Жду новый пост

Серия «Сборник рассказов "Байки под одеялом"»

“Борода уже вся истрепалась, на следующий год придется новую покупать” - Подумал про себя Сергей, складывая свой костюм Деда Мороза в чехол.

Очередной Новый Год, снова этот маскарад, который уже по счету, он не помнил. Руки дрожат, складывая красную шубу с белой оторочкой и остальные аксессуары вымышленного персонажа. Если бы хоть кто-то знал, почему они дрожат, то вряд ли бы набрал его номер из объявления. И номер каждый год менялся. За две недели до тридцать первого числа он отправлялся на местный радиорынок, где покупал самый дешевый смартфон и левую симкарту. Регистрировал новый аккаунт на Авито и загружал тщательно выверенное и написанное со всеми маркетинговыми уловками объявление. Главная фишка - высокая цена. Работая продавцом консультантом давно заметил, что богатым людям зачастую плевать на качество, характеристики, и функции, выбирают то, что дороже. Та же самая схема работала и с аниматорами, ну не комильфо состоятельному человеку вызывать для детей Деда Мороза за пять тысяч вечно деревянных. Только Сергею было плевать на эти крохи, которые даже не покрывали расходы на подготовку.

Еще во времена, когда работал монтажником домашнего интернета, часто бывал в квартирах далеко не бедных людей. Как только ступал за порог, скулы сводило от зависти. Необоснованная роскошь и желание показать свое богатство во всем, даже ложка для обуви всегда выпендрежная. Телики за миллионы рублей, домашние кинотеатры, дорогущие компьютеры и ноутбуки, столовое серебро и мебель, цену на которую даже страшно себе представить. В один из Новых Годов, когда он опять спустил всю зарплату на кредиты и аренду жилья, университетская знакомая попросила заменить заболевшего напарника и отработать праздник Дедом Морозом. Многого от него не требовалось: говорить радушным басом, стукать посохом по земле, да развлекать маленьких мажоров. Именно тогда он решил, что следующий Новый Год будет работать один, но далеко не просто аниматором. Схема до боли простая: приехал на вызов, поздравил детей, вручил подарки, и угостил родителей. На случай отказа от чего-либо конкретного, всегда имел с собой полный ассортимент алкоголя и простых напитков. Только все они были с сюрпризом - лошадиная доза снотворного, вырубающая любого взрослого. Один раз переборщил, потом три недели следил по новостям о состоянии своих жертв, оказавшихся в коме. Так вот, после того, как взрослые отключались, детей завлекал в одну комнату и тихо выносил мелкогабаритную технику, ювелирку и наличность. А дальше почти полгода ожидания, пока все утрясется и уляжется. И только летом, в свой законный отпуск, выезжал на юг, где и сбывал краденное. После первого дела, получив на руки больше двух миллионов наличкой, чуть не впал в эйфорию и не начал сам сорить деньгами, но вовремя одумался. Снял небольшой гараж на окраине города, зарегистрировался как ИП и отмывал деньги под видом услуг автомеханика. Уже несколько лет эта схема работала безотказно, к очередному празднику люди забывали про прошлогоднее ограбление и спокойно вызывали на дом. На банковском счете скопилась приличная сумма, которую хотел потратить на переезд за кордон. Только каждый год Сергей все откладывал и откладывал, то ли из-за страха лишиться такого просто способа заработка, то ли уже начал получать удовольствие от безнаказанности и адреналина.

На часах - половина второго. Вызов не совсем обычный, всегда заказывали аниматора часам к десяти, пока дети еще не спят, а родители трезвы, но обещание удвоенного гонорара и адрес - особняк в элитном районе города, где до этого не приходилось работать, подкупили. Снотворный алкоголь и подарки упакованы, костюм в чехле, можно оправляться. Сложив экипировку на заднее сидение машины, завел двигатель и поехал. Приятный голос из навигатора подсказывал маршрут, хотя сам его прекрасно знал, включил для подстраховки. Остановился за километр до нужного адреса. Конспирация, мать её. Хорошо, что в Сочи снега зимой почти не бывает, так бы все ноги промочил. Десять минут пешком под аккомпанемент Queen в наушниках пролетели почти незаметно, только увесистый мешок плечо оттягивает. Выбрал темную нишу между заборами и начал переодеваться. Под шапку Деда Мороза - специальная шапочка, чтобы избежать случайно оставленных волос для криминалистов. Под рукавицы - нитриловые перчатки. Поверх кроссовок - большие резиновые сапоги. Никаких следов, никаких отпечатков, не подкопаешься. Все, полностью готов. Калитка нужного дома сразу поселила надежду на большую наживу. Массивная, кованная, покрыта дорогим воронением, явно денег не жалели. Достал из кармана мобильник, предупредил в мессенджере, что прибыл и нажал кнопку звонка. Щелкнул механизм, и калитка открылась. К дому ведет дорожка из широких гранитных плит, окруженная замысловатым ландшафтным дизайном. В глубине участка возвышается особняк в стиле Райта, украшенный гирляндами и подсвеченный по фасаду.

Нажал кнопку на входе и услышал как внутри дома прозвенел звонок. Дверь открыла молодая девушка, с лицом ребенка и полностью сформированным телом, из-за чего угадать возраст проблематично.

- С Новым Годом! - Закричала хозяйка дома, выдав блеском глаз и сбивчивым голосом алкогольное опьянение.

- С Новым счастьем! - Басом ответил Сергей, и продолжил уже шёпотом. - А дети где?

- Пойдем, пойдем дедушка. Все в каминном зале на втором этаже. Уже заждались тебя! - Девушка подхватила Сергея за руку и потащила за собой, то и дело спотыкаясь.

Вместе добрались до лестницы с подсвеченными диодными лентами ступенями. На весь дом пахло горящим деревом, кальяном и характерным запахом всех вечеринок - перегаром. Поднявшись на второй этаж, оказались в просторном зале с потрескивающим в очаге огнем. Сергей прокашлялся, подготовившись громко говорить, но осекся. Рядом со столиком, забитым едой и алкоголем, только пять подростков, лет по девятнадцать - двадцать. Три парня и две девушки.

- О, а вот и Дед. - Сказал нехарактерно низким для молодого парня голосом самый рослый и крупный.

- С Новым Годом! - Театрально, но чуть сконфуженно, произнес Сергей.

- Да расслабься, мы так, чисто по приколу тебя вызвали. Поржать. - Парень опрокинул стопку и затянулся кальяном. - Давай, садись, не теряйся. Бухнуть хочешь?

- Но у меня эта… программа. Потом еще вызов. - Схема сломалась и Сергей растерялся.

- Забей, мы тебе так заплатим, что все другие заказы перекроем.

- Давай, выпей с нами. - Симпатичная девушка с волнистыми черными волосами до плеч, игриво закинула ногу на ногу, показав из-под платья длинные ноги в чулках.

- Ну ладно. - Сергей чувствовал себя неуютно. Внимательно посмотрел на присутствующих. Девчушка, что встретила на входе. Еще одна, в платье, строящая из себя сексуальную львицу. Рослый парень с басом. Еще один с настолько светлыми волосами, что похож на альбиноса. Третья девочка с узким разрезом глаз, то ли кореянка, то ли китаянка. И последний, самый странный: сидит на краю дивана и пялится в камин, грузный, в мешковатом свитере. Тяжелые брови почти скрывают глаза с отрешенным взглядом. Каждый моложе Сергея минимум лет на десять, все уже изрядно подпитые.

- Дед, что предпочитаешь? - Спросил белобрысый. - Виски, бренди, текилу?

- Может я вас угощу?

- Не, мы уже и так набрались. - Ответил рослый.

- Ну давайте, я же не зря покупал и тащил. - Последняя надежда таяла на глазах.

- У тебя там по любому пойло дешевое. Сейчас. - Крепкий приподнялся, взял высокий бокал, налил в него из каждой бутылки понемногу и долил до краев Кока-колы. Финальным штрихом бросил дольку мандарина. - Вот Нью Иеар Айс Ти, фирменный, держи. Давай за гребанный, мать его, Новый Год!

Сергей взял стакан, чокнулся и сделал большой глоток, во рту от нервов все пересохло. Пойло оказалось ужасным на вкус. Прокашлявшись, поставил стакан обратно и заметил, что компания молодежи смотрит с улыбками.

- Вы чего?

- Как себя чувствуешь? - Игриво спросила девушка в платье.

- Я… - Сергей посмотрел на стакан, на девушку и опять на стакан. - Вы что, сучата, что-то подмешали?

Подростки взорвались смехом.

Сергей подскочил, сначала хотел броситься на малолеток, но в последний момент одумался, неизвестно через сколько подействует то, чем его накачали. Схватив с земли мешок, рванулся к двери. Подростки не спешили за ним. Лестница, лишь бы не споткнуться и не свернуть себе шею. Пробежал по коридору, в страхе смотря на входную дверь - а вдруг заперли! Но нет, оставили открытой. Холодный свежий воздух ударил в лицо. Спрыгнул со ступенек и побежал к выходу.

“Может они прикололись? Просто пошутили, а я со своей паранойей повелся как дебил. Нафиг, лучше перестраховаться. Может, вычислил кто, и решил так отомстить. Добежать бы до машины…”

Левая нога зацепилась за выступ каменной плиты, и Сергей полетел лицом вниз. Ладони и скулу обожгло, приземление отозвалось тупой болью в голове и звездами в глазах. Затошнило, то ли из-за падения, то ли из-за подмешанного. Попытался встать, но руки и ноги стали ватные. Даже закричать не получилось, изо рта вырвалось невнятное мычание. Послышался смех и разговоры за спиной, глухо, словно через наушники. Но увидеть никого уже не смог, глаза закрылись и Сергей потерял сознание.

* * *

“Вашу мать, как же больно!” - Первая мысль, которая пришла в голову, сразу как пришел в себя.

Открыл глаза - всё в туманной пелене, словно спал полдня и зрение еще не восстановилось. Попытался шевельнуться - безрезультатно. Дернулся, но руки и ноги что-то прочно держит. Проморгавшись, Сергей посмотрел на себя. Пристегнут кожаными ремнями к большому журнальному столику, на котором до этого была еда. Да, снова в том же доме, в каминном зале. Растянут на дебильном журнальном столике, как на дыбе, голый по пояс, в дедморозовских штанах с белыми меховыми лампасами. Из колонок играла уже не обычная музыка, а какие-то хоровые песнопения с древнеевропейскими народными мотивами.

- Смотри, очухался. - Басовитый голос здоровяка над головой.

- Надо было начинать, пока в отключке был. - Сказала девушка в платье, стоя в ногах Сергея.

- Не, по ритуалу - нельзя. Надо чтобы в сознании. Ладно, начинаем.

Здоровяк подошел ближе. Тоже голый по пояс, все тело покрыто татуировками в виде кельтских узоров, в руках - изогнутый нож с ручкой из оленьего рога. Он склонился над рукой Сергея, оттопырил указательный палец и одним взмахом снес его подчистую. Сергей, еще не пришедший в себя до конца, сначала просто смотрел на бьющую из руки кровь, но потом докатилась боль. Он попытался закричать, но красный пластиковый шар на кожаном ремне, которым заткнули рот, пропустил только мычание. Девушка с детским лицом, отвернулась и согнулась в порыве рвоты.

- Нет, нет не надо. - Запричитал молчаливый толстяк, закрывая уши руками.

- Кира, угомони своего братца дауна, он мешает. - Гаркнул рослый и воздел руки к елке. - О Великий Старец Севера, приди и прими наши жертвы! Услышь наш зов, мы не забыли о тебе и возносим эту кровь!

Дальше он продолжил говорить на странном языке, но Сергей его не слушал, все его существо сконцентрировалось на ампутированном пальце.

- Сатурн! Услышь нас! - Заголосила Кира, подобравшись к другой руке с садовым секатором. Она мелочиться не стала, несмотря на попытки Сергея спасти свой пальцы, отрезала безымянный и мизинец. Уже не просто мычал, бился из всех сил, заставляя столик скакать по полу, как конь на родео.

- Не надо, не надо. Ему больно! Не надо! - Продолжал кричать умственно отсталый, перекрывая голоса и мычание.

- Да заткнись ты, дебил! - Подскочил к нему блондин и влепил звонкую пощечину. - Сейчас и тебя, как овцу, прирежем.

- Не трогай его, Стас. - Осадила белобрысого, Кира. - Ему твои пощечины по барабану, он же даун, ни фига не понимает. Поорет и успокоится.

- Зачем ты его вообще притащила?

- Родители без него не отпускали.

- Ребят, может, ну его. Видите не работает ничего. - Подала голос девочка с азиатской внешностью.

- Пути назад уже нет. - Почти прорычал здоровяк. - Нужно больше крови. Сработает, я этот ритуал в книгах по оккультизму вычитал, когда в Дюссельдорфе учился.

- Саш, ну ничего же не происходит.

- Я Алекс, дура. - Глаза рослого блестели, словно он под наркотиками. - Сработает. Если надо, я ему башку отрежу. Мне уже обрыдло жить на родительские подачки. Или тебя все устраивает? Сами жируют, нас спихнули заграницу, что бы жить не мешали, и шикуют. Я не хочу работать, не хочу пробиваться, хочу все и сразу, и я получу это любой ценой. Так что Надя, заткнись и сиди тихо.

Алекс подошел к привязанному и несколькими ловкими движениями срезал квадрат кожи с груди. Подкинув в руке шмат плоти, он запустил им в елку.

- Старец Севера, да прими ты уже этот конченый дар!

- Может это поможет. - Стас подошел к ногам с большим кухонным топориком. Замахнулся и отрубил стопу по голень. Струя крови залила всю одежду блондина.

Сергей сначала дико замычал, выпучив глаза и тут же обмяк, потеряв сознание от болевого шока.

- Ты что, сука, сделал? - Закричал Алекс. - Он же сдохнет так! Быстро ногу перетягивай, рано ему еще.

Белобрысый стянул ремень с брюк и туго перетянул им голень Сергея. Надя выбежала из комнаты, а брат Киры забился в угол и плакал в голос.

- Ну раз уж сделали, то не пропадать же добру. - Рослый поднял с земли стопу и отнес ее к елке. - Сатурн, услышь нас, прими наши дары.

Водрузив часть тела у подножия дерева, он отошел на несколько шагов и замер в ожидании.

- Алекс, все равно ничего. - Сказала девушка с внешностью ребенка.

- Сейчас произойдет. - Здоровяк подошел к бессознательному Сергею. - Так, девки, отвернитесь, сейчас кровищи много будет. Я ему башку отрежу.

- Нет, нет, нет! - Заорал подскочивший толстяк и встал между Алексом и его целью.

- Петя, свали на хрен. - Рослый попытался пройти, но слабоумный толкнул его в грудь. Алекс неуклюже приземлился на задницу, выронив нож.

- Петя, отвали! - Подбежала Кира и вцепилась в руку брата, но тот легко стряхнул ее, и швырнул на диван.

- Все, ты напросился, сейчас я и тебе голову откромсаю. - Алекс встал на ноги и пошел вперед, угрожающе смотря из-под бровей.

- Ребят, вы слышите? - Надя вернулась в комнату и показала в сторону лестницы, откуда доносились тяжелые шаги.

Все замерли. Звуки с каждой секундой становились все громче и громче. Тяжелые, медленные, словно шагал слон. Температура воздуха резко упала. Огонь в камине дернулся и трусливо погас. От дыхания пошел пар. Из-за поворота коридора показалась фигура - высокий, больше дух метров, старик, с огромным мешком за спинной. Длинные волосы ниже пояса, борода почти до земли, все снежно белое, как и кожа, и шуба и глаза. Самое страшным в его виде были именно глаза - без зрачков, в них словно клубилась пурга. Мешок за спиной почти доставал до земли и блестел в свете ламп, будто был не из ткани.

- Сатурн, ты услышал нас! Прими наши дары! Исполни наши желания! - Алекс сделал два неуверенных шага вперед, раскинув руки в стороны.

Старик повернулся в его сторон и на секунду замер, всматриваясь. Затем его борода и лицо треснули и начали раздвигаться в стороны. Мешок за спиной зашевелился, от него отделилось шесть сегментированных ног, поднимая все тело над землей. Из под шубы вылезли две конечности, похожие на клешни скорпиона. Борода и голова разошлись в стороны, оголив огромную пасть, длинной во все тело, усеянную тысячами загнутых клыков. Глотка твари походила на черную дыру и уходила намного глубже, чем длилось само тело. Вся верхня часть тела состояла из пасти, ни глаз, ни какого либо подобия морды у твари не было. Создание видом напомнило богомола, только без головы.

