Серия «Зона мутации»

Окончание главы. Начало здесь: Глава 20.

Дашка переглянулась с Белкой. Если та и хотела отомстить Властительнице, то у Конопатой это желание притупилось, стало маленьким, провалилось на самое дно ее измученной души.

“В самом деле”, – думала она, – “если мы дойдем до зоны, Маша трансформируется. Да ведь и мелкая тоже. Они станут безмозглыми, одинокими нелюдями, которых не защищает стая. В конце концов их прикончат охотники. Разве этого я хочу?”

Но охотники гнали их в зону уже сейчас. Иногда в лесу можно было слышать дикие, нечеловеческие вопли, издавать которые – и все трое это прекрасно понимали – могли только люди. Люди, на которых обратилось зло других людей. В лесах севера царил безудержный, лютый послевоенный хаос, в котором невозможно было чувствовать себя в безопасности.

– Вы знаете, что с вами будет. Там, на космодроме.

Конопатая не могла идти дальше, не сказав это вслух, не получив одобрения или отказ. Ей не хотелось брать на себя ответственность, быть человеком, ведущим остальных за собой, человеком, который все решил за других.

– А что там, на космодроме? – спросила Белка.

– Не знаю. Но там зона. Люди на космодроме перестают быть людьми. Они становятся мутантами.

– Я бы посмотрела, – Белка сорвала желтое солнышко, сунула себе за ухо.

Конопатая оглянулась на Властительницу, поглаживающую живот. Теперь был ее черед высказаться. Но она молчала. Долго молчала. Когда, наконец, подняла взгляд, Дашка увидела в нем все тот же суеверный ужас.

– Врать не буду – страшно. Но ведь трансформация не мгновенная, правда?

– Правда. Даже без черного мяса люди в зоне обращались неделями.

– То есть я успею? – она снова посмотрела на живот, погладила его.

– Да. Думаю – да.

Напрямик выйти не удалось. Заплутали. Когда наткнулись на широкую полосу секвохи – самую широкую, которую когда-либо видели – решали, где космодром, севернее или южнее? Повернули направо, двигаясь на север. Угадали: в начале следующего дня стали появляться почти разрушенные, поглощенные лесом остатки человеческой мощи – развалины бетонных сооружений, стальных конструкций… А потом уж явились и приметы нынешнего времени, оставленные теми, кто хотел обратиться, кто добровольно приходил в зону – зарубки на деревьях, говорящие о том, сколько прошло человек, сколько среди них было мужчин, женщин, детей; идолы, вырубленные из тех же деревьев; иногда и кости тех, кто не дошел.

– Давай тормознем, – Маша вытерла пот со лба. Идти ей было еще труднее, чем несколько недель назад. Да и солнце припекало, заставляя снимать с себя лишнюю одежду, давно превратившуюся в лохмотья.

– Давай, – согласилась Конопатая.

Остановились у ручейка, к прозрачной воде которого долго, с наслаждением прикладывались, словно дикие животные в незапамятные времена.

– Странно, – заметила Маша, откинувшись на зеленую траву. – Мне казалось, что в зоне я сразу что-то почувствую.

– Что именно?

– Да черт его поймет. Изменения какие-нибудь. Странности в голове. Желание перестать быть человеком. А тут все такое же, как и везде, ничего особенного. И желания те же – нажраться, напиться, поваляться в тенечке.

– Вот и валяйся, не забивай голову ерундой.

– Хорошенькая ерунда! Может, это мои последние… – Маша заставила себя замолчать, прикусила губу.

Можно было остаться там, у ручья, ведь территории космодрома они уже достигли. Но Конопатая решила идти дальше, увлекая за собой остальных.

Нигде в лесу не было так тихо, как в этом странном месте. Ветви огромных секвох едва шевелились, в воздухе чувствовался сладкий привкус цветущего, пробудившегося от зимней спячки мира. И никого вокруг на многие дни пути! Мутанты ушли, а люди – те, что хотели оставаться собой – здесь не появлялись.

– Думаешь найти что-то особенное? – снова подала голос Властительница. – Искали и до тебя, ничего не нашли. И вообще, разве можно понять, что мы добрались до сердцевины? Все вокруг одинаковое. Деревья и трава, трава и деревья…

– Увидим, – ответила Дашка и уже через несколько минут указала рукой вперед.

Их глазам открылся просторный участок, на который не покушались деревья. Сложенные из камней прямоугольные глыбы, поставленные то вплотную друг к другу, то на расстоянии, образовывали круглый лабиринт. Несложный, его мог бы пройти любой – сооружение имело чисто символическое значение. В центре лабиринта возвышались останки чего-то монументального, похожего на башню, собранную из разномастных, хитро переплетающихся элементов.

– Господи боже… – Маша смотрела на стальную конструкцию, прикрываясь ладонью от солнца. – Это же стартовая площадка! Была когда-то.

Двинулись мимо каменных глыб, местами украшенных выцветшими тряпицами. Пространство между ними зарастало не обычной травой, а пестрой в своем разнообразии смесью растений. Они лишь недавно выползли из земли, показали первые листья, поэтому сложно было сказать – что это? Цветы? Кустарник? А может, сами секвохи?

Решено было устроиться на первом, бетонном ярусе стартовой площадки. Все-таки возвышение, дает обзор ближайших окрестностей. Еще выше было бы опасно, там изрядно проржавевший металл.

Конопатая до вечера таскала ветки, чтобы сложить на бетоне подобие шалаша, накидать еловых лап. Сильный дождь найдет и в этом укрытии щели, но лучше такое, чем совсем ничего. Когда солнце зашло и обитатели только что построенного домика повалились на его пахнущий хвоей пол, Дашка, дождавшись умиротворенного сопения девочки, спросила:

– Срок уже должен выйти. Разве нет?

– Думаю, что давно вышел, – ответила Маша. – Но то наш, людской срок. А сколько носила бы самка мутанта, если бы они могли давать потомство? Мы с тобой не знаем.

– Ты думаешь, что носишь…

– Тут и думать нечего. Спи! Тебе надо больше отдыхать. От нас с мелкой много помощи не дождешься, уж извини.

Но сон на новом месте приходил к Конопатой с трудом. Ни в эту ночь, ни в другую. Даже когда жилье удалось обустроить, укрепить, добавить в нем простора и уюта, спала она беспокойно, словно не под крышей и на еловых ветках, а в холодной яме посреди леса. И это казалось ей странным, ведь она была единственной, на кого зона никак не должна воздействовать.

Несколько недель ничего не менялось. Не было ни единого признака трансформации – ни у девочки, ни у Маши. Только живот Властительницы продолжал округляться и расти.

Однажды ночью Дашка подскочила, разбуженная дурным сном. Вытерла испарину со лба, попыталась вспомнить – что же там было, во сне? Что ее так напугало? Но вспоминались только три слова: “хочешь стать мною?” Эти слова стучались в ее мозг, словно надоедливый кулак в запертую дверь. “Кем это – мною? Кто мне сейчас явился во сне? Точно не Крил”. Она снова легла и задремать ей удалось лишь под самое утро.

А к полудню следующего дня Маша принесла букет из листьев.

– Ты не поверишь, – произнесла медленно и таким тоном, будто и сама не верила.

– Да мне все равно, – ответила Дашка, лишь на мгновение отвлекаясь от домашних дел. – Если так важно – уверую во что угодно.

Маша села на пол, показала один лист:

– Это томат.

Достала из букета другой:

– Огурец.

Еще один:

– Кажется, мята. Но я не уверена. А вот ростки смородины, малины… Этот, ветвистый, укроп. И там еще куча всего!

Конопатая смотрела на зелень, пытаясь понять, что все это значит?

– Оно не должно расти в нынешнем мире, да?

– Бинго, детка. Не должно! Если только кто-то не притаранил семена со Шпицбергена, в чем я сильно сомневаюсь.

Дашка взяла один лист, осторожно понюхала. Хотела даже откусить, но передумала.

– А почему тогда выросло?

Маша потянулась к ней, едва не касаясь ее носа своим.

– А почему мы с девчонкой еще не стали волосатыми, безмозглыми уродами?

– Слушай, не говори загадками. Я ничего не понимаю. Если знаешь – объясни!

Властительница отодвинулась, опустив голову. Бросила все листья на пол, разворошила их, разглядывая.

– Не буду утверждать, что знаю. Но я бы сказала, что здешняя зона тормознула. Она свои функции не выполняет. Как все это выросло – я объяснить не могу. Но зона не препятствовала растениям, как раньше, когда они уничтожались неизвестно чем, вместе с животными. И она, похоже, не собирается превращать нас с Белкой в нелюдей.

Они оглянулись, потому что у входа послышался шорох.

– Подслушиваешь?

– Вас и подслушивать не надо, орете как ненормальные.

Белка положила двух птиц, вынутых из силков.

– А что, это правда? – она смотрела на девушек с надеждой. – Мы не изменимся?

Конопатая вздохнула, забрала добычу, собираясь готовить обед.

– Я бы зря не надеялась. Это может быть не насовсемное происшествие. Обманываться всегда очень горько.

Она принялась выдергивать из птиц перья.

“Хочешь стать мною?” – снова постучалось ночью в ее сознание. Даша не открывала глаз, не пыталась встать, но готова была поклясться, что бодрствует. И странная фраза, возникшая в голове, не сон.

“Кто ты?”

“Один из многих. Теперь мы везде. Вокруг тебя постоянно”.

“Что значит – стать мною?”

“Позволим тебе слиться с нашим общим разумом”.

“Зачем?”

“Та, что лежит рядом с тобой, не оправдала надежд. Мы думали, что она справится, добавляли в ее мысли злобу, а в головы остальных желание ей подчиняться”.

“С чем она должна была справится?”

“С большой чисткой. Но помогать – ошибка. Этого недостаточно. Требуется полное слияние. Ты же знаешь, как зрение и слух могут становиться острее. Знаешь, как здорово нащупывать чужих и себе подобных на расстоянии. Все это усилится во множество раз!”

“Что еще за большая чистка?”

“Ты знаешь…”

Конопатая не выдержала, вскочила. Посмотрела на мирно спящую Машу, мысли которой в последнее время крутились только вокруг беременности. Невозможно было представить, что еще недавно она командовала армией, приказывала убивать и разрушать.

Дашка выскочила на улицу, вдохнула свежего ночного воздуха. Быстро спустилась по самодельной лестнице на землю, встала на четвереньки и, на ходу превращаясь в нелюдя, бросилась к лесу. Она мчалась среди деревьев, огибая пространство, занятое каменным лабиринтом и стартовой площадкой. Всматривалась, прислушивалась. В какой-то момент уцепилась за ствол секвохи, забралась почти до самой верхушки.

Ничего. Ни малейшего намека на присутствие человека или мутанта. Лишь двое, спящие в хижине.

“Ты знаешь!” – снова зазвучало в ее сознании, еще громче и отчетливее, будто ей говорили на ухо. – “В большой чистке нуждается вся планета. И мы попробовали. Но вы разбегаетесь, как насекомые, отличаясь от них только разумом, который пытается придумывать все новые и новые способы размножения. Люди говорят – не можешь победить, возглавь. Мы так и поступим. Теперь не стравливая вас, а забирая под свое крыло”.

Конопатая оглядывалась, тщетно надеясь разглядеть, почувствовать в ночном лесу хоть кого-то.

“Нам нужна ты. С твоими способностями, твоим долголетием. Могли бы и сами вырастить такое существо, но потребуется время, много усилий. А ты уже здесь, рядом с нами”.

“Я не одна такая. Есть еще. И разве не вы их создали? И меня?”

“Нет. Мы создали простых мутантов. Ты – дело рук человека. Умных людей, среди вас всегда были такие. Они взяли наш рецепт мутации и усложнили его, усовершенствовали. Думали, что это – спасение цивилизации от большого заражения, которое мы устроили. Но заражение оказалось шустрее. Что ж, теперь ты узнала все, что хотела? Терпение наше не безгранично”.

“А если я откажусь?”

“Печально. Ради нового плана мы схлопнули все точки трансформации. Восстановить их будет сложно. Да и нет такого желания. Весь интерес в новых экспериментах, в жестком управлении. Не отказывайся! Нам нужен управляющий. Будешь на вершине нового мира”.

“Кто вы? Почему я вас не вижу?”

“Видишь. Но не понимаешь, что это мы. Соглашайся и узнаешь все”.

“Какой бы меня не создали, я – человек. А вы нет. Вы пришли к нам не с миром. Вы захватчики. Как я могу быть с вами?”

В этот момент Конопатая не просто понимала чьи-то мысли, она чувствовала эмоции. Будто над ней смеялись.

“Захватчики? Нет. У нас честный бизнес. Мы купили вашу планету”.

“Купили?! Как это возможно? У кого?”

“У кого можно купить планету людей, как не у самих людей? Вы очень предприимчивая раса. Те, кто занимал в вашем обществе высокое положение, вас и продали. Теперь они живут рядом с другой звездой. Но это не важно, важен лишь твой ответ. Так ты согласна? Или нам придется думать над иными решениями”.

Она слезла с секвохи, оглянулась еще раз и, никого так и не увидев, медленно побрела обратно. Преодолев полпути встала на ноги, отряхнула розовые ладони от лесного мусора. Конопатая не знала – влезут ли они в ее голову снова, если она этого не захочет? Читают ли они вообще ее мысли? И что будет, если она перестанет им отвечать? Насколько могущественны те, кто присвоил себе Землю? Где границы их возможностей? Ведь не зря они пытаются внедрить новый план освоения, поставив крест на предыдущем. Значит, можно бороться?

Маша сразу заметила, что с Конопатой не все в порядке: немногословная, задумчивая, с темными кругами вокруг глаз. Она была не похожа на саму себя.

– Плохо спала?

Дашка смотрела на лес и не сразу ответила.

– Да. В зоне я вообще плохо сплю.

– Тебе надо… Ох! Ой-ой-ой…

Маша присела на корточки, схватившись за живот.

– Что? – Конопатая подскочила к ней, взяла за руку.

– Похоже, начинается. Без объявления…

– Идем внутрь. Я помогу, держись!

В доме стояли три самодельных ведра, неуклюже сделанных из коры. Дашка знала, что вода может понадобиться в любой момент, поэтому старалась держать их полными.

– Все хорошо, не переживай, – пыталась она успокоить подругу, которая когда-то была ее врагом. – Женщины делали это и до тебя, будут и после. Так что ничего нового. Садись.

Обернулась на испуганную Белку, шикнула:

– Выйди! Надо будет – позову.

Она заметила, что под роженицей появилось кровавое пятно. “Лишь бы кровотечение не было слишком сильным. Как мы его тут будем останавливать?”

Маша зажмурилась, закричала.

– Все хорошо, все хорошо, – приговаривала Конопатая, не выпуская руки Властительницы. – Знаешь, а я думаю вы обе правы. Нет больше никаких зон, не работают они. И ты, и Белка ни в кого не превратитесь!

На бледном машином лице мелькнула улыбка.

– Зоны… – пробормотала она. – Зона мутации только одна.

– Что?

– Одна… Зона… Вся эта чертова планета – одна сплошная зона мутации. Думаешь, случилась бы на Земле эволюция, если бы не мутировали зверюшки, насекомые, растения? Да и люди… А-а-а! О, боже… Здесь все мутирует с момента появления первых водорослей… Миллиарды лет эволюции. И ради чего? Чтобы каждый раз получалось одно и то же – кто-то убивает кого-то. Мутируем, чтобы убивать эффективнее. Посмотри на нее, – Маша едва заметно кивнула на девочку, подсматривающую за ними с крыльца. – Вырастет, станет такой же, как я. А то и почище.

– Нет, – возразила Конопатая, – она не будет такой.

– Будет, будет. Видишь, как сверкают глазенки? Станет новым витком развития. О-о-о, ч-черт! Ах ты…

Краем глаза Конопатая заметила, что кровавая лужица стала больше.

– А знаешь… – Властительница слизнула с верхней губы капельки пота. – Принесите мне тот огурчик. Ты же видела его, правда? Да, он еще совсем маленький, но я так хотела… настоящий… М-м…

– Белка!

Девчонка тут же оказалась рядом.

– Ты слышала? Принеси огурец!

– Что?

– Ну зеленый такой! – Конопатая попыталась показать руками форму маленького огурца. – Ты же видела!

Девочка испугалась. Но это был нехороший страх. Не тот, при котором взгляд устремляется на причину происходящего. У мелкой глаза бегали ни на чем не останавливаясь. Так переживают не за себя или друга, а за важное, попавшее под угрозу дело.

– Не помню. Извини, но правда – не помню! Я не знаю, где он.

– Тьфу! Сейчас вернусь!

Она сорвалась с места, выскочила из хижины, перепрыгивая ступеньки на крыльце. Бегом, бегом! Чертов лабиринт! Зачем его построили? Только мешает!

Ветер трепал ее рыжие волосы, задувал в порванную в нескольких местах рубашку.

Поворот, еще один! Кажется, здесь. Нет? Да где же он?! Чуть назад… Ах, вот где ты спрятался!

Думала отрезать аккуратно, ножом, но в кармане ножа не оказалось. Похлопала себя по одежде, посмотрела вокруг – не выпал ли на землю? Нет. И в тот момент, когда уже сорвала овощ рукой, услышала короткий, пронзительный вскрик. У Дашки словно оборвалось все внутри.

– Что же я наделала…

Она побежала обратно, во всю свою человеческую прыть, забывая хватать ртом воздух, перепрыгивая некоторые глыбы, чтобы не обегать их кругом. Взлетела по крыльцу, нырнула в полумрак хижины.

Белка стояла с ножом в правой руке, левой она придерживала какой-то темный, испачканный в крови комочек. Маша сидела рядом, прислонившись к стене. В ее глазах, казалось, еще тлеет искра, но она быстро угасала.

Опустившись на колени, Конопатая подхватила голову подруги. Та уже ничего не могла ей сказать, лишь коснулась последним выдохом щеки, усеянной конопушками.

– Ты… зачем?

– Я только перерезала пуповину.

Дашка посмотрела на нее удивленно. Комочек на руках у девочки заерзал, выдал первый, скрипучий крик.

– Очень много крови, – добавила Белка. – Мы ничего бы не смогли сделать.

– Прости. Я подумала…

– Ничего. Я знаю.

Может быть тот, кто проникал в дашкин разум, следил за ними и в нем было что-то благородное, не позволившее встревать в их жизнь ни сегодня, ни на следующий день, когда тело Властительницы было погребено неподалеку от лабиринта. А может, он, как и обещал, стал думать над иными решениями.

Конопатой хотелось верить, что никто больше и никогда не потащит ее решать судьбы мира. Пусть в ее жизни останутся лишь Белка, да крикливый мальчишка, первый живорожденный среди своих соплеменников. Его она точно не назовет нелюдем. Никогда.

Утомленная переживаниями последних дней, девочка долго не могла уснуть. И даже когда притих младенец и настала долгожданная тишина, сон, пришедший к ней, был тревожным. В конце концов она вздрогнула, распахнула глаза. Прошептала: “хочешь стать мною?”

Белка поднялась, нащупала спрятанный в кармане у Конопатой кусок заточенной стали. Она долго смотрела на Дашку, обнимающую черного, покрытого пушком отпрыска Властительницы. Если бы не ее сомкнутые губы, можно было бы подумать, что она с кем-то разговаривает. Белка то хмурилась, то криво улыбалась. Она все крепче сжимала рукоять ножа. И вдруг сорвалась с места, бросилась прочь из дома, шлепая по холодной траве босыми ногами. Она бежала к лесу.

– Белка? – Конопатая подняла голову, посмотрела на вход, за которым уже занимался рассвет. – Бельчонок, ты где? Эй!

Встала, подхватила новорожденного, который тоже заворочался, закряхтел. Вместе вышли на улицу. Она сразу заметила девочку, сидящую в траве у кромки леса. Направилась к ней торопливым шагом.

– Только детских причуд мне и не хватало. Перенервничала, видать, Белочка.

Когда Даша подошла к ней, она заметила множество отметин на стволе одной из секвох. В середину зарубок был воткнут нож.

– Что случилось?

Девочка повернулась к ней.

– Они спросили – “хочешь стать мною?”

Лицо Конопатой, и без того бледное от рождения, стало почти белым.

– А я им наврала всякого, – Белка улыбнулась, – заболтала их. И теперь знаю, кто они.

