Freemem

Я раз решил обследоваться насчет некоторых болезней.
Это было после одного посещения бани с бассейном.
Подумал тогда – вдруг заразился какой-нибудь неприличной пакостью бытовым путем?!
Выискал по объявлениям платный медцентр подальше от дома, и отправился туда.

Анализы-то у меня быстро приняли, но поцокав языком сказали, что мужчинам после сорока лет надо регулярно проверяться на простатит.
И стоит-то это сравнительно недорого, а от импотенции убережёт.

А импотенция же это вторая вещь, которую мы больше всего боимся.
(Первая – что люди узнают о случившейся с нами импотенции.)

Поэтому я заплатил деньги в кассу, и отправился в нужный кабинет.

Встретил меня там приветливый мужик, со стетоскопом на шее.

Рассказал мне ещё страшилки о простатите, объяснил, где он находится, перечислил симптомы…
Говорит – при мочеиспускании напор струи слабый.
Я его перебиваю:
- Ха! А мы недавно соревновались с сыновьями, кто выше на забор написает! Так я этот забор чуть не повалил!
Он отвечает:
- Ну да! Это бывает. Но против природы не поспоришь, и надо провериться детальнее.

С этими словами он натягивает резиновую перчатку и мажет палец вазелином.

Коленоскопия – это потому что на коленях стоишь.

Я стоял вот так, а он сунул мне палец в зад, и нащупывал простату.

- Увеличена, - говорит.
И ещё спросил:
- Ну, как ощущения?
Я ответил:
- Ощущаю Ваш палец в жопе и это мне нихуя не нравится!

Он говорит:
- Сейчас немножко помассируем…

На счастье, я тут вспомнил слова одной своей девушки, выкрикнутые ею при нашем с ней первом опыте анального секса.

Но у неё это было жалобно, а я так спокойно и мужественно произнёс:
- Сейчас обосрусь!

Ну, он и отпрыгнул.

Потом он мне выписал кучу дорогих лекарств и сказал – в какой аптеке их купить.

Прощаясь, мы руки друг другу не подавали.

Шёл я к машине, и думал: «Нахуя ему стетоскоп?»

http://nemolodoj.livejournal.com/44726.html

- И откуда таки на нас свалилась эта цаца, Жора? - спросил мужчина постарше.
- Цацу прислали аж из Житомира, - ответил мужчина помладше, - Теперь цаца целыми днями звонит обратно в свой великий Житомир, шобы поплакать за жизнь в нашем захолустье.
- Шо вы говорите? - мужчина постарше дёрнул подбородком, - Я всегда утверждал, шо телефон в сберкассе должен иметь выход только на милицию. Почему три целых клиента должны ждать вот уже целое утро, пока цаца наговорится и соизволит принять деньги на книжку? Я всецело поддерживаю эту пожилую даму!
- Миша, я таки не очень понимаю эту вашу махинацию с дробями, но крепко уважаю целостность вашего мнения, - кивнул мужчина помладше.

- Слушайте меня свободным ухом, столичная цаца! - возмущалась тем временем пожилая дама, - У меня больше дел, чем у вас пустоты под бигудями. Оставьте в покое варнякать по телефону, начните обслуживать население! Мы устали слушать за ваши мансы и хочим пополнить книжки.

Дверь распахнулась и в помещение вошли трое мужчин. Один из них направился к окошку кассы, второй остановился в центре комнаты, а третий заложил дверь, просунув ножку стула в ручки.
- Дамы и господа, ша! - сообщил первый, - Я не стану брехать, шо никто не пострадает, но если будет тихо, то может оказаться, шо я зря переживал за ваше здоровье. С другого бока, на дверях стоит вооружённый Йося, а прямо рядом с вами стоит вооружённый Додик, шо уже кое-шо за тишину, как вы думаете?