Существо заклокотало и одним прыжком оказалось рядом с застывшим Алексом. Клешни схватили парня за поясницу и впихнули в разинутую пасть. Здоровяк попытался сопротивляться, но половина его тела уже находилась в глотке. Тварь задрала тело вверх, как ящерица, проглатывающая жертву. Клешни запихивали барахтающиеся ноги и через секунду Алекс полностью скрылся в утробе. Остальные подростки отошли от оцепенения, заорав почти в один голос и бросились в рассыпную, только Петя остался стоять у бессознательного Сергея. Существо догоняло каждого и так же легко запихивало внутрь. Брюхо, бывшее до этого частью мешка, раздулось и шевелилось. Когда тварь схватила Надю, Сергей пришел в себя и осмотрелся по сторонам. Увидев существо, он сначала подумал что у него галлюцинации, но боль в отрезанных частях тела дала понять, что происходящее реально. Попытался вырваться - безрезультатно, ремни по-прежнему держат крепко. Создание, сожрав девушка, осмотрелось и с нереальной скоростью кинулось к пытавшемуся вылезти в окно Стасу. Оно пробежало по стене, как таракан, и обрушилось на блондина сверху, прижав его к земле клешнями. Стас начал отбиваться руками, но тут же лишился их, тварь снесла конечности двумя быстрыми движениями. Сергей заметил, что между ним и чудовищным созданием постоянно маячит широкая спина толстого брата Киры. Он стоял, широко раскинув руки, словно вратарь.

Покончив с белобрысым, чудовище осмотрелось - в комнате остались только Сергей и Петя. Оно медленно начало приближаться, наклоняя верхнюю часть тела из стороны в сторону.

- Нет, не отдам, он Дедушка, он хороший! Нельзя! - Закричал Петя, закрывая собой привязанного.

У Сергея защемило в груди. Разыгралась давно забытая совесть, сдавив нутро болью, более сильной, чем от отрезанных частей тела. Этот здоровяк даже не подозревал, зачем он пришел, верил, что Сергей - просто жертва.

Тварь остановилась в полуметре, поднесла клешни к Пете и замерла. Пасть открывалась и закрывалась, словно пробуя воздух на вкус. Сергей замер, уже успев попрощаться с жизнью и рассматривая клыки залитые кровью. Существо сделало небольшой шаг назад, прижалось к земле, готовясь к прыжку.

- Нет, не надо, он - хороший! - Петя шагнул вперед, будто ни каплю не боялся.

Создание прыгнуло. Сергей повернул голову, чтобы проследить траекторию и увидел елку, раскинувшую в сторону ветви и оголив черную дыру в разошедшемся в стороны стволе. Существо нырнуло в эту дыру, и начало протискиваться, сжимаясь, как кошка, когда пролезает под дверь. Как только вся туша скрылась в дыре, ель с треском захлопнулась. В зале повисла тишина, словно ничего и не происходило, лишь потеки крови напоминали о произошедшем.

- Дедушка ты как? - Спросил Петя, отстегивая ремни. - Сейчас помогу, ты хороший, нельзя с тобой так. Больно, да? Сейчас помогу.

* * *

Сергей шел жмурясь от яркого летнего солнца. Нога зажила, даже протез предоставили, но все равно ходил с палочкой. Полиция долго мурыжила. Хорошо, что в доме не оказалось камер. С него взяли показания, которые пришлось придумывать находу. Попал к группе маньяков-сектантов, желавших провести какой-то ритуал. Ноутбук Алекса, блин, Александра, только подтвердил слова - одна оккультная чепуха и описание ритуалов. Пропажу виновных Сергей объяснил тем, что им помешал Петя и, испугавшись, они ушли в бега. Объявили в федеральный розыск и отпустили домой как потерпевшего. Бред умственно отсталого никто принимать всерьез не стал.

Остановился возле отделения Сбербанка, посмотрел на табличку и захромал внутрь. Улыбчивая девушка - менеджер усадила в кресло, проверила паспортные данные и открыла информацию о личном счете.

- У вас на счету двадцать миллионов сто сорок семь тысяч.

- Хорошо, а мы можем их разом перевести?

- Да конечно. У вас реквизиты есть?

- Вот. - Сергей протянул буклет с просьбой помощи интернату для детей инвалидов.

- Сколько переводить будем? - Переспросила менеджер, словно не слышала до этого.

- Все.

- Все? - Глаза девушки округлились.

- Да, все.

- Сообщение к переводу прикреплять будете?

- Нет, анонимно.

- Эм… Хорошо. Вы уверены?

- На сто процентов.

Через пять минут банковский счет был пуст. Менеджер выдала квитанцию о переводе. Сергей вышел на улицу, посмотрел на небо и улыбнулся.

Рассказ для конкурса Конкурс для авторов страшных историй от сообщества CreepyStory, с призом за 1 место 5000 р. Упрощение темы. Пост только для авторов

Старенькая Нива ехала по проселочной дороге среди холмистой тундры, подскакивая на каждой кочке. Сидящий внутри отечественно внедорожника Амур поерзал на сидении, старясь минимизировать безудержную тряску, но как бы он ни сел, все равно на каждом бугре подпрыгивал, и цеплялся головой за потолок. Позвоночник ныл и молил о пощаде. Отвык от отечественного автопрома, уже и забыл, когда последний раз садился в отечественные авто, лет десять назад, не меньше, когда только-только приехал в Белокаменную, подающим надежды выпускником университета в поисках работы. И вот спустя почти двадцать лет, вернулся в родные края, только уже далеко не безденежным юнцом, а состоявшимся управляющим крупной добывающей фирмы. Из грязи в князи, как говорится. С детства его считали безнадежным чахликом, с врожденным дефектом развития - из-за трудных родов, у него атрофировалась часть мозга, отвечающая за покорность. Врачи долго ломали голову со строптивым ребенком, не понимая причины его сопротивления к воспитанию и любому контролю. Какие только диагнозы ему не ставили: и аутизм, и шизофрению, и кучу таких, название которых можно применять как скороговорку. Родители сдались, финансы не позволяли лечить проблемного сына, эмоциональное выгорание и увольнение отца стали последний точкой – отдали в интернат. Детство в государственном учреждении было не сладким, но именно там Амур научился извлекать выгоду из своего «недуга». Он шел наперекор системе и требованиям взрослых, и всегда добивался желаемого. И сейчас, пройдя путь от менеджера младшего звена до управляющего компанией, он вернулся на родную землю не забитым интернатовцем, а успешным человеком на пороге сделки, которая изменит его жизнь.

Амур рассматривал привычный до боли ландшафт и серое, низкое небо над головой. Грудь распирала гордость за себя и чувство предстоящего успеха. Для заключения судьбоносной сделки по добыче урана осталось выполнить лишь формальности, и он обеспечит себе и всем поколениям своих потомков безбедное существование. Надо лишь смотаться на охоту да попариться в бане с парой местных чиновников ответственных за разработку недр.

Водитель громко чихнул, не успев закрыть лицо рукой и оторвал Амура от задумчивого созерцания.

- Извините. Это не простуда, не переживайте. Аллергия какая-то. Сейчас здесь многие страдают, как карьер урановый открыли, так началось. – Шофер повернулся и виновато улыбнулся. Амур рефлекторно подался назад, водитель выглядел явно нездоровым. Белки глаз покраснели, кожа вокруг носа покрыта бело-серым налетом, от которого тонкими прожилками расходится сетка синих капилляров. – Вы бы масочку одели, а то и вас может накрыть.

Амур спешно открыл окно, крутя ручку стеклоподъемника со скоростью матроса, задраивающего люк. Дышать воздухом, пропитанным микрочастицами соплей с бациллами не хотелось вовсе, хоть водитель и заверил, что это не заразно.

Через полчаса остановились возле небольшого сруба рядом с площадкой, на которой стояли два вертолета. Возле дома, одетые в камуфляж и с карабинами наперевес, сидели трое мужчин.

- О, а вот и наш гость. – Встал и вышел навстречу грузный мужчина лет пятидесяти, седой как лунь.

- Добрый день, Сергей Александрович. – Амур выбрался из автомобиля, отряхнул куртку, словно бактерии могли остаться на одежде, и такой жест мог их прогнать.

- Это в кабинете и в галстуке я Сергей Александрович, а здесь просто Серега. Вова сказал ты стреляешь хорошо, охотился?

- Бывало. Вырос в этих краях, здесь каждый пацан с детства на охоте. Только оружия с собой нет.

- Не беда, сейчас. – Сергей сбегал обратно к срубу и вернулся с новым охотничьим ружьем. – Держи, мой личный, новая оптика, не ствол – зверюга!

Амур взял винтовку, покрутил в руках, и, удовлетворенный, повесил на плечо.

- На кого охотиться будем?

- В десятке километров стадо оленей видели, сейчас на вертушку прыгнем и туда. С вертолета охотился? – Сергей смачно чихнул и вытер нос тыльной стороной рукава.

- Нет, не приходилось. – Амур присмотрелся к мужчине и увидел только начинающие проявляться признаки, такие же как у водителя. – Аллергия?

- Да по ходу, что-то второй день чихаю. Вечером проспиртуемся, пройдет. Водка - лучший антигистамин. Ты не куришь? Сигареты взял, а зажигалку дома забыл. – Чиновник похлопал по карманам и развел руками, закинув в рот сигарету.

- Не курю, но зажигалка всегда с собой. Привычка с детства. – Амур протянул бензиновую зажигалку и дал подкурить.

- Предусмотрительно, хотя такой контракт без полезных качеств не выбьешь. Ладно, пойдем. – Сергей похлопал по плечу и направился к сидящим у дома товарищам.

Дожидаться вечера никто не стал, первую бутылку раздавили прямо на месте. Амур не любил водку, пил не часто и то только виски и коньяк, но выбора не было, на что не пойдешь ради заключения сделки, не разделить горькую с чиновниками старой закалки – показать себя белой вороной и человеком, которому нельзя доверять. Пришлось опрокинуть несколько стопок и закусить ломтиками сервелата и хамона. Накатила волна опьянения, смывая возникшую тревогу из-за местной аллергии. Приговорив две бутылки на четверых и расправившись с закуской, отправились к вертолету, пригнувшему траву ветром от работающего винта. Разговоров о сделке никто не вел, словно Амур прилетел к старым товарищам провести досуг на природе.

Пилот услужливо открыл дверь и ожидал пока чиновники с гостем залезут в утробу вертушки. Отвернувшись на секунду, он смачно чихнул и сморкнулся на землю. Амур пристально посмотрел на летчика - всё те же признаки. Только вот не может столько людей одновременно страдать от аллергии, больше похоже на простуду или респираторную болезнь. Инстинктивно спрятал лицо за воротник крутки и забрался в салон. Сергей протянул наушники, спасающие от удручающего гула двигателя и улыбнулся, только улыбка на воспаленном лице выглядела искусственной.

Вертолет поднялся метров на триста, почти под низко стелящееся сплошное покрывало туч. Шум винта не позволял разговаривать, чиновники лишь переглядывались и улыбались друг другу. Один из них, имени которого Амур не знал, достал из кармана фляжку, отхлебнул и передал по кругу. Каждый сделал несколько глотков, сощурился от крепости, и протянул следующему. Сергей, взяв флягу, выдохнул и, запрокинув голову назад, сделал несколько больших глотков.

- На, держи, добивай. У нас с собой еще есть, не протрезвеем.

- Не, спасибо, и так уже накидался, боюсь вырвет или вообще отрублюсь. – Амур не соврал - голова кружилась, толи от «вертолетов» то ли от вертолета, но больше пугало сборище вирусов или бактерий, которые могли остаться на горлышке.

Сергей пожал плечами и вылил в горло остатки алкоголя, удовлетворенно крякнув. Амур отвернулся к окну и начал рассматривать плывущую внизу серую, почти в цвет неба, осеннюю тундру. Ностальгии нет, лишь воспоминания из детства флешбэками вспыхивают в голове. В носу засвербело. Почесал ноздри пальцами, но не помогло – чихнул, забрызгав стекло как из распылителя. Даже через наушники донесся громкий смех Сергея, перешедший в кашель. Амур повернулся к чиновнику, свернувшемуся на сидении в приступе и похлопал его по плечу. Сергей выпрямился и жестом показал, что он в порядке, но его вид говорил об обратном. Белый налет распространился от носа на половину лица за считанные секунды. Белки глаз потемнели, приняв цвет ненастного неба, губы наполнились нездоровой синевой. Прожилки капилляров сменили цвет с синего на черный. Амур встревоженно включил фронтальную камеру на телефоне и показал Сергею его лицо. Чиновник внимательно посмотрел, потер крылья носа и махнул рукой, хмельно улыбнувшись. Пилот, словно переняв эстафету, затрясся в порыве кашля. Эпидемия аллергии напрягала все больше и больше, пьяная эйфория улетучилась так же быстро, как и накрыла.

Через несколько минут вертолет замедлился, и Сергей указал на большую движущуюся массу на сером море тундры. Пилот опустил вертушку на высоту двадцати тридцати метров от земли. Чиновники оживились, достали карабины, двигаясь чуть заторможено, Амур сослал это на действие алкоголя. Сергей отодвинул в сторону дверь. В лицо ударил поток холодного ветра от винтов, выдувая последние остатки хмеля. Чиновник пристегнулся страховочным ремнем к петле, поставил ноги на подножку и прицелился. Хлопок выстрела не заглушили даже наушники. Сергея быстро сменил следующий и выстрелил несколько раз, даже не прицелившись. Глаза стрелка почти полностью посерели, черные капилляры добрались до век, белый налет тонкой паутиной покрыл почти все лицо. Амур достал телефон и посмотрел на себя через камеру. Никаких симптомов кроме покрасневшего носа, и зуда в носоглотке.

В плечо пихнули. Оторвался от экрана смартфона и посмотрел на Сергея, указывающего на открытую дверь. Нехотя пристегнулся и выставил ноги наружу, поднял карабин. Оптический прицел словно перекинул его в панически разбегающееся стадо оленей. Животные перепуганы, но больше встревожил их внешний вид. Тот же белый налет на мордах, пена у рта и кровоточащие глаза. Нарочно высадил три пули в землю.

Сергей приказал пилоту приземлиться. Вертолет опустился на вытоптанную сотнями копыт землю, среди тел убитых оленей. Амур вышел первым и скривился от тошнотворного запаха гниющего мяса. Следом за ним выбрались остальные чиновники.

- Вы вонь не чувствуете? – Спросил Амур.

- Какая еще вонь? У тебя шизофрения? Слышал, когда вещи начинают пахнуть другими запахами, это первый признак. Здесь только травой и кровью пахнет. – Улыбнулся Сергей, оголив начавшие кровоточить десна.

- Да здесь дышать нечем. И с вами что-то происходит, вам бы срочно в больницу - вид ужасный.

- Да нормально я выгляжу. – Сергей воспользовался тем же трюком с камерой телефона. – И чувствую себя отлично. У тебя точно шизофрения - галлюцинации начались. Ну ничего, главное документы подпишем, а там уже и вылечишься.

Чиновник громко хохотнул и харкнул на землю. Достав из ножен большой охотничий нож, он направился к туше оленя. Амур так и остался рядом с вертолетом в недоумении, наблюдая как остальные разбредаются к телам убитых животных.

- Трава на волосы похожа, а мы блохи, или вши. Выводить надо. Вода из стакана льется. Кровь приятная, отверткой в мозгу поковырять хочется. – Пробормотал пилот, стоящий рядом.

Амур повернулся к летчику, пытаясь понять, послышалось ему или нет. Вертолетчик попытался улыбнуться, только вышел у него звериный оскал. С края рта по челюсти потекла струя кровавой пены.

- А вот и трофей. – Сказал подошедший Сергей, подняв отрезанную голову животного за рог и кинув ее под ноги Амура. – О, а этот трофей мне нравиться больше.

Чиновник подошел к пилоту, положил руку ему на плечо и медленно, словно смакуя, воткнул клинок в шею. Летчик не сопротивлялся, продолжая улыбаться. Сергей улыбнулся в ответ и проделал с пилотом тоже самое, что и с убитым оленем. Амур остолбенел от ужаса, не веря своим глазам. Происходящее казалось сценой из дешевого фильма ужасов.

«Это сон, я сейчас проснусь в номере отеля и всё будет хорошо. Это просто кошмар!»

Его затрясло. К горлу подкатил ком тошноты, руки вспотели. Захотелось убежать, но ноги не подчинялись. Он стоял и смотрел за действиями чиновника, как заяц попавший в свет фар.

- Смотри какая штука, внучке подарю, писать в нее будет. – Сергей поднял отрезанную. голову перед собой и погладил по волосам.

Раздался выстрел. Голова чиновника разлетелась, как упавший с высоты арбуз. Грохот вывел Амура из оцепенения, и он побежал, стараясь укрыться от стрелявшего за корпусом вертолета.

- Смотри ка, попал. И где мой плюшевый мишка? – Один из охотников осмотрелся по сторонам, увидел двух своих товарищей, копошащихся возле туш. – Уточки!

