Обувь – это были удивительной формы американские ботинки с квадратным носом (под горнолыжные крепления) на толстой подошве. Они сразу же получили ироничное название – «студебеккеры». Ботинки были получены от американской стороны по «ленд-лизу». Форма личного состава Школы резко отличалась от обычной солдатской формы и учитывала все те условия, в которых она должна была эксплуатироваться.
Когда на боевые рубежи стали прибывать альпинисты, одетые в новую форму, да к тому же умевшие делать в горах многое такое, чего простые солдаты не умели, то авторитет горных подразделений начал расти, что называется на глазах. А после того, как немецкие егеря прочувствовали ударную силу новых подразделений и их альпинистскую выучку, то немцы стали их именовать «зелеными дьяволами».
Приказом Ставки Главнокомандующего ведущие спортсмены-альпинисты и инструктора альпинизма отзывались с фронтов ВОВ и тыловых предприятий и направлялись сюда, организовывать и проводить подготовку регулярных воинских подразделений для боевых действий в горах.
Первым начальником школы был назначен известный спортсмен и тренер, заслуженный мастер спорта, майор Борис Михайлович Дьячков, которого впоследствии сменил полковник Н.К.Шония.
Начальник Бакурианской Школызмс, майор Б.М.Дьячков
(Фото 1945 года. Архив ГЦОЛИФКа)
Начальником учебной части стал известный спортсмен, заслуженный мастер спорта В.Андреев (преподаватель ГЦОЛИФКа), а его заместителем по альпинистской подготовке стал мастер спорта, старший инструктор альпинизма И.А.Черепов. Горнолыжное отделение возглавлял чемпион СССР по горным лыжам Петр (Пека) Родионов. Всем необходимым спортивным инвентарем Школу обеспечивал директор Бакурианской лыжной базы Спорткомитета Грузии Леван (Лало) Панджикидзе – чемпион страны по прыжкам на лыжах, он же в Школе был одним из преподавателей лыжных дисциплин.
Через линию фронта будущих преподавателей и командный состав Школы перебрасывали на самолетах военной авиации (американских Дугласах). Среди первых добровольцев были: Е.Абалаков, Е.Белецкий, М.Ануфриков, Я. Аркин, Ш. Асатиани, М. Бобров, А. Веселов, М. Гава, О. Гринфельд, А. Грязнов, Ю. Губанов, Н. Гусак, Нина Думбадзе, Любовь Коротаева, П.Ф. Захаров, Е. Колокольников, В. Коломенский, Валентина Кацан, Л. Кельс, Л. Крымов, В. Космочевский, П. Курилов, В.Лубенец, Ф.Лемстрем, О. Логофет, Ан. Малеинов, В. Маловичко, Н. Микоберидзе, И. Макропуло, Б. Медведев, В. Нилов, Д. Ростовцев (чемпион СССР по горным лыжам), В. Сасоров, С. Смирнов, Н. Стопани (преподаватель офицерских курсов Школы), Г. Фомин, Раиса Александрова, Татьяна Матвеева, Вера Смирнова, Анна Просветова. Все прибывшие в Школу были зачислены на преподавательские должности и им присвоены воинские звания. Будущие преподаватели Школы: Г. Одноблюдов, Б. Грачев (начальник офицерских курсов Школы), Ал. Малеинов, А. Сидоренко, Е. Белецкий прибыли в Школу сразу после выполнения задания по снятию фашистских штандартов с Эльбруса.
Группа офицеров-преподавателей Бакурианской Школы: верхний ряд – первый слева – Захаров П.Ф., четвертый слева – Белецкий Е.А., крайний справа – Абалаков Е.М. Первый ряд – второй слева – Черепов И.А., четвертый слева – Гусев А.М., первый справа – Гусак Н.А. (Фото П.Ф.Захарова)
С воинскими подразделениями проводились занятия по специальной программе, разработанной преподавателями Школы и утвержденной штабом Закавказского фронта. Начальной стадией подготовки была отработка приемов передвижения по различному горному рельефу.
Занятия по скальной технике в полной боевой выкладке: 1. Траверс по крутым скалам с верхней страховкой. 2. Подъем по крутым скалам с оружием по навесным лестницам. 3. Подъем по вертикальным перилам с передачей оружия.
