Melman414

Любой человек, у которого уже вырос мозг, хоть раз в жизни да задумывался о таком предмете философского пространства, как Судьба. Не то, чтобы махал в компаниях руками, отстаивая свою точку зрения (это вообще не следует считать за процесс обдумывания), а вот так: присел в беседку с белой чашкой чёрного чая, подул на чай, на волны в кружке посмотрел и задумался «А вот хорошо-то как, а? А вот если бы я тогда не вот это, а вот то, то было бы сейчас так хорошо? А беседка? Была бы у меня? А я где бы был вообще?» и всё, - чай уже остыл и в нём купаются мухи, шелестят листья винограда, а человек всё вздыхает, глядя вокруг и думает «Ну Судьба! Дааа.»

В этом разрезе проще людям религиозным – у них всё понятно (не факт, что правильно, но это мы обсуждать не будем), Судьба их написано заранее каким-то дядечкой и можно даже не дёргаться её изменить, что ни делай - всё одно: скучно, конечно, но зато всегда есть готовое оправдание своей лени или нерешительности.

Другие люди, которые полагают себя самих кузнецами своего счастья, на самом деле, пристально в многовариантность последствий поступков не вдумываются тоже, а если начинают вдумываться, то впадают в оцепенение и есть от чего! Пошёл направо – попал под машину, пошёл налево – нашёл принцессу. Ну в виде лягушки, например. Поцеловал – и вот тебе пол царства в придачу, а если это не та принцесса? И вот тебе ЗППП с лечением болючими уколами и риском бесплодия. Как тут не оцепенеешь?

А вещи материальные, но не обладающие душой? Например бочка литола или атеист? Думал кто-нибудь об их судьбах? Как они развиваются и от чего зависят? Что на них влияет и как? Ну не бог же бочке литола Судьбу прописывает, правда? А кто тогда?

Ну за все бочки судить не возьмусь, а про одну сейчас расскажу.

Если вы родились бочкой литола и попали во флот, то Судьба ваша очень незавидна: вас грубо и без всяких необходимых почестей вскроют (может быть даже топором) и быстро растащат вёдрами, банками и пригоршнями. Хорошо, если не пнут ещё напоследок. Но иногда вам тоже может повезти и вы окажетесь лишней (взятой про запас) или про вас вовсе забудут – и тогда да, вы постепенно становитесь не просто бочкой, а, в некотором роде, военно-морской бочкой: ходите в моря, погружаетесь, всплываете, слушаете команды по ГГС и ждёте, когда вас начнёт обдувать морским ветерком из приточной вентиляции. Разве что в курилку не ходите с ребятами, но это и понятно – курить вредно.

Одна такая бочка прижилась у нас в восьмом отсеке – выдали её то ли по ошибке, то ли случайно, то ли просто надо было береговой склад под что-то полезное освободить, но, смазав всё, что можно было смазать, потом смазав всё, что мазать было не нужно, но и не вредно, а потом смазав по второму кругу обильно, что сначала мазали скромно, боясь, что не хватит, обнаружили, что одна бочка всё равно осталась целёхонькой. Ну не выбрасывать же? А куда девать? А если на корабле что-то девать некуда, то, по традиции, это выдают трюмным.

Командир восьмого долго отнекивался, стеснялся и утверждал, что не заслужил такого высокого доверия, хотя и старается, но кто будет слушать лейтенанта? Вот тебе бочка, распишись и не гундось.

Будь командир отсека, хотя бы, старлеем, а уж, тем более, капитан-лейтенантом, то бочку эту он, наверняка, сразу бы выбросил за борт и не стал бы возиться, устраивая её будущее и наживая себе геморрой, но лейтенант – существо ответственное и не умеет ещё сравнивать риски от возможных последствий, поэтому бочку командир восьмого всей группой тащил, загружал и переставлял по отсеку туда-сюда, примеряя где она будет смотреться органичнее и как бы не нарушить чего из фэн-шуя. В итоге, бочку всунули в закуток на верхней палубе восьмого – ну в тот, знаете, в носу, возле перехода в шестой слева, два на метр и непонятно для чего предназначенный конструкторами. А может как раз и для этой самой бочки? А?

Бочка быстро примелькалась и все к ней привыкли, а, привыкнув, позабыли о ней. Помнили только (условный рефлекс), что в том месте можно спрятать мусор, если не успел вынести до конца приборки, или припрятать ещё чего, на время, конечно. Так, может, год жила эта бочка и уже, наверняка, начала думать куда бы ей подать заявление о награждении значком «За дальний поход», когда доктору Мише позвонил флагманский врач флотилии.

Вернее, не сам он ему позвонил, а из дивизии передали строгий приказ явиться в штаб флотилии к флагманскому.

Доктор Миша спешить не стал и не потому, что был лентяй, или, того хуже, имел свойство игнорировать приказания старших начальников, а потому, что первое, чему его научили на корабле – это не спешить с выполнением полученного приказания, если точный срок его выполнения не озвучен: его ведь могут и отменить. Да и из нашей дивизии добраться до штаба флотилии был тот ещё квест! Малоприятный и без сокровищ в финале, но длинный и запутанный.

Повздыхав пару дней, Миша махнул рукой и поехал. Ну как «поехал» слово это, скорее, условное, в данном случае: где пешком, где на попутках, где вброд, где ногами по природе, но к обеду был у флагманского. По дороге перебирал, конечно, в голове, что за надобность такая у флагмана возникла лично его увидеть? Косяков за ним не было ни по службе, ни по врачебным делам, задачу сдавали вот только вот и медслужба сдала с первого раза с оценкой «удовлетворительно» (что является высшей оценкой в военно-морском флоте), то есть, как ни крути, а по всему выходит, что позвали его с целью продвижения по служебной лестнице. Ну и что, что старший лейтенант и года ещё не прослужил? Умный – это раз, семейный – это два и вот: что ещё надо-то?

- Аааа, Михаил! Быстро ты! – обрадовался флагманский подполковник, - пойдём-ка в курилку, дело есть к тебе!

«Да, блин, вряд ли вот про повышение это дело – и чего тогда я сюда пёрся?»

- Слушай, - флагманский закурил, - дело важное потому, что личное. У тебя в восьмом отсеке стоит бочка литола…чего глаза лупишь?

«Ну как бы это сказать? Я, конечно, знаю, где восьмой отсек и понимаю, что такое бочка и, даже, бинт меня побери догадываюсь, кто такой литол, но! Откуда он знает, что на корабле в Нерпичьей стоит эта бочка???»

- …аллё, ну ты отвис? Так вот, мне этого литола нужно ведро. Позарез. Вижу в глазах немой вопрос – ну вот надо, понимаешь? Я уж тебя Миша не забуду! Уж ты мне поверь!

«Уж верю, да. А чего по телефону не сказать-то было? Мне же пол дня теперь обратно добираться! А, впрочем, что я там забыл? Скажу, что у флагманского целый день был»

- …а по телефону, сам понимаешь, такие вещи не говорят. Будешь курить? Не куришь? Молодец! В общем и целом – я через три дня в отпуск, вот ты и подгадай так, чтоб успел я его с собой увезти. Ведро это. На родину свою историческую.

«Вот же куркуль, а. Ну вы посмотрите на него. И что это за родина такая? Куркуляндия? Не к этому готовили меня в академии, совсем не к этому!»

- Ну ладно, побежал я! Делов у меня, знаешь, ооооо! Сам понимаешь!

«Да понимаю, пока вспомнишь у кого на корабле что и где стоит, пока подумаешь как это всё в машину уместить»

-…успей только, а то, сам понимаешь! – кричал флагманский уже издалека.

Воровать Мише предстояло первый раз в жизни и, несмотря на общую приятную адреналиновость мероприятия, факт этот несколько смущал. Как это вообще всё организуется? Ну ведро он найдёт, ладно, а потом? Нужно ли надевать маску и красться в ночи? А ведро смазки потом под видом чего выносить? Анализы, типа, собрал?

Жена (тоже врач) внимательно выслушала (в чём Миша заподозрил больше профессиональную привычку, чем живой интерес), покивала головой, но дельных советов дать не смогла: так уж вышло, что и ей в жизни до сих пор воровать не приходилось.

Нет, ну как проводить такое мероприятие без предварительной подготовки? Что: просто пойти, взять ведро и набрать в него литола? Так и не решив, Миша решил спросить совета у трюмного Димы (того самого командира восьмого отсека).

- Ведро литола? Да вы, батенька, шалунишка, как я погляжу! Гы! Чо, расскажешь потом как это у вас, у докторов делается с ведром-то смазки? Ладно, чего ты сразу глазами вращаешь? Венеролог, а шуток не понимаешь. Да какая разница венеролог или дерматолог? Короче, бери хоть три ведра – мне этот литол без надобности, мне этой бочки, по усреднённым подсчётом на тридцать шесть лет хватит, ну, а без ведра – на тридцать два года, выходит. Более, чем достаточно. Что кто скажет? Скажи, что я разрешил!