Еще два выстрела. Амур прижался к холодному корпусу вертолета, дрожа всем телом. Несмотря на промозглую погоду, ему стало жарко, он расстегнул куртку дрожащими пальцами. Вспомнил о своем карабине, лежащем внутри. Осторожно, чтобы не привлечь внимание, дотянулся до винтовки. Передернул затвор и прижал оружие к себе, словно оно могло убежать.

- Цыпа цыпа цыпа! – Ветер донес голос сошедшего с ума чиновника.

Амур осторожно выглянул из-под хвоста вертолета и увидел спину охотника.

- Стой! Брось ружье!

Чиновник повернулся и оскалился.

- В животе жуки живут. – Прошипел он сквозь зубы, бросил в сторону винтовку, и охотничьим ножом вспорол себе живот, как заправский самурай, совершавший харакири.

- Твою мать, твою мать, твою мать! – Запричитал Амур.

Спешно достал из кармана телефон - связи нет, но экстренные службы должны отвечать. Набрал трехзначный номер. Из динамика раздался только треск. Все последующие попытки заканчивались тем же самым – никакого ответа, только шум помех. Даже навигация не работает, телефон показывает полное отсутствие спутникового сигнала. Амур осмотрелся по сторонам, пытаясь сориентироваться, в какую сторону идти. Выручило скопление сопок на горизонте, которое видел в окно вертолета. Громко чихнув, побрел в сторону сторожки, где остались машины и Нива с водителем.

С каждым километром идти становилось тяжелее. Окружающий ландшафт принял красный оттенок. Сначала подумал, что уже закат, но вспомнил, что до захода солнца еще несколько часов. Взглянул на небо, тучи разошлись, открыв красный небосвод и высокие кучевые облака, скрывающие солнце. Потер глаза – не помогло. Мох, жухлая трава и земля отливали алым. Посмотрел на руки и одежду – красные. Включил селфи камеру и взглянул на свое лицо. Белый налет вокруг носа, этот чертов белый налет, белки глаз начали темнеть. Заразился. Все же это какая-то болячка, а не аллергия. И что самое страшное, она влияет на мозг. Чиновники явно из-за нее умом тронулись. Амура затрясло, вспомнил распоротый живот и прострелянную голову, ярко, словно видел их сейчас перед глазами. Желудок сжал позыв рвоты. Рухнул на колени и вырвал на красный мох кислой жижей из закуски и алкоголя. Вытерев рукавом лицо, поднялся и пошел дальше. Даже не догадывался, сколько оставалось времени, до того, как разум его покинет, поэтому прибавил ходу, насколько смог.

К тому моменту, как добрался до домика, весь мир погрузился в багрянец, будто смотришь на него через бокал красного вина. Дыхание превратилось в сип загнанной лошади. Белый налет дико зудел, но руки словно не повиновались, не мог поднять их к лицу и почесать. Организм будто упивался дискомфортом.

Картина, увиденная возле сторожки, разбила все надежды добраться до города и попасть в больницу. Машины превратились в груду раскуроченного металла: окна выбиты, колеса порезаны, в салоне словно граната взорвалась. Посреди останков авто стоял водитель Нивы с топором в руках и резко дергал головой из стороны в сторону, как человек, пытающийся высмотреть назойливого комара. Нижнюю часть лица шофера полностью покрывал белый налет, радужки слилась цветом с потемневшими белками. Сеть черных капилляров охватила всю видимую часть кожи и уходила под шиворот куртки.

Увидев Амура, водитель перехватил топор и направился в его сторону.

- Привет, Аннушка, трамвай по тебе соскучился.

Он шел, подволакивая правую ногу, штанина пропиталась бурым, через порез виднелась рана на бедре. Амур огляделся по сторонам и рванул к домику. Подбежав, схватился за ручку. В голове промелькнула мысль: «а вдруг заперто?». Сердце ударилось и замерло от страха. Сзади доносились шаркающие шаги водителя. Двери оказалась открыта. Захлопнув её за собой, Амур закрыл массивный засов и осмотрел помещение, стараясь высмотреть хоть что-то через красную пелену. Дверь несколько раз дернули, но засов держал надежно. Снаружи послышался сдавленный смех, больше похожий на плач. Затем последовал глухой удар, и еще один и еще. Полотно двери затрещало и сдалось, одна из филенок вылетела внутрь грудой щепок.

- А вот и Джонни! – Водитель оскалил залитый кровью рот и с большим рвением начал разносить единственную преграду.

Амур увидел стоящий возле камина огнетушитель, схватил его и встал справа от дверного проема. Дыхание вырывалось из груди со свистами и хрипом. Руки тряслись. Еще один удар снес петли засова и дверь со скрипом открылась. Шофер зашел, шаря взглядом. Амур направил сопло огнетушителя и нажал на рычаг. Тугая струя ударила в лицо шофера и покрыло и без того белую кожу хлопьями углекислоты. Водитель оступился, выронив топор, и начал лихорадочно тереть глаза. Время на раздумья не было. Подхватив с пола окровавленный инструмент дровосека, Амур с размаху всадил его в голову нападающему. Лезвие с хрустом пробило кость и увязло. Шофер, крякнув, осел на пол, потянув руки к торчащему вперед, как рог, топорищу, но жизнь покинула его раньше.

Амур выскочил из дома, и не жалея ног побежал по дороге в сторону города. Мысли в голове метались, как комары под фонарем.

«В отель, потом в больницу, отель, больница, врачи…»

Через километр ноги взмолились о пощаде, легкие обжигало при каждом вдохе. Мозг уже привык к заливающему мир красному цвету. Амур так и не понял, издевается ли над ним сознание, или реально мир превратился в кошмар дальтоника, но разбираться не было времени.

Еще через километр, когда мышцы начали гореть и схватываться судорогами, наткнулся на дежурную машину своей компании – серый японский внедорожник, стоящий на обочине. Окно с водительской стороны залито кровью. Амур открыл дверь и увидел на сидении труп мужчины с перерезанной сонной артерией. На лице умершего все признаки заболевания: белый налет, черные капилляры и покрасневшая кожа. Небрежно вытянув тело за руку, Амур забрался в машину, протер стекло от крови и повернул ключ в замке зажигания. Машина послушно завелась. Облегченно выдохнул, воздух вырвался из легких со свистом. Вдавил педаль газа и направил машину в сторону города.

«Отель, больница, врачи…»

Больше никаких мыслей. Красный цвет в глазах стал более насыщенным. Вывернув на асфальтированное шоссе, увидел залитую кровью голую девушку, посреди дороги. Дернул руль влево, стараясь уйти от столкновения, но не успел. Зажмурился, ожидая удара, но услышал только звук мерно работающего двигателя.

«Галлюцинации? Не удивительно. Этих вон как глючило, что чиновников, что водителя. Сколько же еще смогу продержаться. Лишь бы успеть доехать до города.»

Доехать оказалось не просто. Мир все больше и больше погружался в багровое марево. Из красной пелены сплетались фигуры людей, лошадей, машин. Сначала Амур старался объезжать их, но в скорме смирился с галлюцинациями и просто ехал вперед.

Над городом краснота стала настолько плотной и темной, что пришлось напрягать зрение, чтобы различить силуэты зданий. В воздухе появился туман, состоящий из мелкой белой пыли, словно летающая в воздухе мука. Улицы пустынны, теряются вдалеке в алой пелене, красные огни светофоров сливаются с заливающим всё цветом. Люди, как впавшие в кататонию, стоят на обочине и даже не поворачиваются на проезжающую машину. Амур пригнулся ниже к рулю, сбавил скорость, осматриваясь по сторонам в страхе проскочить нужный перекресток.

«Сей меня…» - Странный нечеловеческий голос прозвучал одновременно в голове и в воздухе, разнесся тысячекратным эхом, наполняя собой все сущее. Амур вдавил педаль тормоза, шины истерично заскрипели по асфальту.

- Кто это? Кто говорит? – Он закричал, руки затряслись от страха. Изображение перед глазами затряслось, как песок на низкочастотном динамике.

«Разноси меня…»

- Да кто это?! – Голос Амура сорвался на визг.

В груди разлилось странное чувство, словно он состоит из металла и его тянет сильный магнит. Повернулся в сторону притяжения, и увидел поднимающийся высоко в небо столб белой, как снег, пыли, достающий до облаков и напоминающий гриб. Цвет столба резко контрастировал с краснотой, заполнившей мир. В верхушке столба блистали молнии, вся масса пыли закручивалась как смерч, только в обратную сторону – от земли, и поднималась в небо, создавая жуткую, апокалиптичную картину. Люди на тротуарах повернулись в сторону колоссального пылевого торнадо и побрели на зов звучащего на всю округу голоса. Амур понял, что слышал его не только он. Спешно вернулся в машину. Притяжение усиливалось, уже не просто маня, а почти таща за шкирку. Подъехал к перекрестку, стараясь рассмотреть свободна ли дорога, и лишь в последнюю секунду увидел летящую слева машину.

Сильный удар. Сознание на секунду отключилось. Первое, что почувствовал, придя в себя, сильную боль в левой руке. Посмотрел на нее - от конечности осталась лишь размозжённая каша из костей и мяса. Лицо заливает кровь, голова гудит как трансформатор. Амур выбрался из перевернувшегося на бок автомобиля и осмотрелся. Врезавшаяся в него отечественная «Семерка» стаяла рядом с раскуроченной мордой. На капоте лежал зараженный человек. Подойдя ближе, Амур увидел, что у него нет нижней челюсти, которая осталась на руле. Скорее всего ехал, вцепившись зубами в баранку и удар выкинуло его вперед, лишив части лица.

Перетянув левое плечо ремнем от штанов, Амур побрел по улице. Рука на удивление почти не болела, хотя, судя по повреждениям, он давно должен был потерять сознание от болевого шока. Нутро сопротивлялось зову странного голоса. Собрав волю в кулак, пошел в противоположную сторону, протискиваясь через толпу зараженных людей, как в метро в час пик. Где-то там отель, номер, в котором лежат его вещи – единственное, что укажет на реальность происходящего. Небольшой серый чемодан, ноутбук, и куртка в шкафу превратились в его сознании в магический артефакт, который необходимо срочно получить. С трудом переставляя ноги и перебарывая тошноту, шел, с каждым шагом удаляясь от аномального смерча.

Людей, если их еще можно так назвать, становилось все меньше, словно весь город ушел на зов. Амур опустил голову и смотрел на асфальт под ногами, сжимая плечо выше жгута, чтобы минимизировать кровотечение. Он не смотрел по сторонам, голова занята лишь мыслями о вещах в отеле. Боковым зрением уловил движение справа, но не успел среагировать. Его схватили за руку и дернули в узкий проулок между зданиями. Падение на асфальт отозвалось болью во всем теле, и застыло зудом в раздробленной руке.

- Тише, тише. – Зашептал мужчина, нависший над Амуром. – Не дергайся. Лежи, лежи. Я не трону, не заражен, смотри.

Незнакомец растянул кожу на лице, демонстрируя отсутствие белого налета. И без того узкие глаза превратились в две щели.

- А ты заражен, но с ума не сошел. Странно, странно. С рукой что? А ладно, неважно. Почему ты не подчинился зову? – Затараторил незнакомец, странно дергая головой при каждом слове.

- Кто ты? Чего тебе от меня надо? – Прошипел сквозь зубы Амур.

- Я Ванхо. Можно Ваня. – Голова незнакомца не прекращала дергаться в так слогам. – Местный, шаман, хотя все говорят, что просто дурак. Но теперь они дураки, Куль их забрал, а я ему не подчиняюсь, меня Торум охраняет.

- Торум? Куль? – Переспросил Амур, поднимаясь на ноги. – Ты точно больной. Это же просто боги из древних сказок. Как Куль их подчинить мог? Как Торум тебя оберегать может? Эти сказки только детям рассказывают.

- Ты поди это зараженным скажи. Видел их лица, видел, что они творят? Это Куль их разум захватил. Долго он искал путь из своего подземного дома. А эти – люди в пиджаках, что землю нашу рыли, откопали его, вырвался он наружу, споры свои распространил и заразил всех.

- Землю рыли? Ты про уранодобывающую компанию?

- Урано, не урано, но землю рыли. Столб белый видишь. – Ванхо ткнул узловатым пальцем стену дома скрывающего пылевой смерч. – Он появился прямиком на карьере. Там Куль и вылез. Через нос в мозг попадает, как плесень – спорами, и все, теряет человек разум. А меня не берет, я дары Торума каждый день принимал, говорил с ним, меня так просто не поработишь. А ты хочешь?

Мужчина залез в карман и протянул Амуру горсть высушенных грибов.

- На, отведай. С Торумом поговоришь, Куль от тебя отстанет.

- Отвали от меня. – Амур отмахнулся, попав по ладони мужчины. Засохшие куски мухоморов веером рассыпались по земле. – Мне надо в гостиницу, потом в больницу.

- Ну и дурак же ты. Нет больше больниц, и отелей. Куль вырвался, скоро вся земля его будет. Ты видел этот вихрь спор? Скоро все заражены будут, его остановить надо. Только я не могу. Если я туда пойду, меня убьют, он видит, что я нормальный, глазами подвластных ему видит. Порвут меня. А ты заражен, тебя не тронут, но ты в рассудке. Остановить его надо, скоро никого не останется. Все белой плесенью порастет.

Амур выдохнул и осмотрелся. Вспомнил чиновников, убивающих друг друга, водителя Нивы с топором и толпы лишенных рассудка людей, бредущих, как зомби. Что он будет делать дальше, когда доберется до отеля и заберет свои вещи? А если этот умалишенный шаман прав? Что если все заразятся? Это точно не древнее божество, но опасная зараза, вырвавшаяся из-под земли – сто процентов. Амур прикинул примерное местоположение столба пыли, и понял, что он действительно аккурат там, где открыли месторождение урана.

- О чем думаешь? – Спросил Ванхо нагнувшись, и заглянув в глаза.

- Давно это началась? Я только вчера прилетел, ночью. С утра уже первого зараженного встретил. – Ответил Амур, скривившись от боли в руке.

- Так вчера и началось. Взрывали землю там, грохотало, аж в городе слышно было. Вчера первые с белой мордой и появились. А сегодня вон как разошлось все.

- И мир красным стал… - Сказал в сторону Амур.

- Не, не стал. Это Куль тебя подчиняет, кровью глаза заливает. Недолго тебе сопротивляться осталось, и так диву даюсь, что так долго продержался.

- Догадываюсь почему, но это не важно. Если это Куль твой, как остановить его?

- Огня он боится, как мука или пыль древесная, или плесень. Не любит, когда горячо. Поэтому и жил в глубине, где вечная мерзлота. Сжечь его надо. Но не знаю я, как это сдела… - Ванхо замолчал на полуслове, широко раскрыв глаза и схватившись руками за грудь, пробитую прутом арматуры.

Амур подхватил падающего шамана и увидел стоящего в трех метрах позади него зараженного. Уже приготовившись бежать, понял, что нападавший не проявлял к нему никакого интереса, словно не видел его. Развернувшись, Амур вышел обратно на улицу и осмотрелся. Дорога заставлена брошенными машинами, выбирать долго не пришлось, уже во втором авто были ключи и половина бака бензина. Если до смерти Ванхо он еще сомневался, то сейчас точно решил ехать к карьеру, хотя бы убедиться, что источник заражения идет оттуда, а на месте уже решать, что делать дальше.

Выехав из города на трассу, удивился огромным толпам, бредущих в сторону возвышающегося над тундрой столпа. Он манил к себе и одновременно пугал своим жутким видом и колоссальным размером, не меньше полукилометра в диаметре и около шести в высоту – верхний край упирался в кучевые облака. Зараженные смотрели только на него, спотыкались, вставали и шли дальше. Между людьми сновали животные, с признаками болезни: собаки, кошки, олени, крысы и домашний скот. Приходилось сворачивать на обочину, иногда вообще ехать по земле вдоль дороги, слишком много людей тянулись к аномалии. Чем ближе Амур приближался к столбу, тем темнее становился заливающий всё багрянец. В ушах зазвучали сотни голосов, невнятно бормочущие на непонятном языке. Ветер усилился, швыряя в стекла машины пыль. Когда до подножия исполинского смерча осталось меньше пятисот метров, автомобиль заглох и отказался хоть как-то реагировать на все попытки его завести. Пришлось выбираться и идти пешком. Из-за наполняющей воздух белой взвеси дышать стало тяжело. Амур поднял воротник куртки и, прикрывая глаза рукавом, пошел вперед. Толпы зараженных остались позади – обогнал их на двух третях пути. Ветер превратился в сумасшедший ураган почти сбивающий с ног. Шел, прижимаясь как можно ниже к земле, опасаясь, что в любой момент его поднимет в воздух и унесет. Видимость упала до десяти метров, идти пришлось почти в слепую.

