garik23

…Здравствуйте, мама, папа и Алешка! Как вы там живете? У меня все нормально, уже больше недели идут непрерывно спецоперации, выезжаю радистом командира бригады. На БТРе исколесил весь Грозный. Постоянная и тяжелая работа. Воюем с тенями.

Южная зима теплая и слякотная. На армейских ботинках огромный слой грязи. Грозный не успевает присыпать снегом, как через час на дорогах липкая жижа. Уже двенадцать дней подряд мы колесим на наших боевых лошадках по районам, вылавливаем боевиков, ищем схроны, подпольные нефтезаводы. Лишь бы только не встретить новый год в БТРе.

Сегодня едем в район Армянской балки. Это поселок на склонах Сунженского хребта. Я заранее беспокоюсь о связи. В горах с ней большие проблемы, станция периодически «капризничает», так что беру с собой дополнительный комплект штырей к антенне.

Перед выездом проверяю радио и «историк» – блок закрытой связи. Подгоняю лямки, прикидывая, как будет удобнее. У меня еще полчаса до построения, есть время посидеть, выкурить сигарету, неизвестно, когда еще доведется отдохнуть.

Спецоперация может затянуться на сутки и больше. Солнце только начинает всходить, на линейку на малых оборотах из парка выруливают БТРы. Небольшой кучкой стоят, курят пацаны-саперы в маскхалатах-афганках, тяжелых шлемах-куполах.

К боевым машинам строем выходит прикрытие: солдаты мотострелковых рот, на отдельную линейку выезжают разведчики. Обмениваемся последними новостями. Несколько дней назад произошел подрыв на маршруте инженерной разведки, которую проводила 8-я бригада, были погибшие, раненые.

Наш район города – один из самых опасных. Старые Промыслы – это частный сектор поселков Катаяма и Ташкала, закоулки Бутенко и городка Иванова. Во время штурма Грозного здесь разворачивались кровопролитные бои с большими потерями. Боевики, впустив войска через парковую зону, «захлопнули капкан» и в домах организовали долговременные огневые точки с хорошо развитой коммуникацией между ними.

Сейчас времена стали спокойнее, однако идет постоянная минная война. Бандиты затаились: одна часть замаскировалась под местное население, другая – легализовалась, вступив в ряды чеченской милиции. Тишина обманчива. Все мы знаем, что ночью по Грозному рыщут небольшие шайки, обстреливая КПП, минируя дороги. Часто мелкие банды сами становятся мишенями для разведки, которая сутками сидит в засадах.

После того, как в результате подрыва погибли трое наших бойцов, на стене, напротив элеватора, появился рисунок: подбитая БМП, трупы на дороге и надпись «так будет с каждым». Саперы осмотрели место подрыва и обнаружили еще один неразорвавшийся фугас – гаубичный снаряд.

Если бы детонировал еще и он, то солдат не спасло бы ничто, жертв было бы намного больше.

Труба, в которой было заложено взрывное устройство, разломилась и открылась, словно глотка огромного аллигатора. Когда все это увидел комбат, нервы у него сдали, и он двинул в челюсть зампотеху батальона, который пожалел солярки для второй БМП. Именно из-за этого бойцы взгромоздились на броню. Все дружно поклялись отомстить, и расплата себя не заставила долго ждать.

Буквально через неделю после гибели мальчишек по всей бригаде были расклеены «молнии» о храбрых действиях нашей разведки. Ночью, находясь в засаде, солдаты заметили какое-то движение в разбитом автобусе на краю дороги.

Боевик занимал позицию, не зная о том, что на нем уже сошлось перекрестье оптического прицела. Он взял поудобнее гранатомет и стал ждать.

В следующее мгновение пуля, выпущенная из снайперской бесшумки, размозжила ему голову. Через час к автобусу подобралась еще одна тень. На этот раз бандита встретил спокойный голос начальника разведки: «Привет, далеко собрался?».

Боевик побежал, и это стало его роковой ошибкой. При осмотре трупов были обнаружены два автомата, одна «Муха» и ручные гранаты. При них же были документы. Разведчики приехали уставшие, но довольные. Они шли строем, сняв капюшоны белых маскхалатов, взяв на ремень обмотанные марлей автоматы и винтовки, и мы уже знали об успешных итогах боевой операции.

Итак, «спецуха». Именно так солдаты окрестили спецоперации.

На построении командир отдает приказ. Рассаживаемся по БТРам, теперь моя работа – проверка связи. Двигатели выбрасывают в атмосферу килограммы сажи, колонна трогается.

Пятнадцать минут марша, и вновь я с радиостанцией бегу по чеченскому бездорожью. Плечи начинают ныть, но знаю, что это временно. Скоро втянусь в боевую работу и перестану замечать мелкие неудобства. Проводим рекогносцировку местности и начинаем выставлять заслоны. После того, как район будет блокирован, никто не сможет в него войти или выйти из него, минуя нас. Спецоперация простенькая – проверка паспортного режима, поиск незаконно хранимых боеприпасов и оружия. Командир обходит все КПП, проверяет размещение личного состава и техники.

- Лейтенант, иди сюда. Где у тебя солдат лежит?

- В окопе, товарищ полковник.

- Выговор. В следующий раз строгий получишь.

Каждый солдат знает, что старые окопы занимать ни в коем случае нельзя. Именно они так полюбились боевикам для минирования. Заметил боец удобное место, лег и взорвался. Знают солдаты об опасности, но все равно наступают на те же грабли по нескольку раз: то ли офицерам перечить боятся, то ли из-за собственного разгильдяйства. В очередной раз командир замечает ошибку.

- Товарищ старший лейтенант, идите сюда. Где вы поставили БТР, почему люки открыты? Один выстрел и вы будете виноваты в смерти двух своих солдат. Какое училище закончил?

Старлей мнется:

- Саратовское.

- Двоечником, наверное, был.

Зачастую молодые офицеры, оказавшись в командировке, постигали азы военной науки, набираясь опыта у своих же солдат. На своем первом выходе в инженерный дозор наш командир роты, молодой лейтенант, мой одногодок, долго с удивлением смотрел, как мы пристегиваем магазины к автоматам.

- Зачем вы пристегиваете магазины, это же без необходимости запрещено уставом?

- Товарищ лейтенант, сейчас нас начнут долбить, и Вы забудете, как Вас звать, не говоря о том, чтобы пристегнуть магазин.

Спецоперация подходит к своему завершению. Из-под каски валит пар, ноги еле передвигаются от налипшей на них грязи. Комбриг дает команду: «Всем отбой». Я тут же перевожу ее в кодовые слова, цифровые обозначения. Язык радиообмена для стороннего человека – это малопонятная абракадабра. Враг не должен понять, что я говорю. Именно поэтому моя речь – это набор цифр, нейтральных географических названий, позывных. Уже на ходу закидываю радиостанцию в БТР, и сам запрыгиваю в люк наблюдателя.

И опять в наушниках: «Стоп, колонна». Замыкающий БТР на «лысых» шинах съехал по косогору в кювет. «Рули», отчаянно матерясь, присоединяют трос, обещая молодому водителю, что тот сегодня «повесится» и «помрет на полах». Мотивируется все тем, что машину водить так может только «конченый аборт».

Тот растерянно моргает, растирая по лицу грязные потеки копоти и масла. Шлемофон у него сполз на затылок. Мальчишку жалко: старший призыв умеет быстро передавать боевой опыт молодому пополнению. Стараниями более опытных водителей БТР вытащили быстро.

Едем медленно, кругом горы. Из Армянской балки выруливаем в Нефтемайск и дальше, минуя нефтяные вышки, заворачиваем в бригаду. Разрядив оружие, взгромоздив радиостанцию на одно плечо, захожу на узел связи. Из КШМ выпрыгивает Виталя, расспрашивает о «спецухе», рассказывает о подготовке к Новому году. Действительно, скоро праздник.

Готовиться к нему мы начали за два месяца. Долго копили деньги и потихоньку закупали продукты. То, что можно было достать в службе тыла, брали «по мафии» на складах. Свои люди - сочтемся. Положили в заначку даже литр медицинского спирта. Чисто символически на всех хватит.

Праздничное утро началось с плохого известия. В очередной раз подорвалась инженерная разведка 8-й бригады. В Новый год погибли шесть человек. На разводе комбриг в очередной раз призывает всех к бдительности и порядку. На улице мороз, и я, стоя на плацу, наблюдаю, как на крыше нашей казармы начинает дымить труба, а это означает, что приготовления к Новому году уже идут полным ходом. В роте настроение у всех приподнятое.

Заяц матюгается: дрова на улице отсырели, пришлось топить печку старыми сапогами. Запах, конечно, аховый, но зато печь раскаляется докрасна. Еще чуть-чуть и нормальные дрова подсохнут. Мы все вооружаемся ножами и режем на салат овощи с колбасой. Уже к обеду нехитрые холодные закуски готовы.

К празднику подоспели посылки. С оказией из Ханкалы доставили коробки с домашней снедью и письма. На столе недостатка в конфетах, шоколаде и печенье не было. Ближе к вечеру на печке, распространяя аппетитный запах, тушилась картошка. Скоро на общую для всей бригады вечернюю поверку.

На улице дует сырой, промозглый ветер. Сняв шапки, мы стоим по стойке «смирно»: звучат фамилии погибших, навечно зачисленных в списки части. Командир при свете фонаря зачитывает поздравительные телеграммы, говорит торжественную речь. «С праздником, товарищи!», и раскатистое «ура!» разносится по ночному Грозному.

В роте уже все готово. Посуды мало, поэтому едим из солдатских котелков. Поздравить нас пришло все управление роты. Начальник связи зачитал телеграмму, где командование объединенной группировки поздравило нас с лучшими результатами в организации связи.

Мы - первые.

- Товарищ капитан, Вы от себя нам что-нибудь пожелайте.

- Хорошо. Я скажу просто: не было бы вас, зачем нужны были бы мы? Так держать.