«Тоже ты гусь тут нашёлся! Разрешало то ещё. Авторитетное. Надо у комдива-три спросить – так вернее будет»

- Ведро из той бочки? Заметь, я даже не спрашиваю «зачем» - боюсь узнать ответ. Слушай, у меня к тебе встречное предложение! Ты ведро мне оставь из той бочки, а всё остальное и забирай! Прямо с бочкой! Что значит «как утащу»? Наверх мы тебе поможем, вот я сам лично помогу, а там, что, на бок завалил и кати её куда хошь! Она ж круглая, доктор, эх ты, серота! Ну как не надо? Литол – вещь полезная, а тут такая удача – целая бочка тебе обломилась без ведра! Это, считай, как Дед Мороз тебя в лобик поцеловал! Нет? Точно нет? Не, ну бери, конечно, ведро своё – но про бочку подумай! Обещай мне, что подумаешь! Нет пообещай!

«Нет, ну как это так? Что за отношение к пост-социалистической собственности такое? У них что, отчётности никакой нет? Как это так это? Это как бы я таблетки горстями сыпал налево и направо. Что-то тут не так, надо к старпому сходить.»

Старпом, существо самое занятое на любом корабле в прямом смысле этого слова, даже не стал делать вид, что ему интересно, что там зудит Миша

-Бери. Что хочешь, то и бери. А у тебя от головы нет чего с собой? А для головы? Не, ну я не про таблетки – может фляжечка какая, так голова болит, погода может или возраст или это вот всё (старпом помахал руками вокруг) железо. Ладно, ты давай это, ступай, некогда мне.

«Видит Хирон, но я этого не хотел! Придётся идти к командиру – право слово, какое это хлопотное дело, - воровство, ну кто бы мог предположить?»

- Однако, - командир подпёр лицо рукой и долго смотрел на Мишу, - ну и задаёшь ты задачи. Да при чём тут литол? Я всё понять не могу, чего ты ко мне-то пришёл с этим вопросом? А, к трюмным ходил, к старпому ходил, но всё равно решимости не набрался? Ну да, ну да – за решимостью это ко мне, конечно. Ты, это самое, если что не стесняйся, конечно, по всякой необходимости сразу ко мне беги! Вот только почувствуешь необходимость – так сразу и беги. Я-то всегда рад тебя видеть. Да. А за литолом – это к трюмным. Литол, понимаешь ли, лежит так далеко за пределами моей пристальности, что даже и Монголия ближе находится.

«Хм. То есть вот так вот запросто взять, набрать и нести? И никакой тебе романтики? Ну на разведку-то надо сходить, по любому!»

Разведка показала, что бочки и бочка, стоит себе, да. Тяжёлая. На пинки отзывается глухо – точно полная. Как её открыть-то? А какой этот литол? Черпать его надо или что?

- Ты поцелуй её ещё – посоветовал трюмный Дима, - чего мнёшься? Где твоё ведро? Как это нет ведра? А как ты собрался набрать ведро литола без ведра? Это вас в Академии вашей таким вывертам учат? Не учат? Дык и что тогда – у меня просить будешь? Ну проси, дам конечно, кто я такой, чтоб доктору не дать? Пошли за мной в трюм, пошли, говорю, не ссы! Нет там крокодилов – это байка. Во, норм ведро, смотри – от сердца прямо отрываю! Что значит с дыркой? Забьём чоп и нет дырки! Что значит кривое? А тебе по нему на коньках ездить? Нет? Ну и чо тогда? Бери, пока дают, я тебе говорю. Как набрать – берёшь и набираешь! Как нести рассказать? Ну пошли, наберу, не реви только. Не реви, кому говорю!

Полное литола, ведро оказалось неожиданно тяжёлым и грязным.

- Да ладно, не кисни! – подбодрил Дима, - вот тебе ветошь, бока ему оботри и в пакет поставь какой-нибудь, чтоб вопросов глупых не задавали. А так – скажешь грибов набрал! Ну и что, что май и тяжёлые – скажешь в йодной яме собирал, под реактором, кто там разбираться станет – все в ужасе убегут. Всё, бывай!

Трап на Акуле длинный (ну или высокий, если смотреть сверху) абсолютно вертикальный и относительно широкий – до такой степени относительности, что полный человек проходит по нему, как пыж по дулу, с таким, знаете, чпоканием, приятным для слуха командира отсека – пыль не надо протирать. Подводники сермяжных специальностей шастают по этому трапу, как форменные сволочи – со свистом и вынести для них ведро литола наверх не то, что не проблема, а вовсе даже и не затруднение, не то, что для благородного доктора: доктор ведь как, обычно, погрузку-выгрузку всяких грузов осуществляет, - с помощью матросов, а тут же матросов звать не с руки – вполне могут и срок добавить за группу лиц по предварительному сговору.

Потоптавшись под трапом и проведя теоретические выкладки, Миша полез, волоча ведро чуть сбоку и под собой. Пока лез, жалел, что рук всего две, а вот бы три, или четыре, вот было бы дела. Наверху на трап кто-то цокнул.

- Куда лезешь, крыса! Не видишь, тут люди?!

- Ой, простите! – донеслось сверху голосом командира дивизии, - с разгону что-то я и не заметил! Затормозить не успел!

«Блядь, ну вот как так? И что теперь – спускаться обратно и бежать прятаться? Ай, фиг уже с ним, ну!»

Командир дивизии терпеливо ждал наверху:

- О, доктор! Разрешите вас поприветствовать! Ловко ты адмирала-то крысой обозвал! Что в ведре?

- Грибы из йодной ямы, - ляпнул Миша не успев сообразить («Дима, сссука!»).

- Из какой? Из левой или из правой?

- В смысле?

- Всё с тобой понятно! Даже пиздеть нормально не научился! Подводник называется!

- Тащ контр-адмирал, так мне подниматься Вас встречать или тут подождать пока Вы доктора моего дожуёте? – снизу в люк осторожно заглядывал командир.

- А ты знаешь что у него в ведре?

- Литол!

- В смысле?

- В смысле ведро смазки спиздил наш доктор с подводного крейсера!

- Аааааа! А зачем ему столько?

- Да я почём знаю? Он же доктор – я предпочитаю лишнего не спрашивать!

- Логично! Ладно, спускаюсь! Грибы, блядь, из йодной ямы, ну доктор, ну шелмец!

Доктор постоял ещё минуту и понюхал озон, который остался в воздухе после грозы, так удачно прошедшей вот прямо под его носом.

До посёлка добирался дольше обычного (да что там до посёлка – в дивизию чуть не полчаса шёл) – вот вы, например, пыля на машине, подобрали бы на дороге военврача с тяжёлым ведром? И я тоже не знаю. Но добрые люди нашлись и недалеко за обедом доктор уже был в городке.

«Во флотилию точно не поеду! В пизду его, да простят меня будущие читатели этой истории!»

А куда переть это ведро? Ну, в поликлинику, например, можно.

Жена (кто бы мог подумать!) категорически отказала сохранить у себя, поцеловала в щёчку и ласково вытолкала из кабинета.

Начальник поликлиники подозрительно осмотрел ржавое корявое ведро, наполненное субстанцией непонятного цвета и, подумав, отказал, ссылаясь на то, что в поликлинику заходят гражданские и даже дети, так бы он да, конечно, но вот так вот – нетушки и вот Мише домашний адрес флагманского врача.

Жена флагманского врача сначала удивилась, но потом, обречённо вздохнув, согласилась принять ведро и даже предложила Мише чаю за хлопоты.

«Ну уж нет, тут важнее вовремя сбежать, а чаю я и дома попью!»

Вежливо отказавшись, Миша откланялся и пулей выскочил на улицу. На улице Мишу встретило наглое майское солнце, запах весны и облегчение. Да, кругом ещё лежал снег, но запах…и это облегчение.

«Эх, жаль, что я не пью. Сейчас бы стакан-то хлопнуть самое то было бы. И покурить. Жаль, что я не курю!»

Захотелось на корабль – отчего, непонятно, но потянуло посидеть с Димой, зайти к комдиву-три и, может даже, старпому поставить капельницу. Жёстко подавив в себе эту сентиментальную волну (а, вернее, отложив её на завтра), Миша пошёл домой, дав себе зарок никогда больше не носить вёдра с литолом и не подходить к телефону, когда звонит флагманский врач флотилии.

А бочка так и осталась стоять и, вполне вероятно, стоит там и до сих пор. Никому неизвестно как изменилось её ощущение окружающего мира от того, что из неё отчерпнули ведро, но Судьба создавала её, вполне вероятно, именно для того, чтоб какой-то (не вообще, а в плане Судьбы) Миша отчерпнул из неё это самое ведро и отнёс его флагманскому врачу самой что ни на есть первой флотилии атомных подводных лодок для целей, так и оставшихся неизвестными ни Мише, ни мне, ни, я уверен, и тебе, уважаемый читатель.