Пройдя пару сотен метров и оказавшись в эпицентре вихря, ощутил, что ветер стих и дальность обзора увеличилась. Впереди показались дома добывающей компании, брошенная техника и силуэты замерших на месте рабочих. Они стояли, словно в трансе и смотрели на дно карьера. Раздался оглушающий звук, похожий на скрежет исполинской трубы, которую волокут по земле. Амур сделал еще несколько шагов к краю карьера и в страхе шлепнулся на зад, увидев источник звука. Огромное существо, не меньше трехсот метров в высоту с антропоморфным торсом, переходящим в паукообразное брюхо, и сегментированными ногами, упирающимся в стенки карьера. Существо полностью покрыто хитином, даже человекоподобный торс и венчающая его коническая голова без лица. Все его тело усеяно наростами, напоминающими грибницы или «черных курильщиков», выбрасывающих вверх столбы белых спор. Вместо рук еще две многосоставные конечности, заканчивающиеся хитиновым когтем. Существо двигалось медленно, словно под водой, вращая головой-конусом из стороны в сторону. По ушам ударил повторный рев существа, исходивший от всей его туши.

- Твою мать… Что это за хрень? – Вслух сказал Амур, не веря своим глазам.

Первая мысль – галлюцинация, но тут создание переставило одну из лап, и земля под ногами затряслась от исполинского веса. Нет, галлюцинации не могут заставить землю дрожать. Словно услышав мысли Амура, существо повернуло голову в его сторону, и он физически почувствовал его взгляд, хотя глаз у создания не было. И опять этот оглушающий рев, пробирающий до мурашек и холода в животе. Застывшие работники одновременно повернулись к Амуру и побрели в его сторону. Один из них, стоявший ближе всех, не доходя пары метров, кинулся вперед, выставив руки и оскалив рот. Амур в последнюю секунду сделал шаг в сторону и зараженный полетел в карьер, даже не вскрикнув.

«Оно понимает, что я не подчиняюсь, поэтому хочет меня убить.» - Промелькнула мысль в голове.

Продолжение в комментах.

Для конкурса сообщества CreepyStory Конкурс для авторов страшных историй от сообщества CreepyStory, с призом за 1 место - 3000 р. Тема на август

- Тихо ты, сейчас услышат, поймают и всё, кранты. У меня и так уже привод один есть. – Прошипел Сашка, присев как можно ниже, стараясь скрыться в высохшей траве. Его и так не видно – ночь, темно, хоть глаз выколи, только впереди серым силуэтом на фоне черного неба виднеется забор.

- Не дрейфь, охранники минут пять назад прошли, пока вернутся – полчаса пройдет.

- Тебе легко говорить. Папка –мент, отмажет, а у меня - ворюга, сам знаешь. Не хочу по его стопам пойти.

- Если поймают, максимум, хулиганку влепят. Не очкуй.

- А проникновение на охраняемый объект? Это уже статья!

- Хорош болтать, поперли.

Я приподнялся, прижимая одной рукой сумку с баллонами краски, что бы не звенели, и легким бегом устремился к забору. Подбежал, прижался и торопливо оглянулся по сторонам. Никого. Не смотря на прохладу осенней ночи, весь вспотел, футболка под кофтой прилипла к телу. Рядом плюхнулся запыхавшийся Сашка, откинул голову на стену и зажмурился.

- Подсади.

Забравшись по подставленной спине, ухватился за верхний край забора и подтянулся. С другой стороны - пустой двор перед тонущем в мраке зданием, скудно освещенный желтым светом прожектора и заваленный мусором. Протянул руку товарищу и помог залезть.

- Внутри точно никого? – Саня осмотрел территорию за забором, по дрожащему голосу слышно, что боится не меньше, чем я.

- Никого. Охрана вообще сюда не суется, только снаружи ходит.

Спрыгнул и короткими перебежками, укрываясь в тени куч мусора и брошенных строительных лесов, устремился к зданию. Чем ближе подбирался к проступающему из темноты исполину заброшенной церкви, тем становилось страшнее. Животный и первобытный ужас, стягивающий низ живота и сковывающий движения. Хотя бояться не чего - простая заброшка, недостроенная церковь дореволюционного периода. Штукатурка местами облупилась, в пустых оконных проемах гуляет ветер. Стены исписаны граффити. «Президент навеки», «Власть богатым», «Правда в силе» - странные фразы для стрит-арта, хотя что только не бомбят. Больше всех выделялась огромный белый лозунг – «Смерть нацистам!», написанный словно кистью, успевший выгореть и облупиться, будто ему не один десяток лет. Добежали до основания церквушки и притаились. Тихо, лишь дыхание Санька доносится. Стены словно излучают холод, даже прижиматься к ним не хочется.

- Леха, а чего они вообще эту заброшку охраняют? Таких же сотни везде.

- А фиг его знает, сколько себя помню, столько и охраняют. Вообще никого не подпускают. Я три месяца ходил, расписание патрулей запоминал. Они каждую неделю меняют время, что бы не отследили, но рано или поздно интервал повторяется. Вот и нашел окно, когда можно сюда прошмыгнуть. Сейчас забомбим, знаешь какой респект поймаем? Сюда никто не забирался, мы первыми будем.

- А эти тогда кто нарисовал? – Сашка указал на дурацкие надписи.

Да они тут уже сто лет. Никто не помнит. Давай, хватит булки мять.

- Где рисовать будем?

- Давай вон там, видишь чистый кусок, у обвалившейся штукатурки.

- Хорошо. А ты что писать будешь?

- Да так, ничего особенного. Про отца хочу написать, про работу его.

- Ты прикалываешься? Я тоже про своего, сейчас только что придумал.

Добравшись до намеченного места, побросали на землю сумки, достали баллоны с краской, встряхнули. Шарик внутри приятно ударился о стенки. Увесистая банка в руке подталкивала к творчеству, придавая вдохновения. Сменив кэп на фэт, сделал первую линию, почти не прерываясь, перешел в другую, выводя крупные буквы.

- Леха, тут под штукатуркой листы какие-то.

- И что, пофиг, продолжай. Времени не так много.

- Ты посмотри, они странные какие-то. – Саня подошел и протянул старый пожелтевший лист, раза в два больше чем обычный форматный. Бумага высохла от времени, в некоторых местах ломалась. Весь лист покрывали необычные слова, вроде и на русском, только с непонятыми твердыми и мягкими знаками.

- Сказал же, забей, райти дальше. Времени мало. Надо быстрее закончить. - Я забрал листок, кинул его в сумку.

Друг пожал плечами и вернулся к рисунку, а я продолжил свой. Приятный и знакомый запах аэрозольной краски пьянил. Вошел в раж и даже не заметил, как почти дорисовал. Закончив аутлайн и хайлайты, отошел на несколько шагов и окинул взглядом творение. «А.С.А.W. Все менты – оборотни!» Вышло красиво и дерзко. Вернулся обратно, одной линий написал тег внизу работы.

- Нормально ты оторвался. Папка бы увидел, башку оторвал. – Сашка стоял позади меня, и рассматривал мое творение.

- А у тебя там что?

- Пойди посмотри.

Закинув пустую банку в сумку, дошагал до Сашкиного граффити. «Смерть ворам!», и морда полуразложившегося зомби с зоновскими татуировками.

- А твой бы тебя за такое по голове погладил бы.

- Да пошел он нахер, задолбал уже. Как нажрется, житья от него нет. Лишь бы его обратно поскорее закатали, без него спокойнее.

-Ладно хорош болтать. Двинули обратно.

Отойдя на несколько шагов, достал фотоаппарат-мыльницу и сделал снимок, осветив всю церквушку вспышкой.

- Дернули!

Перемахнули через забор и бежали по пустырю, словно за нами гонится вся королевская рать. Даже в гаражах не остановились. Сбавили темп только на трамвайной остановке. Посмотрел на свои затертые и заляпанные краской «Монтана» - пол первого, батя на смене, мама тоже - успели. Наш трамвай, в салоне только, воняющий перегаром и немытым телом, бомж, да кондукторша. Полчаса монотонного гула электродвигателей и знакомая остановка за окном. Вместе зашли в подъезд. Лифт как всегда не работает, пешком, я на восьмой этаж, Сашка – на седьмой.

В квартире тихо, только холодильник гудит на кухне. Кот окинул недовольным взглядом и скрылся. Туалет, душ, вещи закинул в сумку с баллонами, потом постираю, и быстро под одеяло. Завтра суббота, вставать никуда не надо, можно отоспаться. Нырнув в холодную постель, накрылся одеялом, предвкушая, как пойду отдам пленку на проявку, пофиг, что только половину отснимал, уж больно горит быстрее свое граффити увидеть и другим в тусовке показать. Не заметил, как отключился.

По среди ночи, или даже ближе к утру, услышал, как вернулся отец. Хлопнула входная дверь, зашумела вода на кухне, потом в ванной. Ничего необычного, и я провалился обратно. Но долго проспать не удалось, крик матери заставил подскочить на ноги. Вылетел из комнаты как ошпаренный, в одних трусах. Кричала из зала, и я ломанулся туда, больно ударившись об открытую дверь.

Мама стояла посреди комнаты с побледневшим лицом и распахнутым от ужаса ртом. На полу перед ней лежал отец в одних трусах. Точнее то, что когда-то было отцом. Кожа по всему тела стала серая. Прямо на глазах из пор вылезали почти черные, блестящие от непонятной жидкости волосы. Суставы неестественно выломились. Позвонки увеличились в размерах и натянули кожу на спине, сделав ее похожей на крокодилью. Пальцы удлинились в два раза, ноги прямо на глазах росли, скребя пол. Он застонал, звук больше походил на полурык животного. Поднял лицо и посмотрел на нас. Это уже не человек. Череп деформировался и лишь отдаленно напоминал человеческий. Верхнюю челюсть вывернула наверх, выставив отросшие до размеров клыков зубы напоказ, нижняя удлинилась и торчала вперед. Глаза почернели и запали в глазницы. Существо зарычало, гортанно, со странным булькающим звуком. Я повернулся на онемевших от ужаса ногах, ища защиты у мамы, но она испуганна не меньше моего – белая, как снег, смотрела неотрывно на то, что недавно было ее мужем.

- Коля, дорогой, что… - Произносила она почти шёпотом.

Я попытался двинуться, но существо на полу начало шевелиться, приподнявшись на руках и устремив на нас взгляд. Мама сделала неуверенный шаг вперед и это меня спасло. То, что было отцом, прыгнуло неестественно легко, как кошка на комод, и снесло маму к стене. Два тела грохнулись в деревянный шкаф, выбив дверь и зарывшись в ворохе вещей. Уши прорезал крик, резко оборвавшийся и утонувший в утробном рыке, звуке отрываемой плоти и чавкании. Не успел даже подумать, как оказался в коридоре, инстинкт самосохранения включился и ноги вынесли сами. На ходу схватил сумку и ключи. Выскочил за дверь, хлопнув ею на весь подъезд. В последний момент услышал цокот когтей по линолеуму. В момент, когда вставил ключ в замок, в дверь гулко бухнулось с другой стороны, сбив штукатурку со стены. Дрожащими руками провернул ключ и ломанулся к лестнице, босиком. Сбежав на этаж ниже, на полном ходу влетел в Сашку. Он выбежал из своей квартиры, с обезумевшим от страха лицом.

- Саня…

- Беги!

Следом за ним из двери вывалился его отец, узнаваемый только по синим татуировкам, покрывающим тело. Он волочил ногу, от которой осталась только кость. Со всего тела кусками отваливалось гнилое мясо, внутренности выпали и тянулись по полу. Руки вытянул вперед, то ли моля о помощи, то ли пытаясь схватить сына. Глаза белые, как у утопленника. Челюсть неестественно перекошена, из-за отсутствующих с одной стороны мышц. Я застыл на месте, ноги отказались подчиняться. Сашка схватил меня за руку и дернул в сторону лестницы. Перелетев через две ступеньки, кое-как поймал равновесие, и побежал вниз. В голове бухал собственный пульс, дыхание перекрывало все остальные шумы. Видел только спину бегущего впереди друга. Этаж, следующий, подъезд. Обжигающий холод улицы. Только сейчас понял, что в одних трусах и босиком.

Добежав до гаражей, привалились спиной к первому, пытаясь отдышаться.

- Офигеть… - Выдохнул Саня. – Что за чертовщина творится?

- Что с ним случилось? – Спросил я, доставая трясущимися руками вещи из сумки.

- А хрен его знает. Я сидел в комп играл, он в дверь вломился, мычит что-то, руки тянет. И вид такой как у трупа. Я у него спрашиваю, что с ним, а он на меня прет, как зомби. Я в коридор, он за мной, с него потроха валятся, мясо кусками, ну я очканул не по-детски и ломанул из квартиры. Там уже тебя на лестнице чуть не снес, а ты чего в трусах бегаешь?

- У меня тоже с отцом фигня какая-то, только похуже. Он превратился в кого-то. Шерстью оброс, когти, клыки, все дела. На мамку бросился, не знаю, жива она или нет.

- А ты что, свалил? Зассал?

- А что мне надо было делать? Пасть рядом смертью храбрых? Ты эту тварину видел? Я бы даже пискнуть не успел, сам не заметил, как выбежал. До сих пор в шоке. Может мы краски надышались? Токсичная какая-нибудь., глюки начались?

- Не. Это точно в реальности было. Словно в фильм ужасов попали. Подожди… - Сашка замолчал на секунду, обдумывая. – Блин… Ты что на стене бомбил?

- Все менты – оборо… Твою жеж мать! Ты же писал – «смерть ворам»! Это что за фигня получается?

- Сбылось то, что мы написали. Как желание джину загадали. Мистика какая-то, или магия. Точно! Ты бумажку ту куда дел?

- Не помню, хотя погоди, вроде в сумку кинул.

Открыл молнию и начал рыться среди баллонов краски, пока не нашел измятую страницу. Достал и попытался прочитать.

- Фиг пойми, что тут написано.

- Дай сюда. – Сашка забрал и начал вчитываться в непонятный язык. – Это древнерусский, батя шибко верующий, дома библия на таком есть. «Всяк, кто желя своя написати на книже тъй, соглядает чинение еi, да животъ вдастъ за се.»

- И что это значит?

- Типа каждый, кто желание на книжке этой напишет, увидит исполнение его, и отдаст свою жизнь за это. Вроде так, но не точно. Половину слов не понимаю.

- Жесть, блин. Это что получается, точно, как джин? А жизнь мы как должны отдать? Они нас убить должны были?

- Да, я блин откуда знаю? Я одну строчку прочитал. Что нам делать теперь?

- У меня краска осталась.

- И что ты предлагаешь? – Сашка нахмурился.

- Поехать и написать, что бы все обратно вернулось.

- Ты больной? А вдруг не сработает, или поймают нас?

- А у тебя есть другие варианты? Домой вернутся и лечь спать? Ты не понимаешь, что все? У меня отца больше нет, а скорее всего и матери. Если есть хоть малейшая надежда их вернуть, я все сделаю. Ты как хочешь, а я попробую.

- Так-то ты прав. Ладно, погнали. Трамваи уже ходят?

Посмотрел на часы - пол пятого утра.

- Блин, еще нет. Босиком я точно на своих двоих не дойду.

- Погоди, там же ночной есть, мамка со смены всегда на нем приезжает. У него интервал больше, но ходит.

Сашка не соврал, не успели мы толком замерзнуть на остановке, как услышали знакомый гул. Водитель сверил нас недоверчивым взглядом, особенно его заинтересовало мое отсутствие обуви. Внутри холодно, кондукторши нет. Пробили билеты через компостер и сели сзади, уставившись в окна и разглядывая ночной город. Говорить не хочется. Только сейчас до меня дошло осознание, что родителей больше нет. Схлынул адреналин, и начали накрывать эмоции. Противно защипало в носу, горло сдавило, но я собрал волю в кулак и не дал себе разреветься при друге. Хотя он, скорее всего, сейчас тоже об отце думает, как бы он его не ругал, все равно родной. Повернулся в его сторону, ожидая увидеть глаза на мокром месте и чуть не закричал.

- Санек, что с тобой?

- А? Что? Что не так? – Друг начал ощупывать себя, не понимая, что меня напугало. Ничего не найдя, он поднял взгляд на меня. - Леха… Ты, это, того… со мной тоже самое?

Я подскочил с места и подбежал к стеклу в центре трамвая, в котором хорошо видно отражение. Посмотрел на себя и не поверил своим глазам. Выглядел лет на семьдесят. Кожа покрылась морщинами и истончилась, глаза ввалились, череп проступил более отчетливо, спина сгорбилась и опустились плечи. Сделал шаг назад и почувствовал, насколько мне тяжело. Каждое движение давалось с усилием, словно тренировался весь день. Колени скрипели, будто в них насыпали песка. Сашка стоял рядом и рассматривал свое отражение.

