Жду новый пост

Серия «Корнфортный материализм»

В какой степени человеческое сознание способно к познанию и установлению истины? Совершенная, полная, абсолютная истина – вся истина и ничего, кроме истины, о чем бы то ни было – этого мы никогда не можем достичь. Но мы к этому всегда приближаемся. Мы идем в направлении полной, всеобъемлющей истины, охватывающей не только отдельные факты, но и общие законы и взаимосвязи, при помощи серии отдельных, временных и приближенных истин.

Истина, которая может быть сформулирована отдельным человеком или человечеством в какую-либо отдельно взятую эпоху, всегда приблизительна, несовершенна и подлежит коррективам. Но люди учатся друг у друга как на достижениях других, так и на их ошибках. Это справедливо и в отношении следующих друг за другом поколений общества.

Поэтому сумма неполных, отдельных, временных и приближенных истин все больше и больше приближается к полной, всеобъемлющей, окончательной и абсолютной истине, но никогда не достигает ее. Мир, который воспроизводят наши идеи и утверждения, действительно существует. Эти идеи и утверждения истинны, поскольку они соответствуют внешнему миру и поскольку они его правильно воспроизводят.

Мы проверяем эти истины на опыте, на практике. Соответствие никогда не бывает полным, точным, абсолютным. Оно постоянно приближается к своему абсолютному пределу, хотя всегда остается на бесконечном расстоянии от него по мере того, как прогрессируем истинное знание, по мере того, как люди совершенствуют орудия производства и средства получения новых знаний.

Энгельс пишет: «Осознание того, что вся совокупность явлений природы находится в систематической связи, побуждает науку доказывать эту систематическую связь повсюду, как в частностях, так и в целом. Но совершенно соответствующее своему предмету, исчерпывающее научное изображение этой связи, построение точного мысленного отображения мировой системы, в которой мы живем, остается как для нашего времени, так и на все времена делом невозможным.

Если бы в какой-нибудь момент развития человечества была построена подобная окончательная система всех мировых связей, как физических, так и духовных и исторических, то тем самым область человеческого познания была бы завершена... Таким образом, оказывается, что люди стоят перед противоречием: с одной стороны, перед ними задача – познать исчерпывающим образом систему мира в ее всеобщей связи, а с другой стороны, их собственная природа, как и природа мировой системы, не позволяет им когда-либо полностью разрешить эту задачу. Но это противоречие не только лежит в природе обоих факторов, мира и людей, оно является также главным рычагом всего умственного прогресса и разрешается каждодневно и постоянно в бесконечном прогрессивном развитии человечества... Фактически каждое мысленное отображение мировой системы остается ограниченным, объективно – историческими условиями, субъективно – физической и духовной организацией его автора».

Тем не менее в ходе бесконечной прогрессирующей эволюции такого ограниченного мысленного отображения объективного мира человечество непрерывно получает все более совершенную истину, более исчерпывающие знания. «Суверенно ли человеческое мышление?» – спрашивает Энгельс, подразумевая: можем ли мы достичь абсолютной истины обо всем, можем ли мы получить всеобъемлющие и полностью достоверные знания?

«Прежде чем ответить “да” или “нет”, мы должны исследовать сначала, что такое человеческое мышление. Есть ли это мышление отдельного единичного человека? Нет. Но оно существует только как индивидуальное мышление многих миллиардов прошедших, настоящих и будущих людей...

Другими словами, суверенность мышления осуществляется в ряде людей, мыслящих чрезвычайно несуверенно; познание, имеющее безусловное право на истину, – в ряде относительных (релятивных) заблуждений; ни то, ни другое не может быть осуществлено полностью иначе как при бесконечной продолжительности жизни человечества.

Мы имеем здесь снова то противоречие, с которым уже встречались выше, противоречие между характером человеческого мышления, представляющимся нам в силу необходимости абсолютным, и осуществлением его в отдельных людях, мыслящих только ограниченно. Это противоречие может быть разрешено только в бесконечном поступательном движении, в таком ряде последовательных человеческих поколений, который, для нас, по крайней мере, на практике бесконечен.

В этом смысле человеческое мышление столь же суверенно, как несуверенно, и его способность познавания столь же неограниченна, как ограниченна. Суверенно и неограниченно по своей природе, призванию, возможности, исторической конечной цели; несуверенно и ограниченно по отдельному осуществлению, по данной в то или иное время действительности».

Марксистское учение об истине учит нас избегать догматизма, который устанавливает общие принципы, выдавая их за неизменные и окончательные истины, отказываясь проверить, на чем они основаны, отказываясь изменить и исправить их или в случае необходимости, в свете нового опыта и новых обстоятельств, вообще отбросить их. В то же время марксизм учит нас избегать узкого эмпиризма, который ограничивается коллекционированием и упорядочением фактов, не интересуется открытием лежащих в основе этих фактов законов движения и взаимосвязей и скептически относится ко всякого рода смелым обобщениям и теориям.