Ну и раз мы начали с философии, то давайте ею же и закончим, что ли? Если ты, читатель, не бочка с литолом, то кажется мне, что Судьба твоя вряд ли определена и состоит в вычёрпывании из тебя вёдрами твоего содержимого. Перестань уже ждать пока вычерпают всё и давай, я не знаю, борись: попробуй (чтя правила приличия и уголовный кодекс!) не стоять в закутке, а двинуться и свернуть не туда, а вдруг тебе именно туда и надо?

Для начала хочу заметить, что история, рассказанная ниже, абсолютно реальна: так же как Луна, которая висит в небе независимо от того, видите вы её сейчас или нет. Мне история эта представляется удивительной не только своим развитием, но и итогами, к которым она привела людей, в ней участвовавших; но мне показалось несколько странным, что ряд знакомых, которым я эту историю рассказывал, ничего удивительного в ней не находили вообще, хотя на мои требования привести конкретные примеры того, что они называют «сплошь и рядом» впадали в некоторую рассеянность и притворялись забывчивыми на имена, из чего я позволил сделать себе выводы, что история эта вряд ли тривиальна на самом деле, а, скорее, людей привлекает в ней отсутствие необходимости борьбы за личное счастье, и вместо участия в естественном отборе они хотели бы сидеть у Судьбы на голове, свесив ножки, и покуривать, пока водовороты сами не вынесут к их ногам желаемого. Ну кто мы такие, чтобы их осуждать?

При всём моём категорическом нежелании делить людей по половому, национальному, расовому, партийному (за единственным исключением) либо какому-нибудь иному признаку, кроме категорий «человек» и «гондон», и полагая, что любой человек имеет право быть скупым, глупым, вовсе не читать книг и даже носить скверный характер, не выходя из категории «человек», я всё же хочу обратить ваше внимание, что мужчины по отношению к женщинам имеют два условных подвида, которые, впрочем, тоже не выводят их из «человека».

Первый подвид женщин не боится: не знаю, заложено ли это в них природой естественным путём, либо это какая-то побочная мутация, но чувствуют они себя в межполовых отношениях довольно свободно даже независимо от внешности (которая чаще всего у них не совсем удачная), но успехом у прекрасного пола пользуются не всегда и добиваются своих разнообразных целей с трудом, что, впрочем, нисколько их не удручает, а большинство из них находят в этом процессе некоторое удовольствие вне зависимости от того, какой результат он приносит. Чаще всего они неплохо воспитаны, иногда знают, чем ямб отличается от хорея, и не требуют показать грудь у малознакомых лиц противоположного пола непосредственно после знакомства, а то и вовсе до него, хамят только по необходимости и не выдают отсутствие такта за прямолинейность.

Второй подвид женщин боится панически: то ли это отголоски матриархата, то ли, наоборот, боязнь его возвращения (а, возможно, это вообще суровое материнское воспитание) – на это учёные ещё не хотят дать нам ответа. Так как несмотря на то, что страх – чувство довольно естественное и банальное, мужчины показывать его стесняются, и, естественно, старательно скрывают, придумав для него другое название. Называют они себя женоненавистниками и именно этот подвид мужчин наиболее привлекателен для женщин, что, скорее всего, и явилось поводом рождения русской народной поговорки: «Все бабы – дуры» (не имея достаточной наглости спорить с русским народом, оставим это выражение целиком на его совести). В современном мире мужчин таких называют «мизогинистами», но ярлык этот временный, и концентрироваться на нём нет необходимости – суть понятия от смены названия никоим образом не поменяется. В общении этот подвид чаще всего груб и чрезмерно прямолинеен, что не говорит напрямую о недостатках в воспитании (хотя именно так и выглядит). Грубость эта вызвана оцепенением от страха осознавания того, что на женщин можно не только смотреть и трогать (что доставляет некоторые удовольствия), а с ними ещё нужно разговаривать. А кому может понравиться тот факт, что предмет, который вы считаете созданным исключительно для удовлетворения своих потребностей, обладает мозгом и способен мыслить? Ну представьте для абстрагирования от высоких, но мутных понятий чувств, что поливаете вы сметанкой пельмени, а они из тарелки требуют не есть их немедленно, а вначале обсудить последний номер модного глянца или сводить в кино: понравится вам это? Если нет, то именно ко второму подвиду мужчин вы и относитесь.

Но не переживайте, одиноким вы не останетесь, - герой нашей сегодняшней истории, Толян, был классическим, я бы даже сказал, эталонным представителем этого подвида.

Из семьи потомственных военных моряков (три поколения), права выбора своей дальнейшей судьбы Толян не имел с момента своего зачатия в военном городке Видяево, но судьба не тяготила его: в роли, предназначенной ему предками по мужской линии, он чувствовал себя как рыба в воде, был органичен и всегда служил примером, но не книжным, а жизненным, так как дело своё знал крепко, но характер имел шебутной и азартный, за что был любим товарищами и начальством. Но, в отличие от товарищей, начальство ему любовь свою не демонстрировало, вечно на него орало, делало замечание за дерзость и регулярно наказывало за своеволие. Ну все понимали, что военный моряк без дерзости – это не моряк вовсе, но статус кво приходилось соблюдать: ритуал, знаете ли, такой. Именно из-за таких, как Толян, военно-морским курсантам и перестали выдавать палаши в своё время.

Особенное внимание уделял ему командир дивизии (тот самый, который из военных пловцов из прошлого рассказа) и особенно после того случая, когда Толян нарисовал на крышке ракетной шахты мужской половой хуй и это увидели представители НАТО. Вот как ни придёт на корабль, так и вызывает к себе Толяна, и давай его и в хвост и в гриву и по копытам. И песочит, и чесночит, и в бараний рог крутит, но вот как-то видно, что с любовью, как-то чувствуется это даже. Особенно забавно было за этим наблюдать оттого, что оба они краснели одинаково сильно и по малейшему поводу, оба были невысоки ростом, практически квадратные, с бычьими шеями и насупленными взглядами, но не похожи, как отец и сын, а похожи, как модели классических жигулей за номером шесть и семь, например, но разного цвета.

Кстати, благодаря бычьей шее Толяна, я разжился именным кителем его папы, сшитым из какой-то необычайной шерсти и на заказ в одна тысяча девятьсот шестьдесят каком-то году: толяновская шея уже в звании старшего лейтенанта перестала в него пролезать, а я в нём и капитаном третьего ранга спокойно расхаживал (к рассказу это не имеет отношения, но не могу не похвастаться).

- Дураки вы, - говорил бывало командир, когда мы принимались вслух за обедом рассуждать, справедливо комдив Толика обидел или нет (а за столом у нас позволены были любые разговоры, несмотря на присутствие командования). – Он же на него планы имеет, поэтому только! Видно же, что холит и лелеет его. К оттенкам надо присматриваться и к интонациям – в них суть!

- Какие планы, тащ командир? – спрашивал к этому моменту уже весь красный Толик.

- А я почём знаю? До меня он их не доводил, а вот до тебя, чувствую, скоро доведёт!

- А к чему готовиться-то хоть?

- А бесполезно всё равно. Расслабься и служи. Отставить. Вернее, служи не расслабляясь! (это командир поправился после возмущённого взгляда старпома на слово «расслабься»).

Ну поговорили и забыли, а планы, как оказалось, действительно были – только не время им ещё было проявляться.

Квартиры собственной Толик, естественно, не имел, так как декларировал себя как закоренелого холостяка и гнёзд вить ни с кем не собирался. А для чего тогда квартиру получать? В ней же надо убираться (хоть изредка), клеить обои (что не обязательно) и покупать различную посуду, что, конечно же, ограничит в свободе передвижений.

- Знаю я, - говорил Толик, - как это бывает! Сначала тарелку себе купил, кастрюлю, потом чайника захочется, пледа и телевизора и так, неровен час, и женщина в доме заведётся!

Так и ходил он года три до описываемых событий по квартирам друзей и приятелей с чемоданом; и если у женатых, а тем более с детьми, оставаться надолго не получалось (в конечном итоге им надоедало тихонечко целоваться в ванной комнате собственной двухкомнатной квартиры, пока в одной комнате спал ребёнок, а в другой - Толян), то у холостяков вполне можно было жить месяцами. А забредя однажды в квартиру Саши, Толян понял, что нашёл свою пару надолго (не в смысле для чего непотребного, а в смысле для совместного проживания). А что: квартира у Саши была, пусть маленькая, в четырнадцать с половиной квадратов жилплощади, но своя, с Сашей они мало того что дружили, но и служили вместе, чуть не в одном боевом посту, и самое главное обстоятельство – Саша тоже был холост! Вот же везуха, да?

Да, но не для Саши: не сказать, что он был прямо уж бабником (ну да – был), но женщин любил больше, чем группу «Король и Шут», что для питерского интеллигента конца девяностых, согласитесь, о многом говорит!