Дашка сглотнула.

– И… кто?

Детская ручонка указала сначала на ту секвоху, что была изрезана, потом на соседнюю и дальше на все высокие деревья, что находились вокруг обширного поля со стартовой площадкой.

– Каждое дерево – это один из них.

Что-то попыталось вломиться в ее разум, но Конопатая уже понимала, что она сильнее, она не пустит их в свою черепную коробку!

Протянула девочке свободную руку, заставила подняться с травы и, отталкивая Белку назад, пряча ее за спину, попятилась к дому. Она зло озиралась по сторонам, снова чувствуя себя как в том тупике, на Южном базаре.

– Что ж, теперь понятно, зачем вам нужны живые. Сами-то вы ни на что не способны, кроме как пудрить людям мозги. Ну ничего, мы найдем топор. Если надо, я лично найду топор для каждого из вас! Пусть даже на вырубку уйдут столетия. Я могу, вы меня знаете.

*  *  *

Крутой кипяток пролился в прозрачную кружку, заливая конвертик с чаинками и дольку лимона. Рука, испещренная старческими морщинами, поставила кружку на подоконник – пусть остывает.

Жизнь моя теперь измеряется чайными пакетиками. Я их покупаю коробками, по сто бумажных пакетиков в одном картонном боксе. В расход идет три-четыре штуки за день. Сначала кажется, что их внутри много, но стройные ряды редеют, разваливаются, пока не обнаруживаешь, что пора снова идти в чайную лавку.

Я не смотрю на часы, на календарь. Зачем? Мне уже столько лет, что надоело наблюдать за течением времени. И потом, на кухне есть картонная коробка и бумажные пакетики. А из кухонного окна квартиры, арендованной на окраине Северного базара, видны каменные дома, магазины и широкая просека.

Сайт | Телега автора

Продолжение. Начало здесь: Глава 19.

Бежали наугад, постоянно проваливаясь в сугробы, не зная – взять правее, левее, или продолжить прямо? Конопатая думала, что почувствует, если их станут преследовать, но каждую секунду сомневалась: вот екнуло сердце, захолодело в груди, будто опасность шла по пятам. А где же уверенность в том, что рядом, не больше, чем в ста шагах, кто-то есть? Нет уверенности.

– Они увидят следы, – ворчала Маша.

– Иди, не останавливайся, – подгоняла ее Дашка.

Оружия с собой не взяли, только нож, отнятый у того, оставшегося лежать бездыханным в хижине. Если настигнут, надежда лишь на дашкины когти и зубы, на ее нечеловеческую силу и быстроту. Скольких она сможет завалить? Десятерых? А если их будет двадцать или больше? Если они придут с автоматами?

"О небо! Как же я устала!"

Оглянувшись, убедилась, что Маша права – следы глубокие, видно их хорошо, даже в ночи. И ничего с этим не поделаешь. Только обернуться нелюдем, залезть повыше и деревьями, деревьями… Это значит бросить Машу. Нет, не Машу. Не ее одну. Еще и того, кто у нее под сердцем.

Конопатая стиснула зубы, продолжая штурмовать сугробы. Неожиданно девушки кубарем скатились в овраг, по дну которого, должно быть, протекал ручей. Но только летом. Сейчас и эта лесная впадина была завалена снегом, потемневшем в некоторых местах от таяния, от журчащего под ним потока.

– Давай по оврагу, – предложила Маша и повернула налево.

Конопатая шла следом, хоть и ворчала:

– Не поможет. Ручей не открылся, следы все равно видно.

Что-то вылетело впереди из кустов, кувырком, как и они сами минуту назад, скатилось по склону, преграждая им дорогу. "Прозевала все-таки!" – Дашка вышла вперед, загораживая собой спутницу. Она не сразу разглядела, что или кто перед ней. Слишком маленькое для охотника и большое для… Кого? Зверей в лесу нет. Подошла ближе.

– Черт.

Это была девочка. Та, что так внимательно разглядывала Властительницу, когда пленницы еще стояли на коленях у большой хижины, ждали своей участи.

– Что ты здесь делаешь?

– Она следила за нами!

– Да зачем ей…

– Она одна из них. Давай кончим ее!

Конопатая обернулась на секунду, зло сверкнув в темноте глазами.

– Никого мы кончать не будем! Без надобности.

Снова повернулась к девчонке, повторила вопрос:

– Что тебе здесь надо?

– Я хотела за вами, – пробормотала та тихо, но с каким-то стальным, взрослым упрямством в голосе.

– Вот видишь! – снова воскликнула Маша.

– Хотела с вами.

Дашка покачала головой.

– Возвращайся назад. С нами тебе нельзя. С нами ты погибнешь.

– Это вы без меня погибните, – девочка насупилась, косо поглядывая на Властительницу. – Куда идти не знаете, я вас в момент догнала. А они, – кивнула куда-то за спину, – еще быстрее догонят, как только хватятся.

Конопатая переглянулась с Машей.

– А ты что, знаешь? Куда надо идти?

Девочка пожала плечами.

– С собой возьмете – скажу.

– Да зачем нам тебя с собой!..

Даша подняла руку, призывая к тишине.

– Как зовут?

– Белка.

– И ты, Белка, правда знаешь, как нам уйти? Так, чтобы не догнали, чтоб не нашли?

Девочка кивнула.

Конопатая снова прислушалась к себе, пытаясь понять – идут ли уже за ними? Нет, тихо. И чувство опасности исчезло. Видно, оттого было беспокойство, что мелкая шла по пятам. А может и легкость в душе появилась потому, что она, мелкая, в самом деле должна вывести их из западни, указать единственно верный путь?

– Ладно, пойдешь с нами.

– О-о-о, – недовольно протянула Маша.

Белка на удивление резво, почти не проваливаясь в снег, забралась по склону на другую сторону оврага. Махнула рукой, призывая следовать за ней. Иногда нужно было приостанавливать ее окликом – больно уж шустро лавировала девчушка между деревьями, просачивалась сквозь заснеженные кусты. Лишь раз замерла, чтобы черпануть пушистой горсти снежинок, запихать их в рот.

Времени прошло не так много, но Конопатой, а тем более Властительнице эта пора показалась вечностью. Они все так же пробирались через лес, оставляя за собой следы, по которым их нашел бы даже самый зеленый, неопытный охотник. И не было ничего, что помогло бы им скрыться, запутать преследователей, которые вот-вот должны хватиться, броситься в погоню.

– Она дурит нам голову, – тихо сказала Маша. – Разве можно было довериться какой-то…

Лес расступился, троица оказалась у поваленных, грубо отесанных деревьев, выложенных уходящим в бесконечность рядком, словно это была одна из тех древних дорог, что строили прежние. А впрочем, кто их знает, как выглядели те дороги?

Бревна были положены давно, успели потемнеть, но за последние теплые деньки оттаяли и на них совсем не было снега. Не на чем было оставить след. Пожалуй, только мутант смог бы почуять проходившего здесь человека.

– И что толку? – снова подала голос Властительница. – Понятно, что если наши следы привели к дороге, значит по ней и догонять станут.

– Там развилка, – спокойно ответила девочка, указывая вперед. – Из одной деревяшки отходят еще две. Я слышала от искателей, что летом тут болотина, самое узкое место в топи. Если обходить, то на несколько дней крюк. Потому и положили деревья.

– И все-то ты знаешь, – Маша сплюнула.

Впереди действительно показалась развилка – не слишком аккуратная, совсем не симметричная, но дающая путнику равноценный выбор из трех направлений.

– Разделятся они на три группы и все дела, – не успокаивалась Пришедшая.

– Налево не пойдут, – уверенно заявила Белка.

– Чего это не пойдут?

– Там даже зимой вода из болота поднимается, заливает округу.

Конопатая остановилась. Оглянулась еще раз, но ничего не почувствовала. Посмотрела на три ответвления.

– А нам какой резон в воду соваться? Утонем же.

– Только не говори, что знаешь, как по воде ходить, – усмехнулась Маша.

Девочка тоже смотрела на оставленные позади лесные заросли, опасалась, что могут появиться преследователи.

– Как по воде ходить не знаю. Но там и воды обычно с ладонь, – поставила свою ладошку ребром, показывая глубину. – А под ней лед.

– А подо льдом?

– Топь. Но меня лед держит, думаю, что и вас выдержит, – поспешила она их успокоить. – Вот охотники – те боятся. Оно и правильно, тяжелые они.

Все трое топтались на месте, не решаясь выбрать направление. В другой раз инициативу взяла бы на себя Властительница, но теперь она понимала, что целиком зависит от Даши. Молчала, ждала, когда девушка-оборотень примет решение.

– Да чего уж… – Дашка повернула налево. – Можно подумать, что есть другие возможности. Ведь нет? Других?

Девочка просияла, будто ей сделали подарок.

– Не, какое там! Прямо или направо по деревяшкам почти день можно идти. Десять раз догнать успеют! А свернуть – опять следы в снегу.

Левая дорога из деревяшек закончилась гораздо быстрее, чем через день. Не прошли и тысячи шагов. Сначала бревна стали шевелиться под ногами, пропускать между собой воду. Потом пришлось перешагивать через проемы, где дерево встало дыбом, а то и вовсе ушло куда-то вглубь. Наконец дорога закончилась и перед ними осталось безбрежное поле, почти полностью покрытое водяным слоем, отдающим свое подземное тепло в холодный зимний воздух. В клубящихся испарениях тут и там торчали кривые стволы болотных деревьев и кустов.

– Я бы сюда по доброй воле не сунулась, – Маша топнула ногой, разбрызгивая воду, проверяя прочность льда. – Кто его знает – что это вообще за туман? Может им и дышать-то нельзя.

Дашка подтолкнула ее в спину.

– Надо отойти подальше, а то мало ли. Придут, увидят нас…

– И чо? Следом пойдут?

– Не пойдут, а шмальнут тебе в спину из автомата и все дела! “Чо”… Шевелись!

Маша вздохнула, тоскливо посмотрела на небо, уже посветлевшее на востоке, и двинулась в указанном направлении.

Разбрелись друг от друга на расстояние шагов в десять-пятнадцать. У побега были и свои плюсы: никакой поклажи или тяжелого оружия, ничего им не мешало, не добавляло веса. Но все равно ступать старались осторожно, с опаской упираясь в скользкую поверхность. Одна только Белка ничего не боялась, готова была ускакать вперед. Насилу себя сдерживала, оглядывалась назад, поджидая отстающих спутниц.

Остановились, когда бревенчатый край дороги, торчавший из воды, пропал в тумане.

– Не заплутаем? – с тревогой поинтересовалась Конопатая.

– Чтобы заплутать, надо потерять правильное направление, – ответила Белка.

Дашка прищурилась, еще не понимая, что девчонка имеет в виду.

– Это ты сейчас к чему сказала?

– К тому, что я понятия не имею, куда дальше и что там, впереди. Я ж не дура одна по болоту ходить – не проверяла, извините.

Маша выругалась, грубо, витиевато, смешивая слова людей, живущих в гнездах, с теми словами, что узнала когда-то от отца и из старых книг.

– Я ее утоплю, – она указала пальцем на Белку. Та посмотрела на Властительницу странно, почти как тогда, в лесном лагере. Так, будто перед ней возникло чудище из детских кошмаров.

– Стой, не двигайся, – сказала девочка Пришедшей.

Та не послушалась, шагнула вперед.

– Стой!

Но было поздно. Правая нога Властительницы провалилась по колено, потом что-то хрустнуло под левой и Маша в одно мгновение ушла под воду с головой. Конопатая бросилась к ней, остановившись лишь в нескольких шагах от полыньи. Дыра во льду чернела неровными краями. Трещины, расходящиеся во все стороны, прикрывались слоем мутной жижи: сделай еще хоть одно движение – лед проломится и под тобой. Дашка ждала, всматриваясь в воду, но Властительница не выныривала.

– Ветку! – крикнула она девчонке. – Сломай длинную ветку, покрепче!

Дальше ждать не стала, в два прыжка добралась до полыньи, чувствуя, как трещит под ногами и не задумываясь нырнула. Жидкий холод сомкнулся над ее рыжей макушкой. Света здесь почти не было. Грязная, непрозрачная вода. Можно рассчитывать лишь на те чувства, которые не принадлежали роду человеческому.

Конопатая повернулась кругом, отталкиваясь от струящейся между пальцев жижи. Не задумываясь рванулась в выбранном направлении и почти сразу наткнулась на тело. Оно еще вздрагивало, кулаки ударялись в лед над головой, но, когда Дашка схватила Пришедшую и потащила к спасительному проему, та затихла.

Вынырнули вместе. Держать Властительницу на плаву было непросто, она гораздо тяжелее Конопатой. Рыжая подгребла к краю полыньи, постаралась на него опереться, но лед тут же сломался. Снова движение вперед и опять неудача. Еще несколько раз она пыталась забраться на скользкий край и, хотя ей казалось, что чем дальше, тем тверже становится лед, он все равно ломался.

– Белка-а! – крикнула она, чувствуя, как голос теряет силу, становится хриплым. – Белка, давай ветку!

Девчонки не было видно. Осталось совсем немного до того момента, когда придется выбирать – бросить Машу или уйти на дно вдвоем. И не поможет даже темная сторона. Замерзла Дашка, выбилась из сил, не получится у нее. У каждого организма есть свой запас прочности.

Подняла голову, уже не надеясь на спасение.

Девочка стояла напротив, шагах в пяти. Держала в руке длинное, кривое деревце. “Как и выломала его?” Конопатая протянула руку, но Белка не торопилась вытаскивать утопающих. Невозможно было поймать ее взгляд, потому что она неотрывно смотрела на бледное лицо Властительницы.

Наконец в ладонь Конопатой лег такой же холодный, как вода, кусок дерева. Она сжала его из последних сил, чувствуя, что с той стороны хрупкие ручонки тянут его к себе. Еще несколько раз лед ломался, потом два промокших тела заскользили по твердой поверхности. Не решаясь встать на ноги, Дашка доверилась девочке – авось вытянет! Белка вытянула. Там, где уже можно было не опасаться нового провала, бросила деревяшку, прислонилась спиной к другому кривому стволу.

Конопатая несколько раз надавила Маше на грудь, заставляя воду с бульканьем выходить изо рта.

– Давай… Давай же, стерва! Живи!

Властительница захрипела, закашлялась. Повернулась на бок, продолжая выдавливать из легких, выплевывать остатки воды. Подняла веки, посмотрела мутным взглядом сначала на одну спутницу, потом на другую. Чтобы спастись, всем троим нельзя было медлить, оставаясь здесь, на льду, в центре болота.

– Нужен костер, – сказала Дашка. – Как думаешь, далеко до леса?

Белка растерянно развела руками.

– Я не знаю.

И, словно решая все их сомнения, показывая, что идти можно только вперед, раздался далекий треск автоматной очереди. Пули достигли того места, где троица застыла в нерешительности, пронеслись росчерками в предрассветной мгле, ломая попадающиеся у них на пути ветки. Конопатая спряталась за дерево, хотя понимала, что при точном попадании пуля пробьет и дерево, и того, кто за ним стоит. Но больше выстрелов не было. Над болотом снова повисла гробовая тишина.

– Ну вот, – сказала она тихо, поворачиваясь к Белке, – а ты говорила, что налево не пойдут.

– В топь все равно не сунутся, – упрямо доказывала свою правоту девочка. – Они нас не слышали, далеко же. Наугад стреляли, на всякий случай.

Дашка наклонилась, помогла Властительнице поднятся, хоть та и шевелилась с трудом.

– Идем. У нас с ней слишком мало времени, чтобы не окочуриться от холода.

Маленькая девочка, несмотря на то, что она вытащила их из полыньи, не могла сейчас оказать серьезную помощь. Машу, едва переставляющую ноги, Конопатая волокла на себе. Она чувствовала, как руки ее немеют и понимала, что даже если сейчас они выйдут к лесу, собрать что-то горючее и разжечь костер она все равно не сможет.

– У нее в кармане, – кивнула головой на правую сторону машиной куртки, – есть железная штука, зажигалка. Огонь не дает, но искрами сыпет исправно.

Белка кивнула.

Они бы не дошли, если бы день, разгорающийся благодаря взошедшему солнцу, не был по-весеннему теплым. И одежда, вопреки ожиданиям, не встала колом, не замерзла.

Болото закончилось неожиданно. Казалось, что только сейчас их окружали редкие, чахлые деревца и вдруг за ними показались разлапистые ели, а ноги перестали скользить по льду, хлюпать в воде.

Конопатая остановилась, позволила Маше свалиться в снег. Она ничего больше не могла сделать – ни для себя, ни для нее…

Кажется, прошла вечность, прежде чем она снова открыла глаза. Непонятно – день еще, или снова наступила ночь? Все тело вздрагивало, ее бил озноб. И даже языки пламени, которые плясали совсем рядом, обдавая ее жаром, не могли помочь. Чьи-то маленькие ручонки протянули кружку с теплой водой. Конопатая сделала несколько глотков и снова впала в забытье.

Ей снился злой разговор, с угрозой, на повышенных тонах, но слов она не понимала. Во сне стало, наконец, тепло, а до чужих слов – пригрезившихся или настоящих – ей не было дела.

Дашка болела дольше Маши. С удушающим, надоедливым кашлем, со свистом в груди. Мелкая приносила какие-то коренья, говорила, что они полезные. Какая разница? Жрать все равно нечего, так пусть будут корешки. Несколько раз Белка ловила в самодельные силки птиц – с таких мясом не разживешься, зато бульон не пустой, с наварчиком.

Когда болезнь стала отступать и Конопатая просыпалась уже не для того лишь, чтобы попить и поесть, она заметила, что в их тесной компании что-то произошло. И Белка, и Маша разговаривали с ней, как ни в чем не бывало. Но между собой они не общались.

– Она меня ненавидит, – сказала Властительница, когда девочка снова ушла в лес. – Поздравляю, вас теперь двое.

– За что ненавидит?

– Ты разве ее не узнала? Не показалась тебе знакомой ее маленькая рожица?

Дашка задумалась на мгновение, мотнула головой из стороны в сторону. Мало ли с кем она могла встречаться. В гнезде Говорящего или на Южном базаре…

– В гнезде, – подсказала Маша. – Ее отец… Он как-то раз дал по морде моему охраннику. Ну и я… приказала утопить его в проруби.

Конопатая раскрыла рот от удивления, посмотрела по сторонам – действительно ли девчонка ушла, не топчется ли еще неподалеку? Убедившись, что ее нет рядом, подсела ближе к Властительнице.

– Так она пошла с нами для того, чтобы…

– Для того же, для чего и ты, – Маша спокойно смотрела ей в глаза, казалось, что она даже улыбается. – Да, не дала мне утонуть. Но, я так думаю, только для того, чтобы сделать все своими руками. Пару дней назад я проснулась, а она сидит у меня на груди и тычет в шею ножом.

Маша отодвинула край воротника, показывая порез.

– Но, как оказалось, убить человека непросто. Особенно если ты от горшка два вершка и делаешь это впервые.

Дашка шумно вздохнула, до хруста сжала пальцы сначала на одной руке, потом на другой.

– Она попробует снова?

– Можешь не сомневаться.

Некоторое время тишину нарушал лишь треск костра и порывы теплого, весеннего ветра. Потом Конопатая опустила голову и застонала.

– М-м-м… Ну почему? Почему?! Сначала эта бессмысленная война, а теперь, когда мы наедине друг с другом и в любой день можем сдохнуть от голода, холода или чужой пули, у нас в голове лишь месть? Идем рядом для того, чтобы… Это неправильно. Так не должно быть!

– Если продолжим идти к космодрому, вам не придется меня убивать. Там я перестану быть собой, – в глазах Маши мелькнуло нечто, похожее на суеверный ужас. – Даже не знаю – что хуже?

Они не придумывали себе иной путь. Теперь, когда отобранный смарт валялся где-то в охотничьем лагере, путь к намеченной цели занимал гораздо больше времени и требовал совсем иных усилий. Много раз им приходилось скрываться, пропуская отряды – иногда числом меньше десяти человек, а иногда и в несколько десятков. Надеяться на то, что людей станет меньше, можно было только рядом с одной из зон. Выбора не оставалось.

Снег в лесу почти растаял, весна вступила в свои права. Уже повсюду зеленело и под ногами стали появляться первые цветы, распускающиеся маленькими желтыми солнышками.