Подобно догматизму, эмпиризм не выходит за рамки ограниченного опыта настоящего момента. Догматизм и эмпиризм, довольно распространенные в философии и науках, мы встречаем и в рабочем движении. В рабочем движении догматизм выражается в заучивании определенных формулировок и в убеждении, что всякая новая проблема может быть разрешена простым повторением этих заученных формул. В результате этого люди не усваивают уроков опыта и оказываются неспособными в новых условиях смело выдвинуть новую политику. Эмпиризм же, с другой стороны, состоит в погружении в мелочные, повседневные «практические» вопросы, причем все прочие проблемы рассматриваются как маловажные, которыми должны заниматься «интеллигенты», а не практические деятели.

В результате этого люди также не усваивают уроков опыта и оказываются не в состоянии смело выдвигать новую политику. Таким образом, и догматизм и эмпиризм приводят к одним и тем же результатам и способны нанести большой вред рабочему движению, мешая ему в поисках правильного пути к достижению социализма.

Марксизм одновременно критичен и революционен. Он критичен, так как выступает против догм, настаивает на непрерывной проверке и перепроверке всех идей и всякой политики в горниле революционной практики; он признает, что истина меняется, что то, что достаточно истинно сегодня, может стать ложным завтра, если это не уточняется и не развивается в новую истину. Но быть просто критичным недостаточно. Чисто критическое отношение отрицательно и может привести к парализации всякой деятельности. Марксизм также революционен. Он революционен потому, что он не только критикует, но движется вперед, чтобы заменить старое новым. Он твердо стоит на своей позиции, уверен в истине и справедливости своего дела, в правильности своих принципов, как основы будущего развития, и проверяет свои революционные идеи в ходе революционной практики.

Противоречие есть единство и борьба противоположностей

Разрешение противоречий

Истина и заблуждение

Относительная и объективная истина; причинность, пространство и время

Истина.

Истина – это соответствие идей объективной действительности. Такое соответствие обычно только частично и приблизительно. Истина, которую мы можем установить, всегда зависит от наших способов открытия и выражения истины, но в то же время истинность идей, хотя она и относительна в этом смысле, зависит от объективных фактов, которым соответствуют идеи. Мы никогда не можем достигнуть совершенной, полной, абсолютной истины, но всегда приближаемся к ней.

Истина и заблуждение

Если мы признаем, что, за исключением небольшого количества раз и навсегда установленных безусловных фактов, истина всякого утверждения частична, приблизительна и только условна, то отсюда вытекает, что мы всегда должны быть готовы корректировать и изменять наши выводы в свете нового опыта.

Это показывает, что, как писал Энгельс, «истина и заблуждение, подобно всем логическим категориям, движущимся в полярных противоположностях, имеют абсолютное значение только в пределах чрезвычайно ограниченной области... Как только мы станем применять противоположность истины и заблуждения вне границ вышеуказанной узкой области... оба полюса противоположности превратятся каждый в свою противоположность, т. е. истина станет заблуждением, заблуждение – истиной».

Или, как писал Сталин: «Диалектика говорит, что в мире нет ничего вечного, в мире всё¸ преходяще и изменчиво, изменяется природа, изменяется общество, меняются нравы и обычаи, меняются понятия о справедливости, меняется сама истина, – поэтому-то диалектика и смотрит на всё¸ критически, поэтому-то она и отрицает раз навсегда установленную истину...»

Относительность и объективность.

Мы видели, что большинство истин приблизительно, частично и неполно, и что заблуждение обнаруживается в истине и истина – в ошибке. Следовательно, в отношении всякого предмета мы в общем обладаем какой-то степенью истины, но не абсолютной истиной. Степень истины, которой мы обладаем в познании чего бы то ни было и которой мы можем достичь в определенную эпоху, как – в каких пределах и насколько полно – мы ее выражаем, зависит от средств, которыми располагает эта эпоха для открытия и выражения истины.

Истина всегда связана с теми средствами, которыми мы ее установили. Мы можем выразить истину о вещах лишь в пределах нашего опыта в отношении этих вещей и тех операций, при помощи которых мы приобрели знания об этих вещах. Вместе с тем эта истина, безусловно, связана с объективным материальным миром и представляет собой все более полное отражение действительных свойств и законов движения объективных вещей и процессов.

Поэтому, хотя форма выражения истины и пределы ее приближения к объективной реальности зависят от нас, ее содержание, то есть объективная реальность, которой она соответствует, не зависит от нас. В этом смысле элемент относительности, который принадлежит истине, не только не несовместим с объективностью истины, но эти два элемента до некоторой степени неразрывно связаны друг с другом.