Чортово воспитание позволяло только деликатно намекать Толяну, что, может, уже пора дальше куда переезжать жить, а то хоть парень он и хороший, но приводимым женщинам не всегда нравится, когда в самый разгар романтического вечера (когда свечи уже зажжены, но до коленок ещё никто не дотрагивается) в омут вздохов и взглядов врывается пьяное тело с бычьим выражением на лице и орёт из туалета: «Кто, блядь, опять бублик не поднял!». И сразу гаснут свечи, и сразу коленки убегают по срочным делам, и Саша сразу нет, не плачет, но опять с грустью смотрит на правую руку.

- Толян, - говорит Саша, - мы же договаривались: три часа. А прошло полтора.

- Да я же так, на секундочку, поссать только заскочил! И всё, и убегаю! Ну не на улице же мне?

- А нажрался ты где?

- На улице!

- Толян, давай я договорюсь, и тебе квартиру собственную выдадут, а?

- Ты чё, братан? Зачем нам с тобой отдельные квартиры? Ты же братан мой, как я без тебя, а? А ты без меня? Как?

- Толян, помой сперва руки сходи после гальюна, а потом лезь ко мне обниматься.

И Саша опять включал группу «Король и Шут» и садился на крохотную кухоньку хлебать горький, вязкий чай и грустно смотреть в плотную темноту полярной ночи, по которой именно сейчас куда-то бежали те прекрасные коленки, которые без пяти минут как были в его руках. И так всё время. Ладно ещё был бы Толян свиньёй или неприятным типом, который сморкается на стены и не смывает за собой – тогда намного проще было бы выгнать его, наконец, из дома, но он таковым не был, а выходки его, хоть и крайне неуместные, но были искренними и гнева настоящего не вызывали. Ну и как же в такой непереносимой обстановке наладить собственную половую жизнь, если на одной чаше весов она, а на другой – дружба? А ещё весна скоро начнётся (на дворе уже вовсю апрелило), и вот что? Опять пройдёт впустую?

- Братан, ну чё, я помыл руки! С мылом. На вот – понюхай!

- Толян… вы там всё выпили?

- Нет ишшо!

- Ну так, может, ты пойдёшь, чего там, люди же, небось, ждут?

- Точняга! Пошли со мной братан!

- А чего ходить? Веди их сюда уже…

- Ха-ха! А ведь верняк! Баба-то твоя того, кинула тебя опять! Лошара! Да, ладно, ладно, чего ты бычишься-то, ну? А зачем я руки мыл? Не помнишь?

А в субботу, когда и начались те самые события, к которым я вас так постепенно подвожу, Саша со штурманёнком Максом собрались съездить в Мурманск. В те времена поездка в Мурманск была довольно важным событием, к которому готовились загодя: наглаживались, брились и даже делали себе стрижки. Два автобуса в день ходили летом, а зимой чаще всего те же два автобуса плюс БМП от морпехов, которая возила людей от последнего длинного и пологого подъёма дороги (с народным названием «тёщин язык») к посёлку - автобусы по нему ни подняться, ни спуститься не могли, если на улице мело, но не откладывать же из-за этого людям поездки?

В субботу с утра строились на ПХД (парко-хозяйственный день): это слабеньким гражданским положено два выходных в неделю, а военным зачем столько отдыхать? Когда они устают, если война не идёт? Что они, у станков стоят или продают комбайны в колхозы оптовыми партиями от трёх штук? Нет, - вот и нечего. Поэтому каждую субботу проводится парко-хозяйственный день, и в описываемые времена демократия уже победила мрак социализма, но только до уровня разрешения, так уж и быть, выходить на ПХД в гражданской форме одежды.

Саша с Максом договорились с помощником, и тот отпустил их в Мурманск, но только после общего построения (вы же не подумали, что отменив обязательную военную форму, отменили и общие построения?), а то вдруг кто считать начнёт? Строились на задворках улицы Мира, где за экипажем был закреплён объект в пару гектаров придворовой территории с фрагментом дикой природы. «Строились» в данном случае слово условное, правильнее было бы написать «изображали строй»: военные без формы напрочь теряют все полученные навыки строевой подготовки, их тяга к свободной жизни тем сильнее, чем меньше атрибутики надето на туловищах. Ждали командира дивизии, он с утра, по традиции, оббегал весь посёлок, со всеми здоровался и ставил задачи: хотя, с одной стороны, понятно, что нужно делать на ПХД (наводить порядок), но с другой, если военному не поставить конкретную задачу (желательно глядя ему прямо в глаза), то единственное, что он будет делать самостоятельно – это ждать постановки задачи.

- Так, ну –ка! – подал команду помощник, увидев бегущего комдива.

Погодите, не спешите листать словарь командных слов в поисках этой команды – её там нет. Она не то чтобы секретная, но кому попало пользоваться ею не доверяют: только когда ты достиг такого уровня понимания с коллективом, когда и крикнутую букву «Ы!»» все понимают правильно, тебя ей обучают на специальных командирских курсах.

Комдив был явно доволен: вместо праздного сидения дома делать обход своей дивизии - что может быть лучше ранним субботним утром?

- Привет рыбята! – комдив побежал вдоль строя: кому руку жал, кому кулаком грозил, а кому делал вид, что как даст сейчас по яйцам. Перед Толяном остановился на мгновение и ткнул его пальцем в грудь:

- Ко мне приехала племянница. В восемнадцать ноль-ноль прибываешь ко мне домой знакомиться!

И убежал дальше даже быстрее, чем Толян успел покраснеть, а покраснел он быстро и густо, уж поверьте! И было от чего:

- во вторых, очевидно, что «племянница» - это существо женского пола;

- в третьих, дядя же у неё – контр-адмирал и командир дивизии, а от старлея до контр-адмирала, как ни крути, пять ступеней по званию, а по должности, так и того больше может быть;

- а во-первых, тут же и сразу отовсюду начали хихикать и шептаться, что вот, мол, как нынче молодёжь карьеру во флоте делает – через постель; а вообще, интересно, с чисто научной точки зрения, кто там кого будет в данном случае: старлей – племянницу адмирала или племянница адмирала – старлея, и всё в таком же духе.

Только Саша стоял и молча улыбался, щурясь от удовольствия, как на солнце, хотя солнца не было: понятно, что не сразу, но так же понятно, что без вариантов, но Толян от него наконец-то съедет!

«Эх, - думал Саша, - а жизнь-то налаживается! Сейчас в Мурманск поедем, потом Толяну чемодан паковать будем!»

Мурманск встречал ласково: пиво «Кольское», непуганые девушки, кинотеатры и прочие прелести большого города были на месте и позволяли собой легко пользоваться. Назад добрались даже без БМП и, уже накачанные кольским по самые брови, естественно решили усугубить более благородными напитками – времени было без пяти минут восемнадцать, и квартира, по всем подсчётам, уже была свободна. Да ещё и Удача, как всегда лаская смелых, так тепло улыбнулась им, подсунув двух знакомых девчонок, откровенно скучающих на улице. Девушки с радостью согласились принять участие в мероприятии, предварительно уточнив, что Толика дома нет, но сразу же не пошли, сославшись на то, что надо забежать домой переодеться во что поприличнее, и потом они сразу же придут. На уговоры, что да зачем переодеваться, если всё равно потом раздеваться, а тут и повод такой, что раздеться можно прямо сразу у порога, не повелись (что впоследствии спасло их психику) и, для приличия похихикав, убежали. Наша парочка тоже немедленно поскакала домой – надо же было быстро попшикать везде освежителем воздуха и запрятать грязные вещи в шкаф.

Удача улыбалась ровно до дверей квартиры, потому что прямо за ней, в белой рубашке и с красным лицом, перед зеркалом стоял Толян – Удача в ужасе пискнула и зацокала когтями вниз по лестнице, пробуксовывая на площадках.

И когда я пишу «в белой рубашке и с красным лицом» то делаю это потому, что это буквально всё, что было надето на Толика, а не оттого, что мне лень описывать весь остальной его гардероб.

- Толян, фубля! Ты чего без трусов?! – закричал непривыкший к толяновскому голому виду Максим.

- Ты почему дома, удот?! – закричал привыкший Саша.

В соседних квартирах притихли, перестали жарить котлеты и выключили телевизоры.

- Не пойду! – решительно отрезав, Толян развернулся и ушёл в кухню.

- Блин,- театрально зашептал Максим в Сашино ухо, - сейчас же девчонки подгребут!

- За мной! – решительно скомандовал Саша и ринулся в кухню.

Уж не знаю – били они его там или просто унижали словесно; то, что унижали словесно – это точно, а про били Саша утверждает, что нет, но я сомневаюсь. Понятно, что Толян здоровый, но два худых старлея подшофе, у которых срывается романтический вечер, опаснее разъярённых гиппопотамов с любой точки зрения, и я не полез бы на них даже с автоматом и даже сейчас со всей глубиной и шириной своего жизненного опыта.

Через три минуты Саша и Максим надели на Толика парадные штаны, ботинки, потом ботинки сняли, вспомнив, что забыли носки, потом опять надели, но уже на носки, накинули куртку и вытолкали за дверь. Послушав несколько секунд вздохи на площадке, поняли, что придётся самим ковать его счастье. Подхватили Толяна под руки и потащили в адмиральский дом, по пути заскочив на рынок и купив каких-то цветов.

