Истории и легенды

Прошло десять лет. Гюнтер с Брунгильдой родили сына - Зигфрида. Кримхильда с Зигфридом родили сына – Гюнтера. Думаю, они специально так сделали, чтобы нас с вами запутать. Зигфрид, который нидерландский, уже стал королем, правит эффективно, папенька Зигмунд ему помогает. Бургунды тоже на судьбу не жалуются. Все как у людей, живи да живи. Но нет же.

Сидит как-то Брунгильда, задумалась. Хмурится, лобик морщит, и говорит Гюнтеру: «А знаешь, Зигфрид то тебя не уважает». Вот Гюнтер удивился, да ладно, говорит, чего ты про него вспомнила, человек там своими делами занимается, о нас и думать забыл. «Вот именно что» - отвечает Брунгильда. И продолжает: «Он же твой вассал. Чего не приезжает? Оммажи всякие не приносит? Подобострастия не демонстрирует. Как пить дать, от рук отбился». Вот ведь, вспомнила, ехидна. Человек ляпнул с перепугу, не подумав, 10 лет прошло, а она опять за рыбу деньги. Гюнтер ушел в себя, стал думать. Решил на всякий случай Зигфрида в гости позвать, типа и с родственниками встретиться, и жену успокоить. Отправил гонцов с приглашением.
Зигфрид, рубаха-парень, причины отказываться не искал, наоборот, всевозможно приветив и озолотив посланников, клятвенно обещал ко двору Гюнтера доставиться со всем семейством.

Гонцы возвращаются, все с подарками, сувенирами, магнитиками. Хвастаются. И это видит наш старый знакомый - рыцарь Хаген. Перекосило его ведь всего, мама не горюй. Говорит: «Вот было бы здорово, все золотовалютные резервы Зигфрида экспроприировать в пользу нашего государства». Короли-бургунды удивились, смотрят на Хагена, что за чушь он несет, а тот давай выкручиваться, мол, чего не скажешь в шутейном разговоре. Все облегченно посмеялись и забыли. Казалось бы…

Прибыли нидерландские гости, начались праздники. Все веселятся, мед-пиво пьют. Целых десять дней, а на одиннадцатый королевы сидят, болтают о своем, о девичьем, и Кримхильда говорит: «Смотри, Брунечка, какой у меня муж. Спортсмен-комсомолец-красавец. Не чета твоему замухрышке колченогому». Брунгильда аж ахнула: «Чего это у меня замухрышка? Да мой получше вашего замшелого Зигфрида будет. Гюнтер-то поди король, а твой, ха, вассал! И сама ты – вассалиха!!» Кримхильда возражает, настаивает, ее муж тоже король, к тому же, самый богатый король. Я, говорит, докажу тебе, что королева, когда в церковь пойдем. Напряжение нарастает.

Идут на следующий день на обедню и устраивают толкучку в дверях собора. Одна утверждает, что войдет первая, как старшая по званию. Вторая ей фигуру из трех пальцев, и туда же. Спорят, ругаются, не уступают. Тут Кримхильда заходит с козырей, бросает в лицо Брунгильде, что ту в состязании победил и первую брачную ночь с ней провел не Гюнтер, а Зигфрид. И заявляет это с таким апломбом, к бабке не ходи, гордится. Брунгильда потрясена. Не верит. А Кримхильду понесло, говорит: «Заходи ко мне, я тебе покажу и перстень твой, и пояс. Откуда бы им у меня взяться, если я лгу? Шах и мат, королева Исландии».

Брунгильда, получив доказательства, ревет белугой, что все королевство уже в курсе - девчонки поссорились. Гюнтер принялся супругу расспрашивать. В ситуации сориентировался быстро, позвал Зигфрида обсудить. А Хаген, чтоб ему пусто было, уже в эту историю нос свой сует и зверски негодует, зачем его королеву Брунгильду больно обидели. Короли пообщались, пришли к выводу, тут дело щекотливое, надо спускать на тормозах. Решили, каждый своей супруге устроит воспитательный момент, все и уляжется. Удовлетворились найденным выходом, продолжили веселиться.