Конопатая опасалась, что уж после злосчастного купания в холодной проруби Маша наверняка потеряет ребенка. Но живот у Властительницы округлился и продолжал увеличиваться. Как она сама сказала – “оно вцепилось в меня мертвой хваткой”. А в один из пасмурных, дождливых дней, когда стояли втроем под большим деревом, она ойкнула, нащупывая что-то под самым пупком.

– Шевельнулся.

Окончание главы здесь.

Сайт | Телега автора

Окончание главы. Начало здесь: Глава 19.

Вот и день стал клониться к закату. Долго спорили – разводить ли костер? Но вода во флягах кончилась, нужно было топить снег, не говоря уж о том, чтобы хоть немного согреться.

Сидя у догорающих поленьев, с трудом перебарывая сон, Конопатая смотрела на спутницу и думала, как ей казалось, о том же, о чем и она: как им лечь рядом? Пусть даже для того, чтобы не замерзнуть. Но как заставить себя поверить, что ночью эта тварь не пырнет ее ножом? А главное – как преодолеть брезгливость и ненависть?

– Никто не заставляет, – догадалась о ее мыслях Маша, – но сама понимаешь – зима еще не отступила, ночью будет холодно. Даже охотнички мои укладывались парами, а то и кучей.

Она подняла голову, надеясь увидеть звезды. Это всегда помогало ей, отвлекало от убого мира, в который превратилась Земля. Там, среди звезд, еще летало несколько спутников, от которых можно было поймать сигналы. Хоть и призрачная, но все-таки связь с лучшими временами, с расцветом человечества.

Звезд на небе не было. Все заволокли серые тучи и хорошо, если из них не посыпятся ночью ледяные крупинки.

– Боишься? – спросила она Конопатую. – Если уж по правде, то бояться должна я. Ночевать спиной к спине с нелюдем…

– Это еще вопрос, кто из нас нелюдь, – проворчала Дашка в ответ и стала укладываться рядом с Властительницей.

"Какого черта? Моя жизнь утратила смысл. Убьет меня она, холод, или один из тех головорезов, что размахивали сегодня клинками в городе, если он тоже сбежал и теперь заметит в лесу огонек их костра… Нет никакой разницы.

Головорез пришел не один. Они появились разнузданной, горланящей компанией. Человек десять, а то и больше. Шли с факелами и, как ей подумалось, по их с Машкой следам. Но потом свернули, отдалились, чтобы вскоре вернуться с другой стороны.

"Нет, не похоже, что идут по следам. Иначе бы уже здесь были. Просто носит их по лесу зигзагами, видно набрались в городе ворованной настойки".

Вскочила, проснувшись, и Маша. Конопатой пришлось схватить ее за руку, приложить палец к губам. Вернее всего это ее подданные, охотнички, как она их сама назвала. Но только теперь они вряд ли признают ее Властительницей. Что там осталось от армии? Такие вот банды, живущие своим разгульным счастьем, радующиеся, что живы и готовые поквитаться с теми, кто их на войну отправил.

– Всех! Всех забрал ночной дух! – орал кто-то диким голосом. – И нас заберет!

– Тебя первого.

– Нет! Первым ее забрал. А жаль, я бы…

– Разворачивай, мы тут уже были.

Их голоса еще долго раздавались в темноте, пока, наконец, охотники не растворились в чаще древнего леса. Дашка позволила себе шумно выдохнуть. Обе они не пытались прятаться, лежали так же, как устроились на ночевку. Ждали своей участи.

– На этот раз пронесло, – сказала Маша. – Но они не последние. В лесу будет много таких групп. Согласна?

Конопатая пожала плечами.

– Что? – не унималась Властительница. – Думаешь – не стоило ли их позвать? Пожалуй, ты бы успела вскарабкаться на дерево и уйти по верхам, понаблюдала бы со стороны, как они “благодарят” меня за неудачное дело. Признайся, что была мысль!

– Дура ты, Мария. Всех по себе судишь.

Дашка легла, отворачиваясь от спутницы.

“Хотя права стерва. Эти наверняка не последние. Не будет нам покоя в лесу”.

– Должно быть тихое место, – они снова шли вперед, стараясь, чтобы поднимающееся над лесом солнце оставалось по правую руку. – Тайга большая. Неужели негде спрятаться?

Конопатая посмотрела на Машу, постоянно оглядывающуюся по сторонам и уже битый час ноющую о "безопасном месте в лесу".

– Гнезд много, – ответила она. – И хотя мужиков после твоего "дела" станет сильно меньше, их охотничьи ловища перекрывают все вокруг. Где бы ты не решила построить жилье, рано или поздно придут, обнаружат.

– Что же нам делать?

– Или с кем-то договариваться, искать покровительства… Хотя… Даже не знаю – нужна ли ты теперь кому-то?

– Или?

– Или уходить совсем в другую сторону. Где люди точно не живут.

– На восток? Я на восток не пойду. Вот уж где сторона нелюдей! Почище юга или запада будет. Оттуда же пришли такие, как ты? Не в меру умные, да меняющие облик. Неизвестно еще, что их там генерирует. На берег моря – другое дело. Да если еще остров подходящий найти… Но, конечно, жизнь там налаживать трудно. В том месте, где мы с отцом жили, все уже обустроено было, только туда чужие пришли, с северо-запада. Теперь уж они это место в покое не оставят, регулярно наведываться будут. Да что говорить, если они и до гнезда Говорящего потом добрались.

Маша остановилась, чтобы перевести дыхание. Конопатая смотрела на нее, прищурившись, потом спросила:

– Какой срок?

– Не знаю, – устало ответила Властительница.

– А…

– Тоже не знаю, – раздраженно перебила девчонку. – Не один мужик был и не два. И не только мужик.

– Мутанты потомства не оставляют.

– Это да, – она с сомнением погладила живот. – Ладно, пойдем дальше.

Моменты безудержной болтовни, когда обе говорили что-то друг другу, рассказывали, расспрашивали – в сущности, ни о чем, чтобы просто убить время, чтобы не было страшно от безысходности – сменялись долгими молчаливыми паузами. В такие моменты затишья каждая вдруг вспоминала, что недавно потеряла близких людей и вся ее жизнь разрушена, а рядом теперь враг и от этого никуда не деться. Надо привыкать, смириться, или…

Можно было покончить со всем – быстро, без лишних раздумий. У каждой есть огнестрел. Сначала ее, потом себя. Но обе продолжали идти в неизвестность, поправляя тяжелые для хрупких женских плеч автоматы.

Ночью Маша проснулась оттого, что спиной почувствовала холод. Обернулась – девчонки рядом не было. "Бросила? Ушла?" Пришедшая вскочила, оглядываясь. Человеческие глаза, да еще спросонья, не могли видеть в темноте так же хорошо, как глаза нелюдя. И все-таки она разглядела в ночи силуэт. Подошла ближе. Дашка тоже почувствовала ее, обернулась.

– Не спится?

Конопатая долго молчала, потом прошептала с плохо скрываемой злостью:

– Зачем? Зачем ты все это сотворила? Он снится мне. Я обещала ему, что… вместе… до конца… что уйду вместе с ним. А он теперь снится.

Упала на колени, закрыла лицо руками. Сначала рыдания были бесшумными, потом она завыла – не стесняясь, на всю округу. Маша молча смотрела на вздрагивающий во тьме силуэт. Сжимала зубы до скрипа, душила в себе злость, ведь перед ней была та, которая убила Прыткого, человека, смущенно опустившего голову, когда Властительница спросила – "влюбился?"

Она прижалась спиной к дереву, сползла по его стволу на снег. Чувствовала, что и ее глаза наполняются слезами. "Зачем я это сотворила? Я хотела создать свой мир. Почему он должен был быть хуже этого? Может, он был бы лучше. Пусть не сразу, но когда-нибудь, потом..." Не удержалась, заплакала. Тихо, стесняясь своей слабости. В какой-то момент ей захотелось подползти к Даше и обнять ее. Получить тепло и сочувствие, подарить свое. Побоялась. Даже представить себе не могла, что Конопатая, несмотря на свою боль, чувствовала то же самое. Так и выплакали всю ненависть друг к другу, все горе, стоя на коленях в снегу, в шаге друг от друга.

Проспали до солнца в зените, пока холод, несмотря на прижавшиеся тела, не стал пробирать до костей. Развели костер, согрелись огнем и горячей водой, позавтракали. Стоило бы вести себя с опаской, но нервы у девушек были так измотаны, что на осторожность они уже не обращали внимания.

Отправились в путь, сверившись с навигатором в машином смарте. Днем она держала его болтающимся на ремешке, надетом на шею, чтобы устройство подзаряжалось от солнечного света. Само светило уже пересекало небосвод и ориентироваться по нему было неудобно.

– Ты, это… за вчерашнее…

Маша отмахнулась.

– Не бери в голову. Рано или поздно все равно стали бы выяснять отношения. Пусть лучше так, по-бабски, со слезами и соплями, чем… – она похлопала рукой по автомату. – Да и не последние это разборки, надо думать. Не зря же ты со мной идешь.

Она покосилась на спутницу, но та ничем не выдавала своих намерений. Даже если Конопатая до сих пор считает, что надо подарить жизнь ребенку, а матери отплатить за все, вслух она об этом не говорит. "А вдруг еще передумает? Найдем место для жизни, останемся вдвоем. Всякие же чудеса случаются".

Трое мужчин, преградившие им дорогу, появились словно из ниоткуда. Маша вскинула автомат, но Конопатая положила руку на его ствол, заставляя опустить. Она смотрела назад и там, за их спинами, стояли еще четверо, целясь в девушек из арбалетов.

Оружие и мешки пришлось бросить. Их обыскали, руки связали за спиной. Повели куда-то. Было слышно, как перешептываются те двое, что идут в нескольких шагах позади:

– Она это, уж я узнал!

– Да не, не может быть.

– Точно тебе говорю!

К закату привели в расположение лагеря. Вроде бы и гнездо – женщины, дети, скарб какой-то. Однако по всему видно, что временное это прибежище. Из всех жилищ только три наскоро возведенные из палок и шкур лачуги, одна чуть больше остальных.

– Скоро главный придет, – сказал конвоир, заставивший их сесть у большой хижины, – он вас и определит, какая на что сгодится.

Криво ухмыльнулся, пошел по своим делам, оставив двух охранников.

Маша с Конопатой сидели молча, но, пообвыкнув, убедившись, что и внимания-то на них не обращают, решились заговорить.

– Некоторых я видела в гнезде Говорящего, – сказала Дашка.

– Угу, – ответила пришедшая, – а кто-то был в отрядах, шедших на Южный базар. Рожи знакомые. В общем, шайка из беглых. Может, костяк из одного гнезда, но остальные случайно прибились, спасаются от других таких же бродяг, защиты ищут. Самое раздольное времечко для любителей в мутной воде барахтаться, свое племя создать, в руководчики выбиться.

К ним подошла девочка – мелочь, лет шести или семи. Равнодушно поглядела на Конопатую, остановилась напротив Маши. Смотрела долго, пристально, совсем не по-детски.

– Чего тебе? – не выдержала Властительница.

Девчушка не ответила, пошла прочь.

Маша сглотнула, безуспешно попыталась шевелить связанными, затекшими руками.

– Как думаешь, – спросила тихо, чтобы не слышали охранники, – смогла бы ты справиться… в том виде… ну, ты понимаешь.

– Не хочу больше никого убивать.

– У-у, приехали. Знаешь, жизнь – она ведь штука такая. Или кончай с ней, или борись за нее. А просто витать в облаках и жалеть себя не получится. Кто-нибудь за горло возьмет и так отжалеет, что, хочешь не хочешь, а начнешь когти выпускать.

Замолчали, потому что к ним приближался, окруженный охраной, широкоплечий, высокий мужик. Кажется, о татуировках в его роду не слышали, поэтому и лицо, и все открытые части тела были разукрашены узорными шрамами. Остановился рядом с пленницами, посмотрел на одну, потом на другую. Широко улыбнулся.

– Здравствуй, Властительница! Где же твоя охрана? Эта вот, что ли? – он с усмешкой кивнул на Конопатую. – Больше на прислужку похожа. Меня-то помнишь?

Маша не стала делать вид, будто она не та, за кого ее принимают.

– Смутно, – ответила спокойно, не удостоив мужчину ответным взглядом, иначе ей пришлось бы смотреть на него снизу вверх. – Много вас было в последнее время.

Он приподнял ее голову за подбородок.

– А я и не претендую. Смутно, так смутно. Должность занимал небольшую, ты и руководчика-то нашего премудрого пару раз всего видала, пока ему на базаре весь ум на пику не намотали, а уж меня… Но вишь, как жизнь распоряжается? Теперь мой черед приказы отдавать!

– Со второй что делать? – спросил кто-то из свиты.

– Оприходую обеих. Ко мне тащи!

Девушек подняли, отвели внутрь большой лачуги, где снова поставили на колени. Сопротивления главный не опасался, выгнал из дома всех сопровождающих. Скинул шкуру, обнажив мускулистый, изрисованный ножом торс. Взял большую флягу, запрокинул ее над головой, делая жадные глотки, позволяя пахучей, крепко настоявшейся жидкости проливаться по подбородку. Отбросив опустевшую емкость он довольно крякнул и приблизился к Маше.

– Пришел час, когда Властительница будет ублажать охотника. Открывай рот!

– Отвали от нее, – сказала Дашка едва слышно. Она и вовсе говорить ничего не хотела, надеялась сдержаться, перетерпеть. Смириться с тем, что сейчас и Машу, и ее… В первый раз что ли? Мир жесток. Но не смогла, не стерпела.

– Ох ты, Властительница – твоя охрана проснулась! Ха-ха! Ну сейчас мы ей покажем… Смотри, охрана, к чему тебе нужно приготовиться.

Он поднял Машу, словно пушинку, бросил ее на тряпичное ложе. Стал снимать с себя остатки одежды. Пришедшая смотрела на него без страха, но из-за брезгливости с трудом сдерживалась, чтобы не начать брыкаться и кричать, тем самым доставив ему еще больше удовольствия.

Навалился. Даже не стал снимать с нее штаны, лишь стянул с бедер, закидывая ее ноги себе на плечи. За спиной охотника появилось что-то темное и в тот момент, когда Маша готова была вскрикнуть от грубого вторжения, мужчина захрипел. Схватился за шею, стал медленно заваливаться на бок. Тело его, уже бессознательное и почти безжизненное, вздрогнуло – его оттащили в сторону.

– А говоришь "не хочу больше", – проворчала Властительница.

– Ах-р-р-р!

Дашка перевернула ее на живот и острым когтем, чуть задев кожу, разрезала путы.

– Эй, осторожнее.

Маша села, потерла запястья. Подтянула штаны.

– Что дальше? Придут же сейчас.

– Ты повизжи, – прорычала Конопатая, оставаясь в темном обличье, – пусть думают, что все в порядке.

Маша закатила глаза, но согласилась, сделав над собой усилие:

– А-а, не-е-ет! Не надо, не-ет!

– Талантливо. Хижина стоит у заваленных снегом кустов. Разрежем здесь, уйдем через кусты. Заметят не сразу.

– А дальше?

Дашка уже отвернулась от нее, принялась осторожно вспарывать стену. Прорычала, не оглядываясь:

– Только в одно место не пойдут за нами. На космодром, в центр зоны.

Заключительная, 20 глава будет опубликована в ближайшие дни.

Сайт | Телега автора

Продолжение. Начало здесь: Глава 18.

– Шевелись, шевелись!

Крил подгонял тех, кто зазевался. Они спешили навстречу шумной свалке, к месту, где столкнулись и теперь отчаянно пытались уничтожить друг друга две армии. Каждый перемалывал врага чем мог – пиками, ножами, а то и голыми руками.

– Чего торопишься? – пытался образумить большелодочника Жилявый. – Помереть всегда успеем.

Ни он, ни его приятель Меткач лезть на рожон не хотели. Да и те немногие, что остались в живых в присоединившемся к ним отряде, смотрели по сторонам со страхом, а вовсе не с желанием немедленно броситься на врага. И только указывающий дорогу Константин сверкал глазами – молодая, горячая кровь будоражила его сознание.

“Война – дело таких, как он”, подумалось Конопатой. “А мне бы сейчас прочь отсюда, в какую-нибудь избушку на берегу реки или озера. Подальше от всех, и от людей, и от нелюдей… Разве только Кирюха, тот бы пусть оставался. Больше никто”.

Вышли к дому, торчащему над прочими обгоревшей свечой. Крил поднял голову.

– Я поднимусь. Надо сверху глянуть, прикинуть, что и как.

– Давай с тобой, – предложил Меткач.

– Нет, ждите внизу. Я легкий, а под тобой, да еще если под нами двумя, обрушится. Он и так на честном слове стоит.

Осторожно вскарабкался по обугленной лестнице. Сначала на второй этаж, потом на чердак. Забрался на сиротливые, лишившиеся кровли стропила, огляделся. Город вокруг пылал и наполнялся криками, казалось, что смерть и хаос повсюду, но если присмотреться – обнаруживался и очаг этого безумия.

– Туда, – указал Крил, когда спустился.

– Постой! – схватил его за руку Жилявый, снова пытаясь остановить. – Порешат нас ни за что. Там же бойня.

– И что? Здесь теперь стоять, ждать неизвестно чего?

– Да уж лучше здесь, – проворчал Меткач, – теперь каждый сам за себя.

Кирюха брезгливо поморщился, бросил им:

– Оставайтесь.

Сказал это, кажется, равнодушно, но с ледяной ноткой неприязни. А когда повернули за угол, Костя подошел ближе, заряжая на ходу арбалет, сказал:

– Зря.

– Что?

– Отпустил их зря. Надо было припугнуть. Поводил бы перед мордами стволом, сразу бы и согласились. Сейчас каждый человек на счету.

– Эти двое из охраны Говорящего с небом. Случайно с нами оказались.

Костя остановился. Оглянулся, словно хотел вернуться и учинить только одному ему понятное правосудие. Но сплюнул, догнал Крила, подстраиваясь под его шаг.

– Чего ж вы… Давно надо было их… В расход.

Большелодочник ничего не ответил. Ему казалось, что его окружают люди, в сознании которых мир всегда черный или белый. Он никак не мог взять в толк, как это можно не раздумывая, не просчитывая последствий, пустить кого-то “в расход”. Или того хуже – напасть на целый город! Как можно не шевелить мозгами, не сомневаться, не сходить с ума от неизвестности?!

Взгляд его остановился на Конопатой, она улыбнулась. Будто и не сгорал вокруг них Южный базар, не погибали нападающие и защитники, будто не грозила им самим каждую секунду опасность. Он улыбнулся в ответ и ему вдруг стало тепло и спокойно. Пусть мир рушится. Он рушится уже тысячи, миллионы лет. Но если рядом кто-то улыбнется, возьмет тебя за руку и поведет дальше, то какая разница? Пусть даже этот “кто-то” не человек.

И она взяла его за руку. Хотя и не потому, что, как ему казалось, она чувствует этот мир лучше любого человека и может спасти Крила, вытащить его из любой переделки просто ухватившись своей ладошкой за его ладонь. Ей самой было страшно. Жутко от звуков приближающейся резни. И даже трансформация из девушки Даши в чудовище с когтями и клыками, двигающееся в несколько раз быстрее любого человека, не спасет ни ее, ни тех, кто рядом. Пожалуй, даже ускорит развязку – завидев мутанта на него набросятся и свои, и враги.

“Я всегда и везде чужая. Даже тот нелюдь, повстречавшийся ночью, который рассказал, что они уходят с севера, не признал во мне родича. Жаль… Жаль, что люди не могут стать с мутантами одним народом, дарить жизнь вместе”.

Показалась узкая городская улочка, несколько перекрестков и квадратное пространство, которое в былые времена и в каком-нибудь другом городе называлось бы площадью, здесь же оно было скоплением тел, лежащих в грязи. Дашка крепче стиснула ладонь Крила. В конце улицы уже видны были мечущиеся люди – там шла рукопашная.

“А может, Меткач и Жилявый были правы? Может и Захар, оставленный в лесу, тоже прав? Не стоило вообще заходить в город?”