Запинав Толика на четвёртый этаж адмиральского подъезда, позвонили в дверь, погрозили Толику кулаками и, услышав как открывается замок, метнулись на площадку ниже.

- Здравствуйте! – послышался приятный девичий голос.

Толян что-то буркнул в ответ. Парни пожали друг другу руки и пошли на выход. Почти прошли второй этаж, когда сверху заорали толяновским голосом:

- Пацаны! Заходите! Я договорился!

- Дебил, – констатировал Максим.

- Пошли, куда деваться, у меня выхода нет: я его или женю, или удушу, - вздохнул Саша.

В адмиральской квартире чувствовать себя было приятно, и в основном из-за того, что самого адмирала дома не было, зато был накрыт стол с коньяками, виноградом, салатами, сыром и колбасой. Ну и племянница тоже была, само-собой, довольно миловидная девушка с хорошей фигурой (сразу было видать, что дети голодными не останутся в младенческом возрасте) и приятным голосом, хорошо воспитанная и общительная. Неловкость первого знакомства прошла быстро (у всех, кроме Толяна), и завязалась довольно непринуждённая беседа (Толян молча ел зелёный виноград красным лицом).

Девушку звали, например, Маша. Саша с Максимом обсудили общую обстановку в том крае, откуда она приехала, уточнили, как там живётся в плане наличия молока со сметаной в магазинах и культурного досуга, рассказали о своих подвигах (которых ещё не было, но, в принципе, они могли бы быть позже, что для военного моряка одно и то же), похвалили Толяна за хозяйственность, ум и крепкое здоровье, а также уточнили, как её провезли в пограничную зону: оформляли ли документы, или, как обычно, завезли по чужому паспорту (ещё иногда завозили в багажниках, но не повезёт же адмирал свою племянницу в багажнике).

Непринуждённая беседа текла, как ручеёк, вместе с коньяком, пока не разбилась об утёс машиных слов, что как раз через двадцать минут должен прийти дядя и вот на последний вопрос, а что на горячее, они попросят его приготовить курицу на гриле.

Понимаете, если вы племянница контр-адмирала, то основополагающее понятие тут «племянница», а если вы два старлея, которых, по идее, быть в доме не должно, то вы, конечно, можете попросить командира своей дивизии приготовить вам курицу на гриле, но намного безопаснее для здоровья и дальнейшего продвижения по служебной лестнице будет всё-таки немедленно бежать. Вплоть до того, что даже и через окна.

Саша пнул Максима ногой под столом:

- К сожалению, Мария, но мы с Максом не можем далее оставаться в этом гостеприимном жилище! Наш друг и боевой товарищ Пётр отмечает сегодня день своего рождения, и мы приглашены. Поэтому вынуждены откланяться – было оооочень приятно познакомиться!

- Я с вами! - буркнул Толян.

- А Вас, Анатолий, и не приглашали вовсе!

- А к друзьям приглашения и не нужны!

- Но, тем не менее, Анатолий, Вы же сейчас, очевидно, заняты.

- Ой, а давайте и я с вами пойду? Тут скучно совсем без компании, своих знакомых у меня нет, а к дяде только старики его в гости заходят, а о чём с ними говорить? Да и ходить здесь некуда, а с вами интересно.

Машу стало жалко даже несмотря на то, что до дня рождения Пети оставалось ещё одиннадцать месяцев и четыре дня. Ну правда, вот кто в гости ходит к контр-адмиралу в должности командира дивизии? Ну другие контр-адмиралы, ну капразы какие-нибудь, и о чём они говорят в свободное от службы время? О методах преодоления противолодочной системы СОСУС группой подводных лодок? О перспективах развития тактики ВМФ в сложившихся обстоятельствах? Очень, очевидно, интересные темы для девушки из, например, Тамбовской области. Опять же, каковы шансы выдать Толяна за неё замуж, если они ещё и парой слов не обмолвились?

- Ну пошли, конечно, да, веселее же будет!

- А подарок?

- Да у нас так принято, запросто, ходить! Главное не подарок же, а внимание!

«А ещё у Пети треснула бы рожа опять подарки получать», - подумал, но не сказал вслух Саша.

- Так давайте тогда вот закуски соберём! Это всё для нас же приготовлено!

Так, навскидку, стол был накрыт на пятерых, из чего явно следовало, что планы дяди на Толика более, чем решительные.

Собрали в пакеты бутылки и закуску, Маша настояла, чтоб всё ещё сырую курицу взяли тоже – готовит она хорошо и быстро там что-нибудь сообразит.

Из подъезда выходили впритык по времени, и чтоб не удивлять командира дивизии полными руками пакетов, двумя лишними пьяненькими старлеями и похищением племянницы, рассказали Маше, что идти надо напрямую – через футбольное поле. Посмотрев на плотный снежный покров в полтора-два метра, уже подёрнутый настом, Маша рассудила, что она пойдёт в обход, по старинке, а потом долго стояла с другой стороны и ждала, пока троица с высоко поднятыми над головами пакетами продиралась по целине напрямки. Поперекрикивалась с подъехавшим дядей, что она с ребятами, вон теми в снегу, идёт на день рождения и у неё всё хорошо. Дядин пристальный взгляд в снежный туннель заставил «ребят» грести ещё сильнее.

Петя уже бывал женат, но брак его продлился недолго и, при разводе лишив Петю почти всего совместно нажитого имущества, всё-таки успел оставить ему привычку ходить дома в штанах.

- Э… что значит с днём рождения? С каким днём рождения? – удивился Петя.

- Ну с твоим, чудак ты человек! – Саша подмигивал Пете обоими глазами и носом, а Максим звенел пакетами.

Заглянув в пакеты, Петя обрадовался:

- Аааааа! С моим! Право, даже неудобно, какой я стал растерянный в последнее время! Надо, видимо, витаминов попить! Точно! День рождения же у меня! Да! Заходите, ребята! Я же так рад, что вы пришли! Так рад!

Пете быстро нашептали тактическую обстановку и приступили к накрытию стола, а так как жил Петя с одной тарелкой, одной ложкой, одной вилкой и тремя ножами, пришлось сбегать в хозтовары и прикупить каких было тарелок, ложек и вилок: ну не есть же курицу прямо со стола? При потенциальной Толиковой невесте, в смысле. Повезло, что в хозтоварах не знали ещё о развале СССР и цены были грошовые на всё. Пока Маша жарила (в прямом смысле этого слова) курицу, зашуршали приборку – Толяна в приборке не задействовали, закрыв его на кухне с Машей. Толян сначала скрёбся в дверь, но потом затих.

Народу набилось человек двадцать, не считая женщин (пока бегали в магазин, людей встречали и так, случайно, назаходили, а тут на тебе – праздник такой!), все усердно тянули партию петиного дня рождения, много шутили, громко пели и плясали, а Петя знай только музыку менял, да от подарков скромно отнекивался (для Маши, конечно, ввели эти сцены с подарками – потом Петя усердно всем раздавал их обратно). Толяна как бы случайно, но неуклонно сталкивали с Машей – он даже и потанцевал с ней разик (абсолютно игнорируя, как Саша показывал ему на Максиме необходимые поглаживания по спине), но ни слова так и не проронил.

- Хватит жрать, - горячо шептал ему Саша, - расскажи анекдот какой-нибудь! Зажжи!

- Какой анекдот? Про жопу могу или про сифилис.

- Ладно, забей. Жри дальше – так веселее будет.

Правда, в конце, провожая Машу, Толян пробурчал, что было очень приятно познакомиться и до свидания.

Маша оставалась у дяди ещё недели три - четыре, и на это время на общем голосовании коллектива было решено переселить Сашу из его квартиры на корабль, потому что резонно предположили, что если Толян и решиться на какие-нибудь действия сексуального характера, то уж точно не на квартире у командира дивизии. Скинулись всем экипажем видеокассетами с романтическими фильмами, свечек закупили, провели инструктаж с Толяном, много ему угрожали и диктовали под запись фразы и комплименты для безошибочного попадания в цель. Толян путался, поэтому пришлось рисовать ему блок-схему с алгоритмом выдавания фраз в зависимости от обстановки и заставляли учить её наизусть.

Потом терпеливо ждали, периодически пуская к себе по очереди Сашу, если тому сильно хотелось в посёлок. За процессом следили издалека, вопросов в лоб Толяну не задавали, но о том, что на его форме начали появляться женские волосы, докладывали чуть ли не по громкоговорящей связи всему крейсеру. И знаете, никто ведь ни с кем не сговаривался, типа «ну давайте-ка поженим Толяна!», а как-то всё само логично так протекало.

Проводив Машу, Толян сделался рассеян и отрешён – сразу было заметно рождение в нём тонкой душевной организации, и, не желая её ломать, про результаты знакомства отправили гонца (командира) спрашивать у адмирала. Командир доложил, что адмирал доволен результатами и прогнозирует дальнейшее развитие отношений.

