Мемуары моего прадеда. Часть 23. Жизнь в Виннице.⁠⁠

Пост не форматный, прошу отнестись с пониманием.

Часть 1. http://pikabu.ru/story/memuaryi_moego_pradeda_chast_22_peree...

Часть 22. http://pikabu.ru/story/memuaryi_moego_pradeda_chast_22_peree...

Продолжение:

Часть 23. Жизнь в Виннице.

В период пребывания в Виннице на меня навалилась очень большая нагрузка, здесь я крепко подорвал свое здоровье. Во-первых, я поступил на заочное отделение в Академию связи и два года учился на хорошо и отлично, о чем на имя начальника училища присылали из академии благодарственные послания. Кроме того, в училище был введен предмет "Военное искусство". Генерал Лашко вызвал меня и уговорил взять этот предмет на себя. "Вы, - сказал он, - приобрели богатый опыт в Великой Отечественной войне в составе 3 ГСМК, который успешно проводил операции по прорыву обороны противника на многих фронтах, поэтому Вам легче будет освоить и преподнести курсантам операции Великой Отечественной войны.

Как это трудно мне досталось, знаю только я. Сначала начал работать с военными журналами, затем бросил, так как в последующих номерах некоторые вопросы истории трактовались совершенно по-другому.

Затем поехал в Хмельницкое танковое училище, там упросил дать на временное пользование курс "Военное искусство", присланный Московской академией бронетанковых войск, что я и взял за основу. Конечно, пришлось поработать и с другими источниками. Каждая лекция обсуждалась на общевойсковом цикле, затем - в политотделе. Все старались к чему-нибудь придраться. Приходилось с чем-то соглашаться, что-то отвергать, доказывать. Только подготовишь окончательно лекцию, а уже надо читать курсантам.

Часто на моих лекциях присутствовали офицеры учебного отдела, политотдела и много раз присутствовал сам генерал Лашко. Оценивались лекции, как правило, хорошо, а однажды на общем парсобрании училища заместитель начальника политотдела особо похвалил мою лекцию, на которой он присутствовал, и рекомендовал другим преподавателям поприсутствовать на моих занятиях.

Мне, конечно, доставалось, работал часто по ночам, и это отражалось на здоровье.

Как-то Иван Романович Лашко вызвал меня к себе и отчитал как следует. Получил, говорит, письмо из академии, в котором хвалят тебя за хорошее отношение к учебе. А я считаю, что если ты такое внимание уделяешь учебе в Академии, то, значит, запускаешь свою основную работу в училище или подрываешь свое здоровье. Тебе, говорит, что надо дослужить до пенсии? Так я тебе и так дам дослужить и без Академии. В общем, генерал посоветовал мне поберечь себя и кончать занятия в Академии.

Итак, вторично поступив в Академию, вторично пришлось бросить учебу. И теперь считаю, что правильно сделал и очень благодарен Ивану Романовичу.

Но начальник училища не давал мне спокойно жить, всегда чем-то догружал меня. Вот пример. Ехала в Москву делегация из старших офицеров и генералов румынской армии, проездом заехала к нам в училище. По всему было видно, что Москва не готова была принять эту делегацию, надо было задержать ее на недельку в Виннице. Генерал поручает мне быть гидом для гостей, сопровождать и занять их в свободное время, мол, ты имеешь опыт работы с иностранцами. Мне выделили легковые машины. В эти дни мне была сокращена нагрузка в училище. Я гостей сопроводил в Пироговскую больницу, в музей Пирогова, его мавзолей. Показал и познакомил их с так называемым "костяным человеком", вернее, с человеком, у ко-торого постепенно костенели все мышцы, суставы. Больной в то время мог немного владеть только кистями рук, в которых держал небольшую тросточку для защиты лица от надоедливых мух. В летнее время больной лежал под навесом в парке Пироговской больницы, слушал радио, иногда читал газеты, был в курсе всех событий в стране и в мире. Он много интересного рассказал о себе, о том, как в период оккупации Винницы немцы ему предлагали поехать в Германию, обещали его лечить, создать все условия для жизни, но он не согласился. Ему делали несколько операций в Ленинграде, пытались приостановить процесс окостенения еще до войны, однако ничего не получилось.