Когда часы били двенадцать, чеченская ночь превратилась в день. Артиллеристы 46-й бригады «повесили» над городом крест из осветительных мин. Воздух осветился выстрелами. Под шумок начался обстрел бригады.

Мы, лежа на нарах, еле успели спрятаться от летящих в окно трассеров. «Чехи» били откуда-то из частного сектора. Комбриг приказал потушить свет. Мы сели на лавки и под бормотание телевизора разлили спирт в солдатские кружки. Выпили тихо, по-свойски. Третий тост, как водится, стоя, не чокаясь – за тех, кого с нами нет. Стало нестерпимо грустно и тоскливо.

Кто я? Атом вселенной, затерянный в развалинах воюющего города? Сын своих родителей, брат своего брата, что делаю я здесь? Как и тысячи других, я здесь по чьей-то прихоти, за чьи-то деньги.

На экране мелькали столичные новогодние блестящие празднества, пыхтящие гумберты, потеющие при виде эстрадных нимфеток, а за окном был Грозный в сполохах взрывов и гулком уханье артиллерии.

Утром нас подняли по тревоге. Оказалось - тренировка. Ураганом слетаю с нагретого места, через минуту уже надеваю радиостанцию – она постоянно стоит «под паром». Немного спустя, усевшись на броню, объезжаем посты, огневые рубежи. Два часа тренировки, и отбой тревоги. Скоро опять планируется серия спецопераций. Завтра мы выезжаем в Подгорный – поселок, где погиб Сергиево-Посадский ОМОН.

Опять БТР, километры на колесах. Подгорный - действительно гиблое место: с одной стороны - завод, с другой – частный сектор на горе. Спрятаться практически невозможно.

Я живо представил себе картину происшедшего. Колонна, зажатая в тиски, и погибающие ребята-омоновцы, которых расстреляли их же собратья по оружию.

Начинался, наверное, самый тяжелый период командировки.

На следующий день за двадцать минут до выезда мне сообщили, что выезжаю радистом в Ханкалу. Мы должны прикрыть милицейскую колонну, которая приехала на замену в Старопромысловскую комендатуру. Через полчаса три БТРа уже поднимают столбы грязных брызг на шоссе. Теперь я вижу мир через триплекс боевой машины.

Тут поворот, здесь развалины – это контрольная точка, о прохождении которой докладываю по радиостанции. Там, в бригаде, нашу колонну флажками отмечают на карте. Случись что, и мы можем рассчитывать на поддержку артиллеристов. Уже были случаи, когда минометчики точно накрывали огневые точки, находящиеся на четвертом этаже высотки. С ревом проносимся мимо блокпостов.

Проезжаем «Бейрут», так прозвали Ленинский район Грозного. Вдали виден аэропорт, и вот мы за чертой города. Проезжаем Петропавловскую, Центора-Юрт, Беркет-Юрт. Летим на большой скорости. Минуем поворот на Аргун. Чумазые пацаны-танкисты на блоках приветственно машут руками. Мы едем в лесополосе, за ней в шапках облаков видны горные вершины – Аргунское ущелье.

Дорога оживает, в воздухе несколько вертолетов, и вот мы подъезжаем к КПП объединенной группировки. Оттуда наша колонна направляется в «отстойник» – место ожидания.

Спрыгиваю с БТРа, и ноги чуть ли не по колено вязнут в грязной жиже. Рядом с отстойником - вертолетная площадка, и вертушки с ревом разлетаются по всей Чечне, словно такси, каждые пять минут. Первым делом нужно позаботиться о ночлеге и ужине. Палатки завалены пустыми консервными банками и картофельными очистками, под нарами то и дело снуют крысы. На улице, рядом с палатками, вырыты выгребная яма и окопы; навалены мешки из-под макарон «Макфа», набитые песком.

Ужин готовим все из того же армейского «вискаса». На костре каша с тушенкой быстро поспевает, и все собираются в один общий круг. Сухари, военный чай из березовых веников и одна ложка на троих. Тем не менее, все довольны, на улице уже стемнело, все расходятся на ночлег.

Я устроился в десантном отделении БТРа. Как говорится, в тесноте, да не в обиде. Тут же забываюсь крепким сном.

Проснулся от того, что на лицо капает конденсат, скопившийся на стенках машины от нашего дыхания. Старший колонны ушел в группировку узнавать насчет милиции. Я включаю радиостанцию и по графику выхожу на связь с бригадой. В наушниках слышу голос Витали, он хочет узнать, когда мы поедем назад.

Я и сам не знаю. Вскоре на меня вышла главная радиостанция группировки. Радист сказал, что «синих» не будет. Менты то ли не приехали, то ли были не в состоянии ехать. Я выключил станцию, и остаток времени до отправки обратно наслаждался природой. На улице потеплело и, несмотря на зиму, начинало припекать. Домой доехали быстро и без приключений, если не считать того, что в Петропавловской сломался БТР. Отремонтировали его быстро, а потом нагнали время, двигаясь на большой скорости.

Неприятности в районе начались с того, что на рынке, в 500 метрах от бригады, были убиты двое офицеров комендатуры. На следующий день оперативно готовилась спецоперация. Выезд был намечен на семь утра, и все происходило по обычному сценарию. Мы выехали колонной в район Бутенко, старшим спецоперации был начальник штаба.

После выставления заслонов и высадки поисковой группы мы объезжали район, когда по радиостанции я получил доклад о том, что вооруженный человек пытается скрыться и на требования остановиться не реагирует. Не помог и выстрел в воздух. Приказ был однозначный: уничтожить. Старшина-кинолог, находясь на заслоне, дал по убегающему очередь.

Ноги человека подкосились, но в этот момент выскользнувшая из подворотни машина подобрала раненого и скрылась на большой скорости. Мы уже подъезжали к месту происшествия, когда почувствовали сильный удар в борт БТР. Вынырнувший с соседней улицы микроавтобус на хорошей скорости врезался в нашего боевого коня.

Чеченец кинулся с кулаками на начальника штаба, но в следующую секунду уже лежал на земле, припечатанный прикладом. Буйный водитель был усажен в БТР и отвезен в отделение милиции. Задача осложнялась тем, что ближайший ПОВД был чеченским, и кто в нем работает, объяснять, думаю, не нужно. Я и два солдата прикрытия остались во дворе, а начальник штаба зашел в помещение.

Спустя несколько секунд, четверо бородачей отрезали нас от входа в здание, двое других кинулись на командира, вытолкали его за дверь и стали методично избивать. Наш пулеметчик дал очередь в воздух. Началась истерика ближней схватки.

- Лежать, суки черножопые!

- Опусти ствол, дамой ва грабу уедишь.

Пользуясь паузой, мы вытащили начальника штаба на безопасное расстояние. Из рассеченной брови текла кровь. Автоматчик посмотрел направо и толкнул меня в бок: «Все, Костя, нам хана, зверье обкладывает». Послышались очереди. Из-за угла нам во фланг выбегал отряд человек в тридцать. Я, словно во сне, нащупал тангенту радиостанции и вызвал БТР. Наша бронемашина появилась неожиданно, сдавая задом на большой скорости.

Одновременно наводчик разворачивал башню в сторону наступавших. Броня вгрызлась в заградительные сооружения, смяв их. Жерло танкового пулемета уперлось в отряд чеченцев, щелкнул затвор, встав на боевой взвод. По барабанным перепонкам больно ударило, прошло несколько секунд, прежде чем понял, что это я сам стреляю. Пули взрыхлили снег под ногами нападающих. Это их остановило и заставило пойти на переговоры.

Но нам уже было не до того. На месте, где был ранен бандит, собрался стихийный митинг. Разъяренная толпа готова была растерзать солдат нашего заслона. Мы успели вовремя. Под прикрытием нашей брони бойцы сели в БМП и двинулись во дворы, где скрылась машина с раненым.

Теперь я иду вместе с отделением разведки. Мы проверяем старые гаражи, развалины – везде пусто. Командир разговаривает со стариками, торговцами на рынке – все безрезультатно. Один покажет одно направление, другой – противоположное. Выяснили одно: раненого при смерти увезли в больницу. Разведчики начинают проверять дом.

Я с радиостанцией лежу в детском городке, держу на мушке подъезд. У меня приказ: в случае боя стрелять по чужакам на поражение. На всех наших КПП обстановка нормализовалась. Проверка дома не дает никаких результатов.

Во всех квартирах живут гражданские, а на что-то большее мы не имеем права. Нам проще дать выстрелить в себя, чем самим открыть огонь. Что и от кого мы защищаем? Непонятно.

И вот я опять дома, в узле связи. После обеда распогодилось, я, сняв каску, наслаждаясь сигаретой. Откажи радиостанция, и меня уже могло не быть. Это кажется нереальным, но в то же время ужасно близким до боли в висках.

До дома остается каких-то три месяца, и все могло оборваться в одночасье. Но я здесь, живой и здоровый.

Я сильный и я выживу. Должен выжить.

К. Сазонов: http://21obron.ru/chechenskij-dnevnik-zapiski-radista-k-sazo...

http://21obron.ru/chechenskij-dnevnik-zapiski-radista-k-sazo...

Тяжело раненный после подрыва БТР, без ноги и с сильнейшими ожогами, попал в плен 6 декабря 1983 года на перевале Саланг. Духи притащили его в кишлак и местные жители устроили шурави побитие камнями, выбили глаз, но у него была огромная воля к жизни и он выжил.

Дважды бежал из плена на самодельных костылях, оба раза духи ловили его. В плену вёл себя достойно, чести воина не уронил.

Из материалов расследования: «Около 6:30 6 декабря 1983 года по приказу командира батальона майора Кузыченко А.Е. группа в составе командира взвода прапорщика Владимира Белова, механика-водителя рядового Асхата Габбасова и старшего стрелка рядового Владимира Каширова на БТР-70 (борт №347) выдвинулась на 37-й сторожевой пост. Задача - доставить для ремонта другого БТР коробку передач и двигатель и привезти в пункт постоянной дислокации части рядового М. Усенова.