Надо отдать должное защитникам Южного базара, они позаботились о том, чтобы отличать своих и чужих даже ночью, в неверном свете пожарищ. Их одежда была почти черной, на руках светлые повязки – не спутаешь с серыми лохмотьями лесных охотников. Конопатая и большелодочник, пусть и не были в черном, но тоже повязали на руки светлые тряпки.

Кирюха, а вслед за ним и остальные приготовили оружие. Да что толку? Чем ближе, тем яснее становилось, что надо доставать ножи. В человеческой мешанине не было шансов поразить врага, кроме как случайно или оказавшись с ним лицом к лицу, на расстоянии вытянутой руки.

– Ах…

Костя, которому казалось, будто он точно знает, что его не убьют, упал с пробитой головой. Остался лежать позади, на грязной улице.

До побоища оставалось шагов двадцать, не больше. Вся их маленькая группа двигалась вдоль обочины, стараясь не оказаться на виду раньше времени. Конопатая успокаивала сердцебиение, она не хотела меняться, переходить на свою темную сторону. Отпустила крилову руку, достала короткий, крепкий клинок.

“Что ж, пришел час быть человеком. Человеком в самом худшем его проявлении, человеком с маленькой буквы. Как эта буква выглядит? Не помню. Добрые духи, выйдет ли отсюда хоть кто-то живым?”

– А-а-а!!! – кричал кто-то рядом, кто-то из своих, может быть даже Кирюха, но казалось, что это крик общий и принадлежит он всем сразу, всем, кто вонзился в толпу дерущихся с одной только целью – искать глазами чужих и тянуться к ним остро заточенными лезвиями.

Бессмысленная и беспощадная бойня окружила их со всех сторон. Чьи-то выпученные глаза, сверкнувшая перед глазами сталь, брызги липкой крови и крики, крики…

Крил старался защищать ее. Он успевал находить мгновение, чтобы оглянуться, увидеть – Дашка рядом, жива. Прикрывал со спины, иногда отрываясь, чтобы закончить чью-то и без того унылую, беспросветную жизнь. Потом возвращался и снова вставал рядом с девушкой. Ярость, азарт, кипящая кровь, в которой растворился, как в кислоте, страх за собственную жизнь…

– Ох…

– На!

– Сдохни!

– Хр-р-р…

Из-под заточенных клинков летели искры. Сквозь крики прорывались страшные звуки, с которыми встречалось железо и живые тела. Перед Конопатой появился вдруг совершенно обезумевший, израненный человек, вопивший что-то нечленораздельное. Она даже не успела понять, кто он – враг или свой? Человека смели, втоптали в скользкую мостовую.

Затянувшееся сражение стало распадаться, группы дерущихся расползались по дворам и переулкам. Совершенно невозможно было понять, чья берет верх, кто же в итоге станет хозяином города?

“Все закончится тем, что мы перережем друг друга, не останется никого и ничего, только обгоревшие дома”.

Ее ударили по лицу. Конопатая с трудом устояла на ногах, махнула в сторону нападавшего ножом, но того уж и след простыл. Впрочем, через мгновение его место занял другой. На них давили, оттесняя в переулок, оказавшийся вдруг тупиком. Упали еще двое из тех, что были в команде погибшего Кости. В какой-то момент девчонка осознала, что кроме нее и Крила никого не осталось, а врагов еще много и они прижимают их к стене.

“Ну вот и все”.

Кирюха попытался заслонить ее собой, но почувствовал – что-то не так, обернулся. То, что было за его спиной, уже не было Конопатой. Той секунды, на которую он отвлекся, хватило бы, чтобы с ним расправились, воткнули несколько ножей и пик. Но озверевшие охотники, загнавшие их в тупик, отпрянули.

Оттолкнув Крила в сторону, на толпу двинулась черная тень. В иной раз они бы не стали связываться, дали мутанту уйти, но сейчас, в горячке боя, никто не собирался отпускать невесть откуда взявшегося монстра. Еще два или три удара сердца они топтались на месте, потом с криками бросились вперед.

Ей казалось, что она убивает медленно. Все вокруг двигались так, будто их ноги и руки увязли в киселе. Конопатая же металась молнией от одного к другому и все равно считала, что это слишком неторопливый, размеренный процесс, который было бы неплохо ускорить. Прикончить всех и уйти из тупика, из города. Уйти с Крилом так далеко, чтобы даже случайно не встретиться ни с одним человеком из тех, что оказались в этот проклятый день на этих проклятых улицах.

Несколько раз ее зацепили клинками, но Конопатой было наплевать. Лишь бы скорее закончить! Последний, оставшись с ней наедине, хотел было сбежать, но она догнала. В дело шли не только когти, но и клыки – она чувствовала во рту вкус, который невозможно забыть.

Фыркнула, отплевываясь. Не собираясь возвращаться к человеческому облику, она медленно двинулась к стене. Только сейчас заметила, что рассвело. Небо над ней было голубым и в воздухе чувствовался аромат свежести, запах приближающейся весны, готовой растопить снег и пробудить первые цветы.

Голубое небо отражалось в широко распахнутых глазах Крила. В руках он держал арбалет – успел выстрелить в кого-то. Возможно, спас ее. Но другая стрела торчала из его груди – кто-то, до кого она не успела добраться, тоже успел.

Черной ладонью коснулась розовой щеки, потом сжала остывающую, испачканную в крови руку. Склонившись, поцеловала Кирюху в губы. Живой бы не позволил, брезговал он ее темным обличьем. Но теперь уже все равно.

Позади раздались шаги. Она обернулась, увидела других охотников. Слишком много, чтобы справиться одной. А ведь она могла жить с кем-то из них в одном гнезде, есть от одного костра.

Взревела жутким, хриплым голосом:

– Я же человек!

Охотники вздрогнули – вряд ли им доводилось встречаться с говорящим мутантом. Оторопь быстро прошла, стали прицеливаться, направляя на нее заостренные кончики стрел. “Остаться?” Сжала крепче холодную руку. “Просто подождать мгновение и все будет кончено. Я же сама обещала, что уйду в вечность с ним”. Но что-то древнее, неконтролируемое подтолкнуло ее, когда стрелы были уже выпущены.

Взвилась в воздух, цепляясь когтями за верхний край стены. Перемахнула на другую сторону, запрыгнула на крышу низенькой хижины, потом на другую, что стояла рядом и была на этаж выше. Помчалась, перескакивая от одного дома к другому, выбирая те, что еще не сгорели или уже потухли, но могли выдержать ее обугленным остовом.

"Сдохните! Сдохните все! Убейте друг друга, твари! Вы не заслуживаете жизни в этом мире!" По ее черным, огрубевшим щекам катились слезы, которые тут же смахивал ветер, несущий над городом черный дым.

Выскочила на улицу, за которой начинался спуск к реке. Не обращая внимания на стреляющих друг в друга людей бросилась вниз по угору, мимо проруби, к темнеющий вдалеке полоске леса. Цепочка следов тянулась в том же направлении и вскоре, когда город уже остался позади, она увидела группу из шести или семи человек.

“Обойти? Убить?”

Двести шагов. Сто. Ее тоже заметили. Мимо пролетело несколько стрел, раздался треск автоматной очереди. Конопатая взвизгнула, как щенок, которого пнули. Перевернулась несколько раз, испачкав тающий снег красным, но добить себя не позволила – тут же вскочила и, метнувшись в сторону, обманывая стрелка, в несколько огромных прыжков приблизилась к нему.

– Прыткий, назад! – закричал кто-то женским голосом, но было поздно.

Автомат, выбитый из рук, отлетел в сторону. Размашистый удар когтями по горлу… Затем следующего, не давая им опомниться. “И тебя! И тебя! Всех вас к дьяволу! За Крила…”

Последней оказалась кричавшая женщина, совсем еще молодая, испачканная в саже, сжимающая дрожащей рукой короткий нож. Понимала, что он ее не спасет, но все еще выставляла перед собой, пятясь назад.

Даша вырвала нож из ее руки, схватив прямо за лезвие. Толкнула ее на снег, навалившись сверху, сжимая мертвой хваткой тонкую шею. Еще чуть-чуть и… Она ощутила чье-то присутствие. Быстро обернулась – в одну сторону, в другую… Место открытое, до леса далеко. Если бы кто-то был рядом, его было бы видно. Но инстинкт не мог обмануть мутанта!

Она снова поглядела на женщину, которая, в сущности, могла быть и горожанкой, спасающейся из горящего города – Конопатая понятия не имела, кого она только что уничтожила. Неизвестных ей людей. Да и какая разница? Она их всех ненавидит.

Опустила взгляд, задержавшись на животе обреченной. Снова посмотрела ей в глаза.

“Вот в чем дело. Еще одна жизнь под сердцем. Жестоким, небось, сердцем. И я должна их пожалеть? Только потому, что эта жизнь еще невинная?” Но хватка уже ослабла и, еще не решив, как ей быть, она уже понимала, что не сможет снова сжать пальцы.

Злобно рыкнув, слезла с той, что не верила в свое спасение, откатилась в сторону, распластавшись на снегу. Дыхание вырывалось из ее рта облачками пара, пока тело Конопатой, которое она перестала контролировать, снова превращалось в хрупкую девичью фигурку, обтянутую изорванной, исполосованной клинками одеждой.

“Нет, она не горожанка”.

Девушки лежали в нескольких шагах друг от друга, пока Маша не поднялась, подползая к Прыткому. Села рядом с ним, положив его голову себе на колени. Она не могла понять, почему в ее горле застрял ком. Разве был на этой планете хоть кто-то, кому она раскрыла бы душу, по ком хотелось бы плакать? И все-таки слеза скатилась по щеке, заставляя бывшую Властительницу зажмурится.

– Я знаю, кто ты, – сказала она Конопатой.

Та привстала, покосилась на недобитую. Поразмыслив о чем-то, наконец догадалась.

– Вот оно как… – скрипнула зубами, вскочила на ноги. Пошла вокруг Маши в одну сторону, развернулась, двинулась в другую. Ей хотелось разорвать невидимый круг, защищающий Пришедшую, но та жизнь – другая, не провинившаяся перед ней ни в чем – оставляла этот круг непроницаемым.

В конце концов она со злостью пнула валяющийся на снегу нож и решила, что потом, когда придет час, все равно с ней расправится. Пусть даже для этого придется идти вместе на край света – она ее из виду не упустит.

– Отсюда нужно уходить.

Маша не отвечала. Но это не могло продолжаться вечно и вот она уже опустила голову Прыткого на снег, заставила себя встать. Посмотрела на черные столбы дыма.

– Что с базаром? Городские выиграли?

– Я не знаю. Там все против всех. И ты в этом виновата!

– А почему не убила?

Конопатая позволила себе подойти близко, на расстояние вытянутой руки, но она по-прежнему чувствовала, как сама себя останавливает от расправы, будто сжимается пружина, которую кто-то установил между ними.

– Потому что ты носишь в себе ребенка.

По ее озадаченному лицу Конопатая догадалась, что до сих пор Маша не была в этом уверена. Но мутанту поверила – знает, что нелюди многое чувствуют не в пример простому человеку. Не зря с Говорящим несколько месяцев прожила.

Они собрали вещи и оружие, то, что могли унести. Разделили поровну, не сговариваясь. Дашка не убьет ее, по крайней мере сейчас, иначе бы она это уже сделала. А Властительница не станет покушаться на свою спутницу, потому что понимает – случись что, лучшего защитника, чем оборотень, не придумаешь. Так что лучше вдвоем, хоть и дико это казалось обеим.

Обернувшись в последний раз – Конопатая на город, где остался Крил, а Маша на тело Прыткого – двинулись к лесу. Обе чувствовали, как жжет изнутри ненависть к существу, идущему рядом, но изо всех сил давили эту ненависть, не выпуская ее на волю. Мужики на их месте остались бы, пожалуй, лежать там, у реки, расправившись друг с другом, но женская натура лучше умела приспосабливаться к любым, даже самым причудливым и невероятным обстоятельствам.

“Где-то в лесу оставались под охраной двое обращенных. Что, если найти их? Вдруг еще не сбежали? Заманить девчонку обманом а там уж… С этими двумя, пожалуй, можно бы и ее в расход. Вот только… Где они? В какой стороне? Я понятия не имею. Посмотреть на смарте? Не хотелось бы этим привлекать ее внимание. Да и велик ли шанс, что охрана, увидев пожарище и не дождавшись никого из города, не расправилась с обращенными и не сбежала обратно в гнездо? Да, глупая идея. Не стоит она того, чтобы хитрить и на себя навлекать злобу этой… Как ее? Дарья… Говорящий и фамилию называл, но фамилию… Нет, не помню”.

С искрой ненависти во взгляде покосилась Маша на Дарью и наткнулась в ответ на такой же недружелюбный взор. Конопатая ни на секунду не позволяла себе расслабиться, она знала – рядом та, что виновата во всем.

“Надо отбросить эти глупости и поступить правильно. Не ждать же мне, пока она родит, чтобы потом с ней расправиться! А если я начну ее жалеть? Если за то время, что осталось до рождения ребенка, она запудрит мне мозги? Нет-нет, у нее не получится! Хотя… Как я могу знать? И что это за глупая отсрочка? Тащиться с ней черт знает куда лишь для того, чтобы потом все равно прикончить? А вдруг она, улучив момент, сама меня прикончит?”

– Куда мы идем? – спросила Дашка, когда они вошли в лес.

Маша остановилась. Видно было, что идти ей нелегко.

– Я не знаю. На север?

– Почему на север?

– Других направлений я себе не представляю. Разве можно идти куда-то еще?

– Но что мы там будем делать, на севере?

Маша прижалась спиной к сосне, бросила на снег автомат и дорожный мешок.

– Слушай, девочка, мы только что свалили из пекла. Мы ненавидим друг друга и до сих пор были по разные стороны баррикад.

– Разные стороны чего?

Властительница отмахнулась – “неважно”.

– Я сейчас ни хрена не соображаю и готовых планов у меня нет. Так что не доставай. Ну, если только сама не придумаешь что-то стоящее. Тогда говори.

Конопатая прислушалась к лесу. Никаких посторонних звуков и ощущений, будто рядом есть люди или мутанты. Она присела на корточки, развязала тот мешок, который тащила сама, она забрала его у одного из охранников Пришедшей.

– У меня тоже нет планов. Пусть будет север. Пока. А там поглядим.

В мешке она нашла одежду на большого мужика, фляжку, наполовину заполненную водой и немного еды, которой ей одной хватило бы дней на пять, а если делить на двоих…

– Надеюсь, у тебя тоже есть чего пожрать?

– Что-то есть. Я ревизию не проводила. Этим занимался… тот, которого ты… – она сжала и без того тонкие губы, отвернулась.

– Лучше бы провела. Ревизию, – тихо сказала Конопатая. – И хорошо бы еды у нас оказалось поровну, потому что делится вряд ли кто-то захочет.

Маша раздраженно дернула узел на мешке, раскрыла его, показывая содержимое: почти то же самое, только запасная одежда шита по ее размеру.

– Довольна?

Конопатая кивнула.

– Можешь идти? – спросила она. – По мне так лучше уйти подальше, пока светло.

– Пойдем.

Шли все равно с остановками. Маша не жаловалась, хотя Конопатая видела, что ей плохо. Пару раз пришедшая склонялась над снегом, начиная вздрагивать от спазмов, но ее так и не вытошнило. Лицо Властительницы было бледным, на лбу ее Дашка то и дело замечала бисеринки пота.

“Надеюсь, она не потеряет ребенка. Иначе зачем это все? Зачем ей помогать?”

Она уже приняла мысль, что с таким попутчиком становится скорее подмогой, чем компаньоном. Смогла бы стерва хоть куда-то добраться, если бы осталась одна? Конопатая в этом сильно сомневалась.

Окончание главы здесь.

Сайт | Телега автора

Продолжение. Начало здесь: Глава 17.

Дошли уже до самого центра, до больших домов, где, по всему видать, жили состоятельные горожане. Казалось, что Южный базар захвачен, а если еще и нет, то это скоро случится. Многие постройки горели, освещая неверным, пляшущим светом ночной город. “Какого черта они еще сопротивляются?” – недоумевала Маша. – “Все же ясно!” Но с разных сторон продолжали раздаваться выстрелы, редкие лишь потому, что выпущенная стрела не издает звука, а огнестрелов с той и другой стороны было не так много.

Она пинком распахнула дверь в дом, над входом в который было написано “Библиотека”. Поднялась по лестнице на второй этаж, увлекая за собой целую толпу личной охраны. В большой комнате, заставленной книжными шкафами, Властительница увидела мужчину, склонившегося над старым деревянным столом. Штаны его были спущены, оголяя белый зад, за которым невозможно было разглядеть – на кого мужик навалился, над кем пыхтит.

– Пошел вон.

Охотник оглянулся, поспешно натянул портки. C ехидной ухмылкой отвесил Маше поклон. “Не из наших”, – подумала она, – “из чужого гнезда. Свои-то рожи примелькались, узнала бы”.

– Может, приструнить? – заметил Прыткий, глядя на то, как неизвестный тащит за волосы женщину в разорванном платье. – Совсем про дело не думают.

– Плевать. Будешь препятствовать – сам для них врагом станешь.

Она смотрела на книги, некоторые брала в руки, но почти сразу бросала на пол.

– Властительница! Вот – в другой комнате нашли.

Кто-то из охраны подтолкнул к ней старичка, от страха не знающего на что смотреть и потому прячущего взгляд, низко опустив голову.

– Кто такой?

– Билб… Библиотекарь, – несвязно пробормотал старик.

– Карта есть? – спросила она.

– Ч-что? – он все-таки поднял голову, но тут же пожалел об этом, наткнувшись на ее холодный, пронзительный взгляд, обещающий только смерть.

– Карта города в твоей библиотеке есть? – нетерпеливо пояснила она. – Соображай же быстрее!

Книгохранитель шамкал пересохшими губами, потом бросился к полкам, отодвинул несколько старых фолиантов, извлекая из-за них скатанную в рулон бумагу.

– Пожалуйста, – протянул ее Властительнице.

Она бросила сверток на стол, раскатала. Подняла с пола несколько книжек, прижимая ими загибающиеся уголки. Внимательно посмотрела на карту, сравнивая в уме с тем, что видела на спутниковых снимках. “Нарисована уже в наше время, от руки. Но оно и лучше – больше правды, точнее”.

– Что с другими отрядами? – спросила не кого-то конкретно, но всех сразу. – Сообщения есть?

– Да какие там сообщения, – ответили из толпы охранников, – теперь каждый сам по себе. Воюют кто во что горазд.

– Надо наладить связь, – со злостью возразила она. – Отправить людей, пусть найдут всех, соберут информацию – кто насколько продвинулся, где сейчас находится, сколько охотников потеряли.

Снова посмотрела на библиотекаря.

– Карандаш есть? Ручка?

Тот суетливо дернулся в одну сторону, потом в другую.

– Там, – махнул рукой, – в кабинете.

Маша кивнула одному из своих, чтобы сопроводил. Спустя минуту она уже делала красным карандашом пометку на карте.

– Мы сейчас здесь. Прошли всю эту территорию, – обвела несколько улиц, – Значит, она свободна от врага.

Вскоре стали поступать сообщения от других отрядов, число пометок на карте росло, красные пятна расползались по нарисованному городу, покрывая все большую и большую площадь.

– Что с дальними, которые с юга должны были зайти? Нет связи?

Человек, пришедший с последним докладом, пожал плечами.

– Плохо, – Маша тряхнула головой. – А дурочка этого, обвешанного бомбами, который должен был главного в городской охране взорвать, не нашли?

– Раскусили его. Мертвый валяется на улице.

– Еще хуже! Видимо, жив главный. Потому и сопротивляются, что командует он ими.

Снова посмотрела на карту. Город прижимался к левому берегу реки, все его улицы – шесть или семь, не считая мелких, извилистых переулков – тянулись неровными линиями с севера на юг. Четкого разделения на кварталы на было, базар застраивался хаотично, без всякого плана. Иногда большие улицы сужались, раздавленные нагромождением лачуг, до прохода, в котором с трудом разминулись бы два человека. В таких местах наступление неизбежно останавливалось, потому что любой отряд вынужден был двигаться цепочкой по одному и на выходе их уже встречали.

– Эй, книжник! – она вновь обратила внимание на библиотекаря. – Кто у вас руководчик?

Старичок покосился на окно, за которым продолжались городские бои, будто боялся, что неизвестная сила немедленно покарает его за предательство. Но рассудил, что больше опасности исходит от людей, стоящих рядом, а главное – от женщины, которая ими командует.