Я все думал, чем же еще занять гостей? Узнал, что в Виннице гастролирует цирк. В Румынии есть только бродячий цирк, и им очень захотелось посмотреть представления в нашем большом цирке.

Я обрадовался, поехал в город, купил билеты, предупредил дирекцию, что будут гости из Румынии. Вечером мы все уселись в машины и поехали в цирк. По пути гости увидели пивную, и им очень захотелось выпить пива. Я подумал, что, если встанем в очередь за пивом, то опоздаем на представление, поэтому я попросил впереди стоящих разрешить для гостей-иностранцев взять вне очереди несколько кружек пива. Один из мужиков, видно, подвыпивший, крикнул: "Знаем мы этих иностранцев! Били мы их на войне и бить будем!" Получилось очень неловко, ибо некоторые из гостей знали русский язык и все поняли. Однако послышались и другие голоса из очереди: "Пусть попробуют наше пиво, жалко, что ли?" Напоив гостей, я извинился за пьяного человека, постарался сгладить неприятное впечатление. А в цирк мы все же немного опоздали. Дирекция ожидала иностранцев, и, как только мы заняли места, представление началось. Гостям очень понравились все номера. Они до слез смеялись над клоунадой и страстно аплодировали артистам.

В Виннице показывать гостям было уже нечего, выручила телеграмма из Москвы, разрешающая отпустить гостей в столицу.

Как-то надо было устроить проводы.

Генерал Лашко собрал руководящий состав училища, старших преподавателей, начальников служб и отделов и предложил организовать банкет вскладчину. Большинство офицеров согласились. Все было хорошо организовано, произносились тосты в честь Советской и румынской армий. Завязались дружеские беседы. Вдруг румынский интендант спрашивает генерала Лашко, на какие средства Вы организовали этот банкет? Я, говорит, учился в Москве и знаю, что на подобные банкеты деньги не отпускаются. Когда же они узнали, на какие средства организован банкет, то сразу же предложили войти в пай. Но все мы стали успокаивать их, сказали, что они - наши гости, и мы решили их достойно проводить.

Мирная жизнь училища нарушилась еще одним известием - готовилось учение Генерального штаба на территории нашего училища. Прибывший представитель Генерального штаба дал понять, что маршал Жуков любит салатный цвет. Быстро перекрасили заборы, отремонтировали ближайшие к училищу дороги, ликвидировали годами созданные лужи.

Внутри нашего училища вся территория находилась в очень хорошем состоянии: прямые дороги, обсаженные молодыми деревцами или ухоженным декоративным кустарником; по краям дорог - аккуратные белые столбики. Канавы были всегда чисто подметены, но они представителю ГШ не понравились, поэтому было выделено до роты курсантов с задачей - нарезать в поле дерн, привезти в училище и покрыть им все канавы, что и было сделано.

Было отремонтировано ряд помещений для размещения отделов и служб Генштаба, завезено большое количество холодильников, ковров, вентиляторов и много другого имущества.

На период учений весь личный состав училища выехал в лагеря, осталась только небольшая часть людей, обслуживающих учения. В лагерь переехало и большинство семей офицерского состава, чему особенно были рады дети. Жили в палатках, развернутых в красивом буковом лесу.

Учеба курсантов продолжалась.

Как-то ночью (учения только начались) меня вызывают из лагеря к начальнику училища. Генерал Лашко приказывает мне принять обязанности коменданта в главном корпусе Генштаба вместо майора Ляшенко, чем-то не угодившего высокопоставленным генералам. Мне предстояло работать вместе с комендантом Генштаба-полковником.

При этом я должен был нести ответственность за все имущество и обеспечить учение основным и резервным освещением, свечами, постельным бельем, топографическими картами, бумагой, карандашами и многим другим имуществом.

Я сначала хотел принять по описи все имущество (около сотни тысяч рублей), но комендант ГШ меня заверил, что участники учений так дорожат своими должностями, что не позволят себе что- либо присвоить из имущества. Однако за период учений я познакомился со всей "прелестью" работы личного состава Генштаба. Я бы ни за какую зарплату не согласился бы так работать, так бояться и унижаться перед вышестоящими начальниками.

