Такой теперь я друг...
Нашли как-то в сентябре труп расчлененный. Вернее, не весь труп – не было головы и туловища с половыми органами. Два мешка, а в них руки и ноги, распиленные по суставам, кусок туловища (то ли лопатка, то ли грудная часть, не помню). Все это хозяйство лежало на дне водопроводного колодца возле трассы в степи (это такие колодцы в земле, через которые трубы с вентилями проходят). А нашел все это пастух. Ну мы приехали, осмотрели всё вокруг, оперативники по ближайшим животноводческим стоянкам разъехались выяснять, не пропадал ли кто. Тогда БОМЖей много работало в степях. Судя по татуировкам на конечностях, покойный сидел не раз, ни у кого из местных таких не было. Случай незаурядный, трупы у нас в Калмыкии расчленяли не часто. Вообще такого на памяти даже самых опытных сотрудников не было, ибо незачем: бросил труп в степи – за ночь лисы с волками растащили, мокрого места не останется. А тут расчленили по суставам, в мешки положили и в колодец выбросили. Куда остальное дели, вообще загадка. Степь бескрайняя, бродили с осмотром долго. Судмедэксперта из города чуть ли не от вскрытия оторвали, в степь приволокли. Она увидела картину, чертыхнулась: «Нафига меня сюда привезли? Чего тут осматривать, чего определять? Где труп, в конце концов?» «Вот, - открываем мешки, - все, что есть». «Тьфу! Тут ни осматривать, ни вскрывать нечего. Тут криминалисту работать с отпечатками надо, а так никто вам точно не скажет, вдруг это разным людям конечности принадлежали? Отвезите меня обратно!»
Небольшое лирическое отступление. Для идентификации неопознанных трупов один из верных способов – это прогнать по базе отпечатки пальцев. А вот как получить эти отпечатки, зависит от состояния самих пальчиков. Если труп начал разлагаться, пальцы отделяют, проводят сложные манипуляции и так далее. Но это я узнал немного позже. А пока сидим в степи, ждем криминалиста и не знаем, что делать: местность осмотрена, опера по точкам распределены, машин нет.
Криминалист сразу возмутился, мол, а меня-то нафиг сюда привезли? «Я, - говорит, - эти дела в морге делать должен, а не в степи, один хрен я оперативно прям здесь личность не установлю!» В общем, не понятно, кому и что делать в такой ситуации – опыта работы с расчленёнкой ни у кого не было. Провозились в степи дотемна.
Когда моя машина с операми вернулась, всем было решено разъезжаться. Я на своей машине повез мешки в морг в город, остальные в райотдел. Приезжаю уже поздним вечером в морг, а там, естесственно, только сторож уже «датый». Кладу на порог мешки, вручаю от руки написанное «отношение» на вскрытие. Тот прочитал и вопросительно смотрит на меня.
- Что за мешки?
- Ну, труп… - открываю, показываю.
- А труп-то где? - спрашивает.
- Сам хотел бы знать…
- А нафига эту херню сюда привез? Тут трупы вскрывают. А у этого что вскрывать? Может, остальное тело еще живое ходит, ну или лежит где-нибудь?
- ???
- Не, ну это я так, гипотетически…
- А мне, блядь, что с этим всем делать прикажете?
- Ну а я откуда знаю?! У тебя свое начальство есть, у него и спрашивай! Мне велено на дежурстве трупы принимать, а у тебя трупа арифметически нет, - и дверь железную захлопнул.
Мда, не получился разговор. Погрузил мешки в багажник и поехал в городскую прокуратуру. Там тоже никого, дело к ночи. Представился вахтерше, показал удостоверение, попросил телефон по межгороду позвонить. Шеф на том конце трубки сонный, никак в тему врубиться не может. Объяснил ему, что труп наш, вроде как, и не труп по медицинским меркам, а потому в морге, говорю, его не приняли. Куда девать и что дальше делать прикажете? Вахтерша слышит, у нее глаза на лоб лезут, а шеф в трубку категорически на меня молчит. Ну, разродился, утром отвези, когда начальник Бюро СМЭ на работу выйдет.
