Геннадий Падалка провел в космосе больше времени, чем кто-либо другой
Он провел в космосе 879 дней.
Работал как на «Мире», так и на Международной космической станции.
Он провел в космосе 879 дней.
Работал как на «Мире», так и на Международной космической станции.
"Экипажи на МКС постоянно делятся друг с другом едой в случае непредвиденной ситуации." — космонавт Геннадий Падалка.
Российские и американские космонавты при проблемах с поставками еды запрашивают друг у друга помощь. «В мою бытность, когда я летал, пятый полет, у нас грузовик не пришел, мы попросили у них. Потом у них грузовик Dragon взорвался, наш там пришел, они попросили у нас», — сказал он, уточнив, что ничего экстренного в этой ситуации нет.
Также Падалка оценил вкусовые качества американских пайков. «Это великолепная еда. У нас хорошая еда, первые, скажем, блюда, соки натуральные. А у американцев очень хорошие вторые блюда мясные, всевозможные десерты. Очень большое разнообразие», — сказал он.
Такого точно не покажут по ТВ 😊
🔗Источник
21 июня 1958 года родился космонавт Геннадий Падалка. Он занимает первое место в мире по суммарной продолжительности нахождения в космосе — 878 дней.
Окончил Ейское военное авиационное училище лётчиков им. Комарова в 1979 году. После училища с декабря 1979 года по апрель 1989 года проходил службу на должностях летчика и старшего летчика в частях ВВС. К моменту зачисления в отряд космонавтов освоил самолеты Л-29, МиГ-15УТИ, МиГ-17, Су-7Б, Су-7У, Су-7БМ, Су-24. Общий налет около 1200 часов. В отряде космонавтов с 1991 года.
Геннадий Иванович пять раз бывал в космосе, один раз на станции «Мир» и четыре раза на МКС, каждый раз был командиром экипажа на космических кораблях:
— на корабле «Союз ТМ-28» с 13 августа 1998 года по 28 февраля 1999 года, улетая, доставил домой первого словацкого космонавта — Ивана Беллу;
— на корабле «Союз ТМА-4» с 19 апреля по 24 октября 2004 года;
— на корабле «Союз ТМА-14» с 26 марта по 11 октября 2009 года;
— на корабле «Союз ТМА-04М» с 15 мая по 17 сентября 2012 года;
— на корабле «Союз ТМА-16М» с 27 марта по 12 сентября 2015 года, с 10 июня 2015 года был командиром 44-й экспедиции МКС.
Падалка не только рекордсмен по пребыванию в космосе, но имеет внушительное количество выходов в открытый космос — дважды на станции «Мир» и восемь раз на МКС. Общее количество времени внекорабельной деятельности — 38 часов 26 минут.
В своём интервью журналу Esquire Падалка однажды сказал: «Когда я был мальчишкой, слово «космонавт» отсутствовало в распространённом обиходе. Мы мечтали стать не космонавтами, а Гагариными — фамилию проецировали на профессию».
Поздравляем с днём рождения!
В 2021 году первому полету человека в космос исполнилось 60 лет. О полетах в космос и обратно на Землю, ракетах, кораблях и проблемах в этой сфере «Такие дела» поговорили с Героем России, летчиком-космонавтом и рекордсменом пребывания на орбите Геннадием Ивановичем Падалкой.
— Полету Гагарина в космос 60 лет. За это время отношение человечества к космосу, на ваш взгляд, стало более рутинным? Интерес к освоению космоса сохраняется — в мире и в России?
— На мой взгляд, интерес у нас в России потерян, это наша большая беда. Если посмотреть на количество кандидатов, подающих заявление на отбор: наборы 2012-2017-го — у нас было три кандидата на миллион человек, а у американцев — 57. В 19 раз больше. Это хороший тест на интерес общества к космическим исследованиям и полетам. Может быть, сейчас молодежь больше интересуется профессиями силовиков и чиновников, они более прибыльные в материальном плане.
Интерес на Западе огромен — лунная, марсианская программы, посмотрите, что там творится. Недавно умер Майкл Коллинз — участник первого лунного экипажа. Базз Олдрин и Нил Армстронг высаживались, а Майкл Коллинз продолжал летать на орбите. Это поколение уже уходит, уходят лунники и наши ветераны. Высадка на Луну, планируемая в 24-25 году по программе Artemis, — это величайшее техническое достижение и память первому поколению исследователей Луны. С большим сожалением думаю о наших ветеранах: из первого отряда вообще единицы остались. Нашей высадки на Луну они так и не дождались.
То, чем собираемся заниматься мы, Россия, — создавать свою российскую орбитальную станцию — вот это тупик. Мы не идем в одной связке с партнерами к Луне и к Марсу. Наша Федеральная космическая программа 2016-2025 настолько уже урезана, там нет Марса, а Луна как-то расплывчато и витиевато фигурирует. Для околоземной орбиты есть и автоматические космические аппараты. На мой взгляд, слишком расточительно создавать свою станцию в ущерб лунной и марсианской программе.
— Зачем вообще это все человечеству?
— Вы разговариваете при помощи космических технологий со мной сейчас по телефону. Вопрос: зачем плыл Колумб в Америку? Благодаря интересу и стремлению к какой-то цели, к исследованию был открыт замечательный континент. Нация без науки — нация без будущего.
Потом, это же партнерство. На сегодняшний день космонавтика — одна из немногих областей, что объединяет человечество. Мы партнеры в этих проектах. А масса других вещей нас разъединяет.
— То есть сейчас в космосе больше партнерства, чем конкуренции?
— Космическая гонка закончилась уже давно. В силу двух причин. Первая: международное партнерство стерло всю эту соревновательность. Вторая: сейчас бесспорный лидер — это Америка. Ей в затылок никто не дышит.
Зачем это нужно? Для того, чтобы у человечества был выбор — жить на Земле или улететь на соседнюю планету. Я встречался на одной из конференций с нобелевскими лауреатами, астробиологами. Сейчас две концепции по поводу дальнего космоса. Одни астробиологи говорят о многообразии форм жизни. Вторая теория — один Большой взрыв, одна Вселенная, одна эволюция и одна цивилизация. Таким образом можно говорить о миссии, которая возложена на человечество: распространить земные формы жизни во Вселенной.