По пути следования, южнее 19-го опорного пункта, вблизи кишлака Хинджан, БТР-70 (борт №347) был подорван на управляемом самодельном взрывном устройстве (вес взрывчатого вещества примерно пятьдесят-шестьдесят килограммов). В результате взрыва БТР был сброшен с дороги в обрыв и перевернулся. Прибывшая через тридцать минут бронегруппа в составе трёх БТР-70 (командир - старший прапорщик В. Пеньков) обнаружила перевёрнутый горящий БТР, внутри которого взрывались боеприпасы.

На месте происшествия была обнаружена воронка от взрыва диаметром около трёх метров и глубиной до метра. При осмотре местности обнаружены провода, идущие вверх по склону в сторону от дороги, которые подсоединены к пяти батареям. Кроме того, по уже перевёрнутому БТР мятежники произвели два выстрела из гранатомётов РПГ-7.

Через повреждение брони были видны два обгоревших трупа. Один находился на месте водителя, второй - у правого десантного люка. Прибывший на место происшествия заместитель командира части подполковник Россохин В.В. организовал извлечение и отправку останков погибших.

На основании осмотра БТР, останков погибших и осмотра местности командованием части был сделан вывод о том, что тело третьего военнослужащего было раздроблено взрывом на мелкие части, и оно отсутствует...» Точно установлено: многие факты панджшерской легенды о раненом «шурави» в основе своей – быль.

После подрыва на Саланге Каширова, истекающего кровью, захватила банда из Хинджана. Правда и в том, что мятежники заставили крестьян забросать камнями «неверного шурави», выбили ему глаз.

Но Каширов выжил второй раз. Потом его несколько месяцев лечил французский врач по кличке Марат в госпитале мятежников, расположенном в базовом лагере Астана. Очевидно, там он и написал своё последнее послание матери, которое было передано в посольство СССР во Франции.

Содержание записки: «Мама! Я, твой сын Владимир, жив, здоров, нахожусь в плену в Афганистане. Наш БТР подбили, вернее, сожгли. Двое убитых, я остался живой. Так что заранее не хороните меня. Передаю письмецо с доктором, хорошим человеком, он из Парижа. Наши дембеля уже уехали домой. Я тоже соскучился, мама, по вас, напиши, чтобы меня обменяли на их людей, афганцев. Видишь, мама, вместо дома я оказался в Панджшере, просто я невезучий человек. Сегодня уже 22 декабря. Милая моя мама, буду заканчивать, целую. Владимир».

Когда раны на культе правой ноги зарубцевались, Каширова вновь вернули в кишлак Хинджан, где он был заточён в пыточную пещеру. На глазах у советского война сдирали кожу с живых пленников, приковывали цепями к разлагающимся трупам, каждый день стегали гибкими железными прутьями. Склоняли к принятию ислама, принуждали к исполнению религиозных обрядов, дали мусульманское имя Карим. Каширов на всё отвечал: Я - гражданин Союза Советских Социалистических Республик.

Установлено: дважды Каширов пытался бежать из своего заточения. Оба раза его ловили.

Продолжали страшно истязать.

Из донесения командира роты глубиной разведки гвардии майора Николаева:

«18 июня 1984 года в ходе боевой операции в ущелье Панджшер в числе захваченных документов исламского комитета одной из бандгрупп Ахмадшаха обнаружена анонимная записка на русском языке. Её содержание: «Я гражданин Союза Советских Социалистических Республик. Был здесь Хинджан, взятый в плен Колатк-Саланг, БТР подорвался на мине. 2 человека погибли, я был ранен и взят. Я пишу все это, может быть кто-то и найдёт эту записку, сейчас южное ущелье...». По почерку установили: писал записку Каширов.

В сентябре 1984 года из плена полевого командира Ахмадшаха нашим подразделениям удалось освободить рядового Андрея Добычина, захваченного мятежниками. Именно от него исходят последние вести о судьбе Каширова.

Выдержка из его показаний: «Впервые я услышал о Кариме – так называли мятежники Каширова – весной 1984 года в Базараке от прибывшего их Хинджана душмана. Под большим секретом он рассказал мне, как советского солдата захватили раненым на Саланге, как издевались над ним, восхищался его смелостью – немощный «шурави» выбрасывает еду, бьёт костылём охранников… Когда я попал в уезд Хоста-о Ференг, то узнал, что Карима тоже перевели сюда. А вскоре высадился наш десант, была паника, и Каширов, рассказывали охранники, сумел бежать из-под стражи. Но якобы его настигли посланные в погоню охранники и расстреляли. Где Каширова захоронили, не знаю…».

Эта версия о гибели Владимира Каширова не доказана. Дальнейшая его судьба не известна.

Но сломленным и покорённым Каширова не видел никто.

========================

«ЗАРАНЕЕ МЕНЯ НЕ ХОРОНИТЕ ...»

В Афганистане ходила легенда о Панджшерском узнике, искалеченном, заточенном в пещеру-тюрьму, но непокоренном и не сломленном духом.

Это был наш земляк Володя Каширов...

Сколько раз погибал Володя Каширов, не знает никто. Он выжил после подрыва БТР на перевале Саланг в декабре 1983 года. Выжил в плену, несмотря на истязания, которым его подвергли душманы. Он дважды бежал из плена. Дважды передавал и оставлял записки о себе. На его долю, наверное, выпала наиболее драматичная судьба еще и потому, что уже двадцать шесть лет длится история, в которой не поставлена точка. Вот уже четверть века мама ждет сына домой...

В истории мировых и локальных войн XX столетия мы не найдем примера, чтобы по расследованию обстоятельств исчезновения простого солдата Генеральным штабом Вооруженных Сил страны издавалась специальная директива.

Едва ли мы найдем и пример того, чтобы маму пропавшего без вести рядового принимали президент одной страны и начальник Генштаба другой. Едва ли еще когда история о жизни солдата, рассказанная в центральных газетах, вызывала такой общественный резонанс.

Судьба Володи Каширова - не просто драматический факт афганской войны. Это ее отдельная и пронзительная страница. Это история мученичества и подвига советского солдата.

Перед нами уникальный документ - материалы расследования обстоятельств исчезновения рядового В. Каширова - старшего стрелка 6-й мотострелковой роты 2-го мотострелкового батальона 177-го мотострелкового полка. Эти материалы - следствие исполнения директивы Генерального штаба Вооруженных Сил СССР № 315/7/47 Ш от 31 августа 1984 года. К ним мы еще вернемся.

А началась эта скорбная история 6 декабря 1983 года...

В то раннее утро ночная мгла окутывала перевал Саланг, было сыро и холодно. Начинался еще один день афганской войны. О чем думал Володя в тот предрассветный час? Наверное, о том, что война для него уже закончилась и скоро он будет дома. Шел уже третий год службы солдата. Сослуживцы называли его «дембелем» и по-доброму завидовали парню. Он и сам радовался каждой минуте жизни, приближающей его встречу с мамой и братом.

Правда, какое-то неосознанное предчувствие тревожило сердце, томило душу. То же самое за тысячи километров от Афганистана испытывала и его мама. Родные души всегда связаны невидимой нитью. Анне Георгиевне радоваться бы скорому возвращению Володи, а она не могла. Эта душевная тяжесть буквально окутала предчувствием беды. Господи, за что такие муки? Но роковой ход событий был необратим.

Около 6.30 по приказу командира батальона майора А. Кузыченко группа в составе командира взвода прапорщика Владимира Белова, механика-водителя рядового Асхата Габбасова и старшего стрелка рядового Владимира Каширова на БТР-70 выдвинулась на 37-й сторожевой пост. Задача - доставить для ремонта другого БТР коробку передач и двигатель и привезти в пункт постоянной дислокации части рядового М. Усенова.

Из материалов расследования: «По пути следования, южнее 19-го опорного пункта, вблизи кишлака Хинджан, БТР-70 № 347 был подорван на управляемом фугасе (вес взрывчатого вещества примерно пятьдесят-шестьдесят килограммов). В результате взрыва БТР был сброшен с дороги в обрыв и перевернулся. Прибывшая через тридцать минут бронегруппа в составе трех БТР-70 (командир - старший прапорщик В. Пеньков) обнаружила перевернутый горящий БТР, внутри которого взрывались боеприпасы.

На месте происшествия была обнаружена воронка от взрыва диаметром около трех метров и глубиной до метра. При осмотре местности обнаружены провода, идущие вверх по склону в сторону от дороги, которые подсоединены к пяти батареям. Кроме того, по уже перевернутому БТР мятежники произвели два выстрела из гранатометов РПГ-7. Через повреждение брони были видны два обгоревших трупа. Один находился на месте водителя, второй - у правого десантного люка. Прибывший на место происшествия заместитель командира части подполковник В. Россохин организовал извлечение и отправку останков погибших.

На основании осмотра БТР, останков погибших и осмотра местности командованием части был сделан вывод о том, что тело третьего военнослужащего было раздроблено взрывом на мелкие части, и оно отсутствует».

Мы приносим извинения читателям за подробное цитирование данного документа. Но это правда войны. Знакомство же с описанием дает возможность понять, почему Володю посчитали погибшим.

«Я, ТВОЙ СЫН, ЖИВ»

О гибели сына Анне Георгиевне сообщили 19 декабря 1983 года - в день его рождения. Свое двадцатидвухлетие Володя мечтал отметить дома, по возвращении из Афганистана. Но в тот день военком г. Краснотурьинска В. Чекасин принес в дом Кашировых скорбную весть. Через день в возрасте восьмидесяти одного года умерла мама Анны, Анна Петровна.

Умирающей матери дочь не сказала о гибели внука. 22 декабря 1983 года Анна Георгиевна похоронила закрытый цинковый гроб сына, 24 декабря - маму. Мало на свете людей, способных выдержать такой удар.

...Родные души соединены невидимой нитью. Володя даже в страшном сне не мог представить, что 22 декабря 1983 года в родном Краснотурьинске будут хоронить его, говорить прощальные речи. Но он, чудом избежавший смерти и находившийся в плену, видимо, почувствовал состояние мамы.