Письма Маше писали, да. Сначала Толян написал сам, но дав его проверить на предмет грамматических ошибок, был укорён в косноязычии и недостаточности душевных порывов, а с грамматикой как раз всё было в порядке, и поэтому потом писал их под диктовку: сначала черновик, потом первую корректуру, потом редактуру, потом, после утверждения, переписывал набело. Ответных писем, естественно, не читал вслух, да и никто не стал бы их слушать: одна сплошная интеллигенция же вокруг - плюнуть не в кого.

Попросился в краткосрочный отпуск на Новый год – отпустили. Попросился в краткосрочный отпуск на Машин день рождения – отпустили. Попросился в нормальный отпуск летом – отпустили.

Чтоб не томить дальнейшими своими упражнениями в изящной и не очень словесности, скажу сразу, что, в итоге поженились они и живут - двое детишек у них.

По слухам, живут хорошо и даже до сих пор иногда держатся за ручки, когда гуляют по городу, и просто загляденье, как хороши.

Ну, начинайте теперь говорить, что сплошь и рядом видели такие случаи в своей жизни – только не путайте этот случай с наиболее распространённым «родители заставили»: это всё-таки из разных обойм патроны. Машу с Толиком никто и не заставлял – многие этого хотели, да, но не более того. Помогали, конечно, – кто в горнило дул, кто молотом махал, а кто воду свежую подносил: сковать личное Счастье, это вам не просто так.

Любовь – штука важная, кто бы спорил, и естественный отбор с ней на пару, конечно, процессы суровые и неуклонные, но помогать им следует всенепременно, если видите, что объект их воздействия сам не справляется и/или проявляет недостаточную пассионарность на пути к собственному счастью. Он, может быть, просто боится или не в силах победить природную стеснительность, так что теперь: бросать человека на откуп случаю? Нет, ребята, это не наш метод! Мы же эти, как их там, существа разумные. Несмотря на.

Доброго вечера! Пикабушники Волгограда, обращаюсь к Вам. У нас с супругой пропал кот, пропал уже довольно давно - 31 мая. Само собой виноваты мы сами, недоглядели за ним. Он сорвался с балкона (или целенаправленно спрыгнул). Мы уже были в подобной ситуации, но тогда котенок нашелся буквально в тот же вечер, сейчас нашего любимца нет уже неделю. очень прошу вашей помощи, если возможно не топите пост, коменты для минусов прилагаются.

Объявление которое мы расклеиваем по району:

Одинокий белый лист бумаги лежал на пустом командирском столе слева - на месте старпома по БУ. На листе одиноко синело слово «объяснительная», над словом понуро висела голова помощника командира, а вокруг их совместного одиночества тихонечко жужжал одинокий центральный пост подводного крейсера.

И нет: подводный крейсер не был одиноким, несмотря на навязчивый логический ряд, - вокруг него стояли ещё четыре таких же, но только они не были в боевом дежурстве, а этот – был.

Подводные ракетоносцы несли боевые дежурства не только в морях-океанах, но и стоя у пирсов потому, что могли спокойно наносить ряу по сяо вп не отдавая швартовых, а раз могли, то паркуа па: пусть боятся супостаты. «РЯУ по СЯО ВП» – это, как вы догадались, аббревиатуры, а вовсе не военно-морские напевы, но подводники говорят их с маленьких букв и слитно, чтоб уменьшить пафос от звучания этой грозной фразы и запутать этого самого ВП. Перед заступлением в боевое дежурство проходит тихая, но упорная борьба везучего экипажа со штабом: по правилам, для гарантированного запуска баллистических ракет, на борту должна постоянно дежурить одна полная смена, вторая должна сидеть в казарме, а третья, так уж и быть, может на одну ночку раз в три дня смотаться домой. Но. Если надводники к такому режиму службы приучены с детства и называют его повседневным, то нежные, с тонкой до ажурности душевной организацией, подводники службы такой не выносят на дух, - повышенная социальная ответственность требует от них более частого нахождения дома – ну там детей воспитывать, например, или следить за новинками кинопроката.

Поэтому, не знаю как где, но у нас договаривались так: экипаж делили пополам и двое суток ты сидел дома, а двое суток – на борту, итого, на борту постоянно находилось полторы смены, что было более чем достаточно и для разнесения мира в труху и для короткого выхода в море, в случае чего. Помощник командира, по прозвищу «Полподводника» вздохнул, – в голову ничего не шло. Нет, он довольно свободно владел русским языком, писал на нём тонны служебных бумаг и даже письма на Родину, тут загвоздка была в другом: он вообще не понимал как можно объяснить то, что произошло вчера ночью и как это, блядь, вообще могло произойти? Ладно, оставим его пока в покое: пусть ещё подумает, а я расскажу (вам же наверняка уже любопытно) почему его звали «Полподводника».

- Вот, - гордо выпятил грудь командир, - тащ адмирал, мой новый помощник! Будем назначать!

- А остальное где?

- Что остальное?

- Ну тело остальное. Ты же мне пол подводника показываешь, вот как ты его на мостик выставлять собираешься? Его же ветром сдует, а не сдует – так баклан в гнездо утащит, а мне потом десятку на похороны клади?

- Не утащит, тащ! Мы его цепью прикуём и всё будет пучком! Он зато умный!

- Он же помощник – зачем ему ум? Ему авторитет нужен и суровость, а какая тут суровость? А помощник на цепь – это я оченно одобряю! Я всех помощников на цепь бы садил сразу после назначения! Ты скока весишь-то, мил человек? Сорок пять килограммов?

- Никак нет! Сорок четыре и шесть десятых, по результатам последней медкомиссии!

- Ты что, больной?

- Никак нет! Полностью здоров!

- Глисты?

- Не обнаружены!

- Бычий цепень? Селитёр?

- Никак нет!

- А чо ты такой худой?

- Конституция!

- Российской федерации?

- Никак нет! Моя! Я же маленького роста… вот и…

- Я тоже не великан! Командир, я чувствую, что ты смеёшься у меня за спиной! Но видишь, какой мясистый? По мне сразу видно, что службу я люблю, а ты что?

- Я тоже люблю!

- Не верю! Не ве-рю! Месяц даю и чтоб был нормального размера! Ну не как я, конечно, но чтоб не хотелось при виде тебя заплакать и погладить по голове! Вот сейчас мне хочется, а через месяц – должно не хотеться!

Помощника назначили, но, командир дивизии был не их тех, кто забывал свои приказания.

Сам командир дивизии был невысок ростом, но кряжист, как пень: с широкими, тяжёлыми плечами, квадратной шеей и лицом о которое котят бить можно (это он сам так говорил, когда приводил на своём примере, каков должен быть настоящий подводник). Самое, пожалуй, удивительное свойство его организма состояло в том, что на него абсолютно невозможно было обижаться, хоть нрава он был крутого и, не то, что пальцами, а криком мог гнуть подковы, причём в крике том литературного языка оставалось тем меньше, чем дольше он кричал. Но вот справедлив был, а это на флоте очень ценят: накосячил – получай, не косячил – ходи гоголем и никто тебя не тронет, хоть бы даже и сам командир дивизии и хоть бы он даже зол, как стадо гюрз (гюрзов? гюрзей? Ладно, пусть будет очковых кобр!)

Проходит месяц, ну, может полтора, и помощник случайно попадается на глаза командиру дивизии.

- Не понял? А это что за дрищ тут бегает? Кто ребёнка на корабль привёл?

- Это мой помощник же! Какой ребёнок?

- Ни фига! Твой помощник уже должен быть другого размера! Помощник! Подь-ка сюды! Ты почему опять в виде изящной грации на корабле? Я тебе приказание отдавал? Отдавал! Ты почему его не выполнил? Что значит не могу? Не можешь – заставим! Записать в вахтенный журнал: «Приказываю помощнику командира ежедневно выпивать литр пива, предварительно смешав его с литром сметаны! Командир дивизии, контр – адмирал Такойто». Записал? Дай распишусь. Помощник – на, распишись в получении письменного приказа! И только попробуй мне!

Но помощник был бессилен, как ни старался: конституция его не давала набрать ни одного лишнего грамма, хоть и жрал он будь здоров! Так и бегал по кораблю физическим воплощением того видения подводника, которое рисуют себе в головах люди, никогда подводников не видавшие: сто шестьдесят восемь сантиметров при сорока четырёх и шести десятых килограммов живого веса (в трусах и тапочках).

Полподводника опять вздохнул и запустил пятерню в короткий ёжик волос. Несколько волосинок (в основном, чёрные, но одна – седая) упали на чистый лист бумаги.

«Надо же, - подумал помощник, - я уже седею, а такой ведь молодой ещё! Блядь, ну как же так вчера всё вышло-то, а?»

