Размеры возмещения морального вреда в России или сколько стоит провести неделю в «психушке»⁠⁠

Дело было в городе Н. Городок небольшой по размеру (но не по статусу), где многие друг друга знают не просто в лицо, а даже по именам и фамилиям.

Жил в этом городе (и по настоящее время живет) гражданин К. Этот гражданин надоел местным властям хуже горькой редьки, так как обладал очень неудобным для этих самых властей характером и личностными особенностями, в силу наличия которых он не давал житья спокойного власть имущим. То начинает собирать подписи в защиту родного города, то обивает пороги кабинетов руководителей города с совершенно ненужными им (но не городу, хочу отметить) требованиями, то пишет заявления с просьбой предоставить ему возможность выступить на митинге в честь Дня Победы и поздравить ветеранов, то дозвонится на прямую линию Президенту РФ и расскажет, что творится в родном городе, после чего власти долго отписываются вышестоящим властям.

В общем, не сахар было житье у властителей местного разлива, а всё из-за одного неспокойного гражданина К.

И удумали власти гражданина К. присмирить. А как это сделать, если он никаких законов не нарушает, порядок соблюдает, спортом занимается, даже напиться и то себе не позволяет?

Поначалу его вразумить пытались в частных беседах, потом подключили сотрудников ФСБ России, которые стали «обхаживать» его семью, всячески убеждая родных ему людей, что он неадекватен, и по нему «психушка плачет», и он опасен, и «напишите заявление о его госпитализации», т.к. он психически болен».

Родные выдержали, не поддались.

Но что же делать?! – в отчаянии думали власть предержащие. Близился Великий праздник Победы, и от гражданина К. опять поступило заявление о разрешении ему выступить на митинге и поздравить ветеранов.

И власти решились… Выманив гражданина К. из его собственного дома на улицу под надуманным предлогом, трое сотрудников ФСБ России грубо затолкали его в автомобиль и доставили… в психиатрическое отделение местной больницы с направлением «принять меры медицинского характера» (я цитирую, так было написано в направлении).

Поместили гражданина К. в карцер психиатрического отделения, где из мебели была одна привинченная к полу кровать с абсолютно невыносимо пахнущим продуктами испражнений матрасом.

Мыться гражданину К. не позволялось, условием принятия душа было подписание им добровольного согласия на госпитализацию в психиатрическое отделение, а коль скоро такого согласия он не давал, то и ходил немытый целую неделю.

Все личные вещи, включая телефон, у него отобрали. Никаких средств, чтобы написать жалобу, у него не было (ни листка бумаги, ни ручки). О том, что любому лицу, помещенному в психиатрическую клинику, должна быть обеспечена возможность пригласить адвоката, врачи этого отделения знать не знали, и думать не думали, а на требование гражданина К. об этом, ответили в таких выражениях, которые я цитировать здесь не решусь.

При этом гражданину К. ежедневно демонстрировались психически больные люди, находящиеся в состоянии полной прострации под воздействием каких-то одним врачам ведомых средств. Демонстрации сопровождались комментариями врачей о том, что с гражданином К. они могут сделать то же самое, если не притихнет и не подпишет то самое согласие, о котором я писала выше.

Доктора, тем не менее, законы знали, и в положенный срок (сорок восемь часов) гражданина К. освидетельствовали, установив, что он представляет опасность для окружающих и должен быть госпитализирован в недобровольном порядке. При этом ему был поставлен диагноз «параноидное расстройство», т.е. доктора выявили у гражданина К. тяжелое психическое расстройство.

Для недобровольной госпитализации гражданина К. в психиатрический стационар, доктора обратились в суд, который, к чести своей, гражданина К. нуждающимся в недобровольной госпитализации в психиатрический стационар не признал, и в удовлетворении заявления докторам отказал, указав, что гражданин К. не создает впечатление неадекватного и непонимающего происходящего человека, представляющего опасность для окружающих.

Но… до этого момента гражданин К. провел в карцере психиатрического отделения без малого семь дней.

И случилось это все за год до того момента, как он пришел в мой кабинет.

Понимая всю бесперспективность иска о признании незаконными действий докторов (сроки прошли), а также попыток возбудить уголовное дело, но при этом четко осознавая необходимость установить незаконность этих действий для обеспечения перспектив привлечения и докторов и сотрудников ФСБ к ответственности в дальнейшем, мной было принято решение об обращении с иском о возмещении морального вреда, причиненного постановкой гражданину К. несуществующего психиатрического диагноза и безосновательной госпитализацией в психиатрический стационар.