Он наклонился к окошку и с улыбкой поинтересовался:
- Имею до вас два вопроса - как зовут такую милую барышню и держите руки так, шобы я их видел даже закрытыми глазами. Я - Беня, если вы не вдруг не знаете. Но если вы таки вдруг не знаете, то это револьвер, шо уже кое-шо за меня, как вы думаете?
- Я дико извиняюсь, Беня, - подал голос мужчина постарше, - Но цаца приехала из Житомира и очень даже может не знать за Беню. Я совсем не удивлюсь, если цаца не знает даже за револьвер.

Девушка-кассир возмущенно фыркнула, с треском положила трубку, встала и откинула назад каштановые волосы, закрывавшие лицо.
- Знаете шо, знаменитый на весь город Беня? Вы так размахиваете своим пистолетом, как будто он ваша единственная гордость. Если хочите знать, меня зовут Ляля.
- Цацу зовут Ляля, - закатила глаза пожилая дама, - Тикай-ховайся, Житомир на тропе войны.

Беня прищурил левый глаз, оценивая красоту девушки, и спокойно осведомился:
- Ляля, зачем вы говорите злых слов, Ляля? Я шёл сюдой и думал за кассу. Теперь я стою в кассе и думаю за вас. А время тем временем исходит на пшик и деньги до сих пор не перешли из вашей симпатичной конторки в наши вооруженные до зубов руки. Скажите, Ляля, вы думаете, шо так должно быть? Или вам капельку кажется, шо я таки сбился с курса?
- Скажите, Беня, это шо, налёт? - возбуждённо поинтересовался мужчина помладше, - Так наверное, нам пора лежать тихо и делать вид, шо мы вас в упор не видим. И мы хочим вас заверить со страшной силой, шо даже самого маленького звука в ваш уважаемый адрес...
- Жора, замолчите свой рот! - дёрнул того за рукав мужчина постарше, - Беня работает! Шо вы буркочите ему под горячую руку?! Ляжьте уже на пол. Где вы пошли ложиться, шлимазл в жилетке? Там уважаемый Беня может, не дай бог, через вас споткнуться на каждом шагу.

- Знаешь, Беня, - вежливо заметил Йося, - Я слушал твоих последних слов и задумался.
- За какой предмет ты задумался, Йося? - спросил Беня.
- Я задумался за курс валют, - ответил тот, - Ты будешь смеяться, но я начинаю иметь за него сомнений.
- Нашёл время, малохольный! - хмыкнул Додик, - Давай сначала вынесем валют, а потом начнём думать за ихние курсы.
- А вот таки нет, Додик, - помотал головой Йося, - Думать надо именно сию минуту. Потому шо если валюта пойдёт коротким курсом на выход, то мне, с тяжеленными мешками, придётся всю дорогу переступать через этого поца на полу. Так я скажу тебе, Додик, шо меня это слабо радует.
- Боже мой, Йося, кончай уже быть маленьким мальчиком твоей уважаемой мамочки, - пожал плечами Додик, - Ходи прямо по этому поцу. Я еще не слышал хоть за одного человека, которого бы раздавили деньги.

- Жора, скоренько ползите сюдой до меня, освободите дорогу людям, - моментально понял ситуацию мужчина постарше, - Им же таскать тяжестей! Шо вы там развалились в центре помещения, как провинциальная доярка на городском пляжу? Мадам, и вы тоже ляжьте уже, сколько можно задерживать людей? Им таки надо работать.
- Вы серьезно имеете думать, шо я ляжу на грязный пол в новой шубе? - воскликнула пожилая дама, яростно жестикулируя, - Шоб вы лопнули, как вы говорите глупостей! Лежите уже, где валяетесь, и молчите, как фаршированная рыба. Так вы хоть кое-как будете выглядеть человеком.
- А шо вы с меня хочите?! Беня сказал, шо это ограбление, - принялся слабо защищаться тот, - Где вы видели, шобы одни порядочные люди стояли, когда другие уважаемые люди грабят кассу?!
- Беня, паршивец, шоб ты лопнул! - дама перевела возмущенный взгляд на Беню, - Ты так сказал? Да как у тебя язык повернулся в том самом роте, которым ты каждую субботу уминаешь мой бульон с кнейделах? Можешь сколько угодно пачкать свою репутацию этими делами, но не смей пачкать мою шубу! Дайте мне пополнить книжку, а когда я уйду, хоть обваляйтесь на этом вонючем полу всем гамбузом.