(Фото из архива Генерала Армии А.В.Тюленева. Автор фото – ПФ.Захаров)
Построение курсантов школы перед выходом на занятия по лыжным дисциплинам. (Фото П.Ф.Захарова)
Приемы маскировки, внезапного занятия доминирующих высот, удержания перевальных точек и многим другим особенностям походной жизни, подразделения Школы отрабатывали в многодневных походах, включая восхождения на близлежащие вершины (гора Кохта 2155 м). В теснинах горных рек отрабатывались приемы организации скрытных переправ. Зимой на склонах Кохты отрабатывались приемы горнолыжной техники и ведения огня в движении на лыжах. В обязательном порядке все подразделения совершали скрытные многодневные походы с отработкой тактико-боевых задач. Большое внимание уделялось отработке приемов альпинистской техники и мерам безопасного передвижения по горному рельефу. Проводились специальные занятия по оказанию помощи и, эвакуации «раненных» силами своей группы. Огневая подготовка проводилась в точном соответствии с особенностями ведения огня в горных условиях. Отличникам обучения, предоставлялась возможность совершения альпинистских восхождений. Так большая группа курсантов со своими преподавателями (более 100 человек) совершила восхождение даже на Казбек
Интересный эпизод в снабжении Школы специальным инвентарем произошел в то время, когда наши войска погнали немцев от Орджоникидзе на запад. В одном из тупиков станции «Минеральные Воды» был захвачен эшелон с лыжами, креплениями, палками. Представители Закавказского фронта, узнав об этом, срочно сообщили в Тбилиси и далее в Бакуриани. Из Школы военного альпинизма в Минводы срочно направили офицера с солдатами. Когда паровозик типа «кукушка», ползший от Боржоми до Бакуриани, доставил в Школу вагоны с большой партией инвентаря, ликованию преподавателей и курсантов не было предела! Как же – запросто получили огромную партию высококачественного горнолыжного инвентаря! Солдаты и офицеры с азартом и удовольствием разгружали вагоны, перетаскивали содержимое на склад, сортировали по размерам, моделям и маркам. Отныне курсанты школы обучались на лучших предвоенных марках лыж.
По мере необходимости, преподаватели Бакурианской школы откомандировывались для проведения занятий в Местийскую Школу горной подготовки офицеров (Сванетия, Ц.Кавказ). В этой Школе проходили экспресс - подготовку офицеры воинских частей, стоявших на перевалах ГКХ. По окончании этих курсов, они получали право организации и проведения горной подготовки в подчиненных им воинских частях. Таким образом, решался вопрос о начальной горной подготовке всего личного состава бойцов расположенных в высокогорной зоне. Специально создававшиеся группы из преподавателей и наиболее подготовленных курсантов (для конкретных заданий) перебрасывались из Бакуриани в районы боевых действий: район Эльбруса, Старый Карачай и даже в Домбайский район Западного Кавказа. Так в начале 1943 г. преподаватели Школы П.Ф. Захаров, Борис Стрекалов, Александр Сидоренко, Валентин Коломенский, Александр Гвалия, Николай Микаберидзе, Леван Панджикидзе обеспечили скрытный проход батальона войск НКВД в тыл врага через многие перевалы (в направлении Восточного Кавказа). Эта операция, не смотря на жесточайшие условия горной зимы, была проведена без потерь и серьезных обморожений. Все преподаватели были награждены правительственными наградами, а старшина Валентин Коломенский получил внеочередное повышение - звание старшего лейтенанта.
Преподавательско-офицерский состав Школы, используя свой альпинистский опыт, активно участвовал в создании учебных пособий по горным дисциплинам. Например, маленькая, карманного формата книжечка – «Памятка бойца-альпиниста», изданная преподавателями Школы в декабре 1942 года, уже была в полевой сумке каждого солдата горнострелковых отрядов Закавказского фронта. Выдержка из наставления: «Изучай горную местность. Различай места в горах, где бывают камнепады, лавины, обвалы. Умей ходить по горам. Страхуйся веревкой на крутых и опасных местах. Преодолевай на лыжах снежные склоны. Для умелого бойца-альпиниста нет непреодолимых препятствий в горах. Умей сражаться в висе на веревке, стоя на лыжах или на «кошках». Стреляй метко, маскируйся умело. Береги оружие и снаряжение. Находи путь в горах. Не оставляй раненого товарища».