– Губернатор, господин Майер.

– Где он?

Библиотекарь протянул сухощавую руку, указывая на что-то через окно.

– Его дом тот, что в четыре этажа. Самый большой на площади.

Маша повернулась к Крапленому, который поставлен был смотреть за продвижением только ее, Властительницы, отряда, а потому знал обо всем, что происходит в радиусе нескольких десятков шагов.

Он покачал головой из стороны в сторону.

– Нету там никого. Пустые дома, почти все. Городские отойти успели.

– Мне это не нравится, – процедила Маша сквозь зубы. – И чем дальше, тем больше.

Звякнуло стекло, в котором появилась аккуратная, круглая дырочка. Шальная пуля, залетевшая в комнату, ударилась в потолок, не причинив никому вреда, лишь заставив людей присесть от неожиданности. Когда легкий испуг прошел, Крапленый усмехнулся, сказал:

– Отслеживает кто-то. Видать, заметили, что ты в дом входила, Властительница.

– Ну так всыпьте им уже как следует, чтобы отползли подальше! Что я вас, учить должна?! – вспылила Маша.

“Не хватало еще, чтобы мне в голову прилетело, когда я стою на пороге собственного величия!”

– Закройте чем-нибудь окна.

Она отошла в темный угол помещения, пока стекла завешивали найденными тряпками. Стало совсем темно, пришлось зажечь свечи, о которых услужливо подсказал библиотекарь.

Маша еще раз посмотрела на карту. Только сейчас она призналась себе, что все ее мечты и дерзость нападения на Южный базар – все это может быть зря. Ничего еще не решено. Да, они легко вошли в город, быстро продвигались, но сейчас дело застопорилось и неизвестно было, как пойдет дальше.

– Посмотри ты, – она обратилась к Лютому, своему командиру, который командовал штурмом ворот. – Что скажешь?

Тот скривился, разглядывая карту.

– Я на черное мясо могу охотиться. И все наши люди, которые сейчас там, на улице, тоже. Мы и гнезд-то чужих раньше не захватывали, а город… Это уж не говоря о том, что здешняя охрана знает все закоулки, как свои пять пальцев. И о том, как будут город оборонять, они наверняка думали.

– Это я и без тебя понимаю. Вопрос был о другом.

Лютый с неудовольствием поправил книгу, закрывающую часть карты. Видно было, что его не радует своя командирская должность и он бы с удовольствием остался там, в родном лесу у священной башни, на развалинах большого города, раскинувшегося в устье большой реки.

“Надо будет разжаловать его к чертовой матери. А то и вовсе… Но не сейчас. Теперь пусть продолжает, нечего на полпути командира менять”.

– Лупят они нас не в лоб, – сказал он наконец, – а с разных сторон. Если будем продолжать в том же духе – потеряем много людей. Надо брать с них пример, делиться на мелкие группы, просачиваться там, где меньше сопротивление. Пусть головами вертят, угадывают, откуда на них прут.

Маша кивнула, соглашаясь – “ну хоть что-то сообразил”.

– Иди, делай, как задумал.

Она села на пол, прислонившись спиной к стене. Закрыла глаза. Почувствовала, что и Прыткий присел рядом.

– Блевать охота? – тихо спросил он.

– Не, – мотнула головой. – Теперь наоборот.

– Жрать?

– Ага.

Слышала, как помощник выспрашивал что-то у хранителя книг про еду, потом голоса стали отдаляться и Маша погрузилась в иллюзорный мир сновидений. Виделись ей когтистые лапы, тянущиеся к ее горлу, мерещилось чье-то смрадное дыхание. А потом – смех. Хриплый, кашляющий. Нечеловеческий. Кто-то смеялся над ней, над всеми ее усилиями и желаниями, над жалкой ее жизнью, за которую она цепляется, хотя, наверное, не стоило бы. Покончить со всем еще там, на берегу холодного моря – вот это было бы дело!

– Эй. Эй!

Открыла глаза. Над ней склонился Прыткий, он держал в руке тарелку, протягивал ей.

– Картохи, говорю, нет. Но у книжника нашлась каша из каких-то семян. Я попробовал – жрать можно. Даже вкусно.

– И причем тут картоха? – пробормотала Маша, зачерпывая деревянной ложкой местное варево.

– Сама во сне говорила – “картоха, картоха”. Не слабо, значит, проголодалась. Еще бы – столько выбле…

Дернула его за рукав: нечего об этом болтать при остальных. И вовсе не про картоху она говорила во сне. Пережевывая кашу, вспомнила темные лапы, а еще – глубоко посаженные глаза и черную морду. “Антоха”. Вот кто ей приснился.

К утру снова явился Лютый, с испачканным сажей лицом, перевязанной рукой. К тому времени и стрельба на улице поутихла, хотя пожары продолжались – от прежних, догорающих, эстафету принимали новые.

Докладов не было уже больше часа, поэтому Маша набросилась на командира, выспрашивая его о положении дел.

– Какого лешего тишина?! Если дело сделано, почему мне не сообщают?

Прежде, чем ответить, он с жадностью осушил большую кружку с водой.

– Тихо потому, что и они, и мы бережем патроны. Огнестрелы используются только при крайней надобности. А стрельбы из арбалетов вы отсюда, понятное дело, не слышите.

Зачерпнул из кадушки еще воды, сделал несколько глотков.

– Не можем пробиться. Кажется, будто они в каждой щели притаились. Куда не сунешься – всюду тебя встречают.

Подошел к столу, на котором до сих пор была разложена карта.

– Здесь и здесь, – ткнул в нее пальцем, – наших уже нет. Выбили их оттуда. Да и не столько выбили, сколько на месте положили.

Маша бросила мрачный взгляд на библиотекаря.

– Черный карандаш есть?

Тот кивнул, достал огрызок из кармана. Теперь не только красным заштриховывались улицы и переулки, но добавилось поверх и черного. Пришедшая Властительница ходила по комнате, заламывая руки, стараясь убедить себя, что не зря пришла и все у нее получится. Надо только постараться, приложить еще больше усилий!

– Что с южной стороны?

Лютый махнул рукой.

– Глухо! Думаю, никто не зашел в город с юга.

– Людей отправляли?

– Конечно. Никто не вернулся. Больше отправлять не буду. Нужно признать, что нас ждали и пустили только с этой, северной стороны, потому что они знали – большую армию в открытом столкновении им не одолеть. Вот и позволили нам… Втянуться. Теперь бьют со всех сторон.

Маша раздумывала секунду, потом подошла к Лютому так близко, что почувствовала исходящие от него запахи гари и пота. Стрельнула в него сквозь прищур яростным взглядом.

– Ты что, – сказала тихо, но остальные услышали и движение в комнате прекратилось, все смотрели на плечистого мужика и девушку, едва дотягивающуюся макушкой головы ему до подбородка, – в штаны наложил? Сомневаться стал?

Он сглотнул, но не от страха. Смотрел в ее глаза не отрываясь. Ясно было, что в этот момент Лютый ненавидит Машу и сдерживается из последних сил, чтобы не врезать ей по лицу, а может и шею свернуть, благо шейка казалась тонкой и хрупкой, а дотянуться до нее сейчас можно было одном рывком. И плевать на раненую руку.

– Н-нет… – выдавил он из себя. И только Властительница собралась отвернуться, отойти, как охотник добавил: – Однако задумка была дурная. Сама теперь видишь.

Маша вложила в удар всю свою силу, заехав ему по щеке не кистью, а сомкнутой в кулак ладонью. Тут уж и он не стерпел, схватил Пришедшую за горло, прижал к стене.

– Тварь чужеземная! Я ж тебя…

Прыткий и ее личная охрана бросились к нему, повисли на руках, потянули назад, стараясь оторвать от девушки, но Лютый был сильным охотником, не сдвинулся ни на шаг, все крепче сжимая пальцы. Маша хрипела, остервенело молотила кулаками по его мускулистым рукам, но, казалось, ничто ее не спасет и хватка не ослабеет, пока не хрустнут позвонки, пока не померкнет перед ней свет.

Грохнул выстрел. Всех забрызгало красным, а мощное тело Лютого нехотя завалилось в сторону и рухнуло на пол.

– Цела? – Прыткий держал пистолет, который успел достать из машиной же кобуры.

– Да, – ответила она сиплым голосом, прижимая руки к шее, – цела.

Хотела выпить воды, но брезгливо отбросила кружку, вспомнив, что из нее только что пил убитый. Помощник понял все без слов, нашел другую, протянул Маше.

– Спасибо.

Благодарность была не только за кружку, но показывать на людях чувства Маша не любила, для нее и простое “спасибо” многого стоило.

– Чертов дуболом, – взглянула на тело, жестом показала, чтобы его убрали. – Только не на улицу. Тащите в соседнюю комнату. И никому не говорить о том, что случилось! Ясно? Пусть думают, что Лютый жив, просто свалился от ранения и больше не может командовать.

– Ерундовое ранение-то было, – тактично кашлянув, заметил Крапленый. – От такого не падают.

– Крови много потерял, вот и все дела. А ты, – показала на Крапленого, – пойдешь вместо него. С положением знаком получше других, так что… Вперед!

Она забрала у Прыткого пистолет, вернула его в кобуру.

“Еще один день, когда смерть прошла мимо. Не может быть, чтобы все это случайно! Раз я дышу…” Затянулась затхлым библиотечным воздухом, желая убедиться, что легкие наполняются кислородом. “Значит должна продолжать, значит дело мое верное и оно еще не закончено”.

Поглядела на стол, на разрисованную карту, потом на Прыткого, на остальных. Наконец перевела взгляд на лужу крови, растекшуюся по полу. Да, мир сейчас не тот, что был несколько сотен лет назад. Теперь каждый, проснувшись утром, рискует не дожить до вечера. И все же… Все же она сама выбрала такую судьбу, при которой старуха с косой преследует ее по пятам, не отставая ни на шаг. Тем более сейчас, в центре пылающего города, который она решила наказать лишь за то, что он сильный и рано или поздно бросил бы вызов ее единоличной власти. Кто кого? Что, если город сильнее? Что, если он возьмет ее за горло, как тот обозленный командир? Будет ли она жива к моменту, когда солнце закатится за горизонт?

– Подите прочь. Все!

Охранники переглянулись, но не стали спорить, потянулись к выходу.

– Погоди, – схватила Прыткого за руку.

Когда остались один на один, притянула парня к себе. Жадно присосалась к его губам. “Пусть думает, если вдруг ему в голову придет настолько бредовая мысль, что это моя благодарность”. Стала расстегивать на себе брюки – с остервенением, едва не отрывая пуговицы.

– Постой… – пытался он ее остановить. – Не в твоем… положении…

– О моем положении мало того, что ни хрена неизвестно, так еще и срок, даже если допустить, что оно существует, небольшой. Ничего со мной не станет! Давай же, вперед! Сделай это, как настоящий мужик, как животное!

Схватила его руку, засунула в свою расстегнутую ширинку. Некоторое время Прыткий не мог оторвать взгляд от красных следов на ее шее, но потом забыл про них, забыл про все на свете. Развернул девушку, прижимая к столу, заставляя нагнуться.

“Наконец-то, сообразил!” Маша издала протяжный, нечеловеческий стон. “Вдруг это и правда в последний раз?” Больше она ни о чем не думала.

Охранники, конечно, слышали ее подвывание и его рычащие возгласы. Слышали скрип деревянного стола. Но сегодня они видели достаточно, чтобы все еще удивляться и обмениваться скабрезными шуточками. Их дело стоять у дверей и ждать, а в случае опасности умереть за жизнь той, что стонала в комнате от удовольствия. Тем более, что на улице снова раздавались выстрелы, и, кажется, они были ближе, чем ночью.

– Надо уходить отсюда, – сказал Крапленый, когда дверь в комнату снова распахнулась.

– Почему? – Маша поправляла на себе одежду. – И какого ты вообще здесь? Ты должен быть на передовой!

– Властительница, передовая совсем близко. Они подошли к центру.

Она стиснула зубы, потом посмотрела на Прыткого, который оставался по пояс голый – ему до сих пор было жарко.

– Это все? Мы проиграли? – спросила она своего помощника. Он не знал ответ, но ей надо было кого-то спросить, произнести это вслух, чтобы вернуться к реальности.

Прыткий неопределенно повел плечом, что-то промычал неразборчиво.

– Покажи на карте, – снова обратилась она к Крапленому.

– Донесения уже не слишком свежие , что-то могло поменяться. Но хорошо, смотри. От этих отрядов, – ткнул пальцем по очереди сразу в пять мест, – давно ничего нет. Их следует считать потерянными.

– Так много людей?! – удивилась Пришедшая. – Неужели все уничтожены?

Крапленый помялся в нерешительности, потом ответил:

– Они могли и уйти. Если видели, что их прижимают, а выход из города еще был… Могли уйти.

– Сволочи… Что с остальными?

– Вот по этой линии мы держимся, в некоторых местах даже продвигаемся. Но затруднительность в том, что маленькие вражеские дружины постоянно оказываются где-то сбоку или сзади, наносят удары. И в каждой такой дружине есть один или два бойца с огнестрелами.

Сжимая в руках красный и черный карандаши, она продолжала разглядывать карту. Ругнулась едва слышно, скрутила свиток, отбросив книги с его углов.

– Хорошо, давай отойдем туда, где точно нет сопротивления, где все уже проверено.

Осмотрела комнату, будто прожила здесь долгие годы, хотя не прошло и одного дня. Скользнула взглядом по библиотекарю, съежившемуся в углу.

– Сжечь все.

– Все книгохранилище?

– Все дома на площади. И этот, и губернаторский – все! То, что еще не горит, но остается за нашими спинами, должно запылать!

– Да, Властительница.

Отходили не по центральной улице, старались петлять проулками, выбирая не самый очевидный маршрут. Кто-то там, позади, прикрывал их отход, но опасность появления врага из любой подворотни сохранялась. Иногда они останавливались, с опаской оглядываясь по сторонам, хватая воздух через натянутые на лица тряпки – дышалось тяжело, потому что над городом тянулся черный дым, застилающий солнце.

Один раз их обстреляли из арбалетов и несколько человек остались лежать на мостовой, припорошенной серым снегом. В отместку Маша приказала швырнуть в нападавших взрывчатку – пришлось бежать, спасаясь от сотворенной своими же руками стены огня, разлетающейся в стороны вместе с осколками камней и дерева.

– Осталось немного, – сказал Крапленый. – Сейчас выйдем на крайнюю улицу, что на угоре, над рекой. Там спокойнее, я приказал отойти туда всем, с кем еще оставалась связь.

Они двинулись дальше, хотя Маша вынуждена была сама себе признаться, что смертельно устала и едва передвигает ноги. Ее тянуло в сон и, несмотря на щупальца жестокой реальности, тянущиеся к ней смрадом и криками, все казалось ненастоящим.

Гарь вдруг сменилась порывом свежего ветра, он принес запах тающего снега. Маша подняла глаза, увидела огороженный низким заборчиком край улицы. За ним лишь голубое, чистое небо. Казалось, что это край мира, после которого – безбрежное ничто. Но когда она подошла ближе, увидела крутой спуск, а в низине белую, покрытую льдом ленту реки.

– Думаешь, здесь безопасно?

– Я не знаю, – развел руками Крапленый. – Но спокойнее, чем в центре. Сюда подошли многие из наших, заняли хорошие позиции. Сразу их не пробить. Так что… Есть какое-то время.

– Для чего?

Маша продолжала смотреть на белую ленту и во взгляде ее пропали искры, сверкавшие тогда, у ворот, за мгновение до начала штурма. Крапленый и Прыткий переглянулись. Каждый, кто пришел к Южному базару с оружием, считал, что он не мог поступить иначе. Они шли за ней, за Властительницей, с готовностью исполнять ее приказы. И даже бывалого охотника страшила мысль о том, что сейчас он окажется один на один с этой готовностью, потому что приказы отдавать уже никто не хочет.

– Время для того, чтобы все еще раз обдумать, – попытался Крапленый вернуть Машу к реальности. – Оценить наши возможности, что-то предпринять. Нельзя же сразу посыпать голову пеплом. Большие дела так не делаются.

– А ты умелец в больших делах?

Пришедшая даже не обернулась, но в голосе ее чувствовалась злость. Прыткий махнул Крапленому – “отойди, я сам”. Подошел к Маше, осторожно коснулся ее плеча.

– Он прав, ты же знаешь.

Маша молчала. Где-то – не рядом, но и не слишком далеко – раздались автоматные очереди, ожесточенной трескотней перекрывая друг друга. Потом так же неожиданно стихли. Кто кого пересилил – неизвестно.

– Хорошо! – она повернулась, стала оглядываться.

– Позвать его?

– Я ищу место, где карту пристроить. Но зови, черт с ним.

Разложились на выбитой, валяющейся посреди улицы двери. Подошел вызванный Крапленый, вместе с ним еще несколько командиров из тех отрядов, что успели подтянуться. Она узнала Сухого, а вот того, что с татуировками на лице, не было.

– Давай по порядку, – сказала Властительница. – Что сейчас хуже всего?

– Мы до сих пор не видим черты, по которой идет схватка. Не знаем, куда наступать, – ответил один из командиров. – Они везде. Кажется, что их мало, но они лезут отовсюду. Только ты подумаешь, что надо давить в одну сторону, как получаешь с другой.

– Да, – согласился Крапленый. – Пока мы знаем лишь про один большой отряд, остальные расползлись мелкими группами по всему базару, и, похоже, действуют каждый сам по себе.

– Где он?

– Большой отряд?

– Да. Надо быть идиотом, чтобы не понимать, что там их главный. Как же скверно, что мы его не взорвали! Сейчас бы все шло по-другому.

Ничуть не смутившись ее резкости, Крапленый указал на район города, расположенный чуть западнее центра.

– Искатели говорят, что здесь.

– Насколько он большой? Больше нас? Такой же? Меньше?

– Меньше, но ненамного.

Она взъерошила свалявшиеся, давно немытые волосы.

– Так давайте его уничтожим. Пробьемся туда и, если будет нужно, закидаем всей оставшейся взрывчаткой. Это единственное наше оружие, против которого они ничего сделать не смогут.

– А мелкие? Все эти банды, что шныряют вокруг?

И Крапленый пожалел, что вопрос задал он, а не кто-то из командиров. Маша просверлила его возмущенным взглядом, сжала в руках огрызок черного карандаша, который, если бы не был таким маленьким, непременно переломился бы надвое.

– Ты меня спрашиваешь? – прошипела она. – Кто здесь охотник? Вы вообще сами умеете соображать? Или ждете, что я буду давать ответы на все вопросы? Представь себе, сукин ты сын, я не знаю всех ответов!

Наступившую тишину нарушил молодой, который, верно, и командиром-то не был, а дружину свою возглавил только после гибели старшего.

– Прикрытие нужно. Чтобы по левую и правую руку такими же небольшими группами шли наши. И если кто нападает, то связывали бы их в бою, пока остальные двигались дальше.

Маша бросила карандаш на карту, показала на молодого.

– Вот! Ну вот же! Кто-то ведь умеет думать своей собственной башкой! Все, делитесь на отряды и вперед!

Она отошла в сторону, зачерпнула горсть снега, умылась. Надежда, мелькнувшая, как луч солнца, пробивающийся сквозь дым пожарищ, снова вернула ее к жизни, прогнала апатию и сонливость. “Просто так я не сдамся! Ведь иначе… Что мне делать, если сражение проиграно? Что со мной сделают, если оно будет проиграно?”

На несколько минут она задумалась о том, что у нее нет запасных планов. Ни Б, ни В, вообще никаких. Куда деваться в случае поражения? Маша понятия не имела. Пока можно оставаться на этой улице, на вершине угора, с которого видна пробитая в ледяном покрове прорубь. Все-таки в стороне от сражения. А потом… Вон же тропинка, по которой хорошо будет удирать.

Она сплюнула. “Мне нужно побеждать! Во что бы то ни стало!”

Ждать развязки здесь – значит лишить поредевшую армию десятка хороших бойцов, которые остаются ее личной охраной. А случись что, разве эта десятка убережет ее? Скорее всего нет. Лучше идти с остальными, в пекло! И будь, что будет.