В этот день он написал ей письмо, которое через несколько лет потрясет миллионы его соотечественников: «Мама! Я, твой сын Владимир, жив, здоров, нахожусь в плену в Афганистане. Наш БТР подбили, вернее, сожгли. Двое убитых, я остался живой. Так что заранее не хороните меня. Передаю письмецо с доктором, хорошим человеком, он из Парижа. Наши дембеля уже уехали домой. Я тоже соскучился, мама, по вас, напиши, чтобы меня обменяли на их людей, афганцев. Видишь, мама, вместо дома я оказался в Панджшере, просто я невезучий человек. Сегодня уже 22 декабря. Милая моя мама, буду заканчивать, целую. Владимир».

Копию этого письма Анне Георгиевне передадут через восемь месяцев, 27 августа 1984 года. Она, потрясенная неожиданным, внезапным счастьем от весточки, ждала, что сын вот-вот постучит в родной дом. Но Володи все не было. Она уже перезахоронила гроб на кладбище, убрала с могильного памятника его фотографию и табличку с датами жизни и смерти. А Володи все не было. Но теперь ее жизнь, все ее материнское естество были подчинены одному - дождаться сына.

Через несколько лет Анна Георгиевна узнает, как ее сына, искалеченного взрывом, в бессознательном состоянии душманы из группировки Карамшаха бросили на кишлачной площади, где в него бросали камнями жители.

Моджахеды отказали ему в жизни, а он, истекающий кровью, вопреки всему, выжил. Не от жалости, скорее от удивления жизнеспособности советского солдата, они позволили французскому врачу Марату выходить его, правда, уже потерявшего глаз от удара камней.

На что они надеялись? Что, сломленный нечеловеческими страданиями, он запросит пощады? Или, чтобы выжить в плену, примет ислам и будет проклинать родную страну? Разве могли они подумать, что простой русский солдат явит пример такого мужества и мученической стойкости, что невольно вызовет восхищение. Иначе в Афганистане не ходила бы потом легенда о Панджшерском узнике, искалеченном, заточенном в каменную пещеру-тюрьму, но непокоренном.

При нем пытали других людей, приковывали их цепями к трупам, а он бросал в своих истязателей костыли, выбрасывал еду. Владимир даже бежал, точнее, делал попытки бежать из плена, его настигали и возвращали волоком по каменистой земле, привязанным за ноги к лошади.

С фотографиями Володи в плену, передал в советское консульство в Марселе человек, назвавший себя журналистом. Он, по его словам, выполнял поручение врача-соотечественника, находившегося в Панджшерском ущелье.

Вот свидетельские показания бывшего военнопленного Александра Добычина, освобожденного советскими контрразведчиками в сентябре 1983 года: «Впервые я узнал о Кариме - так назвали мятежники Каширова - в Базараке от прибывшего из Хинджана душмана. Под большим секретом он рассказал мне, как советского солдата захватили раненым на Саланге, как издевались над ним, восхищался его смелостью - немощный «шурави» выбрасывает еду, бьет костылем охранников... Когда я попал в уезд Хост-О-Феринг, то узнал, что Карима тоже перевели сюда. А вскоре высадился наш десант, и Каширов, рассказывали охранники, сумел бежать из-под стражи. Но якобы его настигли посланные в погоню моджахеды и расстреляли. Где Каширова захоронили, не знаю...»

Эта версия о гибели Владимира Каширова не доказана. В июле 1984 года армейская операция в Панджшерском ущелье не проводилась. Она завершилась раньше, в последних числах мая. Завершилась не совсем успешно для 40-й армии. Но безусловно одно: Володя знал о мощном ударе по Панджшеру и крупных десантах, высаживаемых советскими войсками. Не удивительно, что он предпринимал попытки бежать из плена. Нам остается надеяться, что рано или поздно станет известна вся правда о Володе Каширове.

К слову, даже в 1992 году, спустя девять лет после пленения рядового Каширова, компетентными людьми высказывалось мнение, что он мог находиться в строго засекреченных панджшерских карьерах, где добывают лазурит - своего рода «золотой запас» Ахмад Шаха Масуда. Как бы то ни было, мы не вправе причислять Володю к погибшим.

В гибель Володи не верит и его мама. Материнская вера дает силы Анне Георгиевне Кашировой больше двадцати пяти лет ждать и надеяться на возвращение сына.

«МНЕ СО СЛУЖБОЙ ПОВЕЗЛО»

Новый 1982 год Володя Каширов, призванный из города Краснотурьинска, встречал в Афганистане. Позади у солдата остались три месяца службы в Иолотани и на Кушке. 31 декабря 1981 года он прилетел в Кабул.

Сын не обманывал маму, когда писал, что со службой ему повезло. Повезло с точки зрения его безопасности. Он понимал: для мамы это самое главное. «Здесь мы не воюем, не ходим в рейды. Меня оставили в постоянном составе на пересыльном пункте. Здесь довольно тихо. Жаль ребят, многие из которых попадут на передовую. Насчет меня отбрось дурные мысли из головы.

Главное - терпение, и твой сын вернется», - писал Володя маме в первые дни пребывания в Афганистане.

Военная судьба рядового Владимира Каширова не может не удивить любого человека в погонах, даже того, кому доводилось бывать на войне. В Кабуле не было места более безопасного, чем пересыльный пункт, располагавшийся около аэродрома. Володя нес службу в караулах по его охране, ходил в наряды по офицерской столовой. В 1982-1983 годах многие из тех, кто служил в Афганистане, могли видеть на «пересылке» этого темноволосо-вого, стройного солдата. Но за несколько месяцев до увольнения в запас Володя был переведен в 177-й мотострелковый полк, штаб которого находился в Джабаль-Уссарадже.

Местом службы рядового В. Каширова станет населенный пункт Ката-лак, или, как говорили солдаты, «точка» на перевале Саланг. В октябре 1982 года Володя заболел гепатитом. На излечение его отправили в Советский Союз.

...В 1982 году швейная бригада А. Г. Кашировой, работавшей в ателье «Радуга», заняла первое место во Всесоюзном социалистическом соревновании. Анну Георгиевну поощрили туристической путевкой в Чехословакию. Но, узнав о болезни Володи, она вместо этого вылетела в Среднюю Азию. Анна Георгиевна почти месяц прожила рядом с сыном, который проходил курс реабилитации в Азадбаше. Да, судьба даровала ей это счастье. В минуту прощания он смотрел на маму ласковым и грустным взором. Она чувствовала сердцем приближение чего-то неизбежного, рокового, которое должно ворваться в их жизнь. После расставания разрыдалась и кричала вне себя от горя, кричала от нестерпимой душевной боли, будто чувствовала, что не увидит сына.

Наступал 1983 год - черный год для Краснотурьинска. В январе в Афганистане погибает Витя Яцун, в июне - Саша Королев, в июле - Валерий Шакиров. Анна Георгиевна сообщала об этом сыну. Володя, понимая ее состояние, пытался успокоить: «Ты пишешь про Королева, но я его не знал. Жаль, что в такие молодые годы ребята возвращаются в «цинках». Что поделаешь - такая судьба. Я видел Рудика, который передал мне от тебя гостинцы. Он рассказал о гибели Валеры Шакирова.

Мне больно узнавать, что ты мучаешь-ся, болеешь, совсем упала духом. Возьми себя в руки. Иногда кажется, что армия - это сон, который никогда не закончится. В последнее время часто вижу во снах дом, всех вас, бабулю. Соскучился по тебе, моя хорошая мама. Не переживай, я вернусь живым и здоровым».

«НЕ ВЕРИТСЯ,ЧТО ВСЕ ПОЗАДИ»

В сентябре 1983 года Владимир Каширов сообщал домой: «Меня перевели в другое место. Попал я во 2-й мотострелковый батальон 177-го полка. Стоим на «точке», мимо нас на Хайратон и обратно проходят советские и афганские колонны. Ротный командир хочет отправить меня в 1-й батальон, который стоит около Хинджана.

Здесь веселей, и время идет быстрее. Раньше я был в тылу войск, а теперь на передовой. Но не беспокойся, мама! С мирным населением живем хорошо. Здесь тихо, рядом кишлаки. Осталось ровно десять дней до приказа. Ко дню рождения я должен приехать домой. Не справлять же его мне в третий раз в армии...»

Осенние месяцы 1983 года Анна Георгиевна жила ожиданием возвращения сына домой. Прошел сентябрь, октябрь, ноябрь, а Володю не отпускали. Он пытался успокоить родных, но в каком-то неосознанном предчувствии писал: «Здесь была небольшая заварушка. Да, под «дембель» увидел и испытал то, что за полтора года не узнал. Обо всем дома поговорим. Сержанты уже уволились. Но ведь надо кому-то и здесь быть. Пошел двадцать шестой месяц моей службы. Домой, конечно, хочется, не верится, что все позади...»

Последнее письмо, ставшее двести третьим по счету, Володя написал 25 ноября 1983 года, за десять дней до драматических событий у кишлака Хинджан: «Дорогая мамочка! 15 декабря ждите. Я уже, собственно, уезжал, но рядовых не отпустили. Уехавшим солдатам, не скрою, в какой-то степени завидую. Придет день, и я, наконец, буду дома. Не переживай, родная, все будет хорошо».

ВСТРЕЧА В КАБУЛЕ С НАДЖИБУЛЛОЙ

.. .В тот августовский день 1984 года, когда Анне Георгиевне передали письмо сына из плена, для нее началась другая жизнь. Что бы она ни делала, все ее материнское естество было наполнено одним - он жив, он вернется. После всего, что произошло с сыном, он не должен умереть.

Но шли месяцы, годы, а Володя все не возвращался. Анна Георгиевна писала десятки писем в Министерства обороны, иностранных дел СССР, в КГБ СССР, Международный комитет Красного Креста. Она добилась встречи с начальником Генерального штаба Вооруженных Сил Маршалом Советского Союза С. Ахроме-евым.