Ст. преподаватель Школы по горнолыжным дисциплинам Ал. Малеинов на основе своих конспектов и учебных планов, написал книгу «Лыжные походы в горах», которая была издана в Москве в 1948 году Государственным издательством «Физкультура и спорт». И.А. Черепов написал и издал несколько методических пособий – памятки по обучению бойцов-альпинистов, бойцов-лыжников.
Практически одновременно с Бакурианской Школой началась специальная горная подготовка в республиках Средней Азии – Казахстане и Киргизии. В Восточно-Казахстанской, Алма-Атинской, Джамбульской и Южно-Казахстанской областях, были созданы 26 специальных военно-учебных пунктов (ВУПов) горной подготовки. Их преподавателями стали инструкторы альпинизма из добровольных спортивных обществ Казахстана и строевые командиры САВО, а костяк слушателей составили уже прошедшие по месту жительства 110-часовой курс начальной военной подготовки допризывники (не моложе 16-17 лет), направлявшиеся в ВУПы по путевкам райкомов комсомола и Осоавиахима. Программа учебы в ВУПах включала теоретические и практические занятия на учебных площадках пунктов без отрыва слушателей от производства, а затем краткосрочный практический курс обучения в горах. Во втором полугодии 1941 года курс подготовки в ВУПах Казахстана прошли 2390 будущих горных стрелков, в 1942 году – еще 1067 человек.
8 марта 1943 года Правительство (Совнарком) СССР, приняло постановление о создании в горах Заилийского Алатау Всесоюзной школы инструкторов горнострелковой подготовки. Школа подчинялась Всесоюзному комитету по делам физкультуры и спорта при Совнаркоме СССР и финансировалась из союзного бюджета. Продолжительность общего курса подготовки в школе должна была составлять 2-3 месяца, а каждый набор ее курсантов – 60 человек. Работа школы, учеба и взаимоотношения ее курсантов и командно-инструкторского состава строились на основе воинской дисциплины и уставов Красной Армии. Сразу после получения решения Правительства СССР о создании школы в Казахстане, начались работы по обустройству переданных ей зданий и служб туристской базы «Горельник» в Верхне-Алмаатинском ущелье Заалийского Алатау.
С 1943 по 1945 гг. на базе «Горельник» действовала единственная тогда в СССР - Всесоюзная школа военных инструкторов горнострелковой подготовки (ВШИГСП) и сборов Всеобуча. Начальником Школы был назначен известный альпинист М.Т.Погребецкий. Его заместителем стал известный альпинист Е.М.Колокольников
Погребецкий М.Т.
Колокольников Е. М.
По заданию Народного Комиссариата Обороны СССР в 1942 году, Военный комиссариат Киргизии и Ресспорткомитет создали передвижную Школу по подготовке горных стрелков. За годы ее работы в ней прошли специальную подготовку несколько тысяч человек. Все снаряжение и имущество альпинистских организаций, туристских клубов и Республиканского Дома туристов было передано в фонд Красной Армии для обеспечения работы Республиканской Школы инструкторов и передвижной Школы горных стрелков. Руководили Школой инструктор альпинизма Боривой Рудольфович Маречек и московский ученый Николай Тимофеевич Петрович.
Маречек Б.Р.
Петрович Н.Т.
В первом ряду слева - Е.Абалаков, рядом с ним - Н.Гусак. Во втором ряду слева - В.Коломенский, Ю.Одноблюдов, М.Ануфриков, П.Ф. Захаров
Принцип работы Школы был простым и удивительно продуктивным – передвигаясь по горным районам Киргизии, преподаватели школы проводили горную подготовку и обучение местных допризывников, совершая перевальные походы и зачетные восхождения. В программу обучения входили военно-прикладные навыки, обучение обращению с оружием и боевые стрельбы, военно-тактические игры.
Источник: http://www.mountain.ru/article/article_display1.php?article_...
Горно-вьючное
Подразделения 24-го горнострелкового батальона 61-й горнострелковой бригады 4-й пехотной дивизии румынской армии на полевом выходе; февраль 2017-го года