Коллеги, не надо так!⁠⁠

1989 год, я очень любопытный ребёнок, сижу на уроке, от скуки ковыряюсь в носу, и не только в носу, и вдруг нащупываю у себя под нижней челюстью какое-то уплотнение. Так! Что же это? А оно тут раньше было? Может это что-то страшное? Об Интернете тогда и не слышали, поэтому спросить было не у кого. Ой, и заныло вдруг. Я умру? Я поднял руку, к неудовольствию строгой учительницы, отпрашиваясь в туалет, и долго рассматривал себя в зеркале. Кажется лицо чуть-чуть опухло. И горло красное. Точно хана! Я вспомнил, как в прошлом году мне без всякого обезболивания по садистски удалили аденоиды и мои ноги задрожали.

- Пока ты там прохлаждался, мы половину материала прошли, - высказала мне представительница самого лучшего в мире образования. – Садись уже. И прекрати вертеться!

Этому человеку я не мог доверить свою страшную тайну. Поэтому промолчал.

Охватившая меня паника вечером передалась родителям. Они вертели меня так и эдак, щупали шею, звонили бабушкам и прочим опытным людям. Описывали симптомы. Где-то стаскивались с запыленных полок толстенные справочники фельдшеров, с них сдувались засушенные листы алоэ; подорожники, служившие вместо закладки, безжалостно сбрасывались на пол; раскалялись телефонные трубки допотопных дисковых аппаратов. Никто ничего такого не помнил.

Я лежал и умирал. Сквозь полуприкрытые веки наблюдал за этой суетой, уже мысленно прощаясь с бренным миром, посылая последнее «прости» маме, бабушке и пионерской организации.

Утром мать опрокинула в себя третью банку валерьянки и потащила меня в детскую поликлинику.

- Так? – задумчиво сказал педиатр, ощупывая мой подбородок, челюсть и шею. – Не болит?

- Не-а, - обречённо помотал головой я.

- Странно, - сказал терапевт – Может миндалина какая-то вылезла, или лимфоузел. Короче, это не моя патология. Идите-ка вы к лору.

1989 год. Детская поликлиника районного города. Штурм кабинета лора напоминает взятие Зимнего дворца. Мать, попирая славу матроса Железняка, пробивается к солидной тётке в белом халате. У тетки на голове круглый блестящий рефлектор – знак принадлежности к династии специалистов ухо-горло-носа.

- Что у вас? – строго спрашивает тётка.

- Вот, - мать подталкивает меня к слепящей лампе. Я покорно плетусь, потому что уже поставил крест на своей неудавшейся жизни.

- Болит?

- Не-а, - привычно отвечаю я.

- Странно.

Лор жесткими пальцами мнёт мне шею, горло, челюсть. В её глазах появляется растерянность.

- Может воспаление какое-то. Открой-ка рот.

Я открываю доктору свой внутренний мир.

- Ага, - торжествующе говорит лор. – А вот тут у вас кариес. Может это с зуба инфекция? Гной стекает по каналу и собирается под челюстью.

Мать бледнеет и прислоняется плечом к косяку двери. Снаружи уже бьются в фанеру нетерпеливые пациенты.

- Идите-ка вы к стоматологу. Это видимо его проблема, - бодро говорит лор.

Вот тут мне стало страшно. Уже не за свою жизнь, а просто страшно. В 89-м году я ещё ни разу не лечил зубы. А от одноклассников слышал о стоматологах только плохое. Мол, эти товарищи похуже Гитлера. Им только дай забраться в твой рот – и пиши пропало. Уйдёшь как минимум с тремя пломбами.

Но куда деваться. Таинственное образование требует полного обследования.

В очереди к детскому стоматологу сидят с обречёнными лицами человек пять ребят разного возраста. Некоторые готовятся к смертельной битве, некоторые уже смирились и только тихонечко подвывают от страха. Над дверью загорается красная лампочка, и очередной страдалец исчезает в недрах адского кабинета. Если бы я умел – я бы молился.

Наступает моя очередь. Стоматолог – бодрый старичок лет тридцати пяти с седыми висками смотрит мне в рот.

- Болит? – традиционно спрашивает он.

- Не-а, - так же традиционно отвечаю я.

- Странно, - стоматолог копается у меня в зубах, повторяя какой-то шифр, словно легендарный шпион Рихард Зорге. – Тройка – кариес, пятерка – кариес.

- А это вот что? – в отчаянии спрашивает мать.

- Это? – врач задумывается. – Да-с, странный случай.

- Лор говорит, что это может гной стекать по каналу.

- Точно, - расцветает доктор. – Тогда вам не ко мне. Тут вскрывать надо. А я терапевт. Вам же надо к хирургу-стоматологу. Это в соседнем кабинете.

Очереди в соседний кабинет НЕТ. И это немудрено. Внутри – белая плитка, железное кресло с зажимами, слепящие лампы. Врач – могучий дядька, в плечах косая сажень, трехдневная щетина (хотя мать описывала его, как худощавого вчерашнего студента в очках, но я-то лучше помню!).

Он с интересом вертит мою голову в разные стороны.

- Болит?

- Не-а, - хором с матерью отвечаем мы.

- Ну раз не болит, то это не зубы. Вам бы к педиатру.

- Мы там уже были!

- Тогда к лору!

- И там уже были!

- И что?

- Нас послали к вам. Доктор, помогите! – в отчаянии молит мать.

- Спокойно, мамаша,- уверенно говорит доктор. – У нас лучшая в мире медицина. Сдайте-ка вы анализы, сделайте рентген и понаблюдайтесь пару дней. Кариес лечить будем?

Я посмотрел на железное кресло, на жутковатые инструменты и отчаянно замотал головой.

- Ну и не надо, - облегчённо вздохнул доктор.

Анализы мы сдали. Они оказались в порядке. Рентген в поликлинике поломался, а очередь во взрослой поликлинике растянулась на полгода. А так как непонятное образование не болело и в принципе не причиняло мне какого-то неудобства, постепенно про него забыли. Лишь изредка я по привычке проводил пальцами под челюстью, нащупывал уплотнение, и на секунду мне становилось страшно.

А тут Союз развалился, и всем стало не до моей челюсти.

Я вырос. Детская травма толкнула меня в объятия медицины. И на первом курсе медучилища я начал зубрить анатомию и узнал о существовании подъязычной кости. Той самой, которая опухоль, воспаление, гной от зуба и так далее. Впервые я нащупал своё уплотнение со спокойным сердцем и помянул добрым словом целый консилиум врачей-специалистов.

Коллеги, не надо так.

https://vk.com/public139245478