Истина относительна, поскольку она выражена в форме, зависящей от конкретных условий, опыта и средств ее достижения, которыми располагают люди, формулирующие истину. Она объективна, поскольку то, что выражено или воспроизведено в данной форме, является объективной реальностью, существующей независимо от знаний человека о ней.

Если подчеркивается только сторона относительности, то мы имеем субъективный идеализм и релятивизм, согласно которым истина распространяется исключительно на наши наблюдения и действия, но не на объективный мир, сущность которого, как утверждают сторонники этих учений, непознаваема и невыразима.

Сэр Артур Эддингтон, например, отмечая, что наши сведения об атоме были получены главным образом в результате наблюдений показаний стрелки измерительных приборов и вспышек на экране – поскольку они были именно показаниями, даваемыми приборами, используемыми для изучения мира атома, – пришел к выводу, что на самом деле мы ничего не знаем об атомах, существующих в объективном мире, а знаем лишь «о показаниях стрелки измерительных приборов и других подобных показаниях».

Если, с другой стороны, подчеркивается только второй момент – абсолютность или объективность, тогда мы имеем догматизм. Прежние физики, например, уверенные, что их физические теории отражают объективную материальную действительность, утверждали, что мир состоит не из чего иного, как из твердых частиц, подобных микроскопическим бильярдным шарам, и что никакой другой материальной действительности не существует.

Очевидно, необходимо принимать во внимание и то, что истина – отражение объективной действительности, и то, что в то же время — это отражение обусловлено и ограничено особыми обстоятельствами, при которых оно происходит. «...для диалектического материализма, – писал Ленин, – не существует непереходимой грани между относительной и абсолютной истиной... Материалистическая диалектика Маркса и Энгельса безусловно включает в себя релятивизм, но не сводится к нему, т. е. признает относительность всех наших знаний не в смысле отрицания объективной истины, а в смысле исторической условности пределов приближения наших знаний к этой истине».

Задавая вопрос, существует ли объективная истина, Ленин указывал, что необходимо различать и не смешивать два вопроса: «1) существует ли объективная истина, т. е. может ли в человеческих представлениях быть такое содержание, которое не зависит от субъекта, не зависит ни от человека, ни от человечества? 2) Если да, то могут ли человеческие представления, выражающие объективную истину, выражать ее сразу, целиком, безусловно, абсолютно или же только приблизительно, относительно?».

Ответ на эти вопросы ясен:

1. Человеческие идеи могут иметь и имеют содержание, которое не зависит ни от тех или иных людей, ни от человечества вообще, поскольку эти идеи воспроизводят объективную действительность, существующую независимо от идеи какого бы то ни было субъекта о ней.

2. Эти идеи не воспроизводят объективную действительность целиком и полностью и с абсолютной достоверностью, но только приблизительно и относительно, в той мере, в какой люди могут обнаружить и выразить истину. Поскольку истина представляет собой соответствие идей объективной действительности, то совершенно очевидно, что нам всегда приходится иметь дело с обеими сторонами этого соотношения – с субъектом так же, как и с объектом. С одной стороны, существует объективная действительность, ни в какой мере не зависящая от идей, которые мы можем создать относительно нее; с другой стороны, идеи формируются в процессе деятельности человека и поэтому обусловлены характером этой деятельности, из которой они и возникают.

Как и в какой форме, с какой степенью приближенности выражается действительность в наших идеях – зависит от нас и нашей деятельности, то есть от субъективных факторов, но то, что выражено в наших идеях, их содержание, то, что они определяют, не зависит ни от каких субъективных факторов, а является «...объективной, независимо от человечества существующей» меркой или моделью, «к которой приближается наше относительное познание»

Противоречие есть единство и борьба противоположностей

Разрешение противоречий

Противоречие есть единство и борьба противоположностей

Мы можем понять процессы природы и общества, контролировать эти процессы и господствовать над ними, только благодаря пониманию их противоречий и следствий этих противоречий, только благодаря пониманию способа разрешения этих противоречий.

Противоречие является движущей силой изменения. Так, если мы хотим понять, каким образом изменяются вещи, и контролировать и использовать эти изменения, мы должны понять их противоречия. Почему мы можем сказать, что противоречие есть движущая сила изменения? Потому, что только наличие противоречий в процессе создает те внутренние условия, которые с необходимостью вызывают изменение.

Процесс, в котором не содержалось бы никаких противоречий, просто продолжался бы все время одним и тем же образом до тех пор, пока какая-нибудь внешняя сила не прекратила бы или не видоизменила бы его. Движение без противоречий представляло бы собой беспрестанное повторение одного и того же движения.