Здесь я хочу отметить, что решение такое мной принималось не сразу. Я в процессе беседы с гражданином К. внимательно за ним наблюдала, пытаясь уловить те невидимые простому смертному, не психиатру по образованию, признаки душеного расстройства, которые, как я думала, должны обязательно себя проявить, при таком-то диагнозе.

Но, нет. Человек, передо мной сидящий, был веселым, общительным, в меру самокритичным, с развитым и здоровым чувством юмора, не унывающим, и несмотря ни на что, желающим продолжать начатую им борьбу.

Перевернув горы медицинской литературы, все еще подозревая какой-то подвох (ну не могут же психиатры так ошибаться или страдать такой степенью наглости, что даже в описании состояния гражданина К. не удосужились указать симптомы, хотя бы приблизительно напоминающие параноидное расстройство), я пошла на консультацию к знакомым психиатрам, которые долго смеялись над описанием и диагнозом, и заверили меня, что человек, ко мне обратившийся, скорей всего, психически здоров.

Подготовив иск и направив его в суд, я начала тщательную подготовку к собственно судебному разбирательству. Причем, учитывая специфику данного дела, изучала в основном вопросы медицинского характера, так как в процессе мне предстояло спорить с психиатрами, и надо было сильно постараться, чтобы суд услышал именно меня.

Первое судебное заседание по делу было длительным, врач-психиатр, представлявший интересы ответчика – больницы, настаивал, что они все правильно сделали, что гражданин К. болен и особо опасен для окружающих, он должен был быть госпитализирован и т.д., сыпал медицинскими терминами и определениями, вырывая из контекста описаний болезненных состояний то, что было выгодно. В общем, врач тоже подготовился.

Предвидя все это, я заранее заготовила большое количество вопросов, касающихся симптомов заболевания, на которые психиатр мне бойко отвечал. После чего я громко и с чувством процитировала описания симптоматики этого заболевания из международного классификатора болезней МКБ-10. К великому удивлению суда ни один из перечисленных психиатром симптомов не значился в описании параноидного расстройства из международного классификатора.

Подготовленный таким образом суд с легким сердцем удовлетворил заявленное мной ходатайство о проведении по делу судебно- психиатрической экспертизы, поставив перед экспертами все перечисленные мной в ходатайстве вопросы ( числом ровно семь).

Первый раунд закончился в нашу пользу.

Второй - собственно сама экспертиза и экспертное заключение- тоже. Эксперты в категоричной форме отрицали наличие у гражданина К. любого психиатрического заболевания и даже отклоняющегося от нормы поведения, как на момент его госпитализации, так и на момент экспертизы. При этом установили также, что ни для освидетельствования, ни для госпитализации гражданина К. у психиатров оснований не было.

Второй моей глобальной задачей было отвоевать как можно больше денежной компенсации морального вреда. Заявленный нами один миллион рублей, конечно же, в пользу гражданина К. никто бы не взыскал, мы это прекрасно понимали, но и тот результат, который мы получили в судебном решении, был для нас полной неожиданностью.

Опять же, перевернув немало судебной практики, включая практику ЕСПЧ, я подготовила развернутые пояснения по размеру морального вреда, расписав все те «неудобства», о которых писала выше, напомнила суду, что жизнь и свобода человека в нашей стране являются высшей ценностью и гарантированы Конституцией, сослалась на реальные дела из практики ЕСПЧ, где действительно психически больным людям за передержку сверх установленных сроков лечения в психиатрическом стационаре суд присуждал компенсации от пятнадцати до двадцати шести тысяч евро, наивно полагая, что раз в нашем случае речь идет о совершенно здоровом человеке, которого на семь дней лишили свободы, то суд должен же принять это во внимание.

Суд, всё выслушал, прочитал, удалился в совещательную комнату, где принял поистине великолепное (это без иронии) решение. Установив, что гражданину К. был поставлен несуществующий диагноз, что гражданин К. не был опасен для окружающих, что гражданин К. не нуждался в госпитализации в психиатрический стационар в недобровольном порядке, что своими действиями ответчик нарушил права гражданина К. на личную свободу и неприкосновенность, свободу передвижения, что помещение К. в психиатрический стационар не было обосновано медицинскими показателями состояния гражданина К., т.е. носило незаконный характер, суд решил… взыскать с ответчика возмещение причиненного морального вреда десять тысяч рублей!