Другое дело — как бы мы далеко ни улетали, мне кажется, мы привязаны к Земле генетически. Даже такой пример: разные национальности на станции собирались за одним столом вечером на ужин, все наши разговоры были о том, что было до полета и что будет после. Никто не связывал свою жизнь с текущим моментом [то есть с самим космосом].
— А никто из ваших детей не хотел стать космонавтом?
— Даже и не мечтал.
Они девочки, хотя я не против того, чтобы летали женщины, это очень хорошо. В трех полетах я работал с женщинами — с американками, итальянкой и канадкой. Великолепные инженеры, прекрасные операторы, суперподготовка. Когда Нила Армстронга в СССР спросили о Гагарине, он сказал: «Это человек, который позвал всех нас в космос». Наша страна была основоположником теоретической и практической космонавтики. Я говорю о Циолковском, о Королеве. Наша женщина полетела первая в космос, американка полетела в космос через 20 лет. Но сейчас у них уже около полусотни слетавших женщин, а у нас только четыре.
— Почему так?
— Это вопрос не ко мне. Дело, наверное, в наших домостроевских традициях и так далее. Я не знаю. Мне сложно сказать — почему. Я говорю, что это неправильно.
— Первая женщина в космосе — Валентина Терешкова — сейчас депутат. Не хотите тоже?
— Нет. Я политикой не занимаюсь, мне неинтересно. [Там] масса ограничений и обременений, я люблю свободу. Я проработал более двадцати лет в международных программах, с партнерами, путешествовал, я человек свободный.
— Сейчас вы уже не летаете. Не тянет снова в космос?
— Нет, не тянет. За почти тридцать лет полетов я очень многое упустил в своей жизни. Поэтому сейчас наверстываю. Путешествую много, читаю, пишу, вот с вами говорю — интервью даю. Совершенно не скучно. Не жалейте о прошлом, вас там больше не будет.
Я ушел из центра в 2017 году. Я — пенсионер. У нас колоссальная невостребованность опытных космонавтов после ухода, они просто никому не нужны. По сравнению с партнерами: там космонавты уходят в компании-подрядчики НАСА как эксперты, консультанты, советники и испытатели. Там жизнь кипит. У нас — отлетал — все, до свидания.
— В ваших словах чувствуется обида.
— Конечно. Но поверьте: так было и когда я пришел тридцать лет назад, так продолжается по сей день. Беда большая. Так работает наша система: некуда приложить людей.
— А если бы вас позвали работать в Роскосмос экспертом или консультантом?
— Меня не позовут. Потому что я для них как красная тряпка. Я очень много критического говорил о состоянии нашей отрасли, — из-за сопереживания. Это воспринимается очень болезненно. То же самое с рядом моих коллег. Люди, которые имеют самостоятельное мнение, люди независимые, как правило, не востребованы.
— Как вы относитесь к деятельности Илона Маска? Некоторые его критикуют за то, что он занимается больше пиаром и популизмом, чем наукой и освоением космоса. Что многие его проекты — это просто маркетинговый ход.
— Это потрясающий человек, удивительный инженер, который смог собрать команду. Что значит — как вы сказали — «ход маркетинговый»? У него все летает. Я вместе с экипажем первыми встречали его грузовой корабль SpaceX. Он прилетел к нам в 12 году, в 20 году уже пилотируемый корабль полетел.
Ну о чем вы говорите? Садится многоразовая первая ступень ракеты Falcon, это четыре с половиной метра диаметра и высота с десятиэтажный дом. Это какой рекламный ход, это какой популизм? Я не знаю, кто это говорит. Человек реально работает. А возвращаемая первая ступень от Starship — это уже будет диаметр девять метров и высота с двадцатиэтажный дом. Я не понимаю, какие могут быть претензии к Маску. У него даже конкуренция внутри компании: над Starship у него работают две отдельные команды. Человек реально работает, с огромными неудачами порой, но движется вперед и делает инновационный продукт.
— А у нас в России может появиться свой Илон Маск?
— В Нижегородской области была частная компания по запуску, там собирались делать космодром. Семь лет понадобилось на то, чтобы разработать документацию, согласовать все с чиновниками, но ничего не получилось. У нас нет конкуренции, это наша беда.
В Америке же не только Маск. Есть частная компания Orbital Sciences Corporation и ее космический грузовой корабль Cygnus. Blue Origin делает суборбитальный корабль New Shepard, первый полет с людьми запланирован на июль. Компания Boeing создала многоразовый пилотируемый транспортный корабль Starliner и разрабатывает тяжелую ракету SLS (Space Launch System) под лунную и марсианскую программы. Lockheed Martin делает многоразовый пилотируемый корабль Orion под эту ракету для полетов к Луне и Марсу. Видите, какое разнообразие?
У нас в рамках одной госкорпорации все настолько неповоротливо, финансово затратно, отсюда и отсутствие четкого целеполагания, отсюда и часто неэффективное и нецелевое использование бюджетных средств, и отсутствие высококвалифицированных кадров. Отсюда и наш тупик. Жизнь нас опустила на землю. Уровень нашей космонавтики стопроцентно соответствует уровню наших технологий и уровню общественно-политической ситуации, вот и все.
Маск в 2003-м компанию открыл, а к 2012-му уже успел создать ракету Falcon, во много раз дешевле, чем наши носители, затем — грузовой корабль Dragon и пилотируемый корабль Crew Dragon, сейчас делает Starship. А у нас компанию закрыли из-за бюрократии.
— Что мы могли бы сделать лучше, что нам нужно сейчас?
