navuh0d0n0s0r

Ну, вернемся к нашим баранам, антилопам, зебрам, слонам, львам и масаям. При всем при том, что нацпарк Масаи Мару—это туристический аттракцион, даже деньгососательная машина не испоганила здесь все отходами производства – хотя в отходы она обычно превращает все. Масаи—они, кстати, совсем не чудики, застрявшие в доисторической эпохе. Очень себе на уме люди, свою пользу блюдут и понимают: копье мне всучили за 70 долларов—а всего-то палка да неаккуратно выкованная железка, причем, фабричная, кажется. И ритуал кровепития тоже не был бесплатным—содрали 20 баксов: в свое оправдание скажу, что животное это все равно бы пострадало, поскольку цедят ему юшку постоянно, глиной рану

Правда мне споили туристический суррогат, кстати говоря: потом я узнал, что сами масаи употребляют кровь пополам с молоком и именно в таком виде данное пойло считается напитком богов. Хотя неосиленные мной полстакана тут же выхлебали местные ребятишки – значит, не совсем уж непотребной дрянью является и чистая коровья кровь. Хотя, как по мне, жуткая дрянь, конечно.

В деревеньке масаев, конечно, привлекательной для инвестиций недвижимости не найдешь—только если у тебя в кармане мятая кенийская десятка, которую даже пропить нельзя: негде да и не деньги это. В глиняных хижинах в пару квадратов, с потолками в полтора метра высотой живут целые семьи с телятами и коровами: царит там темень, хоть глаз вон, и бодрящий навозный запах.

Для приезжих масаи охотно пляшут и поют, хотя, подозреваю, жизнь ведут они шумную исключительно напоказ—днем заняты охотой-собирательством, а в темноте не поскачешь: костры на деревенском майдане жечь особенно не из чего, в буше с дровами туго. Это племя, говорят, самое высокорослое на земле. Они и впрямь выглядят инопланетянами: длинные, бесплотно-тощие, с огромными глазами и вытянутыми черепами—мелкокудрыми или до блеска бритыми. С прочими кенийцами у них, как будто, отношения натянутые, но это норма—почти все туземцы друг с другом в племенных неладах с периодической резней.

Если попадете к масаям, не ведитесь на рассказы про убиваемых десятками львов—«А вот купи клык, я этого лайона на совершеннолетие кончил!». На самом деле, ритуалы инициации реальная жизнь отменила или подправила: в Нацпарке зверушку убить теперь можно только по спецразрешению, если она сама доходит. Но лицензию на отстрел в любом случае приятней продать состоятельному иностранному джентльмену, чем подарить местному, у которого всех богатств – только лапти, сооруженные из автошин. Сафари в нацпарке, кстати, иногда устраивают и настоящие, не фото—вон, испанские принцы сюда катаются для упражнения в ловческих забавах, британские Виндзоры.

Правда, в парке Масаи-Мара стрелять зверье—как братьев своих меньших: стыдно просто. Хотя бы потому, что промахнуться сложно. Антилопы бродят тысячными стадами, зебры тож. Слонов, львов и носорогов ощутимо поменьше, но им размножаться сверх допустимого в биоценозе бог и человек не велят.

Если хищников или хоботных не прокормить, то из природы изымают и—в клетку. Могут, впрочем, и под охотничье дуло подставить. Африканский буш—это, конечно, особая статья, он у любого сокровенное в душе расшевелит: обязательно вспомнишь себя босоногим, с сучковатой дубиной, со свалявшейся на загривке рыжей шерстью, орлиный взгляд из-под густых низких бровей... А, нет, это ты не себя видишь, а праматерь свою Люси. Будь оно не так разрушительно для планеты, сюда бы следовало возить каждого хомо сапиенса—увидеть коловращение жизни и понять свое место песчинки в нем. Мы не песчинка даже—белковый материал, биологическая жидкость, божий плевок. Вот бодро скачет грациозная зебра, а вот лежит она же с прогрызенным насквозь боком, через ребра пейзажи видать.

И прайду львов пределы положены: понуро мотаться день напролет за живым куском мяса, бояться его упустить, и будет вечно сосать под ложечкой; чаще—от голода, реже—от страха перед голодом. В общем, хорошее место африканский буш, чтобы понять—как оно будет без человека и насколько легко мироздание без человека обходится.

Даже как-то оно выглядит гармоничнее, без царя природы-то. А вообще Масаи Мара—это хорошо отлаженные часы, где зверушка знает свое место в биомеханизме: это место знают и рейнджеры тоже, потому покажут обязательно всех—жирафов, слонов, носорогов, львов, буйволов. Из машины, однако, выйти не позволят, даже если помочиться: только за очень большие деньги, какие лишь у Дискавери, наверное, и есть.

Здесь, в паре километров от Кисуму, жила и дай бог еще живет бабушка Барака Обамы.

Она ему была сводной—третья, что ли, жена родного Обаминого деда: в малолетстве Барак-Хуссейн бывал здесь, батат бабуле на рынок носил, никак в себе не давая заподозрить 44 президента Соединенных Штатов. На вторую инаугурацию он ее вовсе не пригласил, а на первую пригласил сепаратно, помимо и наособицу от чистой публики—хотя, может, и врут.

Кенийцы на черного президента большие надежды возлагали. Сара Ониянго Обама, кстати, меня лично даже от следов пустякового латентно-рефлекторного расизма полностью и окончательно излечила: вот точно таких же старушек встречал я в молдавских, украинских, российских деревнях—полностью в мужьях-детях-внуках растворившихся, чужой жизнью живущих и ни о чем, кроме общего блага не мыслящих.