Мотивировки, как таковой, именно такого размера возмещения суд не привел, сослался лишь на заключение эксперта-психолога, который установил, что рассматриваемые события вызвали у истца определенный психологический дискомфорт, негативные переживания, но не отразились на его психическом состоянии.

Т.е. эксперт-психолог хотел показать, что гражданин К., даже несмотря на пребывание таких условиях, не «тронулся умом», а суд принял это, как доказательство почти полного отсутствия нравственных страданий гражданина К. Вот такой интересный подход.

Несмотря на то, что целью этого иска, как я писала выше, было установление судебным решением всех перечисленных фактов, а не получение денежной компенсации, возмущению моему таким решением суда не было предела! Потребителям по искам о защите их прав возмещают моральный вред суммами немногим меньшими!

Но разве можно сравнивать нравственные страдания человека, купившего некачественную стиральную машину, и человека, неделю проведшего в карцере психиатрического отделения, абсолютно бесправного, пребывающего в постоянном страхе от того, что ему каждую минуту могут вколоть что-нибудь, могущее превратить его «овощ»,- думала я, когда писала апелляцию. Откуда такое пренебрежение к человеческим страданиям? Из каких соображений исходит судья при принятии таких решений? В конце концов, почему бы каждому такому судье не поставить себя на место этого несчастного, или не подумать о том, что кто-то из его близких или знакомых может оказаться в подобной ситуации.

Это я думала, как человек. А, как юрист, я параллельно сочиняла апелляционную жалобу, где приводила все эти аргументы в измененном виде, со ссылками на практику и здравый смысл.

Апелляционная жалоба была рассмотрена судом апелляционной инстанции без моего участия, так как дело было в другом регионе, а гражданин К. человек не очень состоятельный, пенсионер, и оплачивать перелет и гостиницу ( одним днем там не обойтись было из-за расписания самолетов, а другой транспорт туда не ходит) у него не было никакой возможности.

По рассказам гражданина К., суд апелляционной инстанции в шутливо-веселом тоне задавал ему вопросы (где уважение к страданиям опять же?), последним из которых был – какая бы сумма Вас удовлетворила? (про заявленный один миллион рублей суд даже не вспомнил). Гражданин К., подумав, ответил, что хотя бы тысяч сто.

Суд изменил решение, увеличив компенсацию морального вреда в четыре раза – до сорока тысяч… Я не зря в начале живописала, каким мытарствам был подвержен гражданин К., в каких условиях он содержался. Мне, например, не трудно представить, как мог себя чувствовать этот человек и что должен был при этом испытывать.

А теперь, внимание! — мотивировка суда апелляционной инстанции для увеличения суммы компенсации — невозможность истца в течение семи дней заниматься активной общественной деятельностью, наличие в этот период значимого для всех граждан РФ праздника — Дня Победы, и невозможность истца провести эти праздничные дни совместно со своими родными.

Не знаю, кто как, а я считаю такие решения судов откровенно циничными. И мне уже просто интересно, до какой степени цинизма могут дойти суды высших инстанций, поэтому мы с гражданином К. настроены идти дальше.

Расскажу, как отреагировала прокуратура на описанные события.

Пока гражданин К. был в психиатрическом стационаре, его брат написал жалобу в прокуратуру, где просил разобраться, принять меры и т.д. в связи с незаконной госпитализацией гражданина К.

От прокуратуры ему поступил ответ о направлении его обращения для рассмотрения по подведомственности … в Департамент здравоохранения труда и социальной защиты населения, а также в Управление Росздравнадзора. То есть теперь сообщения о преступлениях прокуратурой направляются для рассмотрения в указанные органы, которые, видимо, по мнению прокуроров, являются компетентными при рассмотрении подобных сообщений.

Правда, спустя примерно год, прокуратуру ждал сюрприз в виде жалобы на их же действия с приложением всех судебных актов, которыми установлено, что гражданин К. был незаконно госпитализирован. Видимо, прокуратура пока в шоке от самой себя, так как два месяца уже молчит.

Но гражданин К. останавливаться не намерен.

Автор: Виноградова Т.М.