— Нам нужен новый корабль: невозможно летать столько лет на корабле, который бесконечно модернизируется. Наш «Союз» летает уже 60 лет. Корабль очень надежный, но Королев был бы удивлен сейчас, он бы у виска покрутил. Естественно, все давно уже устарело. Другое дело — Crew Dragon, больший по объему, экипаж до семи человек. Инновационные решения, тачскрины для управления системами корабля и так далее. Это все равно что сравнить «Запорожец» с «Мерседесом».
Нам нужна тяжелая ракета под лунную программу — про марсианскую не говорю, потому что ее нет в планах. Уровень наших технологий не позволяет работать на равных с партнерами. Но и на второстепенных ролях мы не должны себя ограничивать и изолировать. Мы должны чему-то учиться, партнер мы надежный, уважаемый. Когда «Колумбия» потерпела катастрофу, мы два с половиной года поддерживали МКС, весь грузопоток и доставка экипажей на станцию происходили с помощью наших кораблей.
А создание российской орбитальной служебной станции на высокоширотной орбите? Опять же летать в околоземном пространстве, не имея перспектив по освоению дальнего космоса. Основой станции будут модули, сделанные по технологиям восьмидесятых годов. Это можно делать по двум причинам: либо мы собираемся создать там музей космической техники, либо мы используем космос для утилизации устаревших технологий.
Полное интервью с Геннадием Падалкой (были вырезаны не менее интересные, но неподходящие под общую тематику и сильно раздувающие объем поста, абзацы, в основном касающиеся личной жизни космонавта и его ощущений во время полета): https://vk.com/@history_porn-ya-chelovek-svobodnyi-intervu-s...
Всё чаще появляется критика съемок фильма на МКС от заслуженных и опытных космонавтов. Наверно раньше всех высказался Геннадий Падалка.
И раз пошла такая пьянка, то почему бы не вспомнить его слова?
Собственно привожу его слова из интервью МК.ру:
Полетит как манекен
«Хотел высказать пару слов об очередном пиар-проекте «Вызов». Уверен, он созрел по причине отсутствия серьёзной науки на российском сегменте МКС, перспективных будущих проектов и, в целом, отсутствия целеполагания в пилотируемой космонавтике, - заявил «МК» Геннадий Падалка. – Надо чем-то загрузить космонавтов и оправдать затраты.
Какой фильм? Где? На российском сегменте в наших крохотных модулях-чуланах нет никаких условий для объёмной и панорамной съёмки. Из 920 кубических метров МКС наш сегмент занимает только 230 кубометров. Если отнять запанельное пространство, объём которого завален оборудованием, рационами питания, мешками с одеждой, емкостями с водой, уриной и проч., то останется еще в 2,5-3 раза меньше. Другое дело – съемки на сегменте партнеров, в простом и светлом модуле. Но кто же нас туда пустит?»
Чтобы как следует представить, о чем идет речь, космонавт посоветовал Рогозину «пройтись по нашим модулям, посмотреть, и весь увиденный жилой объём, уменьшить раза в три».
Недоумевает также Падалка по поводу того, что киногруппа рассчитывает снять за неделю пребывания на МКС: «Из-за болезни движений и адаптации в первые дни (недели), – только одутловатое, красное лицо актера-космонавта с глазами навыкат в нашей «коммуналке».
Киношники этого не понимают, «консультанты» и «советники» из Роскосмоса не подскажут. Честно говоря, там никто не представляет и не понимает реальной картины и условий для съёмки, за исключением Сергея Крикалева».
Падалка также отметил, что подобные проекты только дискредитируют профессию космонавта: «Мы, профессионалы, жизни кладём, здоровье и годы для подготовки. И вдруг по щелчку пальцев вот так просто «высаживают» профессионалов, а вместо них отправляют актеров.
Думаю, у кого-то возникло непреодолимое желание прокатить пару молодых людей в космос. Профессионалы без проблем свозят и вернут, как говорили в авиации, «мешки с поправками» («поправками» на космических кораблях называли штурманов – прим. Авт.). Но очень интересно, кто в итоге заплатит за этот «банкет»? Хотелось бы найти такого для будущей, по-настоящему новой российской орбитальной служебной станции (РОСС)
– Смогут ли члены съемочной группы выдержать большие перегрузки на центрифуге в ЦПК?
– Уверен, это будут просто ознакомительные тренировки. Максимальная перегрузка на выведении на орбиты 3-3,5 единицы. На спуске - в пределах 3,5-4 единицы. При баллистическом спуске до 8 единиц.
Но аварийный спуск маловероятен. Главное в подобных тренировках не «выдержать» перегрузку, а в умении работать и сохранять операторский навык в анализе ситуации и принятии решений по управлению системами корабля.
- Каким действиям в нештатных ситуациях их смогут обучить за оставшиеся месяцы до старта 5 октября?
–За столь короткий срок - практически ни к каким. В нештатных ситуациях на корабле и станции главная задача для них следовать командам и указаниям командира.
– Опишите детально, без прикрас первый, второй день новичка на станции... Наверняка, они не успеют на тренировать вестибулярный аппарат Значит, будут спасаться таблетками?
– Сложно сказать, каким будет их самочувствие. Первые два дня на станции – период острой адаптации. К тренировкам вестибулярного аппарата есть разные подходы.
Наши партнёры-американцы считают, что вестибулярный аппарат тренировке не поддаётся. Они рассчитывают, что только на адаптацию к условиям невесомости, причем с применением медикаментозных препаратов, уйдет от нескольких часов до нескольких суток (для всех по-разному). Несмотря на вестибулярные тренировки членов российских экипажей, мы также используем подобную схему. На корабле есть укладка медицинских препаратов, блокирующих острые симптомы болезни движений.
Все бытовые операции во время пребывания на станции, а также основная помощь в работе над съёмкой фильма, будет возложена на опытных космонавтов.
Что происходит с российским модулем «Звезда» на МКС?
АВТОР: ПАВЕЛ ПОЦЕЛУЕВ · 15 ОКТЯБРЯ, 2020
Космическое сообщество последний месяц постоянно следит за новостями о центральном служебном модуле российского сегмента Межународной космической станции. Всё дело — в проблемах, с которыми столкнулась «Звезда». Мы решили собрать воедино всю информацию в хронологическом порядке.
