Там, на Русском острове (во, название), все было – ритуал. Все было продумано, и во всем была видна традиция. Издавна. Всегда! Но самым грандиозным действом был – «перессык»!
Для участия в этом ритуале нужно было, ну… мм-м… попасть на Русский остров… Попасть.
В общем, в шесть ноль-ноль включался гимн по радио, громко, это значило – пора вставать. Мы вставали – очень быстро, одевали – очень быстро – ботинки, трусы на нас уже были, и очень быстро мы бежали на улицу, где улицы никакой не было, а был туман, который я уже описывал. Мы бежали поротно, а все шумело и орало: «Быстрее, мля, вы че..е..е. А!? Вы ма…а… И… Бегом…, еще бегомее, падлы, мля а…а…а». А мы бежали, бежали. Все такие коротко, клочковато постриженные, с черными шеями, разноцветные, в мятых, длинных синих трусах. Бежали к морю.
Там, на берегу, был невысокий обрывчик – метра четыре-пять высотой. Он нависал над морем почти по прямой. И там могло встать одновременно человек триста. А вдалеке, в темноте, – было темно, шесть утра все-таки, – был виден город Владивосток, которой я так ни разу днем и не увидел. Он светился вдалеке. Огоньки, огоньки… И я думал, мне бы там домик, как у кума Тыквы, крохотный, и чтобы никогда вот этого всего – и я бы ничего в жизни не захотел бы там.
Так вот, мы бежали – 2 тысячи человек. Потом, строго по команде, вдоль обрыва выстраивались триста человек, по команде снимали трусы и писали в море! За этим строго следили…, когда иссякал последний… звучала команда, мы надевали трусы и делали строевое упражнение такое…, словом, на наше место становились новые триста…
А в это время мимо, светясь огнями, проходил трехпалубный корабль.
И в этом была подлинная сила и какая-то очень нужная красота…, мама…, мама…
Я знаю, почему на нас не напали никакие враги. Мы писали в море, каждое утро, и поэтому на нас не напали. Не по причине атомных подлодок и ракет… При любой погоде, с незапамятных времен, утром… мы писали в море – на нас не напали. Я не буквально это…, я не идиот и не клоун… Просто мы все это делали… Воо…о…т.
Теперь наш девиз: "то, что сстуденты вытаптывали 2 года, горожане вытоптали за два часа!"
Марлины – Лабиринты
продумано, и во всем была видна традиция. Издавна. Всегда! Но самым грандиозным
действом был – «перессык»!
Для участия в этом ритуале нужно было, ну… мм-м… попасть на Русский остров…
Попасть.
В общем, в шесть ноль-ноль включался гимн по радио, громко, это значило –
пора вставать. Мы вставали – очень быстро, одевали – очень быстро – ботинки,
трусы на нас уже были, и очень быстро мы бежали на улицу, где улицы никакой не
было, а был туман, который я уже описывал. Мы бежали поротно, а все шумело и
орало: «Быстрее, мля, вы че..е..е. А!? Вы ма…а… И… Бегом…, еще бегомее, падлы,
мля а…а…а». А мы бежали, бежали. Все такие коротко, клочковато постриженные, с
черными шеями, разноцветные, в мятых, длинных синих трусах. Бежали к морю.
Там, на берегу, был невысокий обрывчик – метра четыре-пять высотой. Он
нависал над морем почти по прямой. И там могло встать одновременно человек
триста. А вдалеке, в темноте, – было темно, шесть утра все-таки, – был виден
город Владивосток, которой я так ни разу днем и не увидел. Он светился вдалеке.
Огоньки, огоньки… И я думал, мне бы там домик, как у кума Тыквы, крохотный, и
чтобы никогда вот этого всего – и я бы ничего в жизни не захотел бы там.
Так вот, мы бежали – 2 тысячи человек. Потом, строго по команде, вдоль
обрыва выстраивались триста человек, по команде снимали трусы и писали в море!
За этим строго следили…, когда иссякал последний… звучала команда, мы надевали
трусы и делали строевое упражнение такое…, словом, на наше место становились
новые триста…
А в это время мимо, светясь огнями, проходил трехпалубный корабль.
И в этом была подлинная сила и какая-то очень нужная красота…, мама…, мама…
Я знаю, почему на нас не напали никакие враги. Мы писали в море, каждое
утро, и поэтому на нас не напали. Не по причине атомных подлодок и ракет… При
любой погоде, с незапамятных времен, утром… мы писали в море – на нас не напали.
Я не буквально это…, я не идиот и не клоун… Просто мы все это делали… Воо…о…т.