Домик у нее пустой-препустой, ТВ-тарелка недействующая, да провод к единственной лампочке ведущий—а лампочка все одно не горит полдня или больше, из-за отключений в деревне. Когда я уходил, попросила 10 долларов местной школе пожертвовать, а в ответ калебас подарила—древесную тыкву, которая на кухне и ковш, и кастрюля. Точно знаю: мои деньги ушли на школу до последнего шиллинга и она еще свои приложила, если были.

Про внука говорила мало—ей Обама как раз незадолго до того выволочку устроил за болтливость: в общем, старушка явно побаивалась ляпнуть не то. Попали к ней в гости чудом: тогда кенийскую Бабаму уже обложила охранными кругами кенийская деффензива, но сексотов мобилизовали на подавлению бунта торговцев в Кисуму, про который я писал выше. Сейчас Саре Обама 96 уже, и дай ей бог еще столько же.

Кения, между прочим, вообще мрачноватая такая страна: скажем, только там, насколько я знаю, существует дивный эдакий вид преступлений, который зовется «вампиризм»—это когда человека похищают, держат взаперти, помалу сцеживают у него кровь да пьют. Я, помню, интересовался—откуда такое есть пошло: нет, традиционные верования ни при чем, это просто городская шантрапа насмотрелась американского зомбитреша и решила, что так они, трущобные бандюганы, будут в глазах терпил выглядеть страшнее страшного, лютее лютого.

Столица здешняя Найроби, кстати, известна самыми большими трущобами на планете, в четверть собственного города: вообще белым тут за пределами пары улиц даунтауна лучше не появляться—да и в даунтауне гопстоп вполне себе возможен.

А вот немного комичного: в Найроби курить запрещено вообще всюду, в любых общественных местах—нельзя на улицах, в кафе, за углом любого из терминалов аэропорта. Жесткий такой ферботен, с немедленным появлением полицейского у которого отсвет неутолимой корысти в глазах: «Дай шиллинг, гадина, быстро дай шиллинг!». И вот только в гостиничном холле, в любом—курить можно. Характерно, что у кенийцев шансы скончаться от ножика под ребром много больше, чем от рака—ан нет, запрещают курево.

И тоже любопытно: Африка—Африкой, а в Найроби совсем не жарко, километр 800 метров над уровнем моря все-таки—десантируешься там в июле, а на припасенную маечку вечером очень тянет натянуть телогреечку-ватник, да где ж ее, вожделенную взять.

Чтобы покончить с местными странностями, упомянем еще, что под замес здесь попасть проще простого, и цыганского счастья не надо: идешь себе по улице, как было со мной в городе Кисуму—и вдруг как повеет откуда-то освежающим ароматом черемухи, душераздирающим и слезоточивым! Оказывается, уличные торговцы восстали против полиции—повод какой-то был мелкий, козлы-прилавок у кого-то в щепу разбили.

Дело кончилось стрельбой, взятием в заложники полицейских чинов, трехдневным осадным положением: хорошо удалось убраться, когда ружья еще первые рулады выпевали, когда резиновые пули еще реденько посвистывали, а не роями носились.

Кисуму лежит на берегу озера Виктория: весь пляж занят под автопомоечные, вот уж истинно—прачечные-фигачечные.

Озеро разделили сразу несколько стран и гадят в него, кажется, наперегонки: если не успеешь—соседнее государство отравит Виктория-лейк первым и все прибыли от этого поимеет. Вялые, в легкой химической прострации бегемоты стоят-качаются среди радужны масляно-бензиновых луж и так себе неторопливо вымирают.

А еще здесь жила и дай бог еще живет бабушка Барака Обамы... Об этом в следующей части, впрочем

В боливийских шахтах добыча ведется вручную—грузят вагонетки, выкатывают их без применения какой-либо механической тяги. Крушат породу динамитом. Почти всё мужское население Потоси работает здесь: говорят, находят слитки в 10-20 кило. Тогда счастливчик ударяется в гульбу, покупает дом-курятник и спутниковую антенну, а через полгода возвращается в шахту и о недавней удаче напоминает только тарелка на крыше бетонной коробки размером с холодильник.

Говорят, испанцы привезли сюда негров, но они в шахтах перемерли. Индейцы прижились и правительственный закон дает право старать серебро любому: ну, только что теперь делают это не в одиночку, а артелями-кооперативами. Ну, смертность здесь как в любых шахтах—высокая и даже повышенная то есть обычная горнорудная помноженная на индейскую безалаберность.

Подозреваю, из мер техники безопасности здесь знают и соблюдают только одну—приносят жертвы хозяину подземного серебра его величеству Дьяволу. Его изваяние стоит в отдаленной пещере, которая случайно была вскрыта взрывом.

Добираться туда надо из щели в щель переползая, сквозь какие-то прорехи в горных кишочках, в местах, где шахтная требуха прохудилась и можно провалиться из двенадцатиперстной—в слепую. И вот вы где-то в районе сфинктера—а по запаху, так и в нем самом. Дьяволу подкуривают вонючую горняцкую сигарету, а к ногам складывают приношения—коку, газировку, курево про запас.

Индейцы в Боливии—это очень особенные католики, у них в одном пантеоне—Дева Мария, Пачамама, Христос и Люцифер. В самом деле, зачем ссориться с богом, особенно если он злой и опасный? Святая Инквизиция сожгла бы их или залудила б на каторжные работы—хотя они и так сжигают себя силикозом со спиноломным трудом. Выходит, индульгенцию всяко заслужили.

Чуть спустя напишу про Солар-де-Уюни--гигантский, в сотни километров высокогорный солончак в Боливии, где из соли строят дома, делают утварь, выпасают на ней лам да и вообще живут первобытной индейской жизнью