Для начала немного базовой информации: служебный модуль «Звезда» (СМ) планировался как замена станции «Мир», но после начала работы над программой МКС его было решено использовать именно на Международной станции. СМ был запущен 12-го июля 2000-го года и спустя две недели пристыковался к станции.
Модуль «Звезда» изнутри
С тех пор он занимает ключевое место в российском сегменте МКС. В модуле располагаются системы управления полётом, системы жизнеобеспечения, энергетический и информационный центр, а также каюты для космонавтов.
Также там находится туалет, тренажёры для физических упражнений, кухня и стол для обеда. При помощи специального оборудования российские космонавты регулярно проводят там эксперименты.
Проблемы «Звезды»
Вообще, проблема на станции возникла ещё в 2019-м году. Тогда специалисты обнаружили, что атмосфера утекает с МКС быстрее, чем обычно. Так как станция не полностью герметична, утечка является постоянной, её компенсируют, доставляя на МКС азот. Утечка не была критичной и поиск её причины отложили из-за большого количества работы у космонавтов и астронавтов — в самом разгаре были, например, работы по замене батарей снаружи станции, что требовало выходов в открытый космос.
Поиски утечки начались летом 2020-го года: к этому времени скорость утечки выросла с 270 грамм до 1,4 килограмма в сутки. Весь экипаж станции герметично запирался в российском сегменте, а специалисты на Земле при помощи датчиков пытались понять, продолжается ли уход атмосферы. Однако попытки не увенчались успехом и было решено проверить российский сегмент.
Наконец, 29-го сентября был найден «пропускавший» модуль «Звезда»
После обнаружения модуля экипажу всё ещё предстояло локализовать утечку: космонавты заклеивали клейкой лентой герметик, рассыпали конфетти и закрывали модуль (конфетти должно было «притянуть» к месту утечки сквозняком), но ничего не получалось: клейкая лента не устраняла уход атмосферы, а конфетти не подсказывали конкретное место для поисков. Ручные датчики тоже не давали точных данных.
Наконец, 15-го октября космонавт Анатолий Иванишин применил оригинальный способ: он использовал лёгкие пакетики чая, которые после закрытия модуля начали движение к месту утечки, что было зафиксировано камерами в «Звезде».
Мы думаем, мы действительно идентифицировали вероятное место утечки. Мы распределили пакетик чая перед закрытием переходной камеры.
Анатолий Иванишин, космонавт
Направление движения пакетика удалось определить, теперь дело за малым: проследовать по этому направлению и найти отверстие или неплотность, из-за которой и происходит утечка. Будем надеяться, что экипажу удастся сделать это в ближайшее время. Затем её должны будут заклеить кусочками скотча и поролона.
UPDATE: Трещина была обнаружена около оборудования широкополосной связи, при помощи скотча и поролона её действительно удалось локализовать.
Что ещё не так?
https://ria.ru/20201010/mks-1579232216.html
Именно 2020-й год становится для «Звезды» совсем неудачным. Летом обитатели станции жаловались на холод во время ночёвки, 10-го октября там сломался туалет (космонавты уже его отремонтировали), а 12-го числа экипаж пожаловался на рост температуры внутри модуля.
Чего-то у нас тут температура медленно повышается
Иван Вагнер, космонавт
Но неудачи продолжились: сегодня в полночь в сегменте отказала система получения кислорода «Электрон-ВМ». Пока неизвестно, удалось ли её починить, но в американском сегменте есть собственная система, поэтому большой опасности для экипажа поломка не представляет.
Ещё спустя несколько часов всё в той же «Звезде» при проведении биотехнологического эксперимента произошло задымление аппаратуры. «Задымился» блок управления экспериментом «Константа». Испытание сразу прекратили, А позже экипаж доложил, что газоанализатор показал отсутствие продуктов сгорания в атмосфере. Дым же шел из района карты памяти и вскоре прекратился. В ответ специалист центра попросил включить фильтр очистки атмосферы.
https://ria.ru/20201015/kislorod-1579868680.html
По мнению Геннадия Падалки, российского космонавта-рекордсмена, ничего удивительного в проблемах «Звезды» нет:
Все модули «Мира» были рассчитана примерно на 5 лет, потом пролонгировали их до 15 лет. Все это сделано по технологиям и ГОСТам 70-80-х. Там недаром давали такие ресурсы. Все модули российского сегмента уже исчерпали ресурс.
Геннадий Падалка, космонавт
Если Падалка прав, Роскосмосу придётся в срочном порядке решать, что делать с модулем. В апреле 2021-го планируется запуск Многофункционального лабораторного модуля «Наука», который заменит модуль «Пирс». Планируется, что расположение элементов станции будет как на схеме:
Таким образом, «Наука» станет промежуточным модулем между «Звездой» и узловым «Причалом». Но как быть, если проблемы со «Звездой» продолжатся? Сколько ещё времени астронавтам и космонавтам придётся потратить на обслуживание постоянно выходящей из строя аппаратуры вместо работы и экспериментов? Насколько наличие столь проблемного модуля угрожает здоровью экипажа?
Это всё — вопросы, отвечать на которые придётся очень скоро.
Российский космонавт Геннадий Падалка – рекордсмен мира по суммарной продолжительности полетов в космос, его "стаж" - 878 суток в составе пяти различных экипажей. В интервью корреспонденту РИА Новости Анне Раткогло он рассказал о том, что изменилось в отечественной и мировой космонавтике за последние годы, нужен ли на орбите робот Федор, почему нельзя осваивать космос в одиночку и с кем лучше в этом сотрудничать, о роли Илона Маска, о различиях станций "Мир" и МКС. Он также сообщил, сколько человек в России хотят быть космонавтами и как можно стать космическим туристом.
— Геннадий, мы сейчас находимся в Китае, и я не могу не спросить, что вы думаете об их успехах в космосе? В последнее время часто говорят, что они будут впереди планеты всей, какую оценку как профессионал вы можете им дать?