Снова извилистым маршрутом, вдоль сгоревших и еще чудом уцелевших домов. Рядом шел Прыткий, он затравленно смотрел то в одну сторону, то в другую, сжимал рукоять подаренного пистолета.

– Страшно? – спросила его Маша.

Согласно кивнул.

– Не ссы. Если ты мразь, а давай признаемся, что я та еще мразь, значит и ты не лучше, и если хочешь переделать мир под себя, идешь, перешагивая через других, то уже не стоит бояться. Надо оставаться мразью до конца.

Кого она хотела успокоить этим откровением? Себя? Наверное. Потому что Прыткий побледнел еще сильнее.

С правой стороны раздались крики. Над головами просвистело несколько стрел, раздался звон бьющегося стекла. В сторону нападавших сразу ушла группа прикрытия и шум боя сместился дальше, а потом и вовсе исчез.

Окончание главы в комментариях.

Сайт | Телега автора

Продолжение. Начало здесь: Глава 16.

Жилявый вытащил человека из пещеры. Тот не сопротивлялся и ноги его волочились скорее от страха, чем от желания дать отпор. Он верил, что ему уже придумали жуткую, изощренную казнь. Хотел, наверное, объясниться, придумать байку, чтобы спасти себя, но у него уж и зуб на зуб не попадал, отбивая дробь, раскалывая в сознании все фразы и слова на бессмысленные междометия.

– На колени встань, – сказал Меткач, – а то упадешь.

Тот с готовностью рухнул на колени. Подошел Вайсман, высветил фонариком лицо напуганного человека. Долго вглядывался.

– Что? Знаешь его? – спросил Кирюха.

– З… З-знает… – ответил сам человек, хотя Захар не торопился с ответом, он все еще смотрел на незнакомца. – П-пятнадцать лет н-назад… Осенью… Т… Т-торговый к-караван…

Вайсман отшатнулся.

– Точно. Ах ты сволочь!

Жилистой дедовской ладонью ударил человека наотмашь. Тут упал и сразу свернулся калачиком, ожидая, что остальные тоже примутся его колотить.

– Тише, тише! – Крил оттеснил Захара. – Сначала нам расскажи, хорошо? А потом будем решать – ногами его или руками.

– Это он! Он виноват! В смерти каждого!

– Да мы уже поняли, успокойся…

– Ничего вы не поняли! – Вайсман шумно выдохнул, отошел в сторону. Из темноты доносились проклятия, но уже не в полный голос, а едва слышно – он выплескивал в пустоту свою ненависть. Вернулся.

– Полтора десятка лет назад на станции случилась эпидемия. Не то, что настоящая Инфекция, но нам и небольшой заразы вот так… – он провел по горлу ребром ладони, – хватило. Из двенадцати человек семеро умерли, да и остальные долго протянуть не надеялись. Лекаря нет, разобраться – что к чему – толком никто не мог. Оставалось только жрать наугад таблетки. И тут…

Вайсман злобно покосился на того, который успел снова встать на колени.

– Появляется он. Пришел с торговцами. Я, говорит, врач. Могу помочь. Только дайте мне поковыряться в древних машинках, поискать кой-чего в медицинских разделах. Это, значит, он уже с тех пор искал вакцину для оборотней, паскуда. Обходил оставшиеся центры, где еще знания были. А мы-то думали, гадали – отчего люди на связь перестают выходить? Видно, не любил после себя свидетелей оставлять, гад.

– Я не… – подал голос человек, но Захар перебил его:

– Заткнись! Ты уже свое отболтал. Когда украл из базы данных инфу и удалил ее, когда врал нам про лекарство… А мы, дураки, поверили. Оно сначала и правда помогло, только эти… как их… ремиссии, они ненадолго. Померли все люди. Один я остался. Наверное, иммунитет от той заразы у меня был. Два года потом красные тряпки да предупреждающие таблички вокруг станции ставил, чтобы добрые люди стороной обходили. Мало ли…

К “врачу” подошла Конопатая. Крил уже помог ей перевязать раны и натянуть одежду, но бледный цвет лица выдавал ее слабость. Если бы не живой блеск в глазах, можно было бы подумать, что она сейчас лишится чувств.

– Расскажи нам все, – спокойно попросила она. – Где информацию находил, какие опыты ставил? Зачем? И какие у тебя приборы имеются, где ты их прячешь? Ведь имеются? Не из пальца же высасывал своих тварей.

Он потупил взор, но Дашка заметила на лице его тень улыбки. “Думает, будто поторговаться с нами может. За жизнь свою, а то и за благополучие. Надеется, что очень надо мне то, о чем я спрашиваю”.

Она протянула руку, скрытую полумраком подземелья. Царапнула “врача” когтем по щеке. Прошептала ему на ухо:

– Я сейчас обернусь и уволоку тебя обратно в пещеру. Ты этого хочешь?

Человек в страхе попятился, но наткнулся на стволы автоматов, которые держали Жилявый и Меткач.

– Уберите! Уберите ее от меня! Я все расскажу, честно!

Дашка спрятала руку в карман.

Когда выползли из тоннеля на свежий воздух, Вайсман собирался идти к старику, жившему в отшельничестве на развалинах гарнизона. Но времени у них не было, да больше никто и не хотел идти к странному слепцу: охотникам до него дела нет, а Конопатая с Крилом опасались, что на этот раз городской смотритель может согласиться на формальное, сделанное из вежливости предложение бросить свое обиталище и идти с ними. Это бы здорово их замедлило.

– Сам откуда? – распрашивала Дашка “врача”. – И звать тебя как?

– Юхан. С севера я. Совсем с севера, из-за холодного моря. Там, где много лет назад другие страны были, да и сейчас люди живут. Хорошо живут, лучше вашего. Знаний и диковин всяких от прежней жизни у них много осталось. Могли бы и сюда прийти, все ваши земли занять, самих вас… Но только мало там людей. Одна колония, вроде Южного базара, даже меньше.

– Если по тебе судить, то не слишком смелые люди. Хотя, наверное, хитрые. А то, что не отсюда ты, я по разговору сразу услышала. Наш язык звучит у тебя будто не родной.

– Правда, не родной. Но за морем и ваш знают, почти все на нем говорят. Потому что многие к вам пробирались и даже те, кто дом родной не покидал ни разу, когда-нибудь это сделают. Север заставит их сюда прийти. Здесь лесов много, людей. Есть с кем семью завести. А там все родственники друг другу, дальние и близкие. Плохо это.

Конопатая украдкой посмотрела на охотников. Они шли чуть позади, не упуская из виду Юхана. Жилявый и Меткач ничем не выдавали своих настроений, но было бы удивительно, если бы смерть Говорящего не задела их, не заставила думать о том, как быть дальше. Пока они шли все вместе, словно одна команда, будто так и было задумано. Однако… Конопатая не доверяла им. Чужие это люди, еще вчера выполнявшие приказы врага. И какой там был последний приказ? Черт его знает.

– А дальше? – спросила она “врача”. – Что дальше? За территорией вашего народа?

Юхан пожал плечами.

– Полярные земли. Океан, льды, холод.

– Не на севере, на западе.

– Ах, на западе… Да ничего там нет. Те же самые мутанты все заполонили. Честно говоря, не совсем понимаю – почему именно здесь столько людей выжило? Зоны есть, тварей пруд пруди, но до сих пор гнезда большие и вы даже не думаете вымирать.

– По твоему весь мир, кроме наших земель, мертвый? Без людей, то есть?

– Если бы кто еще выжил, мы бы знали. По радио связались, пешком дошли или еще как. Но вы последние. Вы, да еще, может, несколько кучек вроде нашей, на побережье ледяного океана, куда нелюди заходить не хотят.

– Ладно, леший с ним, с человечеством. Объясняй теперь про себя – что да как, на какие достижения рассчитывал, чего добился.

Но то ли он утаил самое интересное, то ли о всех его прегрешениях они уже и так догадались, а только ничего нового Юхан не рассказал. Знал про оборотней? Знал. Хотел свою армию мутантов? Хотел. Убивал тех, у кого находил нужные ему знания? Было и такое.

– Знали бы вы, скольких трудов мне стоил сбор такой информации! Сколько лет я на это потратил! Один только листок, спрятанный в библиотеке Южного базара, в какое подношение обошелся! Вы его, кстати, прихватили с собой?

– Не могу разделить твоих восторгов по поводу создания личной армии убийц, – ответила Конопатая. – Нам повезло, что ты их так толком и не научился производить, а то бы мы сейчас не разговаривали. Да и того, что они успели натворить, более чем достаточно для справедливого возмездия.

– Для чего? – не понял Юхан.

– Вон там дерево подходящее. Поставим тебя к нему и… Как считаете, ребята? Нужно его таскать за собой?

Захар, идущий впереди, оглянулся, одарил пленника зловещей ухмылкой.

– Да вы чего? – Юхан замедлил шаг. – За что?

– Никто тебя, дурака, ради одной лишь мести убивать не станет, – Крил подтолкнул его в спину. – Шевелись, времени у нас мало.

– А что за спешка?

– Не твое хлюндячье дело.

Юхан кивнул – действительно, не его. Заторопился, оступаясь и проваливаясь в снежные сугробы. Ничего, лучше поспешить, чем прислоняться к первому попавшемуся дереву.

На этот раз некому было вести их к цели. Единственного проводника забрал проклятый тоннель, а Жилявый и Меткач не были хорошо знакомы с местностью. Да и Конопатая с Крилом не могли поручиться, что смогут верно вспомнить обратный путь. Так или иначе к базару они выйдут, но какой ценой, через сколько дней?

– Палач вел нас по старой дороге, которую и глазами-то не разглядишь, – говорила Дашка, когда они расселись вечером у костра. – Секвохи на той дороге не росли, обычные деревья закрывали все сплошняком. Поди догадайся, где тут древний проход! Только Герман и знал нужные приметы.

Она отпила из глиняной кружки горячего грибного чая.

– Но есть в этом и свой плюс. От Южного базара до самого тоннеля дорога углом шла – сначала на север, потом поворот на запад. А нам до этого уже дела нет, нам теперь все равно! Пойдем напрямик, чтобы время не терять.

– По дороге-то небось ловчее, – засомневался Жилявый.

– Наверное, – ответила Конопатая. – Но как ее теперь найти, эту дорогу?

Никто руки не поднял, желания не изъявил.

– Напрямик пойдем, – снова повторила она. – По солнцу сориентируемся, дело не хитрое.

Охотники переглянулись и Кирюха успел поймать их безмолвный обмен мнениями. Не нравилось ему, как они себя ведут. Тихо. Будто знают чего-то, думают свои скрытые мысли, а вслух говорить не хотят. Он недовольно мотнул головой, переломил хворостину и бросил ее в огонь.

– Вот что, парни! Впереди ночь, надо будет дежурить. Да не мне вам рассказывать, сами знаете. Лес – он такой, за ним глаз да глаз нужен. А как мы друг дружке доверимся, спокойно сны смотреть будем, если полной ясности в отношениях нет?

Жилявый с Меткачом снова переглянулись.

– Чего же ты хочешь? – спросил последний.

– Скажите нам ясно, вслух – вы теперь на нашей стороне? С теми же намерениями идете, что и мы? Или, может, есть у вас другие дела, от Говорящего оставшиеся? Тогда уж лучше сразу разбежаться!

Жилявый убрал нож, которым резал вяленое мясо.

– Нет никаких дел, – сказал он вполголоса. – А молчим потому, что сами не знаем, как оно теперь будет.

– Да и вы хороши, – усмехнулся Меткач. – Думаете не видно, что руки на оружии все время?

Большелодочник хмыкнул, убрал руку с приклада винтовки, которую перед этим аккуратно положил поближе к себе.

– Ладно. Давайте, что ли, мирное соглашение заключим? Дойдем до базара, сообщим Ратнику все, что требуется, а там каждый сам будет решать – оставаться или идти своей дорогой.

Он протянул руку, а вслед за ним потянулась бледной, холодной ладошкой Конопатая. Хотел было и Захар, да очень уж лениво ему было вставать, отмахнулся. Охотники обменялись с парнем и девушкой рукопожатиями и в тот же миг в воздухе будто гроза закончилась, перестали сгущаться тучи и сверкать невидимые молнии. Может и не было это надежным договором, подписанным, как в прежние времена, в присутствии важных и многочисленных свидетелей, титул каждого из которых записывался дольше, чем сам договор. Но то было раньше. А здесь – в лесу, у костра – можно было лишь посмотреть друг другу в глаза и поверить. Что еще оставалось?

Крил вызвался дежурить первым. Должна была стоять на часах и Дашка, но он прогнал ее. Навоевалась сегодня, пусть спит. Охотники, небось, думают, что чутье у нее звериное, но он-то видел, – Кирюха улыбнулся, – что спать рыжая может крепко.

Конопатая лежала в обнимку с автоматом, спиной к напарнику и желтым языкам пламени. Глаза ее были открыты.

Весь день, пока маленький отряд продвигался на юго-восток, нарастало в ее душе беспокойство. Сначала Дашка думала, что это перед неизвестностью, ждущей их впереди – успеют ли они к Южному базару вовремя, а если нет, что тогда будет? Но ближе к ночи поняла: нет, не в этом дело. И тревога ее вовсе не от мыслей о будущем. Она как хворый человек, который заранее чувствует приступ болезни, ощущала приближение чего-то знакомого, почти родного, всплывающего из ее темного прошлого.

Поднялась, бесшумно проскользнула мимо спящих, но от кирюхиного взгляда уйти не смогла.

– Куда?

– Мне надо.

– Надо? Иди… – он огляделся, – Иди вот сюда. Чтоб я видел.

Конопатая покачала головой.

– Я сделаю так, как считаю нужным, ты же знаешь.

Вот уж в чем он не сомневался, так это в ее упрямстве и в том, что она все равно сделает по-своему.

– Пусти, – толкнула его легонько, освобождая себе дорогу. – Я скоро вернусь.

И Крил не смог ее остановить. Он знал, что не сможет. Даже если бы очень захотел.

Зов, пульсирующий в глубине леса, невидимый и неслышимый для людей, звал ее на восток. Это пугало. Ведь где-то там, далеко-далеко на востоке, за старым горным хребтом, была ее родина. Там прошла ее юность, там должно было быть ее детство, о котором она ничего не помнила, кроме мутных, жутких картинок.

Конечно, так далеко она не пойдет. Зов был гораздо ближе. Но он все равно нагонял страху.

“Остановиться? Не ходить?”

Упрямо двинулась дальше.

“Неизвестность страшнее. Надо знать, что там происходит!”

Разделась, встречая обнаженным, израненным телом колючий морозец. Еще несколько шагов и Дашка опустилась на все четыре конечности, рванула галопом по хрустящему снегу, лавируя между стволами деревьев. Вокруг были обычные ели и сосны, растущие не так равномерно, как секвохи – нет смысла забираться. Лучше уж понизу.

Сто шагов, двести…

Все дальше и дальше от уютного костра, рядом с которым так приятно быть не монстром, но хрупкой, бледной девчонкой, прятаться под курткой и сладко посапывать, приоткрыв рот.

Тысяча шагов. Полторы тысячи…

С другой стороны – в черном теле раны заживают быстрее, так почему бы не прогуляться под светом звезд?

Она чувствовала в ночном воздухе то, что невозможно было увидеть. Резонирующие волны, которые притягивали, расплывались во все стороны от одной точки. Нет, не точки, широкой полосы, протянувшейся с севера на юг – где-то там, впереди.

Замедлила бег. Решилась, наконец, забраться на дерево. Что-то щекотало ее слух и Конопатой казалось, что, даже если бы рядом был человек, то и он своими несовершенным органами чувств уловил бы вибрацию, гул от тысяч и тысяч ног, протаптывающих снежное месиво до мерзлого грунта.

Снова спустилась, бросилась по земле вперед, пока собственными глазами не увидела вдалеке, среди поредевшего леса, клубящуюся пелену, за которой что-то мелькало, проступало тенями.

“Это не племя. Даже не десять племен”.

Одна из теней отделилась, стала приближаться. Конечно, ведь они чувствовали ее так же хорошо, как и она их! Дашку пробрал озноб – даже в этом обличье она испытывала животный страх перед соплеменниками.

Петляя, как вымерший ушастый зверек, рванула назад. Но не туда, откуда пришла, а в другую сторону: она хотела запутать следы. Быстрее, еще быстрее! Оглянулась – никого. Почти под прямым углом изменила направление бега и, одним прыжком преодолев заснеженный овраг, взлетела по стволу высокой ели, надеясь укрыться между ее разлапистых веток.

“Можно стать человеком. Хотя бы на несколько минут, пока замерзать не начну. Так им будет сложнее меня почувствовать”.

Но ни трансформироваться, ни даже сосредоточиться на этом она не успела. Что-то метнулось к ней с соседнего дерева черной молнией, ударив так, что ель потеряла почти весь окутывающий ее снег.

Дашка зажмурилась, на мгновение даже дышать перестала. Зато она чувствовала рядом с собой чужое дыхание, ровное и спокойное. Забулькало в луженой глотке, глухое рычание показывало, что самец не проявляет агрессии, он не намерен убивать ее.

Открыла глаза, посмотрела на морду с полосами от давно затянувшихся шрамов. Ей хотелось съежиться, но пришлось задавить в себе это желание, иначе, чего доброго, она могла неконтролируемо обернуться человеком. А вот сейчас это было бы лишним – человеческая-то самка мутанту ни к чему, порвал бы ее на куски.

Он поймал ее осмысленный взгляд, чуть склонил голову на бок.

– Ты, – прорычал нелюдь, – разумная?

Заставила себя кивнуть.

– Почему одна? Отбилась? Идем, будешь со мной!

Конопатая медленно покачала головой из стороны в сторону и это далось ей гораздо тяжелее: не соглашаться с мутантом было до отчаяния страшно!

Самец рявкнул, ударил кулаком по еловому стволу, сбивая с дерева остатки снега. Потом прижал Дашку к смолянистой коре так, что она не могла и шевельнуться. Ткнулся мордой ей в щеку, потом в макушку головы, которая даже в этом облике была покрыта рыжим пухом.

– Людьми от тебя несет.

Глубоко посаженные глаза стали еще меньше, когда он прищурился, обдумывая собственные слова. Вдруг отпрянул и спрыгнул вниз. Фыркнул несколько раз, будто отплевывался после поцелуя с уродиной.

– Чужая, – сказал Дашке, когда она спустилась вслед за ним на землю.

– Чужая, – согласилась она.

– Старая и шкуру сбрасываешь. Знал я таких, прячетесь вы среди людишек, жизнь обманываете, будто время над вами не властно. Плохой это обман. Человеческий.

– Шкуру не сбрасываю, но… Черт с тобой, пусть будет так.

Мутант обошел ее кругом. Оглянулся на вереницу сородичей, скрытую вдалеке снежной пылью. Видно, недосуг ему было разговаривать с самкой-оборотнем, надо скорее решать, что с ней делать, и возвращаться к своим.

– Убил бы. Как остальных, – прорычал он глухо. – Но тебя отпущу. Скажешь людям, что мы ушли.

– Мы?

Снова фыркнул, теперь от недовольства ее непониманием.

– Все мы. Все нелюди севера, которых разумные смогли в одну стаю согнать. Теперь не будет войны, незачем людям объединяться. Пусть живут, как жили.

“Наивное существо. Хоть и дала тебе природа ум, но людей совсем не знаешь”.

– Ты у них главный?

Он оскалился – кажется, это была улыбка.

– Главный там, – махнул рукой на огромную стаю, – а я лишь один из разумных, ведущих нелюдей, не дающих им разбежаться. Мое дело маленькое и слова мне никто не давал, но…

Поднял мускулистую руку, постучал когтем по виску.

– Я свободное животное. Сам решаю, что и кому сказать. Тебе сообщил, ты передай людям. Пусть знают. Прощай, чужая!

Опустился на четвереньки, легко побежал в мутную взвесь.

Дашка с трудом сдерживала себя, чтобы не обернуться человеком. Тело ее вздрагивало, от пережитого страха измененные трансформацией и человеческие рефлексы спутались, контролировать их было тяжело.

Она зачерпнула горсть снега, запихала его в пересохшую пасть. Развернулась и медленно, тяжело, совсем не так, как убежавший нелюдь, двинулась обратно к костру. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.

– Мутанты ушли, – сказал Крил охотникам, а заодно и удивленному Юхану за утренней трапезой.