Накануне ничего не предвещало беды. Прошёл первый день двухдневной смены и опять всё обыденно: в ракетные атаки не выходили, мир в труху не стирали, даже перешвартовочки завалящей не было, а ещё сутки сидеть! Ну и решила трюмно-электрическая братия от скуки и для крепкого сна, употребить спиртосодержащей жидкости внутрь. Не то, чтоб, как на свадьбе, прям с копыт свалиться, а чтоб язык начал заплетаться хотя бы. Уселись в седьмом отсеке, в каюте аккурат напротив перехода в девятнадцатый вшестером: два трюмных, два электрика, киповец ОКС и помощник командира. Решили, что угощают сегодня электрики, развели в бутылке из-под спрайта литр шила и с удивлением наблюдали, как оно там клубиться в молочном тумане.

- А чо это оно?

- Загадка природы, - первый раз такое вижу!

- А пить-то его можно?

- Наверняка: все же пьют.

- Ну как –то проверить бы!

- А, ну сейчас проверим!

И командир седьмого отсека, открыв дверь, крикнул:

- Валёк, ты тут?

Мичман Валёк, конечно же был тут: чутьё на шило у него было, как у вольтметра на напряжение – безошибочное. Вахта у него была на два отсека: седьмой и восьмой, но раз разводят в седьмом, то и ходить следует там же, по проходной палубе: это вам любой опытный мичман расскажет. А мичман Валёк, кроме опыта службы, имел ещё такую привычку: на вопрос «Пить будешь?» он всегда раскатисто смеялся в ответ, полагая это самой знатной шуткой во всём мировом военно-морском флоте. Вода, компот или кисель, например, - это у него всегда было «выпить»: «выпить киселю», а «пить» - это исключительно напитки с крепостью не менее сорока градусов по Менделееву.

- Тут я, а как жешь! Несу, так сказать! Вахчу!

- Пить будешь?

- Ахахахахаха! Ну вы, тащ, да, до слёз прямо вот!

- Садись. На – пей.

Валёк деловито уселся, опрокинул стопку, крякнул и блаженно закатил глазёнки под мохнатые брови. Все уставились на Валька. Посидели молча минут пять.

Валёк зевнул.

- Ну что ты?

- Да спать хочу.

Валёк заглянул в потолок:

- Ну что, как дела твои?

- Да плотют мало, а так нормально.

Валёк почесал в подмышке:

- Ну? Чего ты?

- Да так, просто.

Посидели ещё. Валёк начал ерзать на стуле.

- Самочувствие как твоё?

- Ещё бы это…заебенить, раз уж вы так все интересуетесь.

- Пошёл на хер отсюда, алч безвольный! Лишь бы шары залить! Иди крейсер сторожи! Наберут на флот по объявлениям!

Обиженно сопя, Валёк вышел дальше топтаться под дверью каюты, ну а остальные приступили.

Да чего там приступать, собственно? Два литра на шестерых – так, для запаху же только. Ну кроме помощника – тот алкоголь воспринимал болезненно (видимо из-за размеров своего организма) и непонятно вообще зачем пил: три стакана и в сопли. Сплошной перевод продукта, согласитесь: ни светских бесед развести, ни нюансов боевой подготовки на текущий период обучения обсудить. Остальные, конечно, даже и понять не успели: всосался там у них уже спирт в кровь, или всё ещё по ЖКТ бродит, а помощник уже улыбается и ко всем лезет целоваться от избытка братской любви, ну и раз он такой всем брат стал, то намекнули ему, что неплохо бы добавки принести, а он такой: вот решительно не понимаю на что это вы тут намекаете, но я абсолютно сух в плане запасов спирта. Позвольте, возражает ему остальное общество, а не вам ли давеча выдавали чуть ли не канистру? Нееет, возражает им помощник, это же на проверку плотов выдали, там всё под счёт, он проверил, ни капельки лишней, вот ровно по два с половиной килограмма на плот. И общество, конечно, тут же смеётся ему в ответ, что какой он наивный, раз думает, что там прямо будут придираться – двадцать пять он килограммов спирта привёз на десять плотов или двадцать три. Нет, ну если у него первый раз с плотами, то оно понятно: с плотами ведь в первый раз всегда волнительно, как с женщинами, в плане подготовки к процессу, полной неопределённости конечного результаты и туманных перспектив на будущее.

Не знаю, что там уж задело помощника, наверняка упоминание женщин, но, велев всем его ждать и не расходиться, он удалился. Посидели, подождали. Сходили покурили, ещё подождали. И ещё подождали, а потом ещё, а потом уже решили, что надо бы и спать ложиться, пока хмель вовсе не выветрился, а то стараешься, стараешься, а, как дураку, спать опять трезвым ложиться.

Утром все идут на подъём флага, а помощник в центральном сидит мрачнее не то, что тучи, а самого одинокого утёса в самом северном море и велит от него отстать – даже вахту из центрального выгнал, чтоб не мешали сосредотачиваться. Хорошо, что вчера вахту нёс мичман Валёк, который за спиртом следил пуще, чем некоторые за платьем снову следят: он-то и поведал, что там было дальше. Прибежав в свою каюту (восьмой отсек, носовее перехода в девятнадцатый), помощник долго чем-то гремел, стучал и булькал, вроде бы даже упал один раз и, в итоге, вышел из каюты баюкая в руках трёхлитровик практический полный спиртом. Что значит, откуда я знаю, что спиртом? Он же от воды отличается, если определённый опыт в этом деле иметь, да и дальше…события показали. Бежал помощник радостно, Валёк сразу вспомнил мультипликационный фильм про то, как к ослику бежал Пятачок; вот оно, подумал ещё Валёк, как мало нужно человеку для сиюминутного счастья, - всего лишь иметь возможность порадовать друзей. Но коварная возможность, видимо обиженная за слово «иметь» в мыслях Валька, решила отомстить и друзьям не отдаваться.

Взбежав по трапу молодым маралом, помощник уже резво занёс ногу в люк девятнадцатого, но тут его метацентрическая высота, как и любая порядочная метацентрическая высота, когда за ней перестают следить, устремилась к его же центру тяжести и, потеряв остойчивость, помощник рухнул на площадку трапа, разбив банку самым звонким и эффективным способом.

Потоки шила, счастливые от своего освобождения из оков банки, вместе с осколками этой же банки с радостным гиканьем ринулись вниз по трапу – прямо под ноги выходившим из сауны командиру и командиру дивизии. Те были распаренные до красноты, довольные и умиротворённо завёрнутые в простыни. Прямо как римские патриции, если бы римские патриции носили тапочки в дырочки и проставляли чёрные штампы «ВС» со звездой на своих туниках. Ну и испарения, конечно же, сразу принялись пропитывать воздух в отсеке.

- Нормально, вы командира дивизии встречаете! Это я решительно одобряю! Хотя, конечно, предпочитаю внутрь, ноги я и так уже помыл.

Командир промолчал.

- Что тут за гвалт! – из каюты вышел механик.

- Что за шум? И вонь? – из каюты вышел замполит.

- А чего ты башкой крутишь? – уточнил командир у помощника.

- А вот думаю откуда командующий флотилией выскочит!

- Ты лучше думай, что утром в объяснительной мне напишешь. Пойдёмте, тащ адмирал, у нас есть благородный коньячок, для укрепления здоровья, чего нам тут стоять!

- А у меня тоже здоровье так себе! Боюсь даже, что комиссуют вот-вот! – запустил пробный шар механик.

- Ну заходи тогда. Нытик.

И вот как это объяснить, тем более письменно? Ну устно можно что-то промямлить, помяться ногами, виновато в пол посмотреть, с детства своего трудного зайти и сложного семейного положения, повздыхать и сделать вид глубокого раскаяния, похлопать ресницами и пообещать, в конце-концов, что больше так не будешь, а письменно? Как мяться письменно? Вот и помощник не знал. Хорошо, что трюмные на войне своих не бросают, а то до сих пор так и сидел бы.

- Ну чо ты, Уася? Чо горюешь-то?

- Да как мне не горевать-то? Такой конфуз вчера вышел! А я и не помню ничего: зачем я это шило нёс, куда я его нёс и зачем на палубу лить стал! Вы не в курсе, ребята?

- Нееее. Вообще не в курсе, - решили ребята не посвящать помощника в отягчающие обстоятельства его проступка.

- Слушай, так у тебя оргприказов восемьсот двадцать шесть штук! Ну найди какой-нибудь, по которому положено палубу шилом мыть и на него всё и вали!

- Палубу?

- Палубу.

- Шилом?

- Шилом!

- Ночью?

- Восемьсот двадцать шесть штук! Кто там в них разберётся! Давай, как папа учил, - отринул все сомнения и в бой!

- Вам легко говорить!

- Вот вообще нелегко! Прям вот на душе камень лежит за брата своего! Тыж как брат нам! Может даже нам вчера шило и нёс! Ты чего завис?

-….так, погоди-те ка, я, кажется, начинаю вспоминать! Эй, куда вы побежали все!!!