— Китайцы — молодцы. В январе 2019 года первыми в истории человечества высадились на обратной стороне Луны. Зонд, в составе которого находился посадочный аппарат и луноход, совершил посадку в заранее выбранном районе. Это важная миссия с точки зрения науки и отработки посадки на поверхность небесного тела. Но вот что касается пилотируемых программ, то с нами и нашими партнерами по МКС Китай не работает. Из азиатских стран на МКС тесно сотрудничают японцы, и они не раз выручали всех партнеров. Особенно в 2015 году, когда две подряд аварии грузовых кораблей, нашего "Прогресса" и американского Dragon, резко сократили ресурсы станции. Японское космическое агентство тогда отправило свой грузовой корабль HTV с пятью тоннами грузов. В этом основное преимущество партнерства.
Отсутствие Китая в международных пилотируемых программах, на мой взгляд, большая потеря для международного сотрудничества в космосе. Возможная причина — технологии. Китай в начале пути своих пилотируемых программ. Надеемся, что будут нашими партнерами, либо в рамках того содружества стран, которые сейчас работает на МКС, либо со странами БРИКС, о чем говорят наши лидеры. Может быть, в строительстве совместной орбитальной станции, лунного или марсианского проекта.
— К вопросу о сотрудничестве, как вы думаете, нужна ли после 2024 года МКС или другая международная орбитальная станция?
— Наши партнеры идут вперед. Их ближайшие планы — строить окололунную станцию, высадка на Луну и марсианский проект. Мне кажется, что мы исчерпали необходимость пребывания на земной орбите. Многому научились и приобрели колоссальный опыт. В 60-е годы прошлого века, на заре космической эры мы не понимали, с чем столкнемся и какое влияние окажут невесомость и радиация на человека в длительном полете. Сейчас мы умеем создавать космическую технику, которая надежно работает в экстремальных условиях космоса, научились противостоять вредным факторам космического полета, длительно жить и работать в космосе. Надо лететь дальше, а не накручивать витки вокруг Земли. Ближний космос может быть востребован, например, коммерческими компаниями по созданию и совершенствованию новых технологий и промышленного производства.
— Некоторые говорят о том, что лучше не тратить время на Луну, а сразу лететь к Марсу, как вы к этому относитесь?
— У ведущих космических держав цель одна – Луна. Почему это важно? Отработка технологий для дальнего космоса, в том числе и защита экипажа от радиации. Сейчас это наиболее актуально. Строительство окололунной базы, как перевалочной, и лунной опять же для отработки технологий, например, по добыче воды и ракетного топлива из лунного грунта. В марсианском реголите тоже есть вода, а марсианская атмосфера на 90% состоит из углекислого газа, а это значит, воду и ракетное топливо, при соответствующих технологиях, можно добывать там. Поэтому в плане сначала Луна, потом Марс.
— России выгоднее работать с другими странами или самостоятельно развиваться?
— Самостоятельно — тупиковый путь. Каждый год работы в одиночку выльется в десятилетия отставания. Нужно сотрудничать, обмениваться технологиями, дополнять друг друга техническими решениями, а не создавать то, что уже есть у партнеров. Заниматься освоением космического пространства в одиночку затратно финансово и невыгодно с точки зрения технологической.
— Но, скажем, тот же Китай пока держится обособленно.
— Ну вот они так и летают. Их пилотируемые программы от случая к случаю.
— Они говорят, что готовы сотрудничать и даже свою орбитальную станцию, когда она будет построена, откроют для других стран.
— Без проблем. Еще раз повторю, исследование космического пространства в одиночку выливается в десятилетия отставания. Пожалуйста, пусть строят свою орбитальную станцию, а сегодняшние партнеры по МКС к тому времени займутся освоением Марса.
— А России куда дальше двигаться в освоении космоса?
— У нас есть идеи и мечты, к сожалению, до реализации пока дело не доходит. Нам необходим новый пилотируемый корабль для лунного и марсианского проектов, нужна сверхтяжелая ракета-носитель. У наших партнеров по МКС цели более четкие и многое уже реализовано. Готов пилотируемый корабль "Орион" для дальнего космоса, и они завершают испытания двух кораблей (Starliner и CrewDragon) для полетов на МКС. Есть у них и сверхтяжелая ракета SLS. Они готовы к реализации проекта Artemis по созданию окололунной станции, высадки на Луну в 2024-2025 году и дальнейшим полетам к Марсу. Аналогичные проекты есть у Илона Маска. Место России только среди передовых космических держав, пусть даже на второстепенных ролях.
— Наша страна в прошлом была ведущей космической державой, и сейчас трудно мириться с тем, что нам приходится догонять других и быть на второстепенных ролях, что лично вы думаете по этому поводу?
— За последние два десятилетия отрасль действительно сильно сдала. Причин несколько. Во-первых, технологическое отставание: российский сегмент МКС построен по технологиям 1980-х годов. Перспективные, на наш взгляд, модули МЛМ и НЭМ все еще на земле, хотя должны были быть в составе нашего сегмента еще в 2008–2009 годах. Хорошо сделанный и надежный, но давно устаревший корабль "Союз" проходит бесконечные модернизации.
Во-вторых, неэффективное и нецелевое использование бюджетных и коммерческих средств в отрасли, в СМИ регулярно появляется об этом информация.
В-третьих, нехватка квалифицированных специалистов. Произошел существенный перекос в сторону управленцев, юристов, экономистов, финансистов. Топ-менеджмент в зарубежных космических агентствах и компаниях, как правило, профессионалы с отличным инженерно-техническим образованием, представители научных сообществ, специалисты в области прикладной физики. Кстати, это то, что было и в наших космических бюро и коллективах в 1960–1970-е годы при наших выдающихся конструкторах Королеве, Глушко, Челомее.
— Когда этот кризис начался?
— Период стагнации начался у нас еще в нулевых. Запустив на МКС два базовых модуля, вокруг которых партнеры смогли начать сборку своих сегментов, мы почему-то остановились в своем развитии. В кораблестроении идет бесконечная модернизация старого "Союза". Мы до сих пор летаем на том, что досталось нам в наследство от Советского Союза. Не создали ничего нового, сейчас я говорю только о пилотируемой космонавтике.