- Так вот как мы жизнь отдадим. – Проговорил он медленно шевелящимися губами, ощупывая лицо.

- Мы что, стареем? Нам же всего пятнадцать лет! – Мой мозг отказывался принимать реальность.

- А оборотень и ходячий труп тебя не удивили? Быстрее бы добраться, пока еще силы есть!

- Погоди, тот кто напишет свое желание, он же по любому умрет, там же написано, что заплатить надо.

- Давай сначала доберемся, а там уже решим. – Отрезал я. Не хотелось вдаваться в споры, голову занимала одна мысль: «все вернуть назад».

Вышли на той самой остановке, вокруг никого, только рыжие звезды фонарей. Ноги замерзли настолько, что пальцев уже не чувствую. Каждый шаг, как подъем на пролет в многоэтажке. Дышать тяжело, сердце бешено колотится. Через гаражи шли молча, как на похоронах. Остановились перед морем высохшей травы на пустыре и уставились на чернеющий силуэт церкви по другую сторону.

- Ты расписание патруля помнишь? – Спросил дрожащим старческим голосом Сашка.

- Нет, будем импровизировать.

Сначала хотели идти, пригнувшись в траве, но спина сразу дала понять, что не согласна. Спазм боли от поясницы до затылка, при первом же намеке на сгибание, заставил идти прямо. Пришлось осторожничать, делать остановки, осматриваться и выжидать. Добрались до места, на котором сидели несколько часов назад и рассматривали забор.

- Вроде никого, давай так же, подсадишь меня, а я тебя подтяну.

Саня согласился. Трюк с залезанием по спине, на который вчера ушло около десяти секунд, занял не меньше пяти минут, каждое мгновение грозя обернуться фиаско. Оказавшись наверху, я перевел дыхание, и вытер пот со лба. Сердце словно вот-вот остановится. Осмотрелся по сторонам и увидел слева недалеко свет фонаря. Вовремя. Обманул я друга, помнил я расписание, и специально выбрал время за несколько минут до их прихода. Он тоже увидел фонарь, поднял лицо ко мне и судорожно потянул руки.

- Леха подсади!

- Беги, а то поймают. – Я посмотрел ему в лицо последний раз и спрыгнул с забора во двор церкви.

- Идиот! – Закричал шепотом из-за стены Сашка. – Какой же ты дебил! Я должен был писать!

Голос сорвался в плач и замолчал. Раздались удаляющиеся звуки шагов. Я не стал ждать приближения охраны и направился к стене, пестрящей свежими граффити. Глаза начало выедать слезами. Даже не заметил, как заплакал. Уже не прятался, шел по двору в полный рост. Не было сил и желания. Всего лишь надо дойти до стены и написать. Только вот что? У меня есть одно желание, последнее, я могу загадать, что угодно, но главное - все вернуть обратно.

Подойдя ко своей вчерашней надписи, еще пахнущей краской, со щелчком скинул крышку с баллона. На секунду замер, занеся руку, но потом уверенно начал писать. Быстро, одной линией. Много времени не заняло, максимум минуту. Отошел на несколько шагов и сел на землю, чувствуя, как болят все кости и трясутся руки. Повернулся к стене и улыбнулся уголками рта.

«Здание - в прах, а миру –мир!»

- Зараза, как же больно. – Прошипел я сквозь зубы, осматривая продранные на коленях штаны.

Ох, и влетит же мне дома. Брюки новые, как раз перед поездкой в деревню купили, сказали, на весь год. Новые вещи – редкость в нашей семье. Лешка, старший, в универе учиться, денег уходит – уйма. Так что на меня удалось потратиться только с маминой полугодовой премии. Жалко, блин. С утра еще думал, надевать или нет. Уж больно хороши: коричневые, красивые. Но сильно хотелось перед пацанами порисоваться. Они-то все в замызганных трениках гоняют. Порисовался. Мамка плакать, наверное, будет. И не зашьешь же, оба колена протер, дырок много, ткань вся разнохрятилась. На ссадины все равно, пощиплет да пройдет, а вот брюки не заживут. Что теперь делать? Даже идти домой не охота. Деду все равно, даже не заметит, а вот бабка сразу позвонит, расскажет. Мать на смене, еще работает телефонисткой, позвонить – две минуты. Расстроиться. Как бы домой раньше не отправили. Весь год мечтал о деревне, а тут такая оказия.

Поднял из дорожной пыли своего «Школьника», осмотрел. Переднему колесу хана. Обод и спицы погнуло, камеру пробил. Опять придется деда донимать. И тащить еще до деревни. Какой черт меня сюда понес. Говорили же, только по улицам кататься. Но нет, надо было показать, какой я крутой и не боюсь баек. Даже не доехал до этого дома треклятого.

Сел на траву, прячась от палящего солнца в тени деревьев. Стянул брюки, пока никто не видит. Все колени в ссадинах и земле. Хорошо, что воду с собой взял. Противная, нагрелась уже, но промыть раны самое то. Нашел подорожник, прямо под ногами. Промыл его тоже, размял пальцами в кашицу и приложил к ссадинам. Помню, как надо мной дед хохотал, когда увидел, что я целый лист прилепил к порезу на руке. Сказал: «Ты из закрытой бутылки пить пробовал? То-то же. Как он тебе работать то будет? Только сок его помогает, ты его размели и прикладывай, простофиля!»

Кушать уже хочется, утром только яичницу с жаренной колбасой съел. Дома уже все пообедали, отдельно никто кормить не будет. Как бы не хотелось, а надо топать домой.

Вытащил велик на грунтовку и покатил в сторону деревни, приподнимая за вилку. Сразу видно, давно здесь никто не ездит, кусты по обочинам разрослись, да колея травой по пояс заросла. Вот и не заметил булыган этот чертов. Хорошо еще, что шею не свернул. Идти тяжело, колени ноют, велосипед неподъемный стал, тащит не удобно, рамой по бедру бьет.

Зачем я сюда вообще поперся? Фиг его знает. Как первый раз в деревню приехал, так сразу эти байки про купеческий дом в лесу услыхал. Пугали друг друга, когда на сеновале ночевали. Сначала думал - детская страшилка. Но потом бабушке с дедом рассказал. Они аж побелели, как услышали. И, под страхом домашнего ареста и работы по дому на все лето, запретили не то, что приближаться, даже думать об этом доме. Зря они это. Только распалили мое любопытство. Вот только у кого не спрашивал, все либо молчали, либо матом крыли в ответ. Только Егорыч, комбайнер, рассказал. Трезвый может бы и не поведал, только подловил я его у магазина, после смены. Бабушка отправила за маслом подсолнечным, и в дверях с ним столкнулся. Он прямо на входе поллитру распечатал и с горла саданул. Забыв о масле, пошел за ним следом. Пацаны говорили, что Егорыч вообще все происходящее в деревне знает. А тут он еще и под мухой. Шел за ним долго, пока он на лавку под березой не присел, видать разобрало. Присел рядом, чтобы подозрения не вызывать.

- Ты че, малой, перегрелся? – Комбайнер опрокинул еще горькой, крякнул и вытер лицо тыльной стороной ладони.

- Да есть малек. Воды купить надо, и консервов в дорогу.

- Куда собрался? Грибов нет сейчас – жарко. Ягоде рано еще.

- Да я хочу до дома на велике, ну до этого, купеческого.

- Ты с ума сбрендил? – Егорыч словно протрезвел в момент. – На хрен тебе туда?

- Да любопытно. Столько слышал про него. Хочу посмотреть.

- Ты это любопытство свое, знаешь куда себе засунь, малец. – Мужик придвинулся ко мне ближе.

- Нечего тебе там делать. Вы, зелень, норовистая, но лучше тебе взрослых послушать. Туда не просто так запрещают ходить, не из вредности.

- А что там такого-то?

-Порой бывают такие вещи, что разумом не понять и не объяснить. Это вот как в поле на комбайне едешь, и вроде прямо все время едешь, по компасу даже. А тут хоп! И на свой прокос выскочил, и опять едешь и такая же чертовщина. Только там хуже намного.

- Да чем же хуже? – Я сгорал от любопытства и разговоры вокруг да около начинали бесить.

- Знаешь, что самое страшное в мире? Это боль. Нет не физическая. Её стерпеть можно, да и потом пройдет и забудешь. Вот ты помнишь, как у тебя зубы болели? Нет? Вот и никто не помнит, только смутные ощущения. А душевная боль никогда не проходит, и даже через десятки лет может так нутро свернуть, что мало не покажется. Особливо, когда дети твои страдают и умирают на твоих глазах. Ничего хуже этого нет. Такая боль даже смерти сильнее. Человек уж помер, а боль его остается, беспокойная.

- К чему вы это все?

- Ты слушай и не перебивай. – Егорыч закрутил бутылку и убрал, уставившись в уходящую за поворот дорогу. – Давно, еще в царские времена, купец там жил. Богатый, особняк у него был, семья большая, дюжина детей. Потом революция началась, раскулачивать всех начали. Пришли коммунисты, взяли мужиков с деревни в подкрепление, и к нему. Вся округа знала, что денег у него, чуть ли не все погреба забиты. Да во только строптивый он оказался. Двоих или троих голыми руками удавил, здоровый был. В отместку всю его семью в амбар заперли и сожгли заживо. А его к столбу приковали и заставили слушать, как они кричат, умирая. К вечеру, когда он обезумел от горя и лишь выл, как зверь, застрелили. Все добро изъяли, дом для государственных нужд начали использовать. Вот только быстро забросили. Во время войны пытались под больницу организовать. Да только очень быстро все бежали оттуда. Даже немцы почему-то стороной обходили. И после войны туда никто не совался. Так и стоит заброшенный. Грибники да охотники за несколько километров обходят. Были дураки редкие, кто совался, но все поплатились. Вся деревня знает про это место, нельзя туда ходить. И ты если не дурак, не попрешься.

А я – дурак, поперся. Не знаю, что такого страшного в этом месте, но вот велик я угробил и штаны порвал. Да и жара эта уже доканала. Действительно дурак, даже камеру запасную не взял, не пришлось бы переть железяку эту. До дома треклятого не доехал, брюки порвал, велосипед сломал, точно плохое место. Предупреждали же, а я, твердолобый, не послушал.

Блин, как же жарко. Аж голова раскалывается. Зря воду всю выпил. Сколько уже иду? Час точно. Должен был на дорогу выйти давно, а все по этой, заросшей, иду. Может свернул не туда? Блин, тут же поворотов нет. Что-то мне совсем плохо. Аж тошнит от головной боли.

В глазах потемнело и одновременно стало легко. А потом холодно. Прямо обжигающе холодно. Открыл глаза и почувствовал, как защипало нос от попавшей в него воды.

- Хлопец, ты как? – Звук глухой, как через ватное одеяло.

Резкость в глазах настроилась – надо мной согнулся мужик, бородатый, улыбчивый. Я лежу на клетчатом одеяле, утопающем в зелени травы, на поляне рядом с дорогой. Рядом мой велосипед лежит.

- Солнцем шибануло? Бледный ты что-то. На попей, чистая, ключевая. – Незнакомец протянул пузатый стеклянный бутыль с запотевшими боками.

Рот окатило живительной влагой, сознание прояснилось. Только сейчас подумал, о том, кто меня в себя привел. Вроде с виду нормальной мужик, но кто его знает. До деревни несколько километров, людей в округе не видел, да и не ходит сюда никто. Здоровый, я таких лапищ еще не видел, палец с два моих будет, как сарделька. Борода густучая, волосы от щек уходя сплошным покровом на грудь. На медведя чем-то похож.

- Эка ты его! Сам то цел? Ничего не сломал? – Кивнул незнакомец в сторону велосипеда.

- Да вроде цел.

- Ага, цел. Валялся на дороге, как окочурившийся. Не найди я тебя, до ночи бы пролежал. Чего это тебя сюда понесло то?

- Катался по полям, да заблудился, дорогу искал. – Соврать вышло как-то само по себе, даже не знаю зачем. – Сколько я пролежал?

- А я почем знаю. Иду себе, смотрю – лежишь. Ну я тебя в тенек. Сейчас уж три после полудня. Далеко тебя занесло же. Долго бы блукал, только по реке дорогу найти можно если не знаешь. – Незнакомец присел рядом с великом, осмотрел его, пощупал колеса, спицы. – Вроде ничего серьезного. Могу помочь.

- У вас камера запасная есть?

- Нет, но знаю хороший способ. Так помочь? – Мужик пристально посмотрел на меня.

- Ну если вам не сложно конечно.

- Да не сложно, потом сочтемся.

- Хорошо, должен буду. – Улыбнулся я. Сделал еще несколько глотков из бутылки и подошел ближе, посмотреть, что он будет делать.

Выглядел он сильным, но то что я увидел, действительно поражало. Лихо, одними пальцами, раскрутил болт, крепящий колесо. Об колено, двумя руками, выпрямил обод и натянул спицы. Так же руками, одним легким движением снял покрышку, накачал насосом камеру и нашел место прокола. Мне было очень интересно, что он будет делать дальше, так как ни заплаток, ни чего любо, что могло бы залатать у меня не было. Порывшись в кармане, мужик достал монету, обыкновенную, железную. Через край рубахи, заложил ее в ладонь и надавил со всей силы. На бычьей шее выступили жилы, лицо покраснело от натуги. Сказать, что я обалдел, когда увидел согнутые почти напополам два рубля, значить ничего не сказать. Сколько же дури в нем? Зажав между половинками рубля место прокола, незнакомец придавил еще раз, прижав к раме велосипеда. Получилась своеобразная железная латка. Собрал колесо обратно, несколько движений насосом и тишина. Нет звука спускающего колеса.

- Держи, пацан. Теперь доедешь, только проверяй каждый полчаса, подкачивай. Может малеха травить.

- Офигеть, я и не знал, что так можно.

- Да ничего, так бы ты не дотопал. Тем более после теплового удара. Но вот, яблоко съешь, голодный, наверное, и воды возьми с собой.

- Спасибо огромное! Век обязан буду.

- Будешь, будешь. – Как-то хитро улыбнулся незнакомец. – Тебя как звать то?

- Митька… Дима Скворцов.

- Из Ольховников?

- Нет, я в городе живу. В Ольховниках бабушка с дедом.

- Ну родом то все равно отсюда выходит. Скворцовы говоришь. Знаю, знаю.

- А вам зачем? – Спросил я настороженно, поднимая велосипед из травы. – И как вас зовут?

- Любопытство. Семеном меня звать. – Все так же улыбнулся мужик. – Тебе дорогу то подсказать?

- Конечно. – Вспомнил, что соврал, хотя дорогу прекрасно знал.

- Прямо километров пять проедешь, там дорога будет по лесу, по ней на лево, едешь никуда не сворачиваешь, три поворота проехать надо, на четвертом направо и до трассы, а там уже найдешь, не заблудишься. – Незнакомец отряхнул руки, закинул на плечо покрывало и сумку.

- Спасибо еще раз!

Выкатив «школьника» на дорогу, толкнулся и закрутил педали. Обернулся, но мужика уже не было, только пустая поляна с примятой травой.

Ехать намного легче, чем идти. Легкий ветерок приятно холодит кожу. Сильно не разгоняюсь, внимательно всматриваясь в дорогу, не хватало еще раз врезается в камень. И колени не позволяют сильно крутить, запекшаяся корка трескается от резких движений. Через полчаса остановился, подкачал колесо и выпил воды. В голову лезли разные мысли. Все никак не мог не мог понять, откуда этот Семен в лесу взялся. Хоть он мне и помог, но какое-то гадливое чувство внутри поселилось.

До Ольховников добрался почти на закате. На въезде в деревню тревога только усилилось, без видимой на то причины. Чем ближе к дому, тем страшнее. По любому потеряли. Весь день где-то шарахался. На обед не пришел. Уже обыскались, наверное. Матери позвонили. Еще брюки эти порванные. Ох и влетит же мне сейчас.

Как только свернул на свою улицу, увидел толпу народа в ворот. Сердце замерло. Надавил на педали сильнее. Люди галдели, слышно было на всю округу. Бросил велик на обочине и подбежал к калитке, проталкиваясь между собравшимися.

- О, смотри, появился. – Кто-то меня уже заметил.

- Где его черти носили, тут такое, а он шлындрает не пойми где.

- Да оставьте вы мальчишку, гулял он, почем ему знать.

На крыльце несколько старух, подруги бабушки. Причитают, плачу. Морщинистые щеки и опухшие глаза блестят от слез. На пороге гора обуви. В комнате пахнет больницей. Воздух тяжелый, давящий. Темно, словно свет с улицы почти не попадает, или мне просто так кажется. По среди комнаты – кровать. На стуле сидит бабушка и рыдает навзрыд. Рядом врач в белом халате с уставшими глазами, держит ее за плечо и пытается утешить. На постели – дедушка. Кожа серо-белая, черты лица заострились, глаза закрыты, не дышит. Бабушка на секунду замолчала, подняла на меня взгляд.