– Что? Куда?

– Откуда знаешь?

Парень кивнул на Конопатую.

– Она их чувствует. Ночью большой стаей прошли на юг. В нескольких тысячах шагов отсюда, сами увидите.

Собрав нехитрый скарб и подхватив оружие они заторопились в указанном направлении. Ориентировались по-прежнему на юго-восток, но промахнуться мимо следа, оставленного стаей, было невозможно. Шириной с упавший железный мост, что соединял когда-то берега реки рядом с гнездом Говорящего, этот след был отмечен поломанными ветками, кустами, а то и деревьями; вытоптанным снегом, перемешанным с грязью; тысячами, десятками тысяч отпечатков когтистых лап.

Вайсман присвистнул.

– Но откуда же она знает, что прошли все? Хотя…

– Вот именно, “хотя”! – проворчала Конопатая, кутаясь в куртку, поднимая повыше воротник. – Здесь было столько мутантов, что, даже если и остался кто в лесах, то это очень маленькие группы. Можно говорить, что север теперь без черного мяса.

– Хитрые, твари! – Жилявый сплюнул. – Если не будет мяса, придется уходить подальше от зон, от обжитых мест. Да и то зараза дотянется, только превращение будет долгим и мучительным. Лучше уж тогда…

Охотник замолчал, но все и так понимали, о чем речь: придется силой отправлять в зону своих же, чтобы потом, когда они обернутся, пустить их на еду и тем самым обезопасить себя от мутирования.

– Можно делать искусственных нелюдей, – робко предложил Юхан. – Я знаю как. Только нужна формула стабильности. Но она же у вас есть, правда?

Он заискивающе смотрел то на Крила, то на Дашку, пока Кирюха не подтолкнул его в спину.

– Дальше надо идти. Здесь и сейчас ничего не решить. Толковать на базаре будем, там есть люди поумнее нас.

И с общего молчаливого согласия они отправились дальше.

Солнце хоть и пряталось за тучи, но направление своим светом все равно указывало. Да, места здесь были не такие исхоженные, как вдоль дороги, по которой вел Герман. Пришлось несколько раз менять направление, обходить непролазные чащобы, пока темнота не настигла их, заставляя остановиться на ночлег.

С утра снова в путь – без болтовни, со злостью на натертые мозоли и не зажившие раны. Лишь пару раз остановились, чтобы вскипятить воду, попить грибного чая. И вот во второй половине дня, когда плененный Юхан невзначай поднял голову и посмотрел в небо, он вдруг протянул:

– О-о!

Все последовали его примеру и увидели, как рваные клочья облаков скрываются от них, потому что путники входили в заросли секвох. Гигантские деревья прятали от людей небо.

– Это большая дорога? – спросила Конопатая сразу у всех. – Та, что идет от моря до Южного базара и дальше?

– Похоже на то, – ответил Меткач. – Пройдем по ней еще немного вперед, а там уж и город.

– Не, – покачал головой Жилявый, – назад. Те места – севернее базара – я хорошо знаю. А это совсем другие заросли, незнакомые. Мы Южнее города вышли.

– Уверен? – спросил его большелодочник.

– Точно.

– Что ж… Пойдем назад. Надеюсь, не сильно промахнулись.

И когда уже, тоскливо вздыхая, с трудом переставляя ноги, они снова повернули на север, Конопатая сказала:

– Скоро вечереть будет, тогда и увидим. От города в ночи зарево, потому как много там огней.

Оба охотника посмотрели на нее с уважением.

– Только с дороги сойти придется, а то из-за проклятых секвох ни черта не видно, – добавила девчонка.

Взяли правее, стараясь не потерять из виду главную лесную магистраль. Когда-то и вдоль нее было много селений, особенно рядом со старым городом, на месте которого стоит Южный базар. Но теперь уж развалины этих деревушек сгнили, а то, что осталось, надежно скрыто сугробами, мхом и лесным буреломом – тайга бережет старые тайны.

Конопатая думала о том, что теперь будет с базаром. Выстоит ли он против целой армии, не превратится ли последний человеческий город в такие же руины, которые будут медленно разваливаться, гнить, зарастать зеленью?

– Хочешь, уйдем с тобой на восток? – шепнула она Кирюхе.

– Куда? – не понял он. – Что, сейчас?

– Нет же. Просто… Если вдруг все пойдет наперекосяк… Если остатки цивилизации псу под хвост… Мы можем уйти вдвоем и спокойно доживать где-нибудь далеко-далеко отсюда, где, может быть, нет ни людей, ни мутантов, или их так мало, что встретить почти невозможно. Мы не будем думать о продолжении рода и спасении человечества. Только получать удовольствие от жизни. А у тебя, кстати, всегда будет молодая женщина!

Она грустно улыбнулась, заглядывая ему в глаза.

– И когда настанет твой час… Я уйду в вечность вместе с тобой. Зачем мне жизнь в одиночестве или с кем-то другим?

Сжала его ладонь.

Крил закашлялся, поглядел на остальных. Но охотники не прислушивались к чужому разговору, они вообще не обращали внимания на парня и девушку.

– Ты такие вещи говоришь, как будто сейчас лучший для этого момент. И почему решила, что на востоке никто не живет? Что и опасности там нет? Заразы? Тогда бы все туда уходили.

– Не знаю, – она опустила взгляд. – Так, подумалось почему-то… Может, зря я боюсь те края, где родилась? Может, только там и остались еще места для нормальной жизни? Ведь про восток мы ничего не знаем… Ладно, забудь.

– Нет уж, как это “забудь”?

– Забудь, потому что вот он! – она протянула руку вперед, указывая куда-то над верхушками сосен. – Город.

Небо впереди подсвечивалось оранжевым и это не могли быть последние отсветы заката, ведь солнце исчезло за горизонтом слева от них и было оно красным, а не оранжевым. И еще зарево мерцало. Так, как бывает во время пожарищ. И на фоне темно-синего неба они разглядели несколько черных, дымных столбов, перекрывающих звезды.

– Опоздали, – с горечью сказала Даша.

Жилявый и Меткач невольно взялись за оружие.

– Мы пойдем туда? – спросил кто-то из них в сгущающейся темноте, такой уютной, скрывающей маленький отряд от бушующего впереди смертоубийства.

– А разве мы можем… Чем-то… – Конопатая прикусила губу и была рада, что в сумраке они не видят страх на ее лице.

Охотники молчали. Юхан украдкой шагнул назад, будто это могло отдалить его от опасности, а Вайсман, хоть и остался стоять на месте, вздохнул так тяжко, что было понятно – лезть в новую передрягу ему не хотелось.

– Там Ратник, – подал голос Крил. – Сыскари городские. Они не отдадут город за просто так. А у нас есть оружие, хорошее оружие. Мы можем помочь. И если с одной стороны к городу подступила какая-то сука, то с другой… – он повернулся к Дашке. – С другой просто обязана быть та, что ее раздавит.

Кажется он сам, не понимая того, произнес напутственную речь, одну из тех, которые умеют произносить только бывалые военачальники, речь, подогревающую кровь простых бойцов. Потому что Жилявый, а вслед за ним и Меткач шагнули вперед, и кто-то из них сказал во тьме:

– За хорошее дело можно и сдохнуть! Возьмем еще правее, там река, должна быть тропинка от города к проруби. Все лучше, чем через главные ворота лезть.

Конопатая обняла Кирюху.

– Какой же ты дурак, если думаешь, что я могу давить врагов. Я боюсь! Боюсь всего на свете. Даже саму себя и своих возможностей.

– Если хочешь – останься.

Она отрицательно покачала головой, поцеловала парня – долго, с наслаждением и тихим стоном, прижимаясь к нему всем своим странным, изменчивым телом.

Винтовку оставили Захару, который должен был стеречь Юхана.

“Если сражение закончится, а никто из нас не вернется”, – сказал ему большелодочник, – “делай с ним все, что захочешь, сам же возвращайся на станцию”.

Они вышли из леса, спустились по угору к замерзшей реке. Чем ближе подходили к Южному базару, тем очевиднее становилось, что дела в городе обстоят неважно. За стенами полыхало в нескольких местах, да и сами стены не везде устояли – были видны рваные края провалов, раскиданные бревна. С городских улиц доносились переливчатые раскаты автоматных очередей, сквозь которые пробивались человеческие крики, то радостные, то наполненные ужасом.

Окончание главы в комментариях

Сайт | Телега автора

Начало здесь: Глава 14.

– И я тебя не забыл, – он поднял автомат, готовясь нажать на спусковой крючок.

– Кто там? – крикнула ему с лестницы Конопатая. Большелодочник не ответил, но по его искаженному злобой лицу Дашка догадывалась, что там, в коридоре, не тот человек, которого они хотели бы встретить. Да и человек ли?

Девчонка не выдержала, в два прыжка преодолела оставшиеся ступеньки, встала за спиной Крила.

– Ты? – удивилась она.

– Как видишь, дорогая. Скажи своему приятелю – пусть уберет ружьишко-то. Вы же не будете стрелять в того, кто спас ваши драгоценные шкурки?

– Еще как будем, – пообещал Кирюха.

Но Конопатая вытянула руку, заставила его опустить ствол.

– Хочешь сказать, что ты один перестрелял всех этих… – спросила она Говорящего, кивая на тела, лежащие в коридоре. – С трудом верится.

– Я не один, со мной еще два охотника. А кроме того, “этих”, как ты говоришь, оставалось не так уж много, вы покрошили почти всех. Теперь неделю будете выносить тела из своего уютного гнездышка. Если, конечно, не хотите, чтобы они завоняли, – он ухмыльнулся. Отложил автомат, прислонив его к стене, будто уверен был, что нападать на него не собираются.

Но и Дашка его не боялась, просочилась между стеной и нервным Крилом, подошла к человеку в черной накидке так близко, что он мог дотянуться до нее рукой.

– Должен быть кто-то еще, – сказала она. – Предводитель всей своры. Если он жив, появяться новые твари.

Говорящий с удивлением оглянулся на гору трупов.

– Я никого не видел. Только это отребье.

– Значит, ушел.

– Да и черт с ним. Если бы у него были еще зверюшки, он бы их уже науськал. Но никто ведь не нападает, да? “Предводитель” всех растратил. Теперь ему нужны новые, а это, как я понимаю, дело не быстрое.

Конопатая обдумывала его слова, но размышления прервал скрипучий голос, доносящийся из подвального помещения:

– Мы их? Или они нас? Эй! Чо, как?

Говорящий повернулся к Кирюхе. Тот не знал, как ему поступить – смотрел то на подругу, то на лестницу, ведущую вниз. Спуститься к Захару, помочь ему? Но он не хотел оставлять Конопатую наедине с врагом.

– Кто там еще у вас? – спросил Говорящий. – Он один?

– Нет! – поторопился ответить Крил. – Нас тут целое гнездо.

– Ага… – кивнул Говорящий и снова улыбнулся.

В конце концов старик сам поднялся по лестнице, окинул мутным взглядом всю компанию.

– Кажется, мы их. А этот? Хороший или плохой?

Никто бы сейчас не смог ему ответить, даже сам “хороший или плохой”. Для него вообще не существовало таких понятий. Жизнь ставила перед ним задачи и он решал их – сначала выживание, потом лидерство среди равных, выживание всех, кто с ним рядом, объединение других гнезд… Какими средствами? Плохими или хорошими? Ему все равно. И вот он пришел к тому, с чего начинал: Говорящему надо лишь выжить. Для этого другом может стать тот, кто вчера был врагом.

Он погорячился, когда говорил про неделю. Тела они вытащили за несколько часов. Работали впятером – его охотники и Крил с Конопатой парами, а Говорящий сам по себе, вытягивая трупы за те лохмотья, что когда-то назывались одеждой.

Вайсман сидел на улице, охраняя все сданное ему оружие, равнодушно наблюдал за тем, как растет куча тел. Когда дело было сделано и все повалились у бетонной стены, стараясь отдышаться, Захар плеснул несколько раз из канистры на бесформенный холм, подпалил деревяшку и швырнул ее в темную массу, торопясь отойти подальше. Занялось, потянуло по ветру черным, вонючим дымом.

– Даша.

Она посмотрела на Говорящего.

– Можно с тобой перекинуться парой словечек? Наедине.

Никогда он не называл ее по имени. Теперь, видимо, хотел показать, что все изменилось, что и он стал другой, и к ней относится иначе. Хотя… Меняться – это их природа. И его, и ее.

Положила руку на плечо Крила, собиравшегося было вскочить, встать между ней и бывшим вождем. “Все в порядке” сказала парню одним взглядом.

Отошла с Говорящим на два десятка шагов, оставаясь на виду у Крила и остальных.

– Что, не задалось там? С управлением гнезда? – пришел ее черед ехидно улыбнуться.

На лице бывшего появилась и тут же исчезла едва заметная гримаса недовольства. Лишь в глазах остались пляшущие огоньки, которые, впрочем, были отражением погребального костра.

– Да. Люди хитрые.

– Люди?

– Не те, что в гнезде.

– А кто?

Он молчал некоторое время, словно собираясь с силами, чтобы переступить через себя, признаться в чем-то.

– В гнездо пришла женщина. Особенная. Слишком умная для здешних. Видно, выросла среди осколков прежнего мира. Она умеет обращаться со старой техникой, оружием, знает многое из того, о чем даже я не догадывался. А главное…

Он снова замолчал и Даше показалось, что она слышит, как скрипнули его зубы.

– Ну давай, давай – говори, раз уж начал. Выскажешься и самому станет легче.

– В ней нет ничего человеческого, – продолжил он. – На все готова, ни перед чем не остановится. Говорит одно, а делает другое. Думаешь, будто понимаешь ее, видишь насквозь, а она опять тебя обманывает.

– Можно подумать, тебя когда-то заботило человеческое в людях.

– Не заботило. Но я считал, что легко предугадываю их действия, знаю пороки, слабости, умею играть на этом. А она…

– Обыграла? Перетянула на себя руководство?

Не в силах произнести это вслух, он кивнул.

– Что ж, – вздохнула Конопатая, – теперь у тебя нет гнезда. Это не так плохо, как может казаться поначалу. Сам себе хозяин…

– Я не закончил, – перебил ее Говорящий и пляшущие огоньки в его зрачках сверкнули еще ярче. – Мы готовили объединение гнезд, чтобы вытеснить с севера обычных нелюдей. И все уже шло к началу большого дела, когда она вмешалась. Теперь объединенная армия идет сюда, на юг.

Конопатая нахмурилась. Тихо спросила – “зачем?”

– Мария скоро приведет их к Южному базару. Они сожгут, истребят единственное место, которое им может противостоять. Которое мешает ей одним лишь своим существованием.

– Мария… – Даша повторила имя, укладывая его в один из уголков своего сознания, заботливо расчищенный от прочих мыслей, чтобы не забыть, не потерять.

– Запудрила мозги этим идиотам, – продолжал человек в черной накидке, – и теперь они уверены, что уничтожение города на юге и есть начало великой войны за освобождение севера.

Огонь, сожравший гору тел, стал постепенно ослабевать. Языки пламени не взлетали уже так высоко, не рассыпались в небе искрами. Да и топлива для них почти не осталось – все превратилось в пепел.

– Откуда узнал, что я здесь? – спросила Конопатая Говорящего. – Что я не в городе. Как меня нашел? И зачем?

– Я не тебя искал, – ответил он тоном, который Дашке почудился извиняющимся. – Мест, где хранятся знания прежних, не так много. Про это – на острове, среди озера – я знал точно. Хотя поверху второй раз не пошел бы: очень много нелюдей, стаями по зарослям секвохи передвигаются. Несколько раз едва удалось уйти. Хорошо еще автоматы с собой было – твари пугаются, когда стрелять начинаешь. Тут, говорят, тоннель должен быть под старыми развалинами. Вот по нему бы пройти… Но за знаниями, как видишь, я готов был и через заросли секвохи.

– От знаний одни беды, – проворчала она. – Хочешь быть как тот, что успел сбежать? Который сделал вот этих, – кивнула на догорающий костер.

– Н-нет, – он медленно покачал головой из стороны в сторону. – Он не умел их создавать. Правда? Иначе не пришел бы сюда. За тем же пришел и я.

Говорящий отвернулся от костра, пляшущие огоньки в его зрачках пропали. Он внимательно смотрел на Конопатую.

– Ты не сказал ничего, что нужно было бы утаить от остальных. Идем, расскажешь им…

– Погоди! – Говорящий остановил ее, схватив за руку. Но тут же отпустил, опасаясь и без того настороженного Крила. – Погоди. Я не хочу, чтобы они слышали это. Давай все решим друг с другом. Ты ведь знаешь, о чем я?

Она молчала.

– У вас есть то, что мне нужно.

Дашка и на этот раз не ответила.

– Дай мне это и я помогу вам остановить стерву! Не будет тысяч убитых, город останется цел!

– Как ты ее остановишь? До сих пор не смог. А у нее еще и армия.

Он долго смотрел на нее, потом сказал:

– Ты знаешь, как. Мы сделаем свою армию.

Не обращая внимания на озлобленного Крила, готового в любой момент сорваться с места, броситься на него с голыми руками, а то и схватить что-то из оружия, Говорящий с небом подступил к Конопатой вплотную. Она почувствовала на лице его дыхание и невольно вспомнила те времена, когда ей приходилось жить с ним в черном доме.

Девчонка подняла руку, мягко, но настойчиво оттолкнула его от себя.

– Чтобы я одну сволочь поменяла на другую? Уничтожишь Марию и займешь ее место? Разве похожа я на безмозглую?

Она пошла к бетонной стене научной станции, у которой их ждали остальные. Обернулась, но лишь для того, чтобы посмотреть на желтые языки пламени.

– Можно было и не сжигать. Бросить их там.

– Хе! – удивился Захар. – Мне эта куча дерьма в доме не нужна!

– Дом придется оставить.

У Вайсмана даже рот приоткрылся от такого неожиданного заявления.

– Вам надо, вы и оставляйте! Идите на хрен отсюда! И так уже мне все испоганили, покоя лишили! Ходят и ходят, дармоеды, чтоб вам пусто было…

– Сюда вернутся, ты же знаешь, – спокойно ответила ему девчонка. – Перевернут все вверх дном, тебя убьют, но не сразу, будут пытать. Оно тебе нужно? Или ты серьезно надеешься один отбиться?

– Меня… – старик побледнел и это было заметно даже в свете догорающего костра. – За что меня-то? Я и сам выдам все ваши дурацкие секреты!

– Для верности, Захар. Вдруг не все выдал? Ты хоть представляешь себе, как можно сделать человеку больно? Я вот знаю одного, кто мог бы тебе объяснить.

Конопатая покосилась на Говорящего. Вздохнула.

– Нужно собираться и уходить как можно быстрее. Взять с собой оружие, сколько сможем унести.

– Даш, – Крил подошел к ней ближе. – Куда? Обратно в город? Дядька твой не обрадуется. Не ждут нас там.

– Они понятия не имеют, чего им ждать. А мы имеем понятие. Расскажи, – повернулась она к своему бывшему сожителю, – чтоб все знали.

И пока тот, недовольный, пересказывал краткую версию истории о женщине, ведущей за собой орду, Конопатая толкнула в бок старика, сказала ему на ухо:

– Вытащи ту штуку, на которую записываются все данные. Из этого… компьютера. Ты понимаешь, о чем я?

– Ну еще бы. А лист как же?

– Я его в костер бросила. Вряд ли уцелеет. А даже если… Кто догадается, что хранит в себе эта почерневшая дрянь? Просто обгоревший лист секвохи.

Все оружие они взять с собой не могли, не унесли бы и десятую часть того, что хранил на станции Вайсман. Дашка думала, что попросит Ратника послать сюда отряд, но у нее не было уверенности, что на это останется время. Сколько еще будет добираться армия Марии до Южного базара? Два дня? Три? Неделю? Все равно этого мало.

Утром пересекли замерзшую воду, отделяющую остров от берега, углубились в лес. Первыми шли охотники Говорящего. Конопатая помнила их по той, далекой жизни в гнезде. Хорошие люди, если бы не были на службе у такого хозяина. Но они хотя бы не станут делать глупостей – не юнцы какие-нибудь, привычные к жизни, всякое повидавшие. Не даром из всей охраны только эти двое и выжили.

Дашку, а особенно Крила, беспокоил лишь сам Говорящий. К нему доверия не было.