Все эти годы рядом с ней была и остается женщина удивительной души и благородного сердца Фарида Мингалимо-ва, которая сопровождала Анну Георгиевну в Москву, помогала вести переписку с различными ведомствами. Имея троих детей на руках, Фарида оставляла работу и домашние дела, уезжая со своей Аннушкой, чтобы поддержать ее в столице. Низкий поклон ей за редкую человечность и доброту.

В те годы Анна Георгиевна открыла для себя мир людских сердец. Она поняла главное: чужое горе отталкивает холодные, черствые души. Но она и представить себе не могла, сколько найдет в этом мире людей, которые воспримут ее материнскую драму всем сердцем, своими письмами укрепят в ней веру и надежду, что Володя жив и вернется к ней.

Она верила и ждала. Не могла не верить и не ждать. В 1991 году благодаря председателю комитета «Надежда» Евгении Юрьевне Поплавской и Инне Васильевне Гордеевой Анна Георгиевна вместе с делегацией матерей погибших и пропавших без вести солдат приехала в Кабул. Когда их самолет по крутой спирали совершал посадочный маневр и отстреливал тепловые ловушки, она с надеждой вглядывалась в иллюминатор, верила, что домой вернется вместе с сыном. Сойдя с трапа, готова была упасть и обнимать каменистую афганскую землю. Здесь, в этом месте, служил Володя.

Ощущение, что он здесь, рядом, в этих горах, окружающих город, не покидало ее все дни пребывания в Кабуле. Анну Георгиевну и других матерей принял президент Республики Афганистан Над-жибулла. Большой, красивый человек, на лице которого лежала печать какой-то внутренней драмы, слушая маму советского солдата, не скрывал своего потрясения, обещал помочь в поисках Володи. Но едва ли он мог что-то сделать в стране, где развивались трагические события.

Анне Георгиевне исполнилось там шестьдесят лет. Она забыла о дне рождения, забыла обо всем, кроме главного и самого важного в ее жизни: здесь, в Афганистане, ее сын, которого она должна спасти. Поздравил посол Советского Союза в Республике Афганистан Борис Пастухов, подаривший ей настенные часы, которые и сегодня висят в ее квартире. С букетом цветов и в полной парадной форме одним из первых пришел к ней военный атташе. Почти все сотрудники советского посольства побывали у Анны Георгиевны в тот день.

По-восточному щедро одарил ее Наджибулла. Нет, не случайно она увидела на его лице печать трагедии. Когда потом по телевизору она увидела кадры жестокой расправы над ним, то сердце содрогнулось от ужаса.

Покидая Афганистан, русские женщины оставили материнское послание сыновьям, томящимся в плену. Послание, которое наши дипломаты обещали передать в лагеря оппозиции, где находились советские военнопленные: «Дорогие, милые, золотые наши дети! Сейчас мы здесь, в Кабуле. Ищем вас. Сердце надрывается за неизвестную вашу судьбу. Откликнитесь, не бойтесь ничего. Здесь вас ждут и любят. Дома без вас пусто. Возвращайтесь, давно уже вышла амнистия. Горе подорвало наше здоровье. Ждем вас, дорогие сыночки».

Через некоторое время, уже в Москве, доведется Анне Георгиевне побывать и на пресс-конференции, которую проводил Бархануддин Раббани - лидер Исламского общества Афганистана, ставший впоследствии президентом Исламского государства Афганистан.

Она знала: именно ему в годы афганской войны подчинялся Ахмад Шах Масуд, в руках одной из группировок которого находился Володя. Военный журналист полковник Александр Олийник, который принимал деятельное участие в судьбе Володи, добился встречи с Раббани, но тот уверял его, что не имеет в своем распоряжении пленных советских солдат.

Шел ноябрь 1991 года. Переговоры Раббани с руководителями СССР и РСФСР фактически были сорваны. Через месяц не стало Советского Союза, солдатом которого был Володя Каширов... Да, мама попыталась обратиться к моджахедам, и они даже приглашали ее в один из московских ресторанов, не обещая ничего конкретного в поисках сына. Быть вместе с теми, в чьем логове столько мучений принял ее сын, не смогла...

В ноябре 2007 года мы встретились в Москве с полковником запаса Александром Олийником.

Долго говорили о Володе и его маме. Мы рассказали Александру Михайловичу о том, как живет мама солдата и как благодарна ему за то, что много лет он помогал ей найти сына.

За окном вьюжил зимний московский вечер, а мы говорили об афганской войне, о необыкновенной судьбе Владимира Каширова. «Если бы Володя мог, то обязательно подал бы весточку о себе», - с грустью говорил Александр Михайлович. Мы вновь перечитываем письмо Володи из Панджшера: «Мама, я ,твой сын Владимир, жив...» Пусть эти слова останутся для нее и для нас искоркой надежды.

http://forumsbkbkobra.fmbb.ru/viewtopic.php?t=373

Начало Игра теней.Ч.1

Так кто же он?

Алексей Исидорович Кулак родился в рабочей семье в 1922 году. По окончании московской 70-й школы поступил в МГУ, в августе 1941 года был призван в ряды РККА. Окончил ускоренный курс Одесского артиллерийского училища, эвакуированного на Урал. Впервые вступил в бой в мае 1942-го, воевал в составе Волховского фронта, в январе 1943 года участвовал в прорыве блокады Ленинграда, затем на 1, 2 и 3-м Прибалтийских фронтах в качестве командира батареи истребительного артполка освобождал Новгород и Ригу. Имел несколько лёгких и два тяжёлых ранения. Ещё в боях за Прибалтику был представлен командованием к званию Героя Советского Союза.

Каким он был командиром, вспоминал старший лейтенант-артиллерист Александр Матвеев, служивший в одном с ним дивизионе: «Командовал дивизионом старший лейтенант Алексей Кулак, молодой, москвич, грамотный, не по годам серьезный, требовательный, строгий. Но, как это говорят: строг, но справедлив. И в дивизионе, и в полку его все уважали, солдаты любили. Ходил с костылем, до этого несколько раз ранен был. У меня с ним сразу наладились хорошие дружеские отношения… Наш артдивизион на правом фланге Зееловских высот своими 76 пушками поддерживал пехотный полк. Но по тому, как он атаковал, видно было, что полк слабый, необученный. Ну и немцы это поняли, контратаковали, и пехота побежала в обратную сторону к позициям артдивизиона. И тогда Алексей с автоматом бросился ей наперерез, стреляя поверх голов пехотинцев: ни шагу назад, тудыть вашу!.. По его приказу я и начштаба дивизиона Костя Козлов бросились — один в одну сторону, другой — в другую и так втроем ошалевшую пехоту остановили, сбили панику. Выкатили тут же пушки на прямую наводку и вдарили по немцам! Они, как тараканы, по щелям попрятались, а пехота наша очухалась — и вперед!» (воспоминания А.А. Матвеева на сайте www.chesspro.ru).

Именно за этот бой Алексей Кулак Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 мая 1946 года был удостоен звания Героя Советского Союза. Текст в наградном представлении по-армейски строг и лаконичен: «Старший лейтенант Кулак, командуя артиллерийским дивизионом 262-го легкого артиллерийского полка 20-й легкой артиллерийской бригады 2-й артиллерийской дивизии 5-й ударной армии 1-го Белорусского фронта, в ходе Берлинской наступательной операции 20–21 апреля 1945 года обеспечил орудийным огнем форсирование реки Мюленфлис стрелковыми подразделениями, действия пехоты в уличных боях в Берлине. Был ранен, но остался в строю».

Кроме Золотой Звезды и ордена Ленина Кулак за военные подвиги был награждён орденами Красной Звезды, Боевого Красного Знамени, полководческим орденом Александра Невского и многими боевыми медалями. В 1945 году он вступил в партию. После капитуляции нацисткой Германии некоторое время занимал должность коменданта маленького немецкого городка.

В 1947 году демобилизовался из армии в звании капитана, вернулся в Москву и продолжил учёбу в Институте пищевой промышленности, откуда был переведён в МХТИ имени Д.И. Менделеева на инженерный физико-химический факультет, где началась масштабная государственная программа подготовки специалистов для атомной промышленности. Факультет был основан в 1949 году по специальному Постановлению СМ СССР.

Приказом министра высшего образования СССР предписывалось с целью ускорения выпуска специалистов переводить с других факультетов «отлично успевающих студентов других специальностей, преданных партии, правительству и социалистической Родине» с последующим направлением их на предприятия атомной промышленности, то есть в распоряжение Первого (атомного) Главного управления Совмина СССР.

Контроль успеваемости был жесточайший, студентов с тройками, вплоть до четвёртого курса, переводили на другие факультеты, после каждой сессии проводились аттестации.

Первой задачей была подготовка кадров и создание новых высокопроизводительных наукоёмких технологий, которые могли бы в кратчайший срок обеспечить паритет с США в обладании ядерным оружием.

Это был разгар «холодной войны» и старт невиданной в истории человечества гонки вооружений.

Один из однокурсников Кулака вспоминал: «Алексей прошёл всю войну. Сначала командовал батареей, а потом артиллерийским дивизионом. Несмотря на то что юный, воевал отменно. В числе первых был принят на наш физико-химический факультет. На каком-то торжественном заседании мы увидели его во всей красе. Вся грудь в орденах, а выше их — Звезда Героя.

Тогда, да и сейчас, это была редкость. У нас в институте фронтовиков было много, а Герой всего один.

Вид у Алексея не был геройским. Небольшого роста, худенький, даже какой-то хрупкий на вид. Аккуратный, подтянутый. С небольшой головой, зачесанными назад гладкими волосами. Уши прижаты, аккуратненькие, как выписанные, бровки, нос пуговкой и упрямый подбородок. Говорил лаконично, рублеными фразами, подчеркивая речь жестами руки. Выглядело это чуть-чуть картинно, но мило. Не задавался. Студенты, намного моложе его, относились к нему хорошо. Его избрали секретарем партийной организации факультета.