- Ой, Митька! Помер Коленька, нету больше дедушки! – Снова сорвалась в надрывный плач.

Дыхание сбило, словно под дых дали. Я начала хвать ртом, как выброшенная на сушу рыба. Голова закружилась. Понял – еще минуту в доме, и я упаду в обморок. Ринулся к выходу, споткнувшись об чьи-то ботинки. Мимо старух на крыльце, мимо толпы у калитки.

- Ох Коля-Коля! Как же так-то! Только утром говорили! – Продолжали галдеть в толпе.

- Сердце у него встало говорят.

- Да какое сердце, здоров как бык был, мы только месяц назад баню вместе сложили.

- Врач сказал сердце. Тромб какой-то.

Хапнул свежего воздуха, и из глаз хлынули слезы. Заревел. Плач перебивал дыхание, скручивая пополам. В голове – каша из мыслей, ни за одну не могу ухватиться, полная сумятица. Перед глазами мешанина из событий дня: сбитые колени, порванные штаны, пробитое колесо, запотевшая бутылка с холодной водой, камера, зажатая монетой, и слова: «потом сочтемся…», «век должен буду», «будешь, будешь». Убитый горем разум связал события в цепочку, но тут же отбросил эту мысль. Что за бред? Мужик просто помог мне. Может по лесу гулял или на речку ходил. Наслушался история от Егорыча, и сам придумывать начал.

- Говорил же я тебе. – Услышал знакомый голос.

Поднял голову, и сквозь пелену слез разглядел комбайнера. Сидит на лавочке, под забором. Лицо угрюмое, взгляд тяжелый, из-под бровей.

- Говорил же я тебе, дурню – не ходи туда, нечего там делать. Не послушал, поперся. Доволен? Что он тебе дал? Чем помог?

Я вспомнил про монету, которой незнакомец колесо починил, но ничего говорить не стал. Да и не смог бы - слезы душили. Да и не только монета, еще бутылка воды, яблоко. Но это же просто житейские мелочи, ничего ценного он мне не давал.

- Да какая уж разница, нет больше дяди Коли. А тебе теперь жить с этим. Зная, что из-за своего любопытства деда потерял. – Егорыч тяжело вздохнул и махнул рукой, отвернувшись в сторону.

Я сжал рукой майку на груди. Хотелось выцарапать сердце. Первый раз почувствовал, как оно может болеть. Сквозь зубы прорвался не то стон, не то рев. Рухнул на колени прямо в дорожную пыль. Вспомнил слова комбайнера про боль. Действительно, душевная боль, намного страшнее физической. Вон колени утром содрал и забыл уже. А сейчас болит так, что лучше бы весь до мяса ободрался, чем хоть минута такого чувства. Осознание того, что по моей вине все случилось, усиливало горе. Лучше бы я, чем дед. Я же не послушал, я поперся, любознательный болван. Захотелось отмотать весь день назад, и остаться дома, выкинув из головы глупую затею. Разум зацепился за эту мысль, хоть я и осознавал всю ее абсурдность. Надежда, что все это сон или еще что-то можно изменить, никак не уходила из головы.

- Ты только не вздумай опять туда ехать. Не вернет он его. Он ему и не нужен. Ему нужно то, что ты чувствуешь сейчас. А поедешь, еще кого нить заберет. Я-то знаю. – Комбайнер стянул с головы кепку, потер кулаком зажмуренные глаза и сплюнул под ноги. – Три раза у него был…

Закурил. Рот наполнился горьким дымом, с непривычки закашлялся, вытирая выступившие слезы. Если бы отец увидел, то всыпал бы по первое число. Тем более курю его сигареты, дорогие, из цельных листов табака, сигариллы вроде, у которых мундштук со вкусом ванили. Совсем обнаглел. А отец то рядом, в соседнем кресле. Только он больше ничего не увидит. Пакет с его головы снял, когда проверял пульс, руки так и остались пристегнуты наручниками. Все предусмотрел. Со стороны похоже на убийство, но дневник, лежащий на столе и его настроение в последнее время отметали все сомнения, что он сделал это сам. Спасибо, что не вынес себе мозги. Вряд ли бы выдержал такое зрелище, даже при виде синих губ, серо-землистой кожи и застывшего, как маска, лица подкатывает тошнота.

Окатило волной холода, запуская по коже целую бурю мурашек. Поежился, осматриваясь по сторонам, накинул на плечи плед. Кондиционер не работает, в комнате явно под тридцать градусов, как никак середина июля. Но меня знобит. К таким резким и внезапным порывам холода в самые неочевидные моменты привык давно. Как и к шорохам, шагам, и ощущению чужого присутствия, которые преследовали с того самого проклятого лета. Когда это началось думал, что едет крыша, никому не говорил, подавляя приступы страха и паники. Но однажды заметил, что мать чувствует тоже самое. Шесть лет назад, в середине июля. Черт, опять середина июля, что за проклятый месяц. Мы сидели на веранде. Лиза, младшая сестра, вернулась из школы и крутилась возле. Мама задрала ноги на ротанговую скамью и пила чай, не обращая внимания на нас. Она вообще не обращала внимания ни на что, с того самого лета. И в кружке чая всего половина, остальное – вино. Пила много, даже слишком, часто из-за этого ругалась с отцом. Ругались конечно громко сказано, так немые упреки и ворчание. Папа больше злился на себя, и переживал за детей. Матери же было все равно, она ушла в себя, полностью отрешившись от мира. Тем июльским днем она смотрела куда-то поверх забора безучастным взглядом. Я взял со стола заветревшееся яблоко, надкусил и всем своим существом ощутил холод, как будто рядом открыли огромный холодильник. Волосы на загривке зашевелись, на руках встали дыбом. В такие моменты почему-то сразу хочется в туалет, даже если помочился пять минут назад. Помню, что запаниковал, повернулся к матери, ища защиты и поддержки. Её взгляд изменился, отрешенность пропала. Весь её вид выражал только одно чувство –страх. Кожа мамы покрылась мурашками, казалось, что они проступают даже через платье.

Тогда я понял, что не один такой, и это успокоило. Может мне стоило поговорить с ней, может она тоже думала, что сходит с ума, но я не решился. Отложил на потом. И откладывал еще полгода, пока она не умерла. В день ее смерти отца не было дома, только я и Лиза. Уехал в командировку. Я проснулся и понял, что проспал школу, на часах было девять пятнадцать. Выйдя в коридор, поймал себя на мысли, что дом стал пустым и чужим, ощутил это нутром. Предчувствие ужасного свернуло мои внутренности в комок. Было тихо, вообще ни звука, словно я оглох. Подошел к родительской спальне, постучал, но ответа не последовало. Мама лежала в постели, такая же холодная и бледная, как и отец в кресле напротив. Остановка сердца, в сорок то лет. Злая шутка судьбы - именно я обнаружил обоих родителей мертвыми. В руках она сжимала фотографию Леры, средней сестры. Холод стоял, как в морозильнике. Точно не помню, может воображение, но тогда мне показалось, что из рта вырывались клубы пара. Самое странное - отец очень спокойно отреагировал на её смерть. Поминки не устраивали. Только молча собрались втроем, заказав еды. С мамой умерли те остатки домашнего очага, что еще теплились после происшествия. Тело кремировали и рассеяли прах в море, так же молча, даже без слез. Вообще молчание стало нашим постоянным спутником. Одно злосчастное лето перевернуло жизнь всей семьи.

Часто вспоминаю тот июль. Летний месяц обещал стать лучшим из всех, что я видел. Отец купил яхту, мечту всей жизни. Он был одержим мореходством. Все свободное время проводил в яхт-клубе, кабинет ломился от кубков, наград и медалей. Папа привез нас на причал и показал покупку с такой гордостью, словно сам ее построил. Яхта была великолепна. До сих пор перед глазами, как цветная фотография. Яркое солнце, волны бьются об белоснежный борт, ветер посвистывает в тросах мачты, глаза слепит солнечными зайчиками. Мама, которая еще умела улыбаться с совсем крошечной Лизой на руках. И заливистый смех Леры. Я плохо её помню, сколько ни старался, почти все что осталось – заливистый смех и непослушная кудряшка свисающая на лоб. Ей было три года, и большая белая лодка с огромным парусом была для нее, как сани деда мороза – волшебная.

Отец поселился на яхте, почти не появляясь дома, готовился к путешествию. Переход до Майями – единственное, что интересовало его тогда. Я не был так одержим его идеей, но ждал путешествия ничуть не меньше. Папа взялся за мою подготовку: гонял по судну, заставлял изучать управление парусами и прочие нюансы судоходства. Если бы Лере было не три года, то она тоже бы попала под эти экзекуции. Но я выполнял все старательно, даже если мне было тяжело. Месяц в океане, новые страны, путешествие через полмира, верх мечтаний для семилетнего мальчишки. Чувствовал себя юнгой на корабле флибустьеров, готовый к новым приключениям и открытиям. Три дня до выхода в море не мог уснуть, как перед новым годом. И вот долгожданный момент. Швартовы отданы, парус хлопает на ветру, отец с важным видом у штурвала и мама стоит на носу с Лизой на руках, смотрит как рассекаются волны. Лера, как юла скачет по судну, отвечая на предостерегающие крики папы смехом. Если бы тогда знал, что это её последние дни, не отпустил бы ни на шаг. Я скучаю. Очень. Несмотря на то, что мы были совсем детьми, я очень сильно её любил, всячески показывая заботу. Она, в ответ, часами могла сидеть у меня на руках, обхватит шею и сопя в плечо.

Комок боли подкатился к горлу, на глазах выступили противные слезы, на этот раз не от сигарет.

Что было дальше помню смутно. Не знаю, может это подсознание стерло ужас тех дней. Словно смотришь чёрно-белый фильм на древнем видеомагнитофоне, и кассета уже размагничивается. Шторм не помню вообще, только то, что было после. Яхту знатно потрепало, от паруса остались лишь рваные лоскуты, трюм заливало водой из пробоин. Самое ужасное, что вышло из строя электричество. Ни двигатель, ни навигация, ни холодильники, ни опреснитель, не работало ничего. Отец сломал ногу и ходил с привязанной трубой вместо шины. Напряжение не просто висело в воздухе, его можно было нарезать, как твердый сыр. Поочередно вычерпывали воду ведром, сутки напролет, каждую минуту ожидая, что пробоины увеличатся и яхта затонет. После шторма мы оказались без связи и еды, застывшие на зеркале океана в полный штиль. Может я тогда ударился головой, и это повредило память, пытался даже записать все события, но слишком все обрывочно и хаотично. Отец, орущий матом и пытающийся починить двигатель. Мама с зареванными глазами и кричащей Лизой на руках. Бесконечная беготня из трюма на палубу с ведрами. Жара стояла невыносимая, вентиляция не работала и каюты превратились в сауну. От жажды трескались губы. Один раз не выдержал и попробовал выпить соленой воды. Словно ртом к раскаленной плите приложился. Самое странное, что я почти не помню Леру после бури. Или помню. Не знаю. Вроде я видел ее на яхте, хотя не должен был. Смутные обрывки воспоминаний, которые просто могли быть визуализацией моей тоски. Я пытался спрашивать, что случилось, но ответов не получал, только слезы матери и сжатые до белизны губы отца. Уже потом, после двух недель знойного ада, когда нас, умирающих от голода и обезвоживания, нашла береговая охрана Понта-Делгада, я услышал из разговора, что сестру смыло за борт во время шторма. Долго не верил. Ребенку вообще сложно понять смерть. Ходил на море каждый день, сидел у воды по несколько часов, надеясь высмотреть в воде оранжевый спасательный жилет. Вглядывался в накатывающие на берег волны до боли в глазах, ждал. Часто слышал в рокоте заливистый смех, подскакивал, бежал к воде промочив насквозь обувь. Но это был просто шум разбивающейся о камни воды. Плакал сутки напролет, если собрать все пролитые мной слезы, то получился бы еще один океан, и я готов был в нем утонуть, лишь бы еще раз увидеть эту непослушную кудряшку, спадающую на лоб.

А теперь еще и отец.

Через силу поднял взгляд и посмотрел на него. За годы после случившегося, он из крепкого мужика превратился в старика. Пятьдесят совсем не тот возраст, в который мужчина дряхлеет, но он выглядел именно дряхлым. Тощая шея, глубокие морщины, запавшие глаза. Словно что-то выедало его изнутри, высасывая всю жизненную силу. Если бы не мы с Лизой, он, наверное, давно уже умер.

Что будет теперь, я не знаю, со взрослой жизнь едва знаком, всего три месяца назад перешагнул совершеннолетие. Сестра в шестом классе. Она единственная не помнила ничего с того лета, но ощущала отголоски тех событий. Иногда мне казалось, что она тоже чувствует этот холод, слышит шаги. Но возможно мне просто казалось.

Скинув плед, я поднялся с кресла и неспешно прошелся по комнате. На столе, поблескивая в лучах лампы стояла бутылка коньяка и полупустая рюмка. Залпом опрокинул её. Вкус не почувствовал, лишь горечь от выкуренной сигареты. На глаза опять попался отцовской дневник. Открытые страницы исписаны размашистым почерком, строчки пляшут, некоторые буквы размыты от мокрых клякс. Я не хотел его читать, и одновременно хотел, словно стоя у края скалы над рекой, решаясь прыгнуть. Порыв ледяного ветра перелистнул страницы. Раздался скрип половицы, совсем тихий, где-то у окна. Как-будто ребенок, играя в прятки с родителями, наступил на скрипучую доску. Обернулся, но увидел только застывшие в немом воздухе шторы. Опять галлюцинации. Уже даже перестал пугаться. Хорошо еще, что психика таким образом выражает травмы детства, мог же стать алкоголиком или наркоманом.

Сделал круг по кабинету. В голове пусто, самоубийство отца вымело последние остатки мыслей. Звонить в полицию, родственникам, что там надо еще делать в таких случаях. Ничего не хочу. Сейчас набегут, начнутся расспросы, дача показаний. Я и так вымотан до невозможности, и это просто добьет. Вернулся в кресло. Опять этот холод. Может у меня от той жары на яхте или от голода, в мозгу что-то повредилось, и я неправильно ощущаю температуру? Почему тогда мама тоже реагировала на эти перепады. И как тогда объяснить шум, и преследующее чувство, будто кто-то следит за тобой.

Дневник на столе притягивал к себе взгляд. Что же написал отец перед смертью? Что его подтолкнуло на такой поступок? Он просто бросил меня и Лизу на произвол судьбы. Сбежал. Любые оправдания, которые он мог написать, могут только разозлить, но я все равно взял в руки увесистый блокнот.

«Я принял это решение. Только я. Вся ответственность лежит только на мне. Думал, смогу с этим жить. Но не проходит ни минуты, что бы я не вспоминал. Саша не выдержала, остановилось сердце. Ей повезло, мне нет. Я еще живу. Надеялся, что умру раньше, потому что каждый день – ад. Но смерть не идет за мной, придется самому. Да я трус, но посмотрел бы на других на моем месте. Леша с Лизой справятся. Он сильный, крепкий, не знаю, как он выдержал все это. Оказался крепче нас.

Я не хотел этого. До последнего момента. Еще раз скажу, что у нас не было выбора. Мы дрейфовали уже неделю. Температура в трюме днем поднималась выше пятидесяти. Яхту топило. У Саши пропало молоко, и Лиза орала не прекращая. Леша упал в голодный обморок. Лера…»

Я подскочил на диване, выпрыгнув из пледа.

«Так значит она выжила! Лера пережила шторм! Зачем они врали? Что с ней стало?» - Голову разорвало потоком нахлынувших мыслей. Руки затряслись. Я понял, что боюсь. Боюсь читать дальше.

«Лера плакала и просила есть. Пытался ловить рыбу, но ее не было. Часть продуктов съели, часть пропала. От жары и голода у меня начались галлюцинации. Понял, что предстоит сделать выбор. Сначала подумал о себе. Но только я мог управлять яхтой, вычерпывал большую часть воды, обеспечение семьи полностью лежало на мне. И Саша не смогла бы сделать это со мной. Саша. Она отпадала сразу, ведь если она, то вместе с ней и Лиза. Нет, так я не мог. Промелькнула мысль о малышке, но слишком маленькая. Лешка - после долгих раздумий откинул и эту мысль. Без него мы бы точно затонули, я не смог бы один вычерпать столько воды. Он был первым нашим ребенком, и я понимал, что просто не смогу. Даже сейчас, когда пишу эти строки, меня разрывает изнутри. Если есть ад, то самое страшное наказание, это мука такого выбора. Лера. Два дня ходил, обдумывал, искал выход. Но его не было. Готов был разбить голову об стену, но ничего другого придумать не смог. Да я сделал это. Можете считать меня монстром, чудовищем, но на другой чаще весов лежала жизнь четырех человек…»

Я начал задыхаться. В мозг холодными пальцами пробиралось осознание. Перед глазами более отчётливо возникли события на яхте. Соленая вода по щиколотку, одуряющая жара, крики младенца, плач матери. И жуткое чувство голода. Тот, кто испытал его, знает – ощущение, словно желудок, присосавшись к позвоночнику, начинают пожирать ваши внутренности. Втягивает кишечник в себя, как спагетти. Вас сгибает пополам, вы передвигаетесь скрученный, как старик ревматизмом. А потом все прошло. Яхту наполнил запах еды. Вместе с мясом, которое отец приготовил на газовой плите, возвращались силы. Никто не говорил, не задавал вопросы. Именно с того момента в нашей семье поселилось молчание.