— Недавно в Роскосмосе заявили, что в следующем году планируют осуществить полет к МКС за два часа, это не достижение?
— Главное – добраться до станции удачно и безопасно, а всех этих рекордов по скорости не понимаю. Я летал по двухсуточной схеме. Меня она полностью устраивала, потому что есть время на адаптацию к невесомости. Летал и по четырехвитковой схеме за шесть часов, тоже неплохо, поскольку корабль — средство доставки экипажа к станции и в нем не очень комфортно, так нет горячей пищи, прохладно, очень влажно, шумно и хочется побыстрее на станцию. Сокращение времени полета к станции я бы не назвал каким-то рекордом или достижением, в этом нет никаких преимуществ, в этом нет ничего особенного – ни позитивного, ни негативного. Более того, спешка может привести к каким-то непредвиденным ситуациям и отказам.
— В этом году активное обсуждение вызвал полет на МКС робота "Федора", на ваш взгляд, это важное достижение для российской космонавтики и робототехники?
— Робототехника — неотъемлемая и важная часть космонавтики для автоматических космических аппаратов и в помощь человеку. Лично у меня робот "Федор" восхищения не вызвал. С его прототипом я начинал работать еще в 2011 году. Мы проводили экспертизу антропоморфного робота как помощника космонавту при выходе в открытый космос. Отзыв отрицательный. Все равно протащили. Кому-то выгодно.
— То есть антропоморфные роботы нам в космосе сейчас не особо нужны?
— Это не тот путь, по которому наша космическая индустрия должна развивать робототехнику, во всяком случае, сейчас. Нам следует брать за пример опыт наших партнеров по МКС. Нам нужны шагающие по поверхности станции роботы-манипуляторы, которые могут работать под управлением оператора и автоматически. Антропоморфные роботы могут быть отдельным направлением в будущем. Не вижу перспективы этой "кукле-игрушке" на российском сегменте сейчас и на начальном этапе лунной и марсианской программ. Какова цель доставки "Федора" на МКС? Что ценного получено по результатам полета? Если ничего, то можно было бы отправить на "Союзе" аналогичную "куклу" на порядок дешевле и более продвинутую, купив в обычном японском либо южнокорейском магазине детской игрушки.
— Насколько я знаю, "Федора" позиционируют как робота-аватара, который будет делать работы в открытом космосе вместо космонавтов, есть ли в нем смысл?
— Возможно, в будущем.
— А сейчас?
— Что нам нужно сейчас? Например, у канадских партнеров есть манипулятор SSRMS, шагающий по поверхности станции с семью степенями свободы, и SPDM с двумя "руками", каждая из которых имеет тоже по семь степеней свободы. Они создали манипулятор, который обошел разработки всех остальных партнеров. Спектр возможностей у него огромен: сборка сегмента партнеров, стыковки и расстыковки грузовых кораблей, перенос модулей станции весом в несколько десятков тонн, ремонт и обслуживание систем, помощь астронавтам при ВКД (внекорабельная деятельность, выход в открытый космос – прим. ред.). Преуспели в робототехнике на МКС и японцы с европейцами.
— А что имеется в арсенале российского сегмента?
— На нашем сегменте снаружи из робототехники ничего. Даже на станции "Мир" были два небольших и полностью автоматических манипулятора, с помощью которых мы могли перестыковывать 20-тонные модули с осевого узла на боковые и обратно, в случае необходимости. На российском сегменте МКС за 20 лет мы не создали и не испытали ни одного элемента робототехники. Вся наша "робототехника" — две стрелы с ручным управлением из прошлого века. С помощью трех рукояток на каждой из них и команд "майна/вира" космонавты и занимаются переносом грузов небольшой массы. Совершено безвозмездно могу проконсультировать специалистов Роскосмоса, что нужно и в каком направлении следует развивать отечественную робототехнику, без которой к лунной и марсианской программам можно и не приступать.
— Вы летали и на "Мир", и на МКС, большая ли разница между ними?
— Огромная. "Мир" — отечественная станция, а МКС— международная. Хотя и на "Мире" было реализовано много международных проектов. Для наших партнеров МКС — прорыв в области технических решений, технологий, архитектуры построения модулей, совершенствования систем жизнеобеспечения и создания замкнутого контура по воде. В первом приближении аналога земного гидрологического цикла. Приводил я пример и с робототехникой. Российский сегмент МКС, к сожалению, не претерпел таких изменений. Наш сегмент в основном построен по технологиям 1980-х годов.
На МКС мы отстаем от партнеров и по уровню космического комфорта. Даже на "Мире" у нас условия были гораздо комфортнее.
— Как такое возможно, учитывая, что МКС современнее?
— Дам вам хорошее сравнение — типовая однокомнатная квартира. Так вот, вся МКС это примерно 12 однокомнатных квартир, из них только три российских. У партнеров же несколько научных модулей, отдельно — спальный, отдельно — модуль для санитарно-гигиенических процедур, спорта и туалета, отдельно — складские помещения и модуль для приема пищи. На российском сегменте МКС экипаж вынужден и жить, и работать в служебном модуле "Звезда". Спальные места, прием пищи, туалет, спортзал, проведение большинства научных экспериментов в одном.
На "Мире" таких модулей было шесть, причем четыре из них только научные. Были у нас передовые технологические наработки и в системах жизнеобеспечения, создания замкнутого контура по воде. На МКС мы не вышли даже на этот уровень, растеряв эти наработки, а ведь именно такие технологии нужны для лунной и марсианской базы. Отправить экипаж в надежде, что продолжим снабжать ресурсами, не разумно. Грузовой корабль может взорваться на старте, может быть нештатная ситуация по трассе перелета либо при посадке. Так что российская космонавтика, увы, сделала шаг назад. Даже по сравнению со станцией "Мир".
— Когда "Мир" затопили, что вы почувствовали?