Так мы с ним и познакомились. Он партийный, а я комсомольский секретарь. Учились в группах на одном курсе, но приписанных к разным кафедрам. Он — сорок третья, а я — сорок четвертая специальности.

Вел себя Кулак, как я уже сказал, скромно, но на экзамены Звезду Героя все-таки надевал. Был известен всему институту, часто сидел в президиумах разных собраний и конференций. Героя чтили. Встречались с ним часто в разных компаниях. Можно сказать, дружили.

Учился Алексей хорошо. Был сталинским стипендиатом. После окончания института поступил в аспирантуру и защитил диссертацию.

После защиты Леша вдруг исчез из поля зрения. Встретил его только в начале шестидесятых. Сначала в институте, а потом случайно на Зубовской площади. Сказал, что работает в Нью-Йорке в ООН в советском представительстве. В институте ближе, чем я, знающие его люди говорили, что с середины пятидесятых Леша работает в разведке.

Дипломатическое представительство в ООН у него крыша. Во второй половине семидесятых Леша вернулся, стал работать на физхиме на кафедре химической физики старшим преподавателем.

Старых друзей не забыл, с удовольствием виделся с ними на всяких встречах. О заграничной командировке особенно не распространялся. Неожиданно умер в шестьдесят. Я был у него на похоронах. В малом актовом зале института, где провожают заметных в институте людей, прошла панихида. Все было строго и торжественно. Леша в гробу. В ногах многочисленные подушки с орденами, на первом плане — Звезда Героя. Много было институтских, но еще больше людей в аккуратных штатских костюмах со значительными и непроницаемыми лицами» (Кедровский О.В. Записки конформиста. — М., 2009. — С.105–108).

Дипломная работа была высоко оценена Государственной экзаменационной комиссией. Алексея как самого способного и многообещающего студента оставили в аспирантуре на кафедре радиоактивных, редких и рассеянных элементов. По воспоминаниям его коллег по экспериментальной лаборатории института, с ним было всегда интересно и приятно общаться, потому что он был вдумчивым, честным, добрым и порядочным человеком. У него было редкое свойство поддержать и помочь. По работе Кулак разрабатывал методы радиоактивационного определения примесей металлов.

В 1957 году он блестяще защищает первую на кафедре кандидатскую диссертацию по актуальнейшей теме «Радиоактивный анализ редких металлов», а его многие научные статьи, написанные в соавторстве с основоположником советской школы изучения технологий и элементов платиновой группы профессором Орестом Звягинцевым, сразу привлекли внимание мирового научного сообщества.

Во второй пол. 1950-х годов Кулак ежегодно участвует в работе Комитета ООН по атомной радиации в Женеве, выступает с научными докладами по вопросам мирного использования атомной энергии, входит в научные круги, которые определяли повестку дня правительственных комиссий.

И тут на перспективного учёного, героя войны обратили внимание сотрудники внешней разведки. Мы уже никогда не узнаем мотивов, по которым он согласился на предложение начать свою жизнь фактически заново. Но факт остаётся фактом: открылась новая глава его жизни, и началась она опять с учёбы, но уже профессиональному мастерству будущего разведчика.

После ускоренного обучения в 101-й школе разведки Кулак получает назначение на передний край «холодной войны». В один из дней 1959 года он поднялся на восьмой этаж здания на Дзержинской площади в качестве сотрудника отдела, известного как НТР (научно-техническая разведка). Возглавлял отдел в тот период будущий Герой России полковник Леонид Квасников, внёсший значительный личный вклад в дело создания отечественного ядерного щита.

В 1961 году Алексей Кулак делегируется Советским Союзом научным экспертом — членом национальной делегации в Научный комитет ООН по действию атомной радиации и 29 ноября начинает работать в Нью-Йорке. Вместе с ним выехала и его супруга.

Приступив к работе в аппарате ООН, он получил служебную квартиру, обзавёлся автомашиной и начал присматриваться к окружению, участвуя в работе своего комитета и посещая дипломатические мероприятия, одновременно реализуя свои основные разведывательные задачи.

В 1963 году он перешёл на дипломатическую должность 1-го секретаря Представительства СССР при ООН. В общей сложности за две командировки (с 1961 по 1966 год и с 1971 по 1976 год) он проработал в США 10 лет. Для нас важно, что темами его интересов были вопросы получения информации о научных школах и направлениях перспективных исследований, характеристиках «специальных изделий» (в первую очередь используемых для создания ядерного оружия), атомном подводном флоте США, использовании ядерных силовых установок на космических аппаратах и работе американской ядерной промышленности.

Как вспоминал ветеран отдела НТР капитан 1-го ранга Анатолий Максимов, во время одного из первых отпусков Кулак рассказал ему, тогда молодому сотруднику отдела, историю, которая произошла с ним в командировке: «Работая в одном из кабинетов резидентуры с фотопленкой, я положил ее на стол, но через минуту она исчезла. И не могу найти, а в помещении я один. Понимаю, она где-то здесь... Кондиционер, фотопленка, шляпа... Начал анализировать... Воздушным потоком от кондиционера фотоплёнку занесло... за шелковую ленту шляпы»...

По воспоминаниям сослуживцев, в то время Кулак активно выходил на вербовки и приобрёл ряд источников по направлениям его профессиональных интересов, а его контакты с агентами ФБР были санкционированы и внешне не выходили за рамки дозволенного «общения», предписанного инструкциями для сотрудников разведки.

Учитывая, что во время второй командировки Кулак занимал должность советника Постоянного Представительства СССР при ООН, можно предположить, что он являлся заместителем резидента по линии НТР.

И главное, что Кулак за работу в США был награждён орденами Красной Звезды и Боевого Красного Знамени, что по тем временам было очень редким и исключительным явлением. Разведчиков не баловали боевыми орденами, а решение о награждении принималось на самом высоком уровне.

Осенью 1973 года в составе советской делегации для участия в 28-й сессии Генеральной ассамблеи ООН в Нью-Йорк приехал первый зам. начальника ПГУ КГБ СССР генерал-майор Владимир Крючков для инспекционной проверки работы резидентур, знакомства с оперативной обстановкой и страной, а также для непосредственного контакта с источником, привлечённым Кулаком.

Следует подчеркнуть, что Кулак работал при многих резидентах, имена которых золотыми буквами вписаны в историю советской внешней разведки, трое из которых позднее занимали высшие посты в её руководстве.

Наши дни — игра продолжается?

На протяжении последних десятилетий ФБР в соответствии с Законом о свободе информации частично рассекретило ряд оперативных документов с информацией, полученной в 1960-х годах от источника Fedora. И, что для нас особенно важно, в 2014–2015 годах была рассекречена часть документов в объёме более 500 листов из дела агентурного наблюдения за Алексеем Кулаком с 1961 по 1977 год.

Анализ первых из упомянутых выше документов, проведённый ветераном внешней контрразведки, позволяет предположить, что установить по ним личность агента и его совпадение с Кулаком невозможно.

При этом информация о событиях в резидентуре внешней разведки в Нью-Йорке, скорее всего, была получена ФБР с использованием технических средств контроля и проникновения, а также от агента «Х», известного сегодня как Дмитрий Поляков, работавшего в тот период в резидентуре ГРУ.

Нужно сказать, что, не считая сведений общего характера, Fedora имел весьма ограниченный доступ к информации по вопросам стратегических планов советской разведки в Америке, агентурной сети политической разведки и контрразведки, национальной безопасности или международных отношений СССР.

Разведывательная информация, которую обобщило ФБР, включая расположение, структуру, численный состав резидентуры, режим её работы, принадлежность и статус сотрудников, характер разговоров между сотрудниками, в том числе по делу перебежчика Юрия Носенко и убийству президента США Джона Кеннеди, представляла оперативный интерес разве что для контрразведывательных подразделений. А вот дело агентурного контроля за Кулаком заслуживает специального разбора.

Согласно отчёту от 23 мая 1962 года на имя руководителя разведывательных операций (главного инспектора) ФБР Уильяма Салливана неназванный осведомитель (источник) сообщил установочные данные на главу резидентуры КГБ в Нью-Йорке и сведения о разделении резидентуры на три направления (линии): политическое, научно-техническое и безопасности, указывая, что Кулак работает в научно-техническом.

На протяжении последующих лет агенты ФБР собирали о Кулаке любые данные из всех доступных источников, в том числе и от неизвестного нам источника внутри советской колонии, регулярно контролировали передвижения Кулака и его контакты вне резидентуры, а также его выезды и приезды на территорию США. Об этом составлялись соответствующие отчёты.

Более того, контролировались его банковские счета и движение средств по ним.

И самое удивительное, что данные о наличии у Алексея Кулака звания Героя Советского Союза были отражены в оперативном отчёте, датированном ноябрём 1976 года. Иначе говоря, эта информация стала доступна ФБР только по истечению почти 15 лет после предполагаемого контакта и только по сообщению неназванного источника (в отчёте он заретуширован).

Возможно, эту важную информацию они получили от заместителя Генерального секретаря ООН по политическим вопросам и делам Совета Безопасности ООН Аркадия Шевченко, работавшего несколько лет на американцев и ставшего перебежчиком в 1978 году.

Эпилог

В 1990-х и 2000-х годах СМИ безапелляционно причислили Кулака к стану предателей. Дошло до того, что стали тиражировать информацию о лишении его звания Героя Советского Союза и других наград на основании специального Указа Президиума Верховного Совета СССР.

Однако один из авторов настоящей статьи, более года изучавший в Государственном архиве России наградные фонды Верховного Совета СССР и президента СССР, так и не нашёл каких-либо следов такого решения. Более того, все его боевые награды скреплены кровью и ранениями, два из которых были тяжёлыми.

Сегодня все рассуждения о возможных причинах и мотивах предательства Кулака относятся к категории предположений. Его никогда не допрашивали, приговор военного трибунала отсутствует. Умер он в 1983 году. Даже если допустить предположение о работе Кулака на американцев, его возвращение по окончании командировки в Москву вызывает ещё больше вопросов, чем мотивы гипотетического предательства.