- Йося, зачем ты набрал в рот воды, Йося? - спросил Беня, - Или ты собираешься, наконец, шо-то делать? У меня уже дырка в голове через этот хай.
- Мама, зачем вы сюдой пришли? - спросил Йося у пожилой дамы, - Я сто раз говорил вам хранить деньги дома! Или купите себе шо-нибудь, мама.
- Йося, шоб ты лопнул! Как я могу держать такие деньги дома, когда я там совсем одна?! Твой папа решил уже три года прохлаждаться на кладбище, лишь бы ничего не делать, так ты хочешь, шобы я тряслась от страха с этими деньгами под матрацом?! Я таки купила шубу. А сдачу я принесла на книжку. Йося, этот паршивец Додик, шоб он лопнул, какает тебе в мозги. Он не имеет уважения до матери, так не смей с него учиться, ты меня слышишь?!
- Мама, из-за вас весь город с меня смеётся, мама! - вздохнул Йося, - Вы каждый раз тащите денег до очередной сберкассы, я каждый раз приношу их вам взад. Моя доля делает шикарный оборот, мама, но денег через это больше не становится. Ваш гений, мама, растоптал в пыль все законы экономики. Давайте один раз сделаем наоборот - сначала я ограблю кассу, а уже потом вы пополните книжку. Шо вам - жалко попробовать? А вдруг это таки да прибыльно?

- Значит так, - Беня засунул револьвер за пояс, -Всем ша! Жора, ползите да стенки и нехай мадам приляжет на вас. Йося, не хами маме. Додик, тащи мешки. Ляля, открой сейф. Этот гоп-водевиль начинает делать мне нервы. И потом, уже почти обед. Я хочу тут скоренько закруглиться и повести Лялю в шашлычную.
- В шашлычную? - хмыкнула пожилая дама, - Беня, шоб ты лопнул, или ты решил, шо Херсон - это другая Вселенная и гастроль будет вечной?!
- В шашлычную? - взвизгнула Ляля, колдуя над сейфом, - Боже мой, Беня, я не знаю, за шо вы такой известный, но вас еще причёсывать и причёсывать. До шашлычной можете водить этих ваших актрисок. Я не пойду с вами до шашлычной, так себе и знайте. Вечером вы поведете меня до ресторана. Потом танцы, катание на лодке, гулянка под луной и ювелирный разврат. Так это делалось в Житомире, или вы чем-то хуже, Беня?

Дверца сейфа щелкнула.
- Готово! - сообщила девушка, - Выгребайте скорее, мальчики.

Когда налётчики с добычей покинули помещение сберкассы, пожилая дама подошла к окошку и поглядела на девушку, качая головой.
- Вы таки шустрая цаца, Ляля, - сказала она, - Но под вашими бигудями прячется недюжинный зад. Я таки не буду пополнять книжку. Я даже сдам шубу обратно. Вы меня понимаете, шустрая цаца Ляля? Потому шо когда рыжая Соня вернётся с херсонских гастролей, у Бени будет бледный вид, у вас - кадухес на полморды, а мой шлимазл Йося на время останется без работы. Так кто ему займёт немножко денег, кроме родной мамы?

© kurtuazij

1987-й год, высокогорная точка ПВО.
Мы, девять дембелей, живем маниловско – обломовской жизнью, получая удовольствие от заслуженного по сроку службы покоя и мечтая о том, как мужественные и красивые небрежно постучим в дверь родного дома...
«Дембельский аккорд» только что завершен, осталось просто ждать первой партии домой.
К нашим услугам южное солнце, прогулки в лес за грибами, бильярд и еще много самых разных солдатских ценностей.
(Заиграли гусли)
Вдруг, как снег на наши «седы головы»,
Беда страшная приключилася.
Налетели на сторонку родимую
люты вороги, черной тучею.
И числом их было видимо - не видимо,
были это злые стройбатовцы,
а они –то хуже поганых половцев...