— Конечно, жаль было. Наш космический дом. Станция могла бы еще полетать, но в силу разных причин полет завершился. Во-первых, в начале нулевых началось строительство МКС и нам стало тяжело финансировать одновременно две программы. Во-вторых, на "Мире" была серьезная авария. Грузовой корабль "Прогресс" таранил станцию. Причина банальна – 100-процентный человеческий фактор. Мы тогда потеряли целый модуль, а с ним и очень много европейского оборудования. Ряд европейских стран отказались летать на "Мир". Нет полетов с партнерами, значит, нет и финансирования. В-третьих, выработка ресурса отдельных систем. Но это не основная причина. Какие-то да, были выработаны. Но, с другой стороны, летает же сейчас российский сегмент МКС, построенный по тем же технологиям. Летает более 20 лет, а "Мир" пролетал всего 15 — с 1986 по 2001 год.
— Согласны ли вы с тем, что по российской космической отрасли сильно ударили 90-е годы прошлого века?
— Я разрушу этот миф. В советское время было принято сравнивать нашу жизнь с 1913-м годом. Сейчас у нас другая тенденция: сравнивать сегодняшнюю нашу жизнь с 90-ми. На самом деле 90-е годы были успешными для российской космонавтики. Мы развивались и даже достроили станцию "Мир". Это 125 тонн веса и 400 кубических метров объема. До развала СССР она была готова только наполовину. Всего за 10 лет, с 1986 года по 1996, благодаря в том числе и международному партнерству, мы собрали ее полностью. Что сейчас? В 1998 году мы запустили первый модуль российского сегмента МКС. С тех пор прошло более 20 лет, а наш сегмент собран наполовину, при том что его вес порядка 55 тонн, а объем 200 кубических метров. Только половина станции "Мир". Для российской космонавтики и Роскосмоса 1990-е годы были весьма успешными, а нулевые и последующие — нет.
— Вы упомянули Илона Маска, как вы относитесь к его проектам, ведь многие не верят в его технологии и называют его идеи пустыми мечтами?
— Многие представляют, что его возвращаемые первые ступени ракет размером с карандаши. Что такое первая ступень ракеты Falcon? Это ступень высотой с десятиэтажный дом и диаметром около четырех метров. В его проекте Starship возвращаемая многоразовая ступень будет диаметром девять метров и высотой с 20-этажный дом. Это не пустые фантазии, а отработанные технологии. Он мечтает и ставит цели, которые не всегда достижимы, но к ним человечество должно стремиться.
Помимо прочего, он создает многим конкуренцию. Даже внутри его компании, к примеру, проектом Starship занимаются две команды – одна в Техасе, другая во Флориде. За основу проекта Starship будут взяты наиболее продвинутые корабль и тяжелая ракета-носитель. Это как раз то, что было у нас в Советском Союзе, когда было несколько команд, была конкуренция, здоровая или нет, но она была.
Маск — мечтатель-романтик, он не только сам влюблен в космос, но и заражает своей любовью всех окружающих. У него очень молодая команда. Я помню, в 2012 году мы встречали первый Dragon на борту МКС. В прямом эфире показывали его Центр управления полетами. Команда молодых специалистов 25-40 лет с фантастическими идеями и проектами. Мне это напоминает времена Сергея Павловича Королева, под его началом тогда работала именно команда таких инженеров, которые не боялись творить, рисковать и брать на себя ответственность.
— К вопросу о конкуренции, считаете ли вы, что объединение космической отрасли под управление одной корпорации не лучший шаг?
— Я так не считаю, а вижу. У нас успешных госкорпораций единицы, Роскосмос в их число не входит. Госкорпорациями осваиваются огромные потоки бюджетных средств. Результат на выходе небольшой. С одной стороны, есть общий контроль за расходованием бюджетных средств, для нас это большая проблема. Президент и председатель правительства не раз об этом говорили. Но, с другой стороны, тем самым убивается конкуренция. Партнеры умело сочетают работу национального космического ведомства NASA и частных компаний Boeing, Lockheed Martin, SpaceX. Кстати, и Airbus работает над созданием космических аппаратов, делает служебный модуль для корабля "Орион" и ряд модулей для окололунной станции.
Поэтому самые надежные и востребованные гражданские самолеты у компаний Boeing и Airbus. Вот вам и прямая связь передовых космических технологий с последующим их внедрением в другие отрасли.
— Не скучаете ли вы по космосу?
— Нет, не скучаю. В космосе ведь не только романтика. Там много нудной, тяжелой и монотонной работы. Мы ведь туда прилетаем и не сидим у иллюминатора с фотоаппаратом, видеокамерой и любуемся красотами Земли. Разгрузка грузовых кораблей, загрузка мусора, подготовка рационов питания и одежды, ремонтно-восстановительные работы, уборка станции. Много интересных научных экспериментов, но мы не всегда ими занимаемся.
— Мне лично кажется, что космонавты сегодня не самые знаменитые люди в России, все помнят в основном героев прошлого. Это говорит о том, что космонавтика сегодня непопулярна?
— Думаю, мы очень привязаны к прошлому. Даже когда мы отмечаем День космонавтики, славим не сегодняшние достижения, а то, что было в прошлом. Причина — отсутствие значимых космических событий и проблемы в отрасли сегодня. Отсюда и мало желающих при наборе в отряд космонавтов. В последнем открытом наборе у нас было всего 400 кандидатов. Три человека на миллион россиян. К примеру, в США 18000 кандидатов или 57 на миллион жителей. Сравнение для космической державы, гражданин которой позвал человечество в космос, не в нашу пользу.
— Это число желающих?
— Да, желающих. Значит, профессия недостаточно популярна. Я и мои коллеги много встречаемся с молодежью, пытаемся популяризировать, но желающих мало.
— Может их отпугивают трудности подготовки или страх, что они не полетят в космос?