В любом случае использование терминов «предатель», «агент ФБР» в условиях отсутствия официальных комментариев СВР России противоречит презумпции невиновности и порождает больше вопросов, чем ответов.

Дополнение

В дополнение мы бы хотели привести беседу с одним компетентным источником, которого назовём «Х».

А: Вы остаётесь на своей позиции, что Кулак не был предателем?

Х: Начну с того, что все разведки очень боятся разоблачений в собственных рядах и при малейшей возможности пытаются их замять.

Предательство — осознанное деяние человека. Это умышленное преступление, при котором составляется план, разрабатываются идеи, используется логика. Только потом происходит принятие решения о предательстве. Именно поэтому цена предательства высока. Человек не может стать предателем в момент злости или гнева.

Как правило, мотивы предательства располагаются в следующем порядке.

Во-первых, компрометация противником. Тут могут быть использованы любые ухищрения — от «медовых ловушек» до провокаций.

Во-вторых, материальная заинтересованность.

В-третьих, перерождение личности, желание остаться на Западе или социальный протест.

Кроме того, персонально для Кулака могли перестать существовать некоторые барьеры: а) он имел возможность встречаться с агентами ФБР с санкции руководства; б) он знал, что ему придётся рано или поздно представить результаты своей основной работы; в) у него произошла переоценка ценностей (советского мироощущения) и изменилось отношение к работе в КГБ вследствие реальностей «американского образа жизни» (именно эта версия использовалась ФБР в описании мотивации); г) он мог быть убеждён, что правила для других на него не распространяются.

Напомню, что 1961 и 1962 годы отличались возрастанием напряжённости между американским и советским руководством, а наши спецслужбы находились в высшей точке «холодной войны», на пороге горячей.

Разгром кубинских эмигрантов, высадившихся в «заливе Свиней», не охладил пыла «борцов за освобождение Кубы». Венская встреча Кеннеди и Хрущёва лишь ещё больше подогрела воинственный задор. Во втором полугодии 1961 и в 1962 году провокации против кубинского режима, в том числе и с использованием оружия, повторялись неоднократно, хотя и не в столь крупных масштабах. Более того, осенью 1962 года разразился Карибский кризис, при развитии которого человечество могло реально вступить в эпоху термоядерной войны.

И в этих условиях фронтовик, герой войны переходит к противнику? Мне представляется это маловероятным.

В условиях ограниченной информации меня не убеждают те предположения, которые были озвучены отдельными ветеранами разведки о предательстве Кулака. Очень мало фактуры, все их выводы базируются на косвенных данных. Скорее всего, они пошли на поводу шумихи в американской прессе и проявили излишнюю подозрительность. Лично для меня их характеристики Кулака как человека перевешивают чашу весов в пользу его невиновности. Но это моё субъективное мнение.

А: Как сложилась судьба Кулака после возвращения в СССР?

Х: Известно, что его командировка завершилась в 1976 году, и он продолжил работу в центральном аппарате разведки. Предполагаю, что ранения отразились на его здоровье и послужили причиной его ухода с оперативной работы. На всех праздниках, памятных датах или совещаниях всего КГБ он всегда приглашался в президиум, у меня была возможность увидеть соответствующие фотографии. Данных о его контактах со спецслужбами противника в открытом доступе нет. С 1981 года и до своей смерти Кулак работал заместителем ректора по режиму своего родного института. Мне удалось побеседовать с выпускниками, заставшими его в тот период, — не выделялся, обычный строгий, но справедливый руководитель.

А: Какие цели преследовали американские публикации, указывающие на наличие Fedora? И почему был выбран именно такой оперативный псевдоним — Шляпа?

Х: С моей точки зрения, это главный вопрос. Важно понять, почему именно в 1978 году пошла эта утечка. Не раньше и не позже. Что-то происходило, и происходило именно в американских спецслужбах. Могло ли это быть упреждающим прикрытием предательства Шевченко? Вполне. Переключив внимание на иной объект, пустив по ложному следу, можно было выиграть какое-то время для продолжения его работы. Могли бы это быть игры внутри самих американских спецслужб? Почему нет.

Нужно ещё помнить, что все 1970-е годы было жёсткое противостояние американских спецслужб с собственным правительством, начиная с Белого дома и заканчивая специальными комиссиями Сената и Конгресса. Тот же высший состав ЦРУ, а именно он допустил утечку про Fedora, дневал и ночевал в Капитолии.

В отношении Шляпы у меня нет версий, возможно, дань моде 1960-х, когда мужчины предпочитали именно этот головной убор. Хотя у агента, известного сегодня как Дмитрий Поляков, псевдоним был Цилиндр (головной убор).

А: А что это за история с гибелью не последнего человека в ФБР Уильяма Салливана? Ведь многие рассекреченные документы ФБР о Кулаке адресованы именно ему.

Х: В начале 1970-х между Гувером и Салливаном завершился многолетний конфликт, который привёл к отставке последнего. При этом ряд американских авторов считает, что Гувер очень высоко оценивал результаты работы Fedora, считая его лучшим приобретением ФБР за всю историю.

Я далёк от конспирологических теорий. По официальной версии, американский ветеран Второй мировой и «холодной войны» был случайно убит на охоте… Но для общего понимания картины отмечу, что несчастный случай произошёл в конце 1977 года на фоне многолетних скандалов, связанных с резкой критикой методов работы и целей деятельности американских спецслужб.

Салливан был убеждён, что Fedora работал под контролем КГБ и долгие годы водил Гувера за нос. Этой же позиции придерживался и Энглтон.

А: Можно ли говорить о том, что рассекреченные ФБР документы отражают реальную картину происходившего?

Х: Безусловно, нет. Спецслужбы всегда стараются максимально далеко запрятать свои тайны и даже в условиях внешнего воздействия, как-то предписание национального законодательства о свободе доступа к информации, у меня нет абсолютной уверенности в аутентичности рассекреченных документов. Возможно, имели место компиляции или фальсификация их содержания. В том числе с учётом информации, ставшей доступной много позже, включая период написания отдельными ветеранами советской разведки мемуаров о своей работе.

А: Однако как тогда объяснить наличие у американцев задокументированной информации о принадлежности отдельных сотрудников советского диппредставительства к составу резидентур КГБ и ГРУ и другие данные?

Х: Как ни тяжело в этом признаться, но считаю, что у ФБР всё-таки был источник. Кто он или что? Сегодня нам известен генерал-майор ГРУ Дмитрий Поляков, который в бытность своей работы в США пошёл в 1961-м на сотрудничество с ФБР. Но насколько он мог обладать информацией о внутренних процессах в резидентуре КГБ — это вопрос.

Особняком стоит информация, которую ФБР многие годы получало в рамках операции SOLO, связанной с работой под их контролем одного из видных функционеров американской компартии, контактирующего с сотрудниками резидентуры и центрального аппарата нашей разведки во время его поездок в СССР.

Я обратил внимание, изучая отчёты с грифом Fedora, что часть информации о событиях (разговорах) в нашей резидентуре шла в ФБР фактически в онлайн-режиме, в тот же или на следующий день. Если не технические средства съёма информации и высокопродуктивная работа аналитиков ФБР, то я больше склоняюсь к версии о том, что в рядах резидентуры всё-таки был предатель, но явно на низовых должностях (общая неуверенность при идентификации сотрудников, информация на уровне слухов и обмена мнениями в курилке и т. п.). А если он был, и он не упомянутый Поляков, то мы пока не знаем, кто он.

Важно понимать, что в 1960-х годах сотрудников резидентуры в Нью-Йорке было не более 50 человек, имена большинства нам известны, непосредственно в направлении НТР было максимум 10–15 человек.

Однако та информация, которая содержится в отчётах ФБР с грифом Fedora, скорее, свидетельствует о принадлежности источника к политической линии резидентуры. Кстати, в отчётах упоминается и Олег Калугин как объект наблюдения.

А: И в завершение рассматривается ли возможность того, что контакты Кулака были санкционированными, что он играл свою партию в неведомом нам противостоянии спецслужб?

Х: Вероятность того, что такая операция (подстава для вербовки) проводилась без одобрения Центра, почти исключается. Тогда о ней должны остаться хоть какие-то следы в архивах КГБ (СВР). Наши спецслужбы, как правило, не комментируют подобные ситуации и инциденты.

Вместе с тем необходимо обратить внимание на профессиональный путь одного руководителя резидентуры в Нью-Йорке, человека, отличавшегося собственным и независимым мышлением, умевшего идти на риск и брать на себя персональную ответственность как за успешные решения, так и за просчёты.

А психологический портрет и жизненный опыт Кулака очень благоприятен для таких игр. В те годы могли использовать любой способ противодействия противнику и введения его в заблуждение, даже ценой передачи ему достоверной или почти достоверной информации. И тут вопрос только в конечных целях.

Один из ветеранов научно-технической разведки склонялся к версии работы Кулака на американцев. Но именно в практике работы этого ветерана была операция, когда руководство разведки в лице упомянутого выше человека предложило ему большую игру, в рамках которой он выступил «предателем» и долгие годы водил за нос спецслужбы двух враждебных нам государств.

Авторы :АНДРЕЙ ВЛАДИМИРОВ, АНДРЕЙ ВЕДЯЕВ

https://историк.рф/posts/2019/12/11/igra-tenej.html

Начало История одной фотографии.Ч.1

Злой дух ЦРУ

Судя по всему, сломать Носенко не удалось, поскольку директор ЦРУ Ричард Хелмс предложил использовать по отношению к нему вариант его «добровольного сотрудничества». Для убедительности была предложена формулировка считать его «вероятно имевшим доступ к материалам КГБ, но ненадёжным источником».

В итоге все, кто работал с Носенко — а это были руководители и старшие офицеры советского отдела ЦРУ, — заплатили своей карьерой и были переведены на другие участки работы. На их место пришли люди из разных «географических» отделов, не знающие советской линии и даже не владеющие русским языком.

