Этим ненастным осенним утром...⁠⁠

Это было то ли в 1989-м, то ли в 1991-м, точно не вспомню. По утрам перед школой я всегда выносил мусорное ведро. Специальных мусорных пакетов в те времена уже не было, а неспециальные и вовсе не выпускались. Мы и в магазин-то за продуктами ходили со своими авоськами. Так вот, мусорное ведро гигиены ради хранилось на лоджии за двойными высокими дверьми. Закрывались они на поворотные ручки-шпингалеты, а до верхней я дотягивался с трудом на цыпочках. Так вот, однажды ненастным осенним утром потянулся я к верхней ручке. Поза еще такая была: левой ногой стою на цыпочках, такой же левой рукой держусь за раму, правая рука тянется к цели, а последняя нога отставлена чуть в сторону. Именно в такой позе, как я полагал, расстояние между пальцами левой ноги и пальцами правой руки было максимальным. Чтобы рука тянулась выше, голову я чуть наклонил вбок. Вот в таком положении я и застыл, как только в шее что-то хрустнуло. В затылке вдруг стало горячо, по нервам пробежал ток. Я стал в исходную, но голова отказывалась принимать вертикальное положение – было больно. Родители, увидев меня в позе зомби, решили, что сегодня в школу можно не идти и ушли на работу. Я обрадовался, что остался дома один, лег на диван и пересмотрел все фильмы с Брюсом Ли, съел все пряники. Вечером мама застала меня в том же положении. Было решено утром сходить в больницу. Вывих четвертого шейного позвонка. Меня незамедлительно положили в травматологию, привязали к голове брезентовую фиговину, из «темечка» которой сочились лески с гирьками на концах. «Значит так. Постельный режим, лежать строго на спине. Захочешь пожрать или в туалет – зови сестру, сам «намордник» не снимай», - сказал врач, как отрезал.

Тем временем в палате уже лежали трое пацанов чуть постарше меня. «Саня. Вывих четвертого шейного позвонка. Лежу второй месяц», - представился первый. С его слов он начинал так же, как и я, с «намордника», но за примерное поведение и с учетом динамики лечения и выслуги на стационаре был повышен до «человека прямоходящего» и получил право ходить с «ошейником». Последний выглядел как элемент костюма самурая: на плечах защитный панцирь, из него вверх вдоль шеи торчали металлические штыри, которые упирались в чашу под подбородком. Чтобы посмотреть вбок или назад «самурай» поворачивался всем корпусом и немного глазами. Я ужаснулся от перспективы пролежать в больнице больше месяца, но виду не подал. Саня объявил меня своим салагой, а я ни кивнуть, ни покачать головой не мог. Второй – Толик, добрейший толстячок, порезавший сухожилие на руке, постоянно что-то ел. Он, в отличие от нас с Саней, имел физическую возможность свободно перемещаться по палате и смотреть куда угодно, но не отличался любознательностью и предпочитал просто валяться на кровати. Третьего же постояльца прямо перед моим заселением увезли в операционную. Через некоторое время в палату вкатили тележку с третьим. Я его сразу узнал. Это был Виталя Воропаев – одноклассник моей двоюродной старшей сестры, его привезли из поселка Я-ль. Виталя спал, «отходил» от наркоза. Загипсованные руки, слегка согнутые врачами в локтях, были молитвенно обращены к потолку. Саня сразу после удаления врачей решил поразвлечься. Виталина подушка была испещрена рисунками то ли смородины, то ли рябины. Он разбудил Виталю и сказал: «Эй, смотри, кровь!» Виталя проснулся: «Кровь? Где кровь? – и, увидев на подушке красные пятнышки, – О, мам-ма мия!», вновь погрузился в обморок. Саня тут же разбудил его и повторил про кровь, а Виталя, как выяснилось, нихрена не помнил, что происходило секунду назад, и снова отправился в нокаут. Так повторялось много раз. Настолько много, что я наорал на Саню, обозвав его за это самыми нехорошими словами. Саня вертикально подошел к горизонтальному мне и напихал мне в морду три-четыре кулака. Встать я не мог, но затаил злобу и пообещал непременно разобраться с ним, когда поправлюсь. К тому времени я уже знал, в какой школе он учился. Толик сказал ему, что лежачего бить нехорошо, но в руке его был пирожок, да и драться с Саней из-за незнакомого пацана явно не входило в его планы.

Когда Виталя пришел в себя, выяснилось, что после школы они с друганом поехали на великах на водоканал, что протекал в нескольких километрах от поселка и соединял великую реку Волгу с невеликим водохранилищем Чограй. В силу неприродных особенностей берег канала представлял собой высокую насыпь над уровнем земли, пропорциональную глубине канала, ибо тот был искусственным. А в силу некоторых природных особенностей вода в канале не могла поддерживать постоянный уровень, то бишь имела свойство периодически уходить в грунт. Виталя об этом то ли не знал, то ли не думал. Скорее второе, так как ехали они с другом наперегонки и времени думать не было. Виталя бросил велик перед насыпью и, едва взобравшись на вершину, нырнул. Это хорошо, что он руки вперед выставил, а то головой в глину воткнулся бы и погиб. Воды в канале было не больше пятнадцати сантиметров. Открытые переломы костей обеих рук.

В местную больницу Виталю доставили очень нескоро, учитывая, что его друган долго не мог решиться, что ему делать: сидеть рядом с орущим Виталей или мчаться на помощь за несколько километров. Слава богу, он выбрал второе. Сельские хирурги сделали все, что могли, но не совсем так, как должны были – в результате кости срослись неправильно. Поэтому через месяц Виталика направили в республиканскую больницу, где врачи, ни секунды не колеблясь, решили сломать ему руки заново, чтобы кости срослись нормально. Виталик был очень крепким пацаном и все тяготы перенес стоически. Однажды, когда Саня вышел в туалет, Толик рассказал Витале, как Саня над ним прикалывался. Это привело Виталю в бешенство. Сашку бить по голове было нельзя, да и ногой нелегко было дотянуться. Поэтому Виталя заставил его наклониться над кроватью. Восемнадцать унизительных поджопников от качка-футболиста – вполне адекватное наказание, я считаю. Но это был не конец. Когда Виталя остановился, Саня всем корпусом повернулся ко мне и, превозмогая боль, обозвал меня стукачом. Затем он плюнул в мою кастрюлю с домашними котлетками и макарошками, а затем запихал туда свой тапок, в котором, кстати, только что сходил в туалет. К Саниному удивлению Толик тут же рассказал Витале, что после издевательств над ним негодяй еще и побил лежачего меня, когда тот (то есть, я) пытался его остановить. После этого Саня до вечера брезгливо жрал мои котлеты с макаронами и время от времени облизывал свои тапки под чутким руководством Виталика.

Конечно же, я не испытал удовольствия от унижения Сани, но останавливать Виталю не горел желанием. Просто после такого вылавливать Саню после школы уже не было необходимости. Эту историю хотелось бы закончить словами великого Д.Зодьбинова: «спасибо».