После окончания учений в спортзале был произведен разбор учений маршалом Жуковым. Он лично поблагодарил генерала Лашко за хорошую подготовку училища к учениям, за порядок на территории училища и вручил генералу именное охотничье ружье. Ему сразу пон-равилась территория училища, ибо он сразу спросил: "Что это за часть занимает такую территорию? Здесь желательно бы разместить академию бронетанковых войск!"

Учения закончились. Мы еще долго приводили в порядок учебный корпус, разгружали его от лишнего имущества. Осенью личный состав училища прибыл из лагеря на зимние квартиры. Началась обычная жизнь: рождались в семьях дети, умирали старики, училище провожало очередных выпускников.

В Виннице в экономическом отношении жилось хорошо. Базар был богатый: в изобилии мясо, куры, гуси, много разных фруктов, овощей, даже продавалась живая рыба с колхозных ставков. Однако, за колбасой перед праздниками по ночам стояли очереди, хотя в городе и был мощный мясокомбинат.

И вот в местной газете появилась статья, разоблачающая действия некоторых руководителей и торговых деятелей города и области. Секретаря обкома Стахурского обвиняли в том, что при его участии вагонами отправлялась колбаса на юг - на черный рынок. Его также обвиняли в участии в нечестных сделках в торговле (пересортица и другие грязные дела). Видимо, корреспонденты были уверены в правдивости этих данных, поэтому так смело, так подробно излагали его темные дела.

Нам, охотникам, тоже были известны некоторые господские замашки Стахурского: он имел свои угодья для охоты, которые охранялись целым штатом милиции.

Все мы считали и были даже уверены, что Стахурского строго накажут и уж во всяком случае, снимут с должности секретаря обкома партии. Однако неожиданно исчезает из Винницы и Стахурский, и целый ряд других руководящих работников города и области. Это было странно, но постепенно все стало забываться. Но как-то раз, раскрывая газету, я увидел статью, в которой упоминалось имя Стахурского, секретаря обкома где-то на Урале. И вскоре прошел слух, что Стахурский является родственником Хрущева, а раз так - все это приняли как должное.

В Виннице была создана хорошая футбольная команда "Локомотив”. Во время игр стадион всегда был переполнен. Болельщики обычно приходили часа за два до начала матча, разбирали прошедшие игры, обсуждали и оценивали действия игроков, спорили, строили прогнозы на будущее. "Локомотив” Винницы являлся поставщиком игроков в украинские команды высшей лиги "Шахтер и киевское "Динамо".

Года через три Стахурский добился перевода на Украину - в город Бердичев. Сразу там создал футбольную команду, набрал хороших игроков из других городов, создал им хорошие условия жизни и поставил задачу - во чтобы то ни стало обыграть винницкий "Локомотив". И вскоре из местной печати болельщики узнали о проигрыше "Локомотива" и организовали встречу возвращающихся игроков на окраине Винницы, забросав их тухлыми яйцами и др. снедью. От винницких футболистов мы и узнали о переводе Стахурского в Бердичев.

В училище прибыл новый преподаватель тактики майор Козярук В.Н. Вскоре после его прибытия, на него поступил материал из политотдела Прикарпатского военного округа с требованием разобрать его на парткомиссии и строго наказать. Из информации секретаря парткомиссии нам стало известно, что Козярук В.Н., находясь в резерве округа г. Львова, жил с одной женщиной, обещал жениться, обманул ее, выехал к месту новой службы, оставив женщину с ребенком без средств к существованию. Далее секретарь парткомиссии сообщал, что начальник политотдела училища полковник Гуськов требует строго наказать Козярука, минимум строгий выговор с занесением в учетную карточку коммуниста. Выслушав объяснение Козярука, мы узнали следующее: действительно, он за период нахождения в резерве округа проживал по договоренности в квартире женщины с ребенком (ребенку было лет восемь). Никаких обещаний жениться он не давал, и эта женщина никаких претензий к нему не предъявляла, пока не обнаружила у него в кителе сберкнижку с большой суммой денег. Вот после этого она и начала шантажировать, писать жалобы в политотдел округа, надеясь таким образом заставить жениться на себе.

После тщательного разбора дела парткомиссия единогласно решила вынести члену партии Козяруку выговор без занесения в учетную карточку.

