History Fun, цикл четвертый — Гейзерих и вандалы, выпуск 6⁠⁠

В прошлом выпуске мы рассказали о том, как культурные различия привели к серьезнейшему осложнению во внешней политике Римской империи в целом и к лютой головной боли у Аэция в частности.

Итак, в 451 году, Аттила, собрав совершенно невозможную толпу гуннов и всех сопричастных, адовым катком влетел в и без того разоренную Галлию. Города сносились, церкви сжигались, жители резались и угонялись в рабство, причем вождю гуннов, уязвленному матримониально, было абсолютно по барабану, кого конкретно жечь и калечить — римлян, готов, франков или полностью ошалевших, недобитых всеми предыдущими галлов.

Пока Гейзерих, злорадно скалясь в Карфагене, приказывал подать себе еще попкорну, Аэций с выпученными глазами носился по бывшим противникам, которых он успешно валил все это время, и на пальцах пытался объяснить, что Аттила же дурак, он не только к римлянам пришел, он тут сейчас вообще все выжгет, что твоя ядерная война — срочно надо собираться всем миром и как-то решать проблему.

Учитывая масштабы разрушений и явную упоротость гуннов, к которым у многих были давние счеты (благодаря тому же Аэцию, устраивавшему познавательные экскурсии в Галлию), долго уговаривать никого не пришлось. Сборная коалиция франков, бургундов, сарматов и вообще всех, кто под руку попался, включая большое войско вестготов во главе с уже стареньким Теодорихом I, пришла на выручку к римским войскам. Побоище состоялось на Каталаунских полях, о точном местонахождении которых до сих пор спорят, известно лишь, что это было где-то в Шампани.

Начали битву поздно, не с утра, да и вообще проходила она довольно сумбурно, больше напоминая мясорубку. Сперва стороны еще пытались применять какие-то тактические решения — римляне грамотно заняли холм по центру, противники с потерями пытались их оттуда выбить, но ближе к вечеру озверевший вождь гуннов обратился к войску с пафосной речью вида «Кто может пребывать в покое, если Аттила сражается, тот уже похоронен!», и началось. Рубились весь вечер и начало ночи, причем в темноте сослепу не заметили, как дедушка Теодорих упал с коня и был затоптан. Аэций в какой-то момент потерял связь с союзниками и вонзался в автономном режиме, потом едва найдя лагерь. Торисмунд, сын покойного Теодориха, возвращаясь к своим, сбился с пути и неожиданно для себя приехал к гуннам. К счастью, отделался всего лишь небольшими засечками на черепе.

В общем, тактика и стратегия — не те слова, которые описывают битву на Каталаунских полях.

Разойдясь под утро, стороны дождались рассвета и стали мрачно обозревать заваленные телами окрестности (пишут о сотнях тысяч погибших). Выяснилось, что Аттила не горит желанием выходить из своего укрепленного лагеря, хоть и мужественно орет оттуда всякое — гуннов осталось слишком мало для повторения. Сначала Аэций сотоварищи хотели осадить недобитков и решить проблему раз и навсегда, но на военном совете почему-то отсутствовал Теодорих, которого обнаружили чуть позже и в совсем неживом состоянии. Торисмунд, увидев такое дело, от продолжения веселья отказался — ему теперь нужно было шустро двигать в Тулузу, пока братья не отобрали трон.

Без хоть и поредевшей, но все-таки толпы вестготов начинать второй акт Марлезонского балета желающих не нашлось, поэтому Аэций решил отойти, понадеявшись, что Аттила, потеряв большую часть войска и нескольких родственников, чуть угомонится и таки сядет за стол переговоров. Плюс у полководца были определенные прикидки на дальнейшее сотрудничество — все-таки в Тулузе остались вестготы, и их тоже неплохо было бы поприжать, желательно чужими руками.

Ага, щаз. В 452 году, отступив и поднакопив сил, вождь гуннов снова пришел к римлянам, размахивая перстнем и вопя про Гонорию. На этот раз вторжение пошло не в Галлию, а непосредственно в Италию. Прощайте, Аквилея и Милан — второй раз сдержать волну дикарей у Аэция никак не получалось, и от окончательного уничтожения Рим спасли две вещи: Византия, вовремя зашедшая в Паннонию, пока войска гуннов топтали римлян, и чума, подкосившая наступающую армию.

На следующий год упертый вождь снова пошел в поход с мыслью сотворить нехорошее, но, к огромнейшему облегчению всех соседей, таки помер от неизвестной болезни. Аэций, дрожащими руками расправив лавровый венок победителя, выдохнул. Как показала практика — зря. В Равенне начался второй сезон «Игры Престолов», и единственным из проклятой семейки Галлы Плацидии, кто еще не проявил себя в полной мере, был сам император — Валентиниан.

Жил-был некий Петроний Максим, знатный и богатый патриций с большим влиянием и властью. И была у него красивая жена, что Валентиниан счел личным оскорблением: как это, красивое — и не его?! На прямое предложение отбежать за сеновал послушать новые кассеты императору было отказано. Пришлось включать хитрость. Сыграв с Петронием в некую азартную игру и отжав в качестве залога за проигрыш его перстень, правитель Рима послал этот перстень жене Максима — дескать, муж очень зовет во дворец, дело одно решить надо.

Дело Валентиниан решил, после отпустив униженную и изнасилованную домой. Максим, конечно, утерся, но поклялся отомстить. Мстить пришлось в несколько этапов — просто так императора не зарубить, особенно когда у него рядом толковый и грамотный Аэций, только что признанный спасителем Империи да и вообще всего рода человеческого. Поэтому в последующие месяцы Валентиниану то и дело сообщали, что Аэций очень зазнался, очень много хочет, того гляди захватит власть и вообще — Галла Плацидия была права, когда хотела от него избавиться.

Император не был слишком-то умен. Как пишут историки, он вообще особым интеллектом не обладал, в политике ничего не смыслил и любил лишь две вещи — разврат и пьянство. Поэтому в какой-то момент Валентиниан вызвал полководца к себе на аудиенцию и там же зарезал, будучи притом крайне горд собой — орел же, раскрыл чудовищный заговор! Римляне, правда, с такого поворота событий серьезно напряглись — Аэция любили и уважали, причем было за что, а вот коронованное чучело на троне ничего хорошего никому не сделало.

Петроний Максим, радостно потирая руки, немедленно попросил императора назначить его главнокомандующим и консулом взамен убитого, на что был послан вдаль без особого объяснения причин. Это было одно из последних решений Валентиниана. Оскорбленный дважды, патриций решил, что раз не вышло по-хорошему, то будет иначе, и вскоре, во время охоты, император был забит охранниками-варварами, которые и сами хотели посчитаться за Аэция.

В 455 году Петроний Максим наконец-то всходит на трон, немедленно берет в жены Лицинию Евдоксию, вдову Валентиниана III, чтобы получить хотя бы номинальные права на власть, и попутно отменяет помолвку ее дочери — мол, получше кого найдем.

Жениха этой дочери звали Гунерих, и был он сыном некоего Гейзериха, который после таких известий выплюнул недожеванный попкорн и злобно сообщил римлянам, что мирный договор вандалы заключали с Валентинианом, который хоть и урод, но все же был император. А вот то, что сейчас сидит на троне — никто и звать его никак, поэтому сами напросились.

Петроний Максим пытался удержать власть и не поссориться с соседями, Аэций, «последний из римлян» и победитель Аттилы, лежал мертвый, Гейзерих собирал могучий флот.

Кульминация — в следующем выпуске.

Прошлый — тут:

http://pikabu.ru/story/history_fun_tsikl_chetvertyiy__geyzer...