Хаген же времени не тратя даром, начал окучивать братьев-королей. Вы гляньте только, говорит, да с его ресурсами, кивает на Зигфрида, не ровен час, он нам кузькину мать покажет, надо с этим что-то делать, товарищи. Короли в изумлении поначалу к его словам отнеслись с недоверием, а Хаген им опять про клады да богатства, что Зигфриду достались. Настоятельно рекомендует изъять и поделить. Братья пальцем у виска крутят, типа, кто ж даст изъять-то? А Хагену того и надо, вот, говорит: «Вы абсолютно правильно намекаете, ничего и не остается, как убить Зигфрида. Зверство, конечно, но заметьте, не я это предложил». Короли в своем благородстве поколебались, может и правда, Хаген дело советует. Все. Упало зерно предательства в их королевские души. Только младшенький, Гизельхер, проголосовал против. Да кто ж его слушал.

Задумали они хитрую подлость – распространили информацию, что на них напали датчане. Зигфрид тут как тут, успокаивает: «Не кручиньтесь, господа, я вам помогу. Объявляйте мобилизацию и вперед». Все засуетились, имитируют подготовку к военному походу. А гадина Хаген приходит к Кримхильде и спрашивает, нет ли у ее супруга проблем каких со здоровьем или, может, уязвимостей, чтобы на поле брани особо тщательно беречь Зигфрида от вражеских поползновений.

Кримхильда отвечает: «Да конечно! Ну надо же, как вы вовремя. Есть у Зигфрида на спине, между лопатками место одно. Он, когда в драконьей крови купался, ему туда листочек прилип и теперь это место абсолютно беззащитно». Хаген лицемерно, но правдоподобно разволновался: «Да как же так? Ой-ой-ой! Что ж это делается, люди добрые?» Но быстро собрался и попросил Кримхильду вышить на рубахе Зигфрида крестик, аккурат над уязвимым участком. Говорит, сослепу не разберу, где у него лопатки, где голова, где попа, а так ваш крестик мне предельно ясно укажет какую часть Зигфрида нужно беречь с самоотверженностью и рвением.

Остальные же граждане заговорщики, решили, ну ее на фиг, эту выдуманную войну с датчанами, давайте лучше на охоту съездим. Зигфриду сказали, что датчане передумали и по такому радостному поводу, поедем в лес, ловить дичь. Тот опять на все согласен. Время провели хорошо, все уже почти забыли, что им еще Зигфрида убить надо, но он сам напомнил - лучше всех стрелял, больше всех поймал. Ну и утомился само собой, запыхался. Просит попить, а ему «ой, мы, головы садовые, забыли и ничего не взяли». Психанул Зигфрид, решил из ручья напиться. Еще на перегонки с Гюнтером побежал из духа соревнований. Поддался тому, конечно, потому что вот такой он был вежливый человек. Собрались у ручья, а Хаген все рядом с Зигфридом крутится, я, говорит, курточку вашу подержу, что б не замокла, копье, щит, начинайте уже, пейте. Разделся Зигфрид до рубахи, наклонился к воде, тут ему Хаген копье в то самое место и тыкнул. Развернулся король, зашатался, ты чего творишь, у Хагена спрашивает и даже попытался того пристукнуть, но не успел – испустил дух. На прощанье, конечно, сказал: «Какие же вы все бургунды, свол…». И умер.

Бургунды подавлены. Понимают, злокозню совершили. В глаза друг другу не смотрят. Стыдно. Везут тело Зигфрида домой, утешают себя, что зато похороны они ему устроят, обзавидуешься. Вернулись в замок. На дворе ночь, Хаген хватает труп и попер куда-то. Ему кричат, ты чего, старый извращенец задумал, а тот знай пыхтит, старается. Я, говорит, его на порог Кримхильде положу. Вот она удивится. Тащит и злобно хохочет.