– Я бы его еще там кончил, на озере, – ворчал большелодочник. – Зачем он вообще нужен?

Она и сама не могла толком объяснить – зачем? Но устраивать разборки, пальбу… Да при том еще, что Говорящий этого ожидает и охотникам соответствующие распоряжения мог отдать… Никаких гарантий, что в живых из этой заварушки именно они с Кирюхой выйдут. Про Захара и говорить нечего, какой из него боец? Топает себе позади остальных, иногда требуя остановится, чтобы передохнуть. Нет, лучше не дергаться, сохранять статус-кво.

– Может, непонятно для тебя скажу, – заявила Конопатая так, чтобы никто, кроме Кирюхи не услышал, – но Говорящий для нас такой же капитал, как и циферки с листа секвохи.

– Вот уж действительно – непонятно, – хмыкнул в ответ Крил. – Чего в нем капитального? Какая ценность?

– Во-первых, он оборотень. Да, польза для нас сомнительная, но кто знает… В жизни всякое случается.

– А во-вторых?

– Во-вторых он бывший. Руководствовал гнездом, охотники из которого, среди прочих, идут сейчас на город. Если устранить стерву, то он их снова может на свою сторону переманить. Влияние имеет.

– Для нас разве это хорошо? Продолжит ее же дело!

Конопатая подумала с минуту.

– Нет. Не такой он авантюрист.

– Не такой – кто?

– Не дурак он, чтобы глупости творить. Осторожный, не хочет напрасной войны. Большое дело задумывал только для объединения гнезд под своим началом, да изгнания нелюдей, чтобы уж совсем не было для его власти никакой угрозы. В старых книгах это называлось политикой. Вот он и есть политик. А Мария – она другая. Она… Хм… Не знаю, как сказать. Человек, одним словом.

– Ну спасибо. Я, кстати, тоже человек. Если ты позабыла.

– Ты хороший человек. Она – плохой. Плохие люди, когда до власти добираются, могут миллионы других ни за что положить, только ради своих никому не нужных идей. А сейчас, наверное, и миллиона-то людей не будет на всей планете.

– Хватит бормотать друг с другом! – прервал их Говорящий. Он остановился, дождался, когда они с ним поравняются. – А то будто заговор за моей спиной готовите.

– Пока ты против нас ничего не замышляешь, мы тоже воду мутить не станем, – парировала Конопатая. Но дальше они пошли втроем и тайные разговоры с Кирюхой Дашка прекратила.

До спуска в треклятый тоннель, погубивший палача Германа, шли, казалось, дольше, чем тогда, в поисках станции. Дорогу знали только Конопатая с Крилом, но и они боялись промахнуться, выйти не к развалинам древнего города, а, не дай бог, к полосе зарослей секвохи, которая была для нелюдей словно магистраль с севера на юг и обратно.

Прошли небольшое озерцо с двумя островами, которые они тщетно обыскивали несколько дней назад. Значит, направление верное, идти осталось недолго. На небе, за серыми тучами, солнце уже клонилось к закату. Хоть по северному пониманию темнота зимой – не обязательно вечер, а только искать спуск в подземелье лучше было при свете. И Конопатая поторапливала всех, помогая отстающему Захару.

Тайга, наконец, расступилась. Впереди был спуск в низину, за которым подъем и спящие под снегом городские окраины.

– Должен быть люк, – сказал Кирюха. – Где-то здесь. Смотрите лучше!

Они топтались, постепенно расширяя круг поисков, распинывая свежий снег, нападавший за эти дни. Следов, конечно, не сохранилось, да и свои пометки Крил с Дашкой делать побоялись, не хотели привлекать внимание посторонних ко входу в тоннель. Большелодочник уже успел пожалеть об этом, когда за его спиной что-то скрипнуло. Он обернулся.

Один из охотников стоял в нескольких шагах от него, почти в том месте, где перед этим прошел и сам Крил. Охотник держал приподнятую створку люка, скрывавшего круглый вход в темноту подземелья.

– Молодец, Жилявый! – похвалил его Говорящий с небом.

Первой помогли спуститься Дашке, за ней последовали оба охотника, их хозяин, наконец Вайсман – с кряхтеньем и ругательствами. Последним, закрывая за собой люк, нырнул в подземелье Крил.

Включили приготовленный на этот случай фонарик, двинулись вперед по бетонной кишке. Кирюхе все казалось знакомым, но оттого и жутким. В памяти то и дело всплывало темное видение: поднимающийся с четырех конечностей силуэт, а потом – черная, не успевшая снова стать человеческой, рука Конопатой.

– Если ночевать будем в тоннеле, – заметила девчонка, – то лучше остановиться сейчас.

Парень понимал, о чем она. Но Говорящий возразил:

– Почему? Давайте отойдем подальше от входа. Не хочу спать рядом с люком.

– Дальше, – сказал Крил, – будет комната с кучей мертвецов. Мы можем пройти еще, но не слишком далеко. А то покойники будут портить нам аппетит перед ужином. И, пожалуй, спать рядом с ними тоже не слишком весело.

– О… – Говорящий с пониманием кивнул. – Свежие? Покойники? Интересно, кто их так?

Конопатая с Крилом переглянулись, но говорить ничего не стали.

Расположились в просторной нише, дающей возможность убраться с дороги, не спать посреди тоннеля. Не то, чтобы кто-то мог идти мимо и наступить – вряд ли в подземелье оставалась еще хоть одна живая душа – а все-таки лежать в сторонке было приятнее.

На запасы продовольствия, хранившиеся в холодильниках и кладовых научной станции, грех было жаловаться. И путешественники не постеснялись взять все, что не мешало им нести оружие. Теперь можно было позволить себе хорошенько набить брюхо, не заботясь о завтрашнем дне – еды хватит на всю дорогу.

– Как рана? – спросила Дашка Вайсмана.

Тот лишь скривился в ответ – “терпимо”.

– Обидно было оставлять дом? – не унималась она. – Ты уж извини, но иначе никак. Может, потом вернешься.

– А-а! – махнул он рукой. – Если подумать, ерунда это все. Только кота жалко, – Захар грустно опустил голову. – Попал Барсик под раздачу во время перестрелки. Хоть и клонированный был, а все равно… Жалко! Несколько лет вдвоем на станции прожили.

Он запил водой сытный ужин, лег на пол, сунув под голову дорожный мешок. Вскоре и другие последовали его примеру, лишь один из охотников – Меткач – остался дежурить, включая время от времени фонарик, проверяя, нет ли чего подозрительного с обеих сторон тоннеля.

Ночью Конопатую пробудил зов природы. В другом обличье она бы и думать об этом не стала – где приспичило, там и прольется. Но будучи человеком не могла себе такого позволить. Поднялась, кивнула встрепенувшемуся Жилявому, который уже сменил на посту напарника. Шепнула:

– Сейчас вернусь.

Повернула голову направо – туда, откуда пришли, где большой зал и люк в потолке. Потом налево, в сторону бандитов, с которыми сама расправилась и которые лежали сейчас где-то там, в глубине тоннеля. “Какая разница? Все равно ничего не видно!”

Наощупь пошла к мертвецам. Десять шагов, пятнадцать. Остановилась. Спустила штаны, присела, с наслаждением освобождаясь от лишней жидкости. Когда дело было сделано, поднялась и едва успела застегнуть три разномастных пуговицы, изготовленных мастеровым Южного базара, как из темноты что-то надвинулось, коснулось лица знакомым дыханием.

– Не спится?

Конопатая зло зашипела, вскинула невидимую в темноте руку, ногти на которой на мгновение заострились. Но девчонка сдержалась, не позволила закончится трансформации.

– Еще раз последуешь за мной в темноте, разорву тебе глотку!

Она не видела усмешку Говорящего, но чувствовала, что он стоит рядом и улыбается.

– Так что ты решила? Терпение у меня не безмерное.

– Нечего решать, – все так же, с шипением, ответила она ему. – Хочешь – иди с нами. Нет – уматывай! Но уйдешь без знаний.

– Хорошо, я останусь. Буду рядом, – Говорящий придвинулся к ней вплотную. – А когда же ты мне их отдашь?

Дашка взвешивала все за и против. Пообещать ему что-то? Обещание рано или поздно придется выполнять. Отшить? Сказать, что никогда не получит? Нет, не стоит его злить, провоцировать.

– Как я могу отдать? Я должна доверять тебе и для этого пришлось бы зачеркнуть все, что про тебя знаю, прожить заново то, что было, только с другим Говорящим, который достоин получить знания. Но ты не станешь другим. Так ведь?

Он заставил ее сделать шаг назад, прижаться к холодному тоннельному тюбингу.

– Не стану. Я такой, какой есть. И не хочу быть другим. Неужели все, что было в черном доме, тебе неприятно вспоминать? Моя девочка… Как же я скучал!

Дашка извернулась, отскочила в темноту.

– Придет время и все решится! – бросила она, удаляясь к нише, к свету фонарика.

– Времени почти не осталось, – проворчал Говорящий.

Вайсман проснулся рано и своим ворчанием, суетливым поиском личного фонарика разбудил остальных.

– Где этот чертов светляк? Мне надо отлить, а я даже не вижу – куда? Признавайтесь, сукины дети, куда вы запихали мой фонарь?! Хотите экономить энергию? Только не за мой счет, засранцы!

– Черт! – недовольный Крил поднял голову. – Этот… Как тебя? Меткач! Дай ты ему свой, пусть он сходит!

Ругающийся Захар, ощупывающий лучом света то одну стену тоннеля, то другую, словно это картинная галерея, удалился. Но сон был нарушен и все зашевелились, стали подниматься. Нашли-таки еще один светильник, приготовили на скорую руку завтрак. Подземелье не слишком радовало их своим гостеприимством и путники надеялись покинуть его как можно скорее.

Когда двинулись в путь, не прошло и получаса, как они вышли к обещанным мертвецам. Сначала впереди показалось грузное тело сидящего у стены мужчины. Голова его безвольно свесилась на грудь.

– Герман, – сказал Крил.

Вайсман подошел ближе, присел на корточки.

– Ох, дружище… Вот и тебя забрала старуха с косой. Жаль, не успели повидаться в последний раз.

Он встал, тяжко вздохнул.

– Барсик его очень любил. Не самый добрый человек на свете, скажем прямо. А вот поди ж ты… Кот к нему на колени забирался, слюни пускал от радости. Ну, теперь там встретятся, – Захар поднял голову к потолку, за которым, по его разумению, должен был быть голубой купол неба и, видимо, райские кущи, принимающие не только людей, но и котов.

– Крил! – позвала Конопатая. – Поди сюда.

Она стояла в дверном проеме, ведущем в комнату, куда ее раньше затаскивали бандиты. Кирюха подошел, встал рядом. Удивился:

– Где они?

Комната была пуста. Фонарик высвечивал лишь темные пятна, которыми были заляпаны пол и стены.

– То-то и оно – где они? – повторила за ним девчонка.

– Потеряли кого-то? – в помещение протиснулся Говорящий, следом за ним показались Жилявый и Меткач. – Может и не было мертвецов-то, а? Померещилось вам?

– Не мели ерунды, – Дашка вышла в тоннель, стала оглядываться, хотя в свете фонарика, который держал Захар, видно было едва ли на десять шагов. – Они убили Германа, мы убили их. Все тела оставались здесь. А теперь только Герман… Кто-то вынес их отсюда.

– Зачем? – спросил Вайсман.

– Не удивлюсь, если для того, чтобы сожрать, – ответила она ему.

– Чего тогда Германа не забрали?

– Тут на каждом люке изнутри предупреждающие знаки. Они могут верить, что весь внешний мир отравлен. А Герман сверху пришел. Наверное, грязный для них. Но меня пугают даже не их кулинарные пристрастия.

– Что же тогда? – поинтересовался Говорящий.

– А то, что здесь вообще кто-то остался. Мы надеялись, что всех кончили. Видимо, не всех. Поди теперь, угадай – где они прячутся, сколько их?

– Ладно, что толку на месте топтаться? Я с парнями вперед пойду. Главный специалист по фонарикам – следом. А ты уж со своим мальчиком сзади.

– Кого ты мальчиком назвал? – дернулся было Крил, но Дашка его остановила, взглядом попросила “не лезь на рожон”.

Дальше пошли медленно и Крила снова стали посещать неприятные воспоминания из недавнего прошлого, те щекочущие нервы ощущения, когда они вот так же, еще с Германом, осторожно пробирались по этому тоннелю, только в противоположную сторону.

– Он тебя провоцирует.

– Что?

– Говорящий. Он провоцирует тебя, – Дашка посмотрела на Крила, отвлекшись на мгновение от созерцания тоннеля. – Не обращай внимания, не поддавайся.

– Да я и не поддаюсь.

– Ага, я заметила.

Большелодочник не стал продолжать разговор. Молча шел вперед, иногда оборачиваясь, проверяя – не появился ли кто сзади.

– Достала меня эта пещера, скорее бы уж наверх. Лучше бы через лес, честное слово! Там привычно все…

Девчонка остановилась. Крил заметил, что и Говорящий с охотниками, подталкивая Вайсмана, быстро возвращаются назад, погасив фонарики. Он выключил свой и на добрую сотню шагов они отступали в кромешной тьме и полном молчании.

Наконец остановились. Говорящий снова зажег свет, но отрегулировал его до минимальной яркости.

– Что там? – тихо спросила Конопатая.

– Отворотка налево.

– Здесь много таких. И налево, и направо.

– Там кто-то есть. В глубине отсветы огня и голоса слышны.

– Сколько голосов?

– Из тоннеля не поймешь. Трое или пятеро.

– Но могли и не все разговаривать, да? Кто-то, может, молчал.

– Может и так.

– Дерьмо.

– Согласен.

Говорящий прищурился, обдумывая ситуацию. Крил проверил пистолет, охотники взяли в руки автоматы и аккуратно, чтобы не получилось громких щелчков, сняли с предохранителей.

– А давайте тихонечко пройдем мимо, пока они там болтают, – предложил Вайсман.

Но Конопатая отрицательно покачала головой.

– Иметь врага за спиной еще хуже. Если пойдут следом – могут застать нас врасплох.

– Тогда, – Крил поднял оружие, – ломимся в отворотку и всех там в расход!

– Коридор узкий, – предупредил Говорящий. – Едва ли на двух человек в ширину. Пока первые двое ломятся, их там и положат, а потом тех двоих, что идут следом.

– И что ты предлагаешь? – Крил смотрел на бывшего руководчика, ждал от него ответа, но первой заговорила Конопатая.

– Понятно, что. Нелюди туда должны идти. С ними пещерникам не справиться.

Сказала она это спокойно, так, будто речь шла о чем-то неприятном, но будничном и безопасном.

– Нет-нет-нет, даже не думай! Ты туда не пойдешь!

Но Крил понимал, что его голос сейчас не имеет веса. Эти двое сделают так, как решили. И неважно – есть ли в этом необходимость. Нужно ли убивать тех, в отворотке, или на самом деле можно “тихонечко пройти мимо”, как предлагал Захар.

Два мутанта ощущали то, что ему недоступно, они следовали своей, нечеловеческой логике. Они чувствовали друг друга. Поэтому Кирилл не мог соперничать с тем, кого Даша считала себе подобным. И поэтому он твердо решил, что расквитается с ним при первой же возможности.

Жилявый и Меткач ушли вперед, они должны перехватить тех, кто попытается спастись, убегая по тоннелю в их сторону. Вайсман и Крил остались на месте – они будут караулить со своего краю. Но что-то подсказывало парню, что никто из коридора не выйдет, не сможет даже попытаться спастись. Потому что он уже видел Конопатую – тогда, всю в чужой крови, шипящую от злости, уничтожившую дюжину глупцов. А теперь мутантов двое. Нет, никто не выйдет из коридора.

Дашка остановилась в нескольких шагах от вырубленного в стене проема, на стенах которого действительно играли блики факелов, а изнутри доносились голоса. Она стала снимать одежду, глядя на то, как рядом раздевается Говорящий.

И вот они уже обнаженные. Входят в коридор. Он идет первым, но Конопатая легко его обгоняет, опускается на все четыре конечности, потому что ей так удобнее, ведь она не человек. Розовая кожа почернела, руки вытянулись и вместо ногтей у нее теперь когти. Запахи, звуки, сумрак подземелья – все видится и ощущается не так, как минуту назад. Острее, громче, ярче.

Воздух с шумом выходит из раздувающихся ноздрей. Сначала дыхание частое, но чем ближе она ко входу в помещение, тем медленнее дышит, словно предстоящее дело ее успокаивает. Замедляется и сердцебиение.

Впереди пульсируют жизнью семь душ. Трое слева, четверо справа. На этих четверых уже нацелился Говорящий – она чувствует его, понимает, что именно он собирается делать. “Ну и леший с тобой, забирай! Хватит мне и троих”.

Кажется, их замечают еще до того, как они проникают в каменный мешок. Пульсирующие жизнью вскакивают и Дашка сразу понимает, что с ними что-то не так. Неправильно она их чувствует, не так, как оставшихся позади Крила, Вайсмана или охотников. Не так…

На нее бросаются двое и это не люди. Говорящему еще хуже – на него кинулись четверо. Она никогда не видела такой быстрой трансформации! Только что были человеческие тела, чувствовались совсем по-человечески, и вот через секунду они превращаются в таких же черных мутантов, как она сама.

Ее полоснули по ребрам когтями, но Конопатая успевает отпрыгнуть, обмануть обоих. Сбивает того, что ближе, с ног. Они крупнее ее, сильнее, но не такие сообразительные и ловкие. Когда их создали? Скорее всего на десятилетия позже того, как она первый раз вынуждена была защищать свою жизнь от зубов и когтей.

Тот, что упал, уже не встанет: она пустила в ход клыки, как только увидела его горло. Второй отступает, но лишь для того, чтобы зайти с другой стороны и броситься на нее снова. Они сплетаются в клубок, с визгом и рычанием катаются по полу.

В какой-то момент Дашке кажется, что он дожмет ее. Придавит своей тушей, сожмет челюсти… И она отпускает на волю все звериное, что в ней есть. Знает, что потом не сможет вспомнить, что делала, откуда на ее теле раны, как она расправилась с врагом. В памяти останутся обрывки жутких видений, картинки, затуманенные нечеловеческой яростью. Если, конечно, она останется жива.

Нападает, отбивается, снова и снова идет вперед, не считаясь с усталостью и численным превосходством врага. Но вот, кажется, и численного превосходства уже нет. Заставляет себя разомкнуть острые зубы – это был последний. Его тело безвольным мешком валится на пол и Конопатая падает рядом, теряя сознание.

Она недолго была за пределами этого мира, злая реальность вернула ее обратно. В родное, уже ставшее человеческим, тело. Голая, израненная девчонка закашлялась, попыталась встать, опираясь на руки, но они предательски дрожали, а весь пол был так сильно залит влажным и липким, что в него трудно было упереться.

Все-таки поднялась. Огляделась. “Где Говорящий?” Вокруг нее только мертвые мутанты и… Один человек. Живой. Он в страхе вжимался в угол комнаты, глаза его были выпучены от ужаса. “Правильно. Из тех троих, что были передо мной, напали двое. Один так и проторчал все это время в углу. Пусть постоит еще немного. Теперь-то никуда не денется!”

Пересчитала лежащие на полу тела. Семеро. Снова посмотрела на человека. Нет, она не могла ошибиться! Когда они с Говорящим вошли, их столько и было, вместе с тем, побелевшим от страха. Сейчас он стоит в сторонке, а на полу все равно семеро. Она догадывалась – почему. Но не была готова к тому, что ей от этого станет больно.

Она вытащила мутанта в тоннель за передние, когтистые лапы. Села рядом с ним на пол. Тут же подскочил Кирюха, попытался прикрыть ее наготу, но увидел раны и отбросил одежду. Не это главное! Нашел среди вещей аптечку, разорвал зубами упаковку с заживляющей лентой.

– Что ж ты… Как же так… Ведь говорил – не ходи, не надо! Ах, солнце ты мое… Зачем-то еще тварь эту выволокла.

– Это Говорящий. Он мертв.

Она посмотрела на Жилявого и Меткача.

– Там, внутри, человек. Думаю, это его вина.

– В чем? – спросил большелодочник.

– Долго перечислять. Скажем – и в смерти Барсика тоже.

Продолжение следует.

Телега автора | Сайт