Из глаз ручьями побежали слезы. Услышал свои всхлипывания, будто плакал не я, а кто-то рядом. Меня трясло, настолько, что я не мог прочитать ни строчки. Сел на пол у кресла, положив дневник на сидение и постарался взять себя в руки.

«Мне пришлось. Других вариантов не было. Поймите вы. Ночью, когда все спали, а я черпал воду, зашел в каюту. Лера спала. Я не смог. Вышел. Ревел как ребенок. Не знаю, что у меня болело, душа или желудок от голода, но боль была зверская. Заглянув в каюту Саши, увидел, как Лиза, всхлипывая, сосет пустую грудь. На нее страшно было смотреть. Руки и ноги тонкие, как у кошки, животик раздулся. Её вид придал мне решительности. Я вернулся к Лере, взял подушку и накрыл. Она почти не сопротивлялась, слишком была истощена. Подняв на руки мертвое тело дочери, вышел на палубу и сидел там. Не знаю сколько времени прошло. В мыслях я убил себя всеми возможными способами, проклял, возненавидел. Но отступать уже было поздно. Я чувствовал, как она остывает у меня на руках. И эта её непослушная кудряшка. Черт… Нет, я так больше не могу. Я заслужил ад. Пусть Лешка с Лизой живут. У них не было выбора, они не знали. Леша, я знаю ты прочитаешь это, и можешь меня возненавидеть, и за то, что я сделал, и за то, что рассказал. Но я так больше не мог. Я видел Леру везде. Дома, на работе, стоящую у дороги, у себя за спиной, среди толпы людей. Она преследовала меня. Скорее всего я просто сошел с ума, но думаю, что мне нужно было рассказать. Может это неправильно, ты имеешь право проклинать меня. Просто знай, что она умерла, ради того, чтобы вы жили. А я больше не могу. Не прошу понять или простить. Это невозможно. Я уже все решил. Об одном прошу, не сделай её жертву напрасной.»

Я уткнулся лбом в кресло и зарыдал в голос. Тело скрутила судорога, сбивая дыхание и вырываясь из легких стоном. Захотелось сесть рядом с отцом, натянуть на голову пакет, пристегнуть руки наручниками и уйти. По спине пробежала волна холода, но я не отреагировал. Мне было все равно. Я проклинал отца. Если бы он был жив, убил бы его сам. Почему он не выбрал меня? Почему Лера? Все его доводы и объяснения казались полным бредом.
Прикосновение к плечу вернуло в чувства. Легкое, прохладное. Словно кто-то положил на плечо замерзшую руку. Обернулся, в комнате никого, кроме меня. Тихо. Даже за окном ни шороха. Точно галлюцинации. Глаза уловили движение – шторы у окна вздыбились как от порыва ветра и комнату наполнил отдаленный звук детского смеха, громкого, заливистого. Стих, так же внезапно, как и начался, вместе с ним успокоились шторы. Я смотрел на изгибы ткани как на волны в детстве, только сейчас я услышал её смех, и это был не шум воды.

Для конкурса в сообществе "CreepyStory"
Конкурс для авторов страшных историй от сообщества CreepyStory, с призом за 1 место. Тема на июль

Она опять опаздывала. Третий раз подряд. Никак не могла привыкнуть, к пути на работу который занимал почти два часа. Маршрутка – метро – маршрутка. Рассчитать время, потерянное в ожидании на остановке, на перроне, в пробке, у неё никак не получалось. После родного города, который легко пройти от края до края за полчаса, монструозная Москва - бесконечный лабиринт из дорог, тоннелей метро, мостов и бетонных зданий. Она вообще не понимала, в какую сторону ехать, куда идти и смотреть. В первый день потерялась, села не на ту маршрутку и уехала к черту на куличики. Дорогу спросить боялась – люди выглядели угрюмо и враждебно. Новое начальство снисходительно реагировало на опоздания, но так длиться долго не будет. И вот сегодня опять. Через пятнадцать минут должна отметиться на проходной, а только-только села в поезд на станции «Крылатское». Двадцать пять минут до «Площади Революции», пересадка и еще пять минут до «Новокузнецкой», дальше маршрутка, которая не известно сколько будет толкаться в пробке. Пока бежала до неё, промочила туфли и порядком замерзла. Плюс десять в середине октября для Москвы — нормально, только она к этому не была готова. В её городе до октября стоит тепло.

Наконец-то нужная станция. Из вагона вылетела, как пробка из бутылки шампанского. Взлетела по ступенькам, еле успевая переставлять ноги. Эскалатор. Не стала ждать, побежала вверх, собирая на себе недовольные взгляды замерших на ленте подъемника людей. Проскочила турникет, больно зацепив локтем металлическую стойку и побежала по лестнице, вынырнув из душного и спертого воздуха под холодный дождь.

Внезапно ее схватили за ногу, так, что чуть не поцеловала грязный и заплеванный бетон ступенек. Обернувшись, увидела сгорбленную старушку. В чистом белом платке, большими ясными глазами с очень жалобным взглядом.

- Внучка, подай на хлебушек. – Бабушка протянула ладонь с опухшими от артрита суставами.

Девушка замешкалась. Маршрутка приезжала на остановку раз в десять минут, и она могла ее упустить, что прилично увеличит опоздание. Н старушка вызывала жалость, захотелось как-то помочь, облегчить жизнь пенсионерке. Открыла сумочку, достала кошелек. Проездной в метро, банковская карта и мелочь, ровно столько, сколько нужно на проезд. Покопалось еще, в надежде найти хоть какую-то завалявшуюся купюру.

- Внученька, ну подай на хлебушек. – Старуха потрясла протянутой рукой.

- Бабушка, извините, вообще наличных нет. Я вечером буду ехать обратно, обязательно к вам подойду! –Крикнула она, уже поднимаясь по ступенькам.

* * *

- Доброе утро, Мия. – Начальница отдела появилась рядом с рабочим столом почти моментально, как только девушка успела надеть рабочую гарнитуру и запустить компьютер. – Опять опаздываете?

- Извините, Ольга Викторовна. – Мия виновато опустила голову. – Я никак не могу правильно рассчитать время на дорогу.

- Постарайтесь уж. А то так не долго и испытательный срок не пройти.

- Извините. Сделаю все, чтобы больше не опаздывать.

- Хорошо. Сегодняшнее опоздание мы вам прощаем, но это последний раз, приступайте к работе. Я загрузила вам список потенциальных клиентов. Все «горячие». Необходимо прозвонить, еще раз описать спектр наших услуг, выяснить потребности и договориться на встречу с нашим менеджером. Я жду минимум три встречи с клиентами из этого списка, так что постарайтесь. Проявите свой талант коммуникабельности.

- Хорошо Ольга Викторовна.

- Работайте, я в обед еще к вам загляну.

Начальница удалилась, мерно цокая каблуками по ламинату. Мия запустила корпоративную базу, открыла список и набрала номер первого клиента.

- Алло, здравствуйте. ООО «Интернет Маркетинг», меня зовут Мия. С вами уже связывались наш менеджер, давайте обсудим детали.

* * *

Небольшое кафе на первом этаже офисного здания забито до отказа. Люди в рубашках, костюмах, юбках по корпоративному дресс-коду спешили на бизнес-ланч. Мия стояла с подносом на раздаче, набирая себе тарелки с супом, салатом и десертом. На кассе очередь. Полная женщина, лет пятидесяти, быстро считала блюда клиентов, вбивала в компьютер, принимала оплату и тут же переходила к следующему покупателю. Она быстро осмотрела поставленный Мией поднос, вбила в компьютер, и посмотрела на девушку.

- Внучка, на хлебушек подашь?

- Что? – Изумленно переспросила Мия.

- Я говорю, картой или наличкой? Слух проверьте.

- Ой, извините. – Девушка достала карту, приложила к считывателю и, взяв поднос, ушла в сторону.

Аппетит улетучился. Она вспомнила голодную старушку. Оставив еду на нетронутой на одном из столиков, направилась к банкомату. Сняла тысячу рублей с разменом, на дорогу и для бабушки. Её мучала совесть, перед глазами стоял молящий взгляд и трясущаяся рука.

* * *

Выскочив из маршрутки, побежала к спуску в метро, вклиниваясь в толпу, спешащую укрыться от промозглого дождя. Протиснувшись между ничего не замечающими и угрюмыми людьми, Мия увидела, что место, на котором утром сидела бабушка пустовало, точнее затаптывалось сотней ног. Осмотревшись по сторонам, девушка поднялась обратно. Капли дождя неприятно попадали за шиворот пальто. Почти напротив спуска стоял ларек «Роспечать». Она подбежала к маленькому окошку, нагнулась и постучала в стеклянную витрину, заставленную бульварным чтивом.

- Здравствуйте, извините, можно вас спросить?

- Проездные на трамвай не продаем. – Продавщица поправила массивные очки в роговой оправе и, нагнувшись, посмотрела на девушку.

- Я не за проездным. Вы бабушку видели? Утром здесь сидела, милостыню просила. Прямо напротив вашего ларька, на входе в метро. Не подскажите, она часто здесь бывает?

Продавщица изменилась в лице и округлила глаза. Моргнула два раза, открыла рот словно захотела что-то сказать, затем опять закрыла. Через секунду окно захлопнулось, отрезав Мию от продавщицы приклеенным к стеклу журналом «Все звезды». Девушка опустила руки, ошарашенная такой реакцией и побрела к метро.

В вагоне как всегда не протолкнуться. Воздух – спертый кисель с запахом пота и не чищенных зубов. Слева на сидениях ругалась парочка, явно проживающая на дне бутылки. Втиснувшись между людьми, ухватившимися за поручни в жесте «Рот Фронт» , Мия облокотилась на дверь с надписью «не прислоняться».

Станция за станцией, пассажиры заходят и выходят, калейдоскоп лиц. С открытыми дверями врывается небольшая доза свежего воздуха. Она делает глубокий вдох и старается не дышать до следующей остановки. Очередная станция. Поезд останавливается. Перроны лежат по обе стороны от состава. Мия смотрит на бесконечную реку людей, вытекающую из всех дыр лестничных переходов и сплошным потоком движущуюся к эскалатору. Между мелькающими фигурами людей замечает знакомый силуэт. Присматривается. Да точно, это она. Седая старушка, сидит возле гранитной колоны. Смотрит прямо в глаза и тянет руку. Мия порывается к выходу, но двери закрываются и поезд продолжает свой путь.

Из маршрутки она почти выпала. День ее просто вымотал и высосал, оставив пустую бездушную оболочку. Пальто промокло, туфли с утра так и не высохли, ужасно натирая размокшие ступни. Проходя мимо магазина, вспомнила, что дома закончились яйца и молоко. В лабиринте полок с продуктами на удивление мало людей. Достав из холодильника молоко, она поежилась от пронизывающего из без того замерзшее тело озноба. Перебрала четыре лотка яиц, пока не нашла все десять целых в одном. Подошла к кассе. Мужчина лет сорока, заполнив всю ленту недельным запасом продуктов, наблюдал за увеличивающейся суммой на зеленом табло. Мия подождала пока освободиться немного места и втиснула одинокую бутылку с коробкой.

Мужчина повернулся к ней и доброжелательно улыбнулся.

- Внучка, на хлебушек не подашь?

Девушка отскочила на пол метра, снеся половину продуктов с кассы. Яйца вылетели из лотка и разлетелись ошметками по кафельному полу, забрызгав туфли.

- Что с вами, девушка? Вы в порядке? – Мужчина испуганно отшатнулся, но тут же подался вперед, желая помочь.

- Что вы только что сказали? – Мия вытянула сумку перед собой, прячась за ней, как за барьером.

- Я спросил, нет ли у вас скидочной карты?

Она его не дослушала, ринувшись к выходу из магазина.

- За яйца кто платить будет, припадочная! – Услышала крик кассирши, но ей было уже все равно. Единственное, о чем она сейчас думала, это добраться быстрее домой и запереть за собой дверь.

В квартире тихо и тепло, на кухне мерно гудит холодильник.

Она захлопнула за собой дверь, закрыла щеколду, замок и засов. Скинув окончательно испорченные туфли, забежала в ванную и разделась. Тугие струи горячего душа ударили по замерзшей коже, вызвав волну мурашек. Вода смывала все произошедшее за день, превращая в зыбкое прошлое. Мия согрелась, выдохнула и расслабилась.

«Это просто нервы, переутомление, стресс и чувство вины. Просто выспись, отдохни и все будет хорошо» - Успокоила она себя и даже поверила в свои слова.

Выключив воду, взяла полотенце и начала вытирать мокрые волосы. Ванная комната была заполнена клубами пара, оседающими на потолке. Немного высушив голову, девушка повернулась к зеркалу над раковиной и закричала. На стекле кривыми буквами по запотевшему, уже начиная стекать каплями воды, было написано «Внучка, подай на хлебушек». Мия выскочила нагая в спальню и захлопнула за собой дверь. Её трясло, словно не грелась пол часа в горячей воде. Вытащила из сумки телефон, решила позвонить матери. Но на разблокированном экране вместо привычного набора иконок застыла старуха с протянутой рукой. Из динамика громкой связи донеслось хриплым голосом: «Внучка, подай на хлебушек.» Девушка швырнула телефон в стену. Мобильник с хрустом ударился, оставив на обоях вмятину, и упал на пол с паутиной трещин на потухшем дисплее. Разрыдавшись, Мия залезла под одеяло, прихватив с тумбочки икону Божьей Матери, которую подарила мама перед отъездом.

За окном царила темнота, только окна многоэтажки напротив размытыми искрами блестели в размытом дождем окне. Девушка сидела под одеялом, прижимая к голой груди лик святой и молясь. Она слышала шаги по квартире, но боялась пошевелиться. До нее доносился старческий шепот: «Внученька, ну подай на хлебушек. Подай старой.» Шепот был то совсем над ухом, и она чувствовала, прикосновение к одеялу, то далеко, словно в километре. Она дрожала всем телом, и повторяла «Отче наш», единственную молитву которую знала. Но звуки шагов и голос старухи не затихали. Порой слышала голос настолько близко, что казалось, будто он звучит у нее в голове. Мия рыдала, и умоляла оставить ее в покое, но голос был неутомим, и шептал без остановки, доводя девушку до исступления. Минуты превратились в часы, часы в дни. Она была уверена, что так и будет сидеть до конца жизни, спрятавшись под одеялом. Её кожа покроется морщинами, волосы поседеют, зубы выпадут, а она так и будет прятаться на кровати и молиться. Но этот шепот не утихнет никогда. Она уже слышала стони голосов вокруг, целый хорал. Какофония старческих голосов шептала, говорила и кричала «Внучка, подай на хлебушек». Тысячи дряхлых ладоней с узловатыми суставами тянули и дергали одеяло, пытаясь сорвать последний барьер. И скоро они этого добьются. Сдернут его. И доберутся до её тела. Начнут щипать, как голуби краюху хлеба, отрывая от нее кусочки мякиша, разрывая душу на сотни белых пористых комочков.

Все закончилось в один миг, будто кто-то выключил рубильник. Мия продолжала молиться, но прислушавшись, поняла, что снаружи тишина. Одеяло никто не дергает. Шагов нет. Как нет и сводящего с ума шепота. Задержала дыхание, попыталась угомонить оглушающий грохот сердца. И сколько бы она не вслушивалась, не слышала ничего и никого. Прождала еще полчаса, почти не дыша. Ни звука. Неуверенно приподняла край одеяла. Утренний свет проникал в комнату и освещал пол. Пустой пол. Еще сильнее выглянула. В комнате никого, только дождь стучит по стеклу. Укуталась как в кокон, словно одеяло могло защитить и осмелилась встать. В квартире пусто. На кухне все так же мерно гудит холодильник. В ванной пусто. Подышала на стекло, но вчерашняя надпись не проступила. На часах половина седьмого. Долго решалась, ехать на работу или нет, но все же решилась. Прогуливать нельзя. Если уволят, то найти новую будет просто не реально. Лучше приехать и в крайнем случае отпроситься, сославшись на болезнь. Увидев её, поверят сразу.

