"Алиса в стране чудес" с видом от первого лица, или Метаморфопсия с насадками⁠⁠

Сейчас со мной всё в порядке, но в детстве эта штука здорово доставляла проблем.

Тронуться умом в школьном возрасте – ничё так приключение.

Детский восторг пополам со страхом. Ты лежишь на диване, стараясь не подавать виду, и удивлённо пялишься на собственные ноги. Находящиеся на другом конце вселенной. Фига ты длинный!

-Сынок, у тебя всё в порядке? Ты уже минут пять на стенку смотришь.

-Да не, мамуль. Всё норм, задумался просто.

Блин, не спалиться бы, а то ещё в психушку сдадут. На стенку, как же. Видела бы мама тот столик у стены. Он же в ладони поместится!

Ты протягиваешь руку, чтобы взять его, и невольно залипаешь на ладонь. Вот это лапища! Всем лапам лапища! Весь в ней поместишься. Ну, кроме ног, они где-то далеко, затерялись в огромной комнате.

Кстати комната… Комната превратилась в футбольное поле. В гигантскую равнину. В Байконур. Чёрта с два ты теперь из неё выберешься. А вот телек можно щелчком с подставки сшибить. И занавески с окон вокруг пальца обмотать. Вокруг огромного, длиннющего пальца - надо чё-то делать, а то до окружающих скоро дойдёт, что с мальчиком непорядок.

Что интересно - в голове творится что попало, но ты отлично понимаешь, где правда, а где глюки. С какого-то перепугу перед внутренним взором маячит флаг России. Он-то каким боком? И ночное небо с огромными планетами. Во снах подобные штуки бывают. Большие такие, над головой нависают. Всё, хватит.

- Мамуль, я спать.

Ты удивительно легко подтягиваешь под себя длинные костыли, когда-то бывшие ногами, упираешь их в пол и поднимаешься. О, дык это я лежал, оказывается! А мерещилось, что стоял, прилипнув спиной к дивану.

Так, вон дверь, нам туда. Не палимся, не палимся. Держимся за стенку. Вау, какая люстра здоровенная! Ух ты!!!

- Спокойствие, - произнёс телевизор голосом Ливанова (в смысле, Карлсона). – Только спокойствие!

Точно. Спокойствие и невозмутимость. Всё в порядке. Доковылять бы только до постели.

В спальне ты, стараясь не обращать внимание на головокружение и висящие в небе планеты, снимаешь крохотными ручонками крохотную одежду и забираешься под самое здоровенное в мире одеяло! Одеялище, растудыть-его-в-качель! Им можно весь мир окутать, и ещё вон на те планеты останется. Кстати, что за чёрт – ты лёг, а всё равно стоишь. Спиной к кровати причепился и стоишь. Вон внизу ноги болтаются.

А одеяло тем временем становится всё тоньше, тоньше, тоньше… Это невозможно! Это нестерпимо! Это полная несовместимость с телом! Ты пытаешься уснуть, закрываешь глаза, но от этого становится только хуже. Взбесившиеся ощущения выводят из себя, придушив бесконечно тонким одеялом немыслимой площади и растянув тело, как резинку.

Поворочавшись ещё несколько минут и ничего не добившись, ты внезапно вспоминаешь, как кончился прошлый приступ. Месяц назад, замучавшись шарахаться от меняющихся в размерах предметов, ты выбрался на улицу и забился в конуру с Греем.

Нужен Грей.

Стянув одеяло (господи, какое же оно противно-тонкое!), наспех натянув на себя одежду по принципу «что куда налезло», ты выкарабкиваешься на улицу. Перед глазами новый глюк – спица. Тонкая, небольшая – с ладонь длиной. И въедливая просто жуть. Крутится в воображении, крутится и никуда не девается. Ни отмахнуться, ни прогнать.

На дворе уже темно, чёрно-серые силуэты кругом. И слава богу, не хватало ещё залипнуть на крохотный сарай или ещё что-нибудь в этом духе. На небе… на небе ничего, ни планет, ни флагов. Благодать.

Свежий воздух слегка остудил бурю в чайнике, но до полного излечения ещё далеко. Ты добираешься до собачьей будки и обессилено приваливаешься к ней боком. Из неё тут же вылезает Грей – умница, красавец, таких псов ещё поискать надо. Иди сюда, мой хороший.

Ты обхватываешь руками тёплое тело, гладишь мягкую шерсть и радостно чувствуешь, что собака не меняет масштабов, не вызывает отвращения. Обычный пёс. Гладкий, приятный. Дай за ухом почешу. Да не ёрзай, хозяину хреново сейчас! Ох ты ж немчура, ногу отдавил.

P.S. Когда я нашёл в своей овчарке (светлая тебе память, Грека) неожиданное лекарство от приступов чёрт-пойми-чего (в деревне тогда с интернетом туго было, а врачам показываться боялся), со временем эти самые приступы стали редеть и слабеть. 17 лет, 20 лет, в 25 их почти уже нет. Временами накатывает, но уже едва заметно, и я стараюсь, наоборот, их растянуть и с интересом наблюдаю за игрой восприятия окружающего. Бывает прикольно.