Ну, сами понимаете, что было утром. У новоявленной вдовы нервный срыв, Зигмунд, папа Зигфрида, потемнел от горя, свита из нибелунгов рвется найти виновных и наказать. А чего их искать? Кримхильда на церемонии прощания следственный эксперимент провела. Идите, говорит, все к моему любимого покойному мужу и целуйте, при ком рана его закровоточит, тот и есть убийца. Естественно, выяснилось, что это Хаген. А тот и не думает скрывать, заявляет: «Да, это я и что? Ничего то вы мне и не сделаете». И ведь прав, мерзавец.

В общем, как пришли немного в себя нидерландцы, решили ехать домой. Кримхильда согласилась: «И правильно. Только я не поеду. Чего я в ваших Нидерландах без Зигфрида не видела. Опустела без него земля. Не обессудьте». Зигмунд напоминал ей, что у нее вообще-то сын еще есть, взывал к родительским обязанностям и материнскому инстинкту, да бестолку. Взяла она, подаренный мужем клад нибелунгов и осталась на родине.
Поселилась недалеко от могилы Зигфрида, предается печали, воспоминаниям и богоугодным занятиям. Попутно одаривает всех богатствами – растит электорат, повышает лояльность. У Хагена от такого аж подгорело, не дай Бог, думает, верные ей рыцари, покушение на него организуют. И начал снова окучивать братьев-королей. Теперь предложил богатства Кримхильдины утопить, а ее саму раскулачить, все равно одна живет, можно взять на муниципальный баланс, пусть на мрот живет и помалкивает. Братья сначала не хотели сестру обижать, давили Хагену на совесть, мы ж, напоминают, и так ее мужа убили, который, между прочим, ничего плохого нам не сделал, так еще теперь и саму по миру пустить? Ни за что. Но потом согласились. Обобрали Кримхильду, то, что она припрятать не успела, а клад нибелунгов утопили в Рейне и поклялись молчать о координатах, пока жив хоть один из них.

Минуло 13 лет. Кримхильда все также оплакивает Зигфрида. Остальные прекрасно живут своей жизнью. Как вдруг…

Там вдали за рекой, за Австрией, за Венгрией тоже оплакивает потерю второй половины король гуннов Этцель, по-нашему Атилла. Мужчина еще хоть куда, а спутницы жизни у него не стало. Но не пропадать же такому добру. Окружение ему и присоветовало, рассказывают, у бургундов такая прекрасная партия есть, берите, не пожалеете. Этцель сначала колебался, но истеблишмент провел работу с возражениями, отправили сватов. Возглавлял которых маркграф Рюдигер, по совместительству давний знакомый Кримхильды.
Прибыл к ней и давай уговаривать. А та ведь ни в какую. Во-первых, говорит, с Зигфридом мало кто может сравниться, во-вторых, язычник богомерзкий ваш Этцель, ну, а в-третьих, ехать далеко, не хочу. Рюдигер к братьям-королям за помощью и благословением. Те тоже поначалу отнекивались. И так сестре с мужем и богатством козью морду сделали, так еще и замуж против воли выпихивать, ну уж нет. Но Этцель, в качестве зятя, очень уж хорош и заманчив. Решили собрать совет по этому поводу. Сидят. Дискутируют, Хаген беснуется. Вы чего, визжит, с ума сошли? Ни в коем случае! Короли ему возражают, если сестра захочет, согласимся с ней. Хаген опять в крик: «Нет! Нет! Если она за Этцеля пойдет, нам всем гитлер капут!» Может короли и снова бы к нему прислушались, но младший Гизельхер уперся: «Будет так, как захочет Кримхильда. Сам лично-персонально ее поддержу и одобрю». Так и запротоколировали. Стали ждать решения сестры.

Рюдигер же, не зная, как еще уговорить Кримхильду, пообещал ей защиту, протекторат и спуску обидчикам, в случае чего, не давать. Аж поклялся. Вот это ее внезапно замотивировало. Еще чуточку поразмышляла и засобиралась в путь. Этцель же отправился встречать невесту.

Под пятой исторических событий, было бы моветоном обойти милитаристическую тему. Но, поскольку, действительность к шуткам юмора не располагает, стряхнем пыль с 18-го века. Поэтому расскажу о том, как недопонимание и жадность могут привести к самым плачевным последствиям.