Понял. А до утра что делать, бляха муха? К родителям ночевать? Не, у них гараж прям в доме, а труп я в дом заносить не хочу. На улице машину не оставить, вдруг чего – меня самого расчленят. Поехал к дружбану своему, сказал ему, что нужно вещдоки охранять, до утра машину из виду терять нельзя. Тот понимающе кивнул с порога, оделся и вышел. Сидели на лавочке, трындели о разном. Ближе к полуночи его к телефону позвали. «Вероника, - говорит, - Щас вернусь». Через пять минут выбегает: «Поехали Веронику на вокзал отвезем, они с мамой в Москву собрались. Хотели такси вызвать, а им – щас с Максом на машине приедем, отвезем». Вот энтузиаст влюбленный! Ладно, поехали, раз обещал. Вероника с мамой уже поджидали нас у подъезда с двумя баулами. Я с ходу сказал, чтобы сумки в салон взяли, в багажник нельзя. «Какой в салон?! Они ж грязные!» Я друга отвел в сторонку, объяснил, что в багажнике вещдоки еще грязнее, а потому его подруга к сумкам вообще рискует не прикоснуться после такого багажника как минимум из брезгливости. Не поверил. Повторил еще более серьезным голосом и гримасой усилил. Дамы поторапливают – до отъезда автобуса меньше получаса. Друг на меня чуть ли не кричит: «Посмотри, как они красиво одеты, а сумки грязные, на земле стояли, ну куда их в салон? Это ж на коленях везти, получается! Что ты за человек?!»
Я психанул, багажник открыл, показываю мешки. «Смотри, - говорю, - видишь вещдоки». «Да какие это вещдоки?! Там херня какая-нибудь лежит небось». «Труп там, - не выдерживаю натиска, - расчлененный». «Да ну тебя, пи*дишь сто пудов», – и руку сует в горловину. Нащупал, смотрю, остыл. Достает – рука правая. Секунды полторы смотрел на нее и в обморок шмяк. Вероника с мамой робко в один голос: «Так, ладно, сумки в салон». И даже сами управились, пока я другана в чувства приводил. Отвезли, на автобус посадили. Едем назад, друг говорит, давай водки возьмем? Заехали, купили, приехали к нему и сели на лавочку. «Вот ты пи*дец, вапще… блядь, как? почему? что это за херня?» Пришлось рассказал всё, как было. В общем, скоротали времечко до утра.
Этот дружбан у меня единственный неженатый и безработный в то время был, кого без проблем можно было до утра вытащить. Имелось лишь одно особое обстоятельство, конфуза с которым я надеялся избежать, да не смог. Кисти у друга на правой руке не было. В детстве током шибануло, кисть сгорела, ампутировали. Он все время с протезом ходил и в перчатке, летом рукав натягивал – выглядело вполне себе ничего, даже модно. Он вообще модный был весь. Пацаны внимания не обращали, а некоторые общие знакомые даже и не знали, что у него руки нет. Думали, перелом, оттого и левой здоровается. Я знал немного больше остальных, но из этикета о подробностях не спрашивал, да и вообще эту тему не заводил ни разу. В ту ночь он впервые подробно рассказал мне, как с ним это случилось, как он боролся с собой, с комплексами. Сначала жить, говорит, не хотел. А потом в Питер съездил в реабилитационный центр для детей-инвалидов. Там таких детишек увидел, с которыми ему и сравниваться стыдно стало. И понял он тогда, что недуг его объективно не самый страшный. Потом переходный возраст, первая любовь и новые комплексы. Но опять оказалось, что и в любви оно вовсе не препятствие.
Вспоминаю этот случай. И смех, и грех.