* * *

Маршрутка как всегда битком. Мия сложила зонтик, и встала на первой ступеньке, подтолкнув впереди стоящего молодого человека. Когда поехали, народ в салоне протиснулся назад, освободив место. Остановилась рядом с поручнем, опершись на него, стоять сил не было.

- Внученька, на хлебушек подаем.

Мия вздрогнула, словно в лицо плеснули холодной водой и подняла голову. Водитель маршрутки смотрел прямо на нее.

- Девушка, я вам говорю, за проезд передаем! – Повторил мужчина и отвернулся на дорогу. Мия передала мелочь дрожащей рукой и зажмурилась.

Перед входом в метро, сняла в банкомате все деньги и убрала в карман.

Опять духота вагона, опять вонь и толпа людей. Она обвела взглядом угрюмых людей и поняла, что почти в каждом лице видит старуху. Сотня сморщенных лиц в белом платке. Сотня проклятых бабок одновременно качнулась и потянула к ней руку с артритными суставами. Мия забилась в угол вагона и сползла на пол, уткнув лицо в колени и зажав уши руками. Она чувствовала, как качается состав на рельсах, слышала гул колес и гомон голосов «Подай на хлебушек…»

Голос из динамика, объявивший ее станцию, прервал многоголосный шепот. Она подняла лицо и увидела, что люди отступили от нее на несколько шагов, как от заразной. Подскочила и выбежала из вагона, чуть не сбив кого-то с ног. Не заметила, как пробежала по переходу, заскочила в другой поезд, встав возле дверей, уставилась в темноту за стеклом, чтобы не видеть пассажиров в вагоне. Человек у неё за спиной в отражение на стекле развернулся, оказавшийся той самой старухой. Дряблая рука легла на плечо и над самым ухом раздался хриплый шепот: «Подай на хлеб, сука».

В этот момент дверь вагона распахнулась и Мия выбежала, не дожидаясь, пока створки до конца разойдутся. Лестница, эскалатор и турникет пролетели под ногами как картинки диафильма, только спины впереди идущих людей и толчки локтей по рукам и ребрам. Вот она, там самая лестница, залитая дождем, с сотней жвачек втоптанных в бетон. Вот то самое место прямо под стеной и поручнем. Пустое.

- Да где ты тварь старая! Что тебе от меня надо! – Закричала Мия, срываясь в истерику. – Денег, так на получи их!

Девушка достала из сумки всю наличку и выбросила вверх. Купюры полетели как конфетти из взорвавшейся хлопушки. Люди, спешащие по делам, обходили девушку, оглядываясь через плечо. Молодой человек ринулся собирать намокающие банкноты в охапку, Мия смотрела на него всхлипывая и вытирая лицо ладонью. Закончив, парень подошел к ней, и сунул деньги.

- Вы выронили. – Сжал ее ладонями кипу банкнот. – Уберите быстрее, здесь не все такие добрые.

Мия на автомате запихнула наличку в сумку и проводила взглядом удаляющуюся спину молодого человека. Как озарение, как символ свыше, она услышала переливы церковных колоколов. Осмотрелась, поднялась по ступеням и пошла на звук, как завороженная игрой флейты крыса. Через несколько кварталов увидела силуэт церкви, белеющий среди серости городской застройки. Купол сверкал золотом, почти светился, не смотря на хмурое небо. Она прошла в ворота, не обратив внимания на церковных попрошаек, поднялась по лестнице, осенила себя крестом и вошла, покрыв голову висящим у двери на такой случай платком. Шла служба. Батюшка стоял за алтарем, оглашая своды знаменным распевом. Ему вторил хор женщин, подхватывая и усиливая. Диакон ходил перед склоненными в молитве прихожанами и махал кадилом, окуривая залу фимиамом. Мия еще раз перекрестилась, сделала несколько шагов и застыла в нерешительности. Она не знала, большим ли грехом будет прервать церковную службу и не выгонят ли её после этого из церкви. Но именно здесь она почувствовала себя защищенной. Намоленное и святое должны отпугивать темные силы. Батюшка посмотрел на вошедшую и вопросительно кивнул, не прерывая молитвы. Мия жестом спросила разрешения подойти, на что священник одобрительно склонил голову.

- Благословите меня, Ваше Преподобие!

- Благословляю тебя, раба божья…

- Мария, Ваше Преподобие.

- Благословляю тебя, раба божья Мария. Исповедаться пришла или службу заказать?

- Ваше Преподобие мне ваша помощь нужна.

- Чем я могу помочь тебе, дочь моя?

- От силы нечистой избавиться, одолела меня, вижу везде её, слышу, чувствую, изведет меня скоро.

Священник сменился в лице, огляделся по сторонам и нагнулся ближе к Мие.

- Не занимается Церковь экзорцизмом. – Прошептал батюшка почти на самое ухо. – Покиньте службу пожалуйста, иначе буду вынужден позвать охрану.

Девушка подняла голову и умоляюще посмотрела на церковнослужителя, на что тот указал рукой на дверь. Неуверенно помявшись на месте, она пошла к выходу. Почти дойдя увидела старуху, именно ту старуху, тянущую руку к ней руку из церковной лавки.

- Внучка, подай на хлебушек.

Мия вылетела из дверей, споткнувшись и растянувшись на асфальте. Ладони обожгло ссадинами. Горло сдавил страх и чувство брошенности. Она даже не хотела вставать. Плевать, что на нее смотрят и обходят стороной.

- Девочка, вставай. – Над ней склонилась пожилая женщина, с узкими глазами и тугой косой из переплетения седых и черных волос.

- Я не хочу, пусть она заберет! Я уже не могу…

-Т-ш-ш… успокойся. Пойдем со мной. – Женщина опустилась на колени, начала шептать и сплюнула через плечо.

На Мию бормотание подействовало, как успокаивающее. Тяжелая хватка, сжимавшая до этого все её существо, ослабла. Она вдохнула полной грудью, перестав всхлипывать, и посмотрела в глаза незнакомке.

- Пойдем, пойдем. – Женщина подхватила её за руку и повела со двора церкви.

Они перешли дорогу и углубились в дворы многоэтажек. Только сейчас девушка рассмотрела на женщине оранжевую куртку коммунальной работницы.

- Кто вы? Как вас зовут? – Спросила Мия, спешно перебирая ногами за коренастой незнакомкой.

- Я Татис, дворница. Ты давай поспеши, Айна за нами идет.

- Кто?

- Айна, дух злой. Демон, по-вашему.

- Что ей от меня надо?

- Погоди говорить. Сейчас дойдем, все узнаешь.

Они несколько раз повернули между домами, проходя по одинаковым на вид дворам. Мия окончательно потерялась и послушно шла за Татис. Через пять минут остановилась перед железной дверью, ведущей в подвал жилой многоэтажки.

Женщина закрыла глаза и опять начала шептать себе под нос, иногда переходя на странный гортанный звук, сплюнула через левое и правое плечо, открыла замок и пригласила спуститься.

- Заходи, это мой дом.

Мия пошла вниз по ступенькам, уворачивая голову от висящих с потолка связок высушенной травы. Внизу одна дверь, деревянная, покрытая странными узорами, похожими на наскальную живопись. Татис открыла её, и провела в небольшую, три на три метра, комнату. Все видимые поверхности застелены шкурами с мехом. В печке-буржуйке горел огонь, наполняя помещение приятным запахом горящего дерева и можжевельника. Тепло наполнило все тело Мий, выгоняя из него сырость и страх. Она присела на тахту, окунув руки мягкую шерсть.

- Располагайся, девочка. Тут он тебя не достанет. Здесь нас Карайкан видит, он не позволит. Отдохни, твоя душа почти оторвалась от тела. Тебе нужно восстановить связь, иначе Айна душу заберет, тело умрет. – Женщина ходила по комнате, то постукивая в железный бубен, то подкидывая ветки можжевельника в огонь.

- Кто такая Айна?

- Кто такой. Много ликов у него. Тот, который видела ты - душа черная, ему принадлежащая. Давно здесь живу, знаю. Женщина была одна, злая, завистливая, душа ее воде черной принадлежала, что пила каждый день она. Давно это было, не помнит люд уже. Муж был у нее, хороший муж, Худай его видел, душа светлая. Днем одним, когда разум женщины водой черной пленен был, кричать на мужа стала. Не могла чернота свет его выносить. Взяла нож, убила его, чтобы свет его темноту не освещал. За то в тюрьму её посадили. Долго там она темноту копила, лелеяла. Вышла, пятнадцать зим прошли, от души ничего не осталось, чернота одна. Все от неё отвернулись, весь род ее. И пошла женщина милостыню просить, да не куда попало, а ко входу в землю, ближе к Айну. Только видели люди ее душу черную, не глазами видели. Так и сидела она там, пока Айна не забрал её, а тело на морозе лежать оставил, пока не поняли прохожие, что умерла она. С тех пор видят её потерянные люди, просит их подать, умоляет. Да только это Айна души новые ищет. И твою нашел, понравилась ты ему, себе забрать хочет.

- И что же мне теперь делать? – Прошептала Мия дрожащими губами.

- Не бойся девочка, помогу я тебе. Не зря я Татис, дочь шамана. Знаю, как Айна отвадить.

Вечером будет, сейчас отдохнуть тебе надо. На выпей. – Шаманка протянула керамическую кружку с почерневшими внутри стенками. Напиток сильно пах травами и был горький на вкус.

- Откуда вы? Татис, верно?

- Да, верно. С Алтая я, из тайги, где Карайкан близко, где Худай близко, где Ульгень на Алтын-туу в золотом дворце живет. Сюда отец мой приехал, давно, когда война была, Майдере отправил его, защищать от людей с крестами. Я маленькая совсем была, но родину помню. Всему отец научил меня, растил в свете От-Эне. Помогу я тебе девочка, а Умай нам поможет. Ты пей и спать ложись.

Мия сделала еще несколько глотков, и почувствовала, как мягкая и теплая лапа сна накрыло ее тело. Мех ласково погладила ее по щеке, услышала, как поет От-Эне в печи, и сомкнула глаза.

* * *

Проснулась она от мягкого голоса Татис и треска огня в печи.

- Вставай девочка, идти надо.

Понялась, протерла глаза. Тело наполнилось приятным теплом, страх ушел, забрав с собой озноб и отчаяние.

- Идем, идем. Страшно будет, но ты не бойся. С нами Умай, нам Айна не страшен.

Вышли из подвала. Городом полноправно владела ночь. Дождь прекратился, оставив о себе только напоминание-лужи. Они прошли теми же дворами, ночной вид которых стал более мистическим и пугающим.

- Татис? А можно вопрос?

- Спрашивай девочка.

- Я всю жизнь в Бога верила, в церковь ходила, молилась, правда молитву всего одну знала. Почему они не помогли? Почему ничего не сделали?

- Молодой ваш бог, потому что. Айна древнее, ваш бог не знает, что с ним делать. А Худай знает, и Карайкан знает. Они помогут. Да и верят в вашего бога мало, больше так, показухи ради. А веры нет в сердце, слабый он из-за этого. Ты только иди не оборачивайся.

Услышав эти слова, Мия, как заколдованная, посмотрела назад. За ними следовала темная фигура, с трудом прячась за детской горкой из-за огромного роста. Фигура сгорбленная, но очень быстрая. Она перемещалась между объектами площадки, как сухой лист, на сильном порыве ветра, оставляя за собой шлейф белого платка, размером с простыню. Из далека доносился приглушенный шепот: «Подай… подай… внучка… дай… хлеб… отдай… сука…»

- Я же тебе сказала – не оборачивайся. Иди вперед, смотри вперед. Скоро придем. – Дернула девушку за руку Татис.

Перешли дорогу, прошмыгнули в щель между плитами бетонного забора. Остановились у люка канализационного коллектора.

- Нам что? Вниз?

- А ты что думала? Айна слышать нас должен, только своими ушами, а не этими. – Женщина махнула рукой за спину. – Полезай первая, останешься здесь, заберет он тебя.

Мия подобрала пальто, посмотрела на теряющиеся в мраке ступени и, задержав дыхание полезла вниз. Когда ноги ступили на что-то склизкое и мокрое, она крикнула на верх, что спустилась. Татис, бормоча под нос, полезла следом, закрыв за собой люк. Оказавшись внизу, женщина достала из кармана рыжей куртки фонарик и осветила кирпичные своды коллектора, позеленевшие от времени. Махнула рукой, предлагая девушке следовать за ней, и уверенно направилась в правый тоннель. Шли долго. С кирпичей капало, под ногами пробегали крысы, руки прикасались к невидимым в темноте насекомым, кишащим на стенах. Девушка старалась не думать, о том где она, и что она вообще здесь делает. Последние два дня слились в её голове в один макабарический кошмар, очень далекий от реальности. Она не верила, что все это происходило с ней. За их спиной раздавались звуки шлепков босых ног по мокрому кирпичу, громкие и четкие, но женщина запретила поворачиваться. У Мии возникало чувство, что ее сейчас схватят за волосы и утащат в глубины переплетающихся тоннелей, но звуки шагов то приближались, то удалялись.

- Пришли. – Сказала Татис и осветила своды просторного зала, в который со всех сторон входили тоннели.

- Что это за место?

- Соединительный узел коллектора.

- А зачем он нам?

- Люди не дураки. Может слепые, но не дураки. Человек – уникальное создание. – Татис сложила руки крестом перед собой и показа девушке. – Горизонтальная – материальный мир, вертикальная – мир богов и духов. А человек вот, середина. Связь между материальным и духовным. Сейчас только забывает об этом, но все равно видит. Вот и те, кто строили коллектор, видели. Это место силы. А теперь сядь, замолчи и не мешай. И не в коем случае не вставай, вообще.

Татис достала из-за пазухи небольшую вязанку хвороста, ловко подожгла ее. По стенам заплясали сполохи огня, разгоняя темноту. Девушка опустилась на колени, ближе к небольшому костру. В руках женщины появился бубен, который она до этого незаметно скрывала под одеждой, в губах зажат варган. Она запела, низким, выходящим из самой груди и похожим на рык голосом. Мия не понимала ни слова, но песня ее завораживала. Женщина начала танцевать, двигаясь по кругу. Она била в бубен, дергала варган и пела. Эхо ее голоса уносилось далеко под мрачными сводами, и возвращалось обратно, усиленное в несколько раз. Через минуту поднялся такой гвалт, словно песню Татис пели сотни людей.

Мия увидела тень. Или существо. Большое, черное. С длинными, похожими на жабьи, руками и ногами. Морда тени смутно напоминала лицо старухи, окутанное облаком белых волос, которые висели в воздухе, как под водой. Оно бегало по стенам и потолку, нарушая все законы реального мира. Широко распахнутые глаза со зрачками, размером с тарелку, метались по всей зале, пытаясь высмотреть Мию, но не видели её.

- Отдай… подай… хлеб… моя… - Шептали не перестающие двигаться губы.

Глаза тени застыли, словно рассмотрели Мию. Рот расплылся в ухмылке. Из всех щелей и отверстий свода полезли тысячи черных рук.

- Даааай… мое... – Разнеслось эхом по всему коллектору.

Мия вскрикнула и прижалась ближе к земле. Лицо старухи резко увеличилось, закрыв собой весь потолок. Она вплотную приблизила левый глаз к девушке и уставилась на нее зрачком, почти в половину роста девушки.

В этот момент Татис запела еще громче, бросил в костер щепотку травы. Пламя гудящим столбом ударило в потолок. Бубен в руках шаманки начал звучать как железный гонг. Существо шарахнулось в сторону, но женщина пошла прямо на него, ударяя и ударяя в свой инструмент. Создание с лицом старухи упало на пол, и начало корчиться, сжимаясь при каждом ударе, пока не уменьшилось до размера лягушки. Татис наступила на нее ботинком и для верности втерла остатки камень пола.

Тишина. После оглушающего пения, грохота бубна и шепота тени, она была просто подавляющей. Татис сидела на земле опустив руки и глубоко дыша.

- Все? Её больше нет?

- Его. Айна ушел. – Тяжело ответила шаманка.

- Он не вернется?

- Нет, девочка молодец. Сильная, справилась. Очень помогла ты мне.

- Я вам помогла? Может быть вы мне?

- Нет, девочка помогла. Айна хитрый, он боится тех, кого Ульгень видит. Не пришел бы он к Татис. Нужна была потерянная душа. Ты прости, девочка. Три дня не давала тебе успеть, что бы встретила ты его. Прости, что мучал он тебя. Но надо было избавиться от него, вернуть в землю. Негоже Айну по земле Тенгри ходить. Прости дочка старую. Пойдем, выведу тебя. Теперь живи спокойно, а Татис тебе поможет.