Сам Джеймс Энглтон, человек безусловно одарённый, в 1974 году был с позором отправлен в отставку, а одно из сильнейших подразделений ЦРУ — внешнюю контрразведку — сократили с 300 до 80 сотрудников.

С точки зрения интересов советских спецслужб это было просто подарком, так же, как Феос (Бог) и Дора (дар), то есть «божий дар», составляют скрытый смысл агента Fedora. А ведь в ЦРУ все считали его «шляпой»…

На пенсии Энглтон занимался разведением орхидей и вынашивал планы сведения счётов со всем миром. И тут 11 мая 1977 года ЦРУ и ФБР на основе новой оценки всей имеющейся у них информации пришли к общему заключению, что Носенко — настоящий перебежчик.

Для Энглтона это был сокрушительный удар. В конце 1977 года он совершил такое, что даже видавшие виды сотрудники ЦРУ крутили у виска пальцем. Он рассказал журналисту Эдварду Эпштейну об агенте Fedora, источнике ФБР в нью-йоркской резидентуре советской разведки.

Американская карикатура на Джеймса Энглтона

А вот мнение советского ветерана госбезопасности: «...Лично считаю, что Носенко не был двойным агентом. Всё показывает, что он не был двойным агентом, очень многое — и его история, и лично он сам, и его карьера в КГБ, и практика в КГБ. Не засылали таким образом и таким способом двойных агентов — это однозначно. Но на сегодняшний день окончательное решение по поводу Носенко теоретически может быть ясно только после того, как рассекретят информацию по убийству президента Кеннеди. Потому что главная причина, по которой Носенко был принят в ЦРУ, по которой разрешили ему перейти на сторону американскую, — это то, что он принёс информацию по Освальду».

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ:

в ходе рискованной загранкомандировки разведчика в статусе «перебежчика» его семья и близкие становятся участниками операции. Их судьба должна подкреплять версию измены Родине. В случае Носенко мать, Тамара Георгиевна, пользовалась уважением и всеми правами вдовы бывшего министра. Младший брат, не меняя фамилии, с отличием окончил МГИМО в 1967 году и сделал блестящую дипломатическую карьеру, уже в наше время став послом России. Третья жена Носенко Людмила и их совместные дочери, по слухам, работали в КГБ.

По рассказам родственника семьи, Носенко в этом браке «был женат на Людмиле Малышевой, дочери сталинского министра машиностроения и "отца ядерного щита страны" Вячеслава Александровича Малышева, у них было две дочери. После исчезновения Юрия связь с ними прекратилась полностью, и их судьба мне неизвестна». Но в дипломатическом паспорте, оказавшемся у ЦРУ, женой была указана Людмила Ульяновна Носенко, в дев. Кожевникова, и их общие дочери. Эту же версию подтверждал на допросах и Носенко, упоминая однако также Лию Малышеву и её отца.

Deception is a state of mind and the mind of the State

Приведённое выше крылатое высказывание Джеймса Энглтона можно перевести как «обман — это состояние души и смысл государства».

Ниже в переводе авторов приводится запись беседы Юрия Носенко с шефом советского отдела ЦРУ Дэвидом Мерфи, специально прилетевшим в январе 1964 года в Женеву.

Мерфи. Имеются два вопроса. Первый касается вашего перехода к нам. Я уполномочен мистером Хелмсом (зам. директора ЦРУ. — Прим. авт.) передать наши приветствия, и он чрезвычайно интересуется вашими планами содействия нашим операциям. Он особенно просил меня подробнее коснуться вопроса, как мы будем работать теперь. И вторая тема — это выбор времени, который мы ещё не обсуждали. Мистер Хелмс задал мне два или три вопроса, на которые я не смог ответить, и их надо обсудить.

Носенко. Пожалуйста, я готов.

Мерфи. Например, он спросил меня: «Почему Джордж (псевдоним Носенко в ЦРУ.) переходит на нашу сторону?» И я объяснил ему отношение Джорджа к советскому режиму. Он сказал: «Прекрасно, он может сделать это сейчас, но насколько важен момент?» Он отлично понимает ваше желание, но хочет знать, возможна ли отсрочка. Информация, которую передаёт нам Джордж, имеет огромное значение для безопасности Соединённых Штатов.

Носенко. Я это и сам понимаю, потому что я работал в КГБ.

Мерфи. Он хочет знать: уверены ли мы до конца в том, что причины, побуждающие Джорджа к побегу именно сейчас, настолько веские, что он никак не может остаться? Я сказал ему, что после возвращения Джорджу может больше не представиться возможность выезда на Запад, поэтому Джордж хочет воспользоваться случаем. Это правильно?

Носенко. Правильно. Потому что я потом не выеду на Запад. Я имел достаточно времени с момента нашей последней встречи здесь, в Женеве, всё взвесить и всё обдумать.

Мерфи. Я не хочу входить в детали нашей продолжительной беседы с мистером Хелмсом. Не думаю, что я должен говорить Джорджу, что я на его стороне. Без сомнения, переход может произойти хоть сегодня. Но нужна полная ясность, потому я и задаю этот вопрос.

Носенко. Я не знаю, какие ещё нужны заверения. Единственное, что я хотел бы знать и я поставил как вопрос, — что меня ожидает. Сами понимаете.

Мерфи. Насколько я понимаю, в Соединённых Штатах вы хотели бы иметь работу и обеспеченное будущее. Насколько это возможно — работу в той области, которую вы знаете. Верно?

Носенко. Верно.

Мерфи. Поскольку вы уже оказали нам огромную помощь, мы хотим, чтобы вы с самого начала обрели уверенность, и предоставим вам 50 тыс. долларов единовременно и контракт на 25 тыс. долларов в год...

Носенко. Контракт какой по времени?

Мерфи. Бессрочный. Контракт будет предусматривать пенсионное обеспечение и возможность карьерного роста. Это то, что вы хотите?

Носенко. Я хочу иметь работу, работу интересную, ту работу, которая как профессия мне нравится, я все свои знания, все свои силы, всё отдам работе...

Не правда ли, довольно уверенный тон для человека, которого в Москве характеризовали как разгильдяя, пьяницу и «сыночка»?

Хвост виляет собакой (Wag the Dog)

По мнению ряда ветеранов советской разведки и контрразведки, «досье Носенко» (многотомные материалы допросов, опросов, проверок, аналитических отчётов, сравнительных таблиц и т. д.) и особенно документы, рассекреченные после 1998 года и публикуемые с 2014-го, носят явные следы фальсификации с учётом информации, полученной намного позже из других источников, в том числе от перебежчиков и из воспоминаний ветеранов КГБ.

Особняком стоит информация от Носенко, целенаправленно перепроверяемая американцами через агента ФБР Fedora. Сегодня, опуская некоторые детали, можно сказать, что она носила дезинформационный характер с обеих сторон.

Агентурный метод используется разведкой и контрразведкой с древнейших времён. В общем виде его можно определить как совокупность приёмов и способов легендированного поведения агентов и сотрудников соответствующих направлений по добыванию (продвижению) значимой информации (дезинформации).

Дело в том, что дезинформация, полуправда, откровенный обман, инсценировка и провокация — это то, без чего не может осуществляться ни одна спецоперация в отношении противника.

И здесь возникает естественный вопрос: кто может инициировать долгосрочную стратегическую многоцелевую игру с подведением противнику действующего сотрудника контрразведки, по роду своей деятельности являющегося секретоносителем высокого уровня, и члена семьи одного из высших руководителей страны?

Как оградить его от подозрений в двойной игре, каким образом установить за ним контроль и осуществлять при необходимости контакты? И кто мог обладать таким кадровым, оперативным, административным потенциалом для проведения «Большой игры»?

В этой связи, исследуя «феномен Носенко», выявился один интересный факт, который точно не был известен американской стороне, да и дома о нём могли знать лишь немногие посвящённые.

Речь идёт о сотрудниках КГБ, начавших работу в системе органов госбезопасности ещё в довоенный период, прошедших боевую школу дезинформационных игр с немецкими спецслужбами и составивших профессиональное сообщество, противостоящее «главному противнику».

Несмотря на то что их полные данные всплывают в исторической и научной литературе, рассекреченных документах спецслужб, материалах «дела Носенко», мы не вправе рассказывать о них в рамках настоящей статьи. Пусть читатели благосклонно отнесутся к нашему выбору.

А начиналось всё в конце 1940-х годов, когда они работали в одном из направлений советской контрразведки, став не только единомышленниками, товарищами по борьбе, но и преданными друзьями.

За годы работы они изучили профессиональный почерк и менталитет американцев, их сильные и слабые стороны. Более того, все они в том или ином качестве, явно или скрыто, пересекались с Носенко или были участниками оперативных комбинаций с его участием.

В 1974 году после капитуляции Энглтона именно эти сотрудники были награждены высшими государственными наградами Советского Союза, а сегодня их лица смотрят на молодое поколение разведчиков и контрразведчиков со стен музеев ФСБ и СВР России.

Случайность? Вряд ли. Не так уж и важно, был ли Юрий Носенко реальным перебежчиком или его использовали втёмную. Важно, что в ходе филигранной комбинации советских спецслужб американской разведке был нанесён сокрушительный удар, от которого она не могла оправиться более двадцати лет.

Эпилог. Игра продолжается!

Мы работали над материалами для настоящего цикла более десяти лет, по крупицам собирали информацию на многочисленных встречах с ветеранами советской разведки и контрразведки, долгими месяцами изучали российские и зарубежные архивы, перечитали все доступные воспоминания и публикации в отечественных и иностранных СМИ, как следователи сравнивали рассекреченные документы ФБР, ЦРУ, комитетов Конгресса и Министерства юстиции США.

Не всё, что нам хотелось, нашло отражение в данной статье. «Большая игра» продолжается!

Авторы :АНДРЕЙ ВЛАДИМИРОВ, АНДРЕЙ ВЕДЯЕВ

Юрий Носенко в 2000-х годах

https://историк.рф/posts/2020/02/11/istoriya-odnoj-fotografi...