В прозе выглядело это еще страшнее: взвод голодных стройбатовцев, которых забросили к нам на точку, для рытья какой-то-то там канавы.
Их нравы были просты - отсутствие всяких нравов.
Почти все из них прошли через тюрьму, и задачи у них были первобытные: отобрать силой все, что можно отобрать.
В первый же день мы про этих ребятишек все поняли: когда прапорщик, который их привез делал им строгое внушение: «Если я узнаю, что кто-то из вас, не то что набил морду здешнему офицеру, а хоть пальцем его тронул, тот будет иметь дело со мной !!!»

Нас аборигенов было всего девять человек, а стройбатовских «фашистских оккупантов» - тридцать рыл, мечтающих найти повод и раздавить нас в ближайшее время.
В воздухе пахло кровью.
Ни сегодня, завтра должна назреть решающая битва стенка на стенку и, честно говоря, наши шансы были не ахти: семеро и так и сяк, восьмой - высокий худой очкарик, по кличке «Циркуль», девятый – маленький, большеголовый метр пятьдесят ростом по кличке «Батя». Вот и все наше войско.
Вечерком, на второй день оккупации сидели мы в курилке, пытаясь отогнать грустные мысли.
Вдруг из темноты выходит Батя, с ошалевшими глазами и печальным лицом:
- Мужики, тут такое дело: я смотрел телевизор, в казарму пришли стройбатовцы и переключили мое кино, я сказал, что это невежливо и их самый здоровый по кличке Литовец, к-а-а-а-к зарядил мне ладошкой в ухо.
...Я поднялся с пола, но не буду же я кидаться на него, Литовец же вдвое выше...
Ну вот. Что будем делать мужики?

Мы поняли – началось...
Я засуетился и сказал:
- Давайте срочно вооружаться! Там в дизельной были арматурины, так хоть по началу будет, чем отбиваться, а там посмотрим.

Среди нас был один парень из Ростова-на-Дону, по кличке «Соловей». В армию он пошел довольно поздно – в 25 лет, но по своей воле, хотел поправить анкету, ведь до службы, он успел отсидеть два срока в тюрьме...
Мужик он был очень «четкий» во всех четких смыслах этого слова.
За два года службы ни разу ни перед кем не «прогнулся», за что и бывал «стариками» серьезно бит, аж пока однажды Соловей не засунул в драке одному «деду» автоматный патрон в глотку (того беднягу потом комиссовали)
Одним словом, для нас был он как старший брат, и мы все его очень любили.
Царство ему небесное.
Через десять лет после армии на его дом напали, и Соловей, защищая семью, погиб от ножа, но двоих забрал с собой...

Соловей:
- Батя, а они знают, где мы?
- Ну да, я как получил плюху, сразу к вам и пошел, они еще смеялись мне в спину, типа - иди к своим, они тебя пожалеют...
Соловей:
-Ясно, значит так, через минут десять, от силы полчаса, эти черти придут к нам на разборки.
Давайте сразу все «добазаримся», говорить буду только я.
Вы сидите и молчите, как будто это все вас не касается. Грубас, и никаких арматурин. Просто поверьте мне, и ничему не удивляйтесь, я все разрулю. Добренько?