Именно наличие противоречий, то есть противоречивых тенденций движения, или единства и борьбы противоположностей, вызывает изменения движения в ходе процесса. Представьте себе, если сможете, общество без противоречий. Это было бы общество, где люди, постоянно выполняя одни и те же операции одним и тем же способом, удовлетворяли бы все свои потребности. Такое общество никогда не изменялось бы. В этом обществе постоянно бы происходило движение, поскольку люди все время выполняли бы известные операции; однако это движение всегда было бы тем же самым. Происходил бы процесс, но это был бы процесс повторения. Однако подобное общество не существует и не могло бы никогда существовать потому, что вследствие самой природы условий человеческой жизни всегда должны быть противоречия в обществе.

Коренным представлением в диалектике является именно такое представление о противоречии, внутренне присущем самой природе вещей, которое состоит в том, что движущая сила качественных изменений лежит в противоречиях, находящихся внутри всех процессов природы и общества, и что, для того чтобы понять вещи и явления, контролировать их и господствовать над ними на практике, мы должны исходить из конкретного анализа их противоречий. Что именно мы подразумеваем под «противоречием»?

Согласно обычной, метафизической концепции, противоречия возникают в наших понятиях о вещах, а не в самих вещах. Мы можем высказывать противоречивые положения о вещи, и, следовательно, в том, что мы говорим об этой вещи, имеется противоречие, однако в самой вещи не может быть никакого противоречия.

При такой точке зрения противоречие рассматривается просто и исключительно как логическое отношение между отдельными положениями, и при этом оно не берется как действительное отношение между вещами. Такая точка зрения основывается на рассмотрении вещей в статике, как «затвердевших и замороженных», и не принимает во внимание их движений и динамических взаимосвязей.

Если мы будем рассматривать реальные сложные движения и взаимосвязи действительных, сложных вещей, то мы найдем, что противоречивые тенденции могут существовать и действительно существуют в них. Например, если силы, действующие в теле, сочетают в себе тенденции притяжения и отталкивания, то это есть реальное противоречие. И если движение общества объединяет в себе тенденцию к обобществлению производства с тенденцией к сохранению частного присвоения продукта, то это также является реальным противоречием.

Существование противоречий в вещах представляет собой очень хорошо знакомое нам явление. В этом, по крайней мере, нет ничего непонятного, и об этом часто упоминается в будничных разговорах. Например, мы говорим о человеке, что у него «противоречивый» характер, или что он «полон противоречий». Это означает, что этот человек проявляет противоположные тенденции в своем поведении, как, например, мягкость и жестокость, отвагу и трусость, эгоистичность и самопожертвование. Или еще: противоречивые отношения являются предметом будничных сплетен, когда мы говорим о супружеской паре, которая вечно ссорится, но никогда не будет счастлива порознь.

Подобные примеры указывают на то, что, когда мы в марксистской философии говорим о «противоречиях в вещах», мы не изобретаем некую искусственную философскую теорию, а имеем в виду нечто такое, что хорошо известно каждому. Мы не употребляем также слова «противоречие» в каком-то новом, необычном, исключительно нашем смысле, а пользуемся им в его обычном, повседневном значении. Действительное противоречие есть единство противоположностей.

Существует реальное противоречие, внутренне присущее, как мы говорим, самой природе вещи, процесса или отношения, когда в этой вещи, процессе или отношении объединяются вместе противоположные тенденции таким образом, что ни одна из этих тенденций не может существовать без другой. В единстве противоположностей обе противоположные стороны находятся в отношении взаимной зависимости, где одна противоположность является условием существования другой противоположности. Например, классовое противоречие между рабочими и капиталистами в капиталистическом обществе является как раз таким единством противоположностей, потому что в капиталистическом обществе ни рабочие не смогут существовать без капиталистов, ни капиталисты – без рабочих.

Природа капиталистического общества такова, что эти противоположности находятся в нем вместе в неразрывном единстве. Это единство противоположностей принадлежит самой сущности общественной системы. Капитализм есть система, при которой капиталисты эксплуатируют рабочих, а рабочие эксплуатируются капиталистами. Именно единство противоположностей в противоречии делает неизбежной и необходимой борьбу противоположностей.

Поскольку противоположные стороны неразрывно объединены, постольку существует борьба. Так, например, вследствие того, что противоположные классы объединены в капиталистическом обществе, развитие этого общества происходит и не может не происходить в форме классовой борьбы. Мы можем также говорить о взаимопроникновении противоположностей в противоречии. Ибо в любой фазе борьбы каждая из противоположных тенденций, объединенных между собой в процессе борьбы, по своему действительному характеру и действию во многих отношениях подвержена влиянию, изменению или проникновению со стороны другой тенденции. На каждую сторону противоречия всегда воздействует ее связь с другой стороной противоречия.

"Диалектический материализм"  Морис Корнфорт