— Не думаю. По моему наблюдению, в космонавтику всегда приходили две категории людей. Первая — по призванию. Их видно сразу. Как правило, они оказываются в космической отрасли еще задолго до отбора в отряд космонавтов. Вторая — романтики. Может, кто-то из них никогда всерьез об этом и не думал. Так, мечтал в детстве. Но тут вдруг объявляется набор. И он принимает решение попробовать.
Потом, в процессе подготовки и полетов, эти две группы делятся уже на три. Есть люди, которые быстро понимают, что ошиблись. Слетав максимум пару раз, они получают определенную выгоду, скажем зарабатывают пенсию, и спокойно уходят. Например, на руководящие должности. Таких в ЦПК много. Есть другие, которые считают, что статус, полученный ими в космонавтике, можно и нужно реализовать в какой-то другой области. Скажем, в политике или общественной деятельности. Это нормально. Им тоже не о чем жалеть.
И есть небольшой процент фанатиков, которые из полета в полет, из экспедиции в экспедицию. Их примерно четверть. В любом случае раньше желающих было больше. В наше время сменились нравственные ценности и жизненные приоритеты. Престижно и прибыльно быть госслужащим, чиновником, силовиком, а не инженером в космической отрасли или космонавтом.
— Переносите ли вы дружбу с партнерами по МКС на Землю, ведь, судя по видеозаписям со станции, коллектив там очень сплоченный?
— Как правило, никогда. После полета начинается подготовка к следующей миссии, и каждый из нас назначается в новый экипаж. Нужно выстраивать отношения, находить контакт и точки соприкосновения с другими людьми, поэтому не могу сказать, что после полетов мы всегда дружим. Бывает так, что мы больше и не пересекаемся. Чаще всего встречаемся на совместных международных конференциях, симпозиумах, форумах, связанных с космическими исследованиями.
— Что брали с собой на МКС?
— Практически ничего. Со мной был только мой талисман — снеговик, который мне давала младшая дочь. Еще эмблемы и конверты с логотипом экипажа. Все остальное — видео, фото, музыка, литература, пресса — забрасывается через спутниковый ретранслятор по связи на персональный компьютер каждому члену экипажа, в зависимости от его предпочтений. Занимается этим группа психологической поддержки.
— Какие перспективы в освоении космоса ждут нас в ближайшем будущем?
— Ближайшие 10-20 лет будут эпохальными десятилетиями. Как 1960-1970-е годы: первый полет, первый выход в открытый космос, первая лунная программа. Сейчас начнется такой бум с Луной и Марсом, что только успевай наблюдать. Спустя 60 лет человечество ждет очередной прорыв в космических технологиях и исследованиях. Главное для России – успеть запрыгнуть хотя бы в последний вагон и дальше двигаться с нашими сегодняшними партнерами.
Гарант сотрудничества — взаимозависимость и взаимозаменяемость, как сейчас на МКС. У нас многие говорят, что мы разделимся и продолжим летать самостоятельно. Уровень кооперации и техническая взаимозависимость таковы, что если расстыковать сегменты, то ни мы ни партнеры летать не смогут без технического дооснащения комплексов и огромных финансовых затрат. Россия — нужный, уважаемый и надежный партнер на МКС. Чтобы оставаться и далее таковой, создать нужно немало: сверхтяжелый носитель, пилотируемый корабль, космодром, передовые технологии и технические решения, от которых зависели бы наши партнеры.
— Есть ли у России сейчас что-то, кроме кораблей "Союз", чем мы сегодня можем похвалиться?
— "Союзом" мы похвалиться не можем. Это достижение поколения первопроходцев космоса. Наше поколение ничего подобного не создало. В остальном у нас идеи и мечты. Мы в режиме ожидания какого-то чуда, но чудес не будет.
— Вы сейчас являетесь туристическим амбассадором, могли бы вы рассказать о космическом туризме?
— Мы единственная страна, которая занималась и продолжает заниматься космическим туризмом, хотя сейчас полеты с туристами приостановлены. Мы используем наши "Союзы" для доставки профессиональных астронавтов. Выполняем наши партнерские обязательства и зарабатываем на этом хорошие деньги. Безвозмездно мы никого не возим. Нам сейчас это выгодно. Начнут партнеры использовать свои корабли для доставки астронавтов, и мы потеряем существенную долю дохода для покрытия расходов на пилотируемую космонавтику. С 2011 года Роскосмос на извозе заработал больше, чем потребовалось Маску для создания нового пилотируемого корабля Crew Dragon.
— Сколько такой полет стоит и как записаться в туристы?
— Все зависит от того, кто летит и от какой страны. Как правило, это приватная информация. Место на корабле "Союз" для профессиональных астронавтов наших партнеров оценивается в сумму порядка 80 миллионов долларов. Цену билета для космического туриста не знаю. С 2009 года туристы не летают, и как подать заявку, тоже не скажу. Ранее заключался контракт напрямую с Роскосмосом либо через компанию космического туризма Space Adventures, которая предоставляет доступ частным лицам в космическое пространство.
— Нужно ли проходить медицинскую проверку и подготовку?
— Медкомиссия — одно из основных требований для полета. Далее туристы, или как их называют "участники космического полета", проходят подготовку. Очень короткую, максимум до полугода. Космический турист это как пассажир такси, поэтому требуется минимум подготовки. Самое главное, это не быть обузой для основного экипажа, знать и соблюдать меры безопасности, самостоятельно питаться и пользоваться туалетом. Некоторые летали более профессионально — с пользой для себя и их бизнеса. Со мной летал Чарльз Симони свой второй полет. У него была хорошо разработанная им самим научная программа. Но большинство летит за романтикой и полагая, что за удовольствием.
— И что туристы на станции увидят? Сколько длится полет?
— У каждого своя программа полета, включая и небольшую научную программу. Обычно 7-10 дней полета. Только на время пересменки экипажей. Прилетел, вкусил невесомости, романтики, космической пищи, полюбовался красотами и на Землю.
Тогда этот вызов для вас! Мы зашифровали звездных капитанов команд нового юмористического шоу, ваша задача — угадать, кто возглавил каждую из них.
Переходите по ссылке и проверьте свою юмористическую интуицию!