Мы все согласились, хотя не понимали, как без грубой «арматурной» силы можно противостоять лютой стройбатовской кодле?
Ну, сидел допустим Соловей, но ведь и они в основном все сидели, чем же их можно удивить и заболтать?
Так и есть: не прошло и десяти минут, идут.
Молча окружили нашу курилку, и только Литовец набрал воздух, собираясь что-то сказать, как его на долю секунды опередил Соловей:
- Литовец, это ты ударил нашего Батю?
Литовец с вызовом:
Я, а что?
Соловей:
-Да нет ничего, просто смешно как-то. Посмотри какой ты высокий и мощный, и какой наш Батя мелкий и задрипанный, ты же мог его убить перед дембелем...Представь, пришел бы гроб на родину героя и правительственная телеграмма: «Ваш сын геройски погиб от плюхи в ухо...»
Все стройбатовцы заржали, а мы сидели оплеванные недоумевая, чего же это наш Соловей несет всякую хрень прогибаясь под стройбат? Неужели он хочет перекинуться к ним и спокойно дожить до дембеля без всяких войн?
Когда Соловей пообещал врагам подогнать последний ящик нашей тушенки, то мы и совсем разозлились, не ожидали от него такой подлянки...
Соловей продолжал:
-Батя, Литовец, давайте вы не будете ссориться, пожмите друг другу руки.

Потерянный Батя протянул Литовцу руку, тот по ней звонко хлопнул ладошкой.
Соловей:
Ну, вот и хорошо. Литовец, если наш Батя, тебя опять будет обижать, то не бей его сразу, нам скажи, мы сами его накажем.
Стройбатовцы захихикали, а Соловей приблизив голову к Литовцу, стал тихо, чтоб ни кто не слышал «втирать» ему что-то интересное. Литовец довольно кивал.
Стройбатовцы осознали, что мы сдались без борьбы, поднялись с лавочек и зевая, потихоньку потянулись обратно в казарму.
Из их толпы слышны были смешки и реплики типа «Чуханы», «уроды», «чмошники». «Дождемся их в казарме». Кого они имели в виду, у нас сомнений не было.

Соловей все шептался с заинтересованным Литовцем, но когда в курилке остались только наши, вдруг отпрянул и миролюбиво сказал:
-Батя, ну так ты простил Литовца?
Запутавшийся в происходящем Батя, грустно ответил:
-Ну да, простил...
Соловей тем же спокойным негромким голосом:
-А я вот не простил, и если ты Литовец еще хоть пальцем нашего Батю тронешь, то я тебе и второе ухо оторву...
Одновременно с этими словами Соловей быстро и уверенно - с корнем оторвал ухо у Литовца (до сих пор как вспоминаю этот резиновый звук, аж зубы сводит)
Несчастный гигант от неожиданности даже не дернулся.
Соловей взял его руку, вложил в ладошку ухо и сказал:
Ладно Литовец, иди уже к своим, а то ты всех нас кровью перепачкаешь...и не обижайся, ты же первый начал.
Давай брат, спокойной ночи...

Как только мы отошли от первого шока, обрадовались, что Соловей не «прогнулся», а все еще с нами.
Я опять засуетился:
- Побежали за арматурами, чтоб четко встретить, когда они вернутся!
Соловей:
- Успокойся уже со своими арматурами, разборки кончились, ничего больше не будет. Не видели вы серьезных разборок...а эти так – урки подшконочные.
- Как же не будет!? Они сейчас выскочат мстить за Литовца!
- Не знаете вы жизни... Никуда они не выскочат.
Литовец сейчас в усмерть перепугает их своим оторванным «пельменем», да еще и наедет на них, типа бросили вы меня на разборках и убежали.
Те скажут: «Какие разборки? Не было же ничего...»
Литовец скажет: «Какого хрена не было? Мне вот ухо оторвали...»
Примерно такие сейчас там у них идут терки, зуб даю...

Когда мы с опаской вернулись в казарму, было заметно, как стройбатовцы старались не встречаться с нами глазами.

Соловей был опытным тюремным психологом и оказался прав: когда Литовец вернулся без уха в казарму, он сходу сломал носы двоим своим товарищам, и только потом с сердечным приступом рухнул на пол.
Через пару дней стройбатовцы захотели жить в своих полевых палатках отдельно от нас.
Больше мы их не видели.