Когда секретарь парткомиссии доложил о решении парткомиссии, начальник политотдела возмутился, накричал на секретаря и стал поодиночке вызывать нас и давить на каждого из нас, чтобы выполнить указание свыше - строже наказать коммуниста. Находясь в ка-бинете Гуськова, я увидел на тумбочке книгу Дуденцева "Не хлебом единым" (я ее читал в журнале). Я спросил Гуськова, где он ее приобрел? Он сказал, что эта книга поступила в библиотеку, а вслед - директива об изъятии книги, вот я и изъял ее. Но я отвлекся. Индивидуальные беседы с членами парткомиссии ни к чему не привели. Мы посовещались, приняли решение: ограничиться вызовом в парткомиссию. Это говорит о том, что члены парткомиссии были зрелыми коммунистами, умеющими отстаивать свое мнение, свое решение.

Как-то, присутствуя на очередном заседании парткомиссии в здании учебного корпуса (это было за день до нашего отъезда в отпуск), я посмотрел в окно и увидел, что мальчики несут на руках моего сына - Бориса. Я быстро выскочил, подбежал к ребятам и вижу - у Борябки сломана рука. Отказывается, они забирались в учебные самолеты, стоящие на приколе на территории училища, интересовались, где подвешиваются бомбы. Борис просунул руку в какое-то отверстие, но поскользнулся и повис на руке: кость хрустнула. Я взял сына на руки, донес до санчасти, где врач Медведский удачно вправил кость и наложил гипсовую повязку. В таком виде мы пришли домой. В таком виде мы через день выехали в отпуск на юг - на Черное море, в Анапу. Гипсовая повязка очень мешала Борису, но он умудрялся даже купаться, поднимая руку с гипсовой повязкой над водой.

Служба в Виннице памятна еще одним незабываемым событием, связанным с начальником политотдела Гуськовым. По штату училищу было положено иметь три легковые машины. Одна была закреплена за начальником училища, другая - за заместителем по технической части, а на третью претендовали два человека: начальник политотдела и начальник учебного отдела - Дьяков. Из-за этой машины они возненавидели друг друга, особенно Гуськов при каждом удобном случае старался унизить Дьякова и довел его до того, что тот покончил жизнь самоубийством.

Утром я прихожу в учебный корпус и, как правило, захожу на ЦТС, справляюсь о работе связи, а затем уже иду в преподавательскую. ЦТС находилась почти напротив кабинета Гуськова. Подходя к ЦТС, меня любезно встречает Гуськов, поздравляя и приглашая меня к себе. Я был очень удивлен его любезностью (ведь мы старались не разговаривать наедине почти с Черновиц). Гуськов предложил мне сесть и начал задавать странные вопросы: "Вы, - говорит, - служили вместе с Дьяковым в Югославии, что Вы о нем знаете? Не было ли каких порочащих его моментов, ну, например, связей с югославскими женщинами, или других поступков, порочащих звание советского офицера? " Еще не зная о случившемся, я дал хорошую оценку работы и поведения Дьякова в Югославии и даже сказал, что можно обратиться в Управление внешних сношений Генштаба, которое подтвердит мою оценку. Он задал еще несколько вопросов и спросил, не оставлял ли Дьяков мне какого-либо письма или записки?

О самоубийстве Дьякова мы все узнали немного позже. Узнали и то, что Гуськов рано утром открывал кабинет Дьякова и рылся в его рабочем столе. Этим ЧП занялся особый отдел. Материал расследования до нас не был доведен. Однако через некоторое время полковник Гуськов ушел в отставку.

В Виннице мой сын Борис закончил школу и поступил в Новочеркасский политехнический институт. Однако так сложились обстоятельства, что ему пришлось вернуться в Винницу и продолжать учебу заочно. В скором времени его призвали в армию. Он немного растерялся и спросил моего совета: "Не поступить ли ему в военное училище?" Я сказал, что годик надо послужить, узнать военную службу, а тогда уже решать, стоит ли посвятить всю жизнь военной службе.

Отслужив год, Борис принял окончательное решение – остаться после службы "на гражданке".

Наконец, настало время прощаться с Винницей и Украиной, наше училище передислоцировалось еще восточнее - в Ульяновск, а в нашем винницком городке нормировалась ракетная армия. В Виннице остался на постоянное жительство часть наших офицеров-отставников, а также многие офицерские семьи до получения жилплощади в Ульяновске.