О женщине и грязных детях.⁠⁠

В этом тексте очень много местоимений. Этот текст не имеет смысла. Я просто захотел написать об этой истории. И никаких картинок не будет.

Сижу в багетной мастерской.

Заходит женщина с детьми, измазанными в какой-то побелке по самое колено, липкие куски какого-то теста свисают бахромой отовсюду. Сразу мне не понравилась, а уборщица вообще прокляла их до стопицотого колена. Дети равномерно распределяются по помещению и начинают трогать картины и всякое прочее, разнося принесенный с улицы строительный кал. Женщина подходит ко мне и начинает объясняться.

Она-де у нас месяца полтора назад оформляла вышивку. С паспарту, да под стекло антибликовое, да чтобы ровно. Так вот, она как принесла готовую работу домой – заметила, что забыла вышить какие-то мелкие детали – и это её критически не устроило. Ну она и расхреначила всю работу, достала свои паршивые вышивалочки, доделала работу. И теперь приносит её мне, соберите обратно, битте шон.

Я смотрю на эти развалины, которые когда-то были кропотливо сделанной работой, и объясняю, что сделать это можно, но услуги нет, поэтому сойдёмся на жалких трех сотнях рублей. Она смотрит на меня наливающимися кровью глазами.

«Я же уже заплатила за это!» Мой пукан начал еле заметно дымиться. Доходчиво доношу до неё, что это будет считаться новым заказом, что наш мастер бесплатно работать наотрез отказывается (потому что водка стоит денег), и по-другому ну вообще никак. И краем глаза смотрю на её вонючих отпрысков, сеющих говнище неизвестного происхождения по всему залу.

Она начинает что-то притирать про «срок возврата», «роспотребнадзор», «непорядочность». Её, видимо, не смутило отсутствие кассы и даже сейфа при оплате заказа. Я пытаюсь абстрагироваться от её завываний про несуществующую справедливость, но моё внимание постоянно переключается на детей.

И я выдаю ей:

-Ваши дети выглядят и ведут себя, как свиньи. Вы паршиво их воспитали.

Зачем я вообще это сказал?! Я не е*у, как она их воспитывает. Но слова уже вылетели, и она притихла. Я просто смотрю ей в глаза со спокойствием, переходящим в нахальство. Она молчит в замешательстве, краснея и подёргивая головой, пытаясь выбрать какое-то определённое ругательство. Это читается по её красным щщам.

Решил помочь ей. «Берите своих детей и уходите отсюда». Она молча уходит, дети уволакиваются за дверь, оставляя на паркете ровные линии из похожего на тесто дерьма. Я сажусь.

Наверное, я неправильно поступил. Некультурно и социально некорректно. Мне плевать. Она воспитает таких-же уродов, как и она сама; но ей дали понять, что никто не обязан её любить. Так я себя и успокаиваю.