В 1788 году многонациональная армия одной европейской страны отправилась в поход на Балканы, дабы выполнить свои союзнические обязательства перед Российской Империей. Армия отправилась большая, свыше 100 тысяч человек, поэтому растянулась она, как могла.

Гусары, нетерпеливо гарцуя, выдвинулись в авангарде в поисках неприятеля. Перейдя реку и утомившись, они с радостным изумлением обнаружили на противоположном берегу вместо врага табор дружелюбно настроенных цыган. Последние были так гостеприимны, что пригласили кавалеристов к столу. Накормили, напоили и с собой еще подарили, правда, за денежку, несколько бочек шнапса, который гусары тут же начали употреблять.

К тому времени, когда употребление достигло апогея, на берегу показалась рота пехотинцев той же армии. Пехотинцы предложили кавалеристам угостить их, то есть себя, то есть их - пехотинцев, шнапсом. Гусары ответили категорическим «нет» и стали сооружать из бочек баррикаду. Не знаю, почему пехоту это не развеселило, мне лично смешно, а вот им показалось обидно и они стали обзываться. Мальчики всегда мальчики, поэтому перебранка очень быстро приняла форму потасовки, во время которой один из гусар то ли случайно, то ли намеренно выстрелил в оппонента, совсем того убив. Драка переросла в побоище.

Ночь, темно, пьяные кавалеристы и злые пехотинцы выясняют отношения. Мероприятие развивалось настолько хаотично и непредсказуемо, что часть гусаров решила от греха подальше вернуться на другой берег. По стечению обстоятельств, такая же идея осенила и часть пехотинцев. А оставшимся частям тех и других в голову пришла мысль преследовать своего убегающего противника. Поэтому вся эта компания начала перебираться через реку обратно. К тому времени, к переправе дошли наконец и опоздавшие части этой замечательной армии, и с удивлением стали вглядываться в непонятную возню на берегу. По причине никому неизвестной, один из пехотинцев начал кричать: «Турки, турки!». Гусары, приняли решение, что перед лицом общего врага стоит объединиться с пехотой, внезапно влились в их компанию и побежали не за ними, а с ними, чем весьма удивили пехотинцев.

Войско, до сих пор стоявшее на берегу, в недоумении наблюдало, как к ним в ночи движутся некие вооруженные силы, но в растерянности не могло понять, что вообще такое происходит. Потому когда кто-то из командования начал кричать «стой, стой» (Halt! Halt!) в попытке остановить пехотно-кавалерийский табун, напряжение вкупе с воображением и превратило Halt в Allah и застывшие в ожидании войска решили - на их лагерь напали турки. Среди солдат началась паника, лошади вырвались из загона и топтали всех на своем пути. Артиллеристы стреляли, со страху роняя снаряды, которые взрывались у них под ногами. Массовая попытка отступления привела к тому, что мост не выдержал и рухнул, увлекая за собой в пучину тех, кто не умел плавать. Армия воевала сама с собой, не понимая этого.

К сожалению, история умалчивает, каким образом выяснилось истинное положение вещей. Зато не умалчивает об удивлении османов, которые придя на место битвы, долго озирались в попытках понять, какой неведомый непонятно кто положил 10 000 раненными и убитыми. Европейское государство до сих пор не любит упоминания этой страницы своего прошлого, но и не забывает битву при румынском городе - Карансебеш.

Совсем недавно в 2011 году в Новой Зеландии было обнаружены долго считавшиеся уничтоженными розовые и белые террасы, которые были засыпаны пеплом извергающегося вулкана и затоплены водой еще в 1886 году во время извержения Вулкана Таравера. Террасы были расположены на краю озера Ротомахана, привлекали огромное количество туристов и считались Восьмым чудом света. За несколько дней до катастрофе группа туристов и маори, которые сопровождали их, увидели странное каноэ - пассажирами которого были какие-то призраки. По свидетельствам очевидцев это не могло быть вымыслом, так как каноэ видели все пассажиры, включая туристов. Маори были очень напуганы произошедшим, так как сочли это зловещим знамением предстоящей катастрофы, которая не заставила себя долго ждать...