И помощник понуро повесил голову над белым листом на котором одиноко синело слово «объяснительная». Ну стало легче, конечно, от того, что помощник вспомнил куда он вчера нёс шило и зачем: по крайней мере, стало спокойнее на душе, что крыша у него не едет, а, даже наоборот, - вот какой он молодец, нёс добавку товарищам по оружию, ведь, если посмотреть, на ситуацию в этом разрезе, то не принести товарищам добавку – это как съесть бифштекс в приличном обществе при помощи трёхзубой вилки и вовсе без ножа: можно, но смотреть после этого на тебя будут искоса. Как на больного.

«О! Доктор!» - Пришла в голову спасительная мысль.

Не знаю, как на гражданских судах, но на военном корабле, если решительно непонятно как выпутаться из неловкой ситуации, то немедленно следует бежать к доктору.

- Паша, спишь? – просунулся помощник в каюту доктора.

Доктор читал книжку, - книжка была большая, но в докторовых руках казалась записным блокнотиком.

- А что, похоже, что сплю?

- Да кто вас разберёт что у вас на что похоже! Слушай, Паша, выручай, а!

Доктор аккуратно закрыл книжку, положил её на стол и сложив руки на груди, повернулся к помощнику:

- Жалуйтесь, больной!

Помощник вздрогнул. Не от слова «больной», конечно, а от внимательного докторского взгляда. Надо заметить, что вздрагивать было от чего: сам первый раз увидев того доктора, я с трудом подавил в себе желание немедленно вывернуть карманы, отдать ему всё и пообещать сбегать принести ещё, хотя доктор улыбнулся и ласково сказал:

- Привет, чувак! Где вашего докторилу найти можно?

И, при этом, я стоял дежурным по кораблю, был вооружён пистолетом Макарова и матросом с автоматом.

Доктор этот, начинал свою карьеру военного врача со срочной службы в морской пехоте, потом – Академия и потом уже, по какой-то злой шутке кадровиков, его не поставили просто стоять на границе и улыбаться в сторону противника (чего хватило бы для удержания от нападения какой-нибудь небольшой страны, типа Польши), а направили в подводный флот. Он был огромен, нет, не так: он был ОГРОМЕН, воот такенные плечи, воооот такенные банки, шея – как у меня туловище, пальцы, как у меня руки и лицо такое, знаете, как будто его боженька не руками лепил, а топором и то, наметил заготовку, отложил дела на потом, не знаю, может там покурить отошёл или кофию поехал испить в какое-нибудь модное заведение (мы однажды, изрядно выпив, не на шутку зарубились на тему, а если бы вот бог существовал в объективной реальности, то пил бы он кофе или нет, - в итоге сошлись на мнении, что конечно пил бы, а иначе, зачем ему было его создавать?), а какой-то чересчур активный архангел подумал: «А, и так сойдёт! Нормальный Паша!» - и выпнул Пашу в наш нелепый мир. Паша и нрава был, такого, знаете не Дед Мороз, но добрый и представлялся нейрохирургом. Хотя там один ноготь на пальце был больше, чем у козы мозг.

Выслушав сбивчивый рассказ помощника, Паша, не раздумывая, ответил:

- Литр.

- В смысле?

- Вот вы, четвертьрослики, любите всё усложнять. В прямом смысле: с тебя литр шила и ты спасён!

- Ну Паааашааа! Ну откуда у меня? У меня же нет, Паша!

- А кто про канистру сейчас натирал мне ушные раковины?

- Так то на плотики же, Паша!

- А по мне, - так хоть на Мировую Революцию. Или литр – мне, или у тебя карьера в говне. Тут уж сам выбирай!

- Ну Пааашечка!

- Аудиенция окончена, не задерживайте очередь! Следующий! – и доктор демонстративно вернулся к книжке.

Тут уж и ежу ясно, что вздыхай, не вздыхай, а литр нести придётся. Ну отобрал, скрепя сердце, помощник ещё литр у мичманов из лаборатории по проверке плотиков и понёсся к доктору за спасением.

И вот вы не поверите, но прямо на переходе из пятого в третий его командир и отловил.

- Так, бля, что это такое? Ну ка повернись ко мне боком. Так. Теперь спиной. Непонятно. Теперь обратно фронтом. Скажи мне, где в тебе помещается столько наглости, я в толк взять не могу! Ты за вчерашний свой спиртовый поход по кораблю ещё не отчитался, а уже новый затеял? Что нет? Где объяснительная? Что ты пишешь? Очередной том мёртвых душ? Покажи, что ты там написал. Тааак. «Объяснительная». Содержательно и, главное, всё по сути, всё вот прямо в дырочку! Ну?

- Я это,- неуверенно начал помощник, - к доктору.

- Зачем к доктору, если я ещё не наносил тебе ни телесных, ни душевных повреждений?

- Да нет, я спирт к доктору несу! (не, ну а что, - доктор же обещал отмазать? Обещал!)

- Доктору несешь спирт…с целью?

- Он попросил.

- Угрожал тебе, что ли?

- Да нет, ну как можно! Ему надо, он попросил!

- И вчера доктору?

- И вчера ему.

- Тоже попросил?

- Тоже. Ну как ему откажешь, тащ командир?

- Нуууу, не знаю, не знаю. Если бы, для примеру, он предложил мне удалить геморрой, то я, наверняка, отказался бы. А зачем ему столько шила?

- Не знаю, он там что-то про дезинфекцию говорил. Или дезинсекцию – я их всё время путаю.

- Про деаэрацию не говорил он тебе? Нет? А чего он у меня не спросил шила?

- Ну боится, наверное, к Вам напрямую-то. Вы же командир!

- Гладко стелишь, как мама в детстве, да завираешься на поворотах. Ладно, пошли к доктору сверять показания!

- Вам рассказать для чего мне шило? – отчего-то даже обрадовался доктор.

- Нууу, да.

- Наконец-то! Вот они благодарные слушатели! Вот он мой шанс почувствовать себя не фельдшером в ебенях, а профессором на кафедре! Не зря, не зря я шесть лет от звонка да звонка! Присаживайтесь, товарищи, поудобнее и расслабьтесь, сейчас вам дядя-доктор всё расскажет! В стародавние времена, на заре современной науки «медицина»…

- Не, ну ты не расходись тут, ты это…поскромнее, коротенько, у нас же боевая подготовка не окученная ещё стоит.

- Стерилизация. По плану.

- По какому плану?

- По моему плану, вот ваши подписи, обоих, видите: всё согласовано и утверждено!

- Чувствую, что ты врёшь, но где не могу понять!

- Как вам не стыдно, а ещё предводитель, называетесь, я же клятву давал!

- Гиппократа?

- Советского врача!

- А что в той клятве?

- А она секретна. Только для врачей! Вот вы – врач? Нет? Ну вот и всё тогда.

- Так и что, получается, что никто не виноват? И что мне теперь и наказать некого?

- Да. Ровно так и получается. И два с половиной килограмма мне неплохо было бы вернуть, которые помощник вчера не донёс!

«Вот же хитрая жопа, - думал помощник, топая курить на мостик, - надо же! И выкрутился и с меня шило получил и с командира! Ну ты подумай!»

Курилось легко – камень с плеч свалился и жизнь снова налаживалась и как –то сразу перестали беспокоить даже так рано появившиеся седые волосинки.

На мостик вылезли трюмные:

- Ну чо ты, жыв, что ли?

- Живее всех! И, мало того, имею донести до вас планы на вечер! Все идём к доктору после отбоя – у него есть!

- А доктор в курсе?

- Да пофиг: нам главное его на пол повалить, а там уже запинаем! Не ссыте, я вам говорю!

Даже сорок четыре и шесть десятых килограмма могут быть опаснее чем небольшая страна (например Польша), если привести их в ярость или, например, возбудить в них какое-то сильное желание. Опасность же не от внешности исходит, а от адреналина, который бродит где-то по организму и ждёт повода, чтобы всосаться в кровь.

P.S. За историю благодарю моего другана Лёшу Баранова: аккурат в последнюю мою поездку в Петербург он мне её и рассказал, задвинув на второй план две другие, которые уже были на сносях.

Действующие лица:
Флагман – заместитель командующего Северным флотом, только что переведён с повышением с Черноморского. Пока ещё капитан 1 ранга, первый раз в море на подводной лодке (да вообще первый раз видит в глаза атомную подводную лодку).
Командир – командир подводной лодки. В должности пять лет, настоящий военно-морской волк, презирает правительственные награды и официальные признания своих заслуг, просто любит свою работу.
Старпом – старший помощник командира. В должности дольше командира, отличник всех видов подготовки, которые существуют в мире, сдал зачёты на все виды управления всем, вплоть до военно-морского флота. Суров, но отходчив.
Помощник – помощник командира. Только что сдал зачёты на самостоятельное управление (ну как сдал – почти что, но все махнули рукой и допустили), первый самостоятельный выход в море, сам из ракетчиков, зачем пошёл в помощники так и не понял.
Механик – командир электромеханической боевой части. Лысоватый, средних лет, грамотный до безобразия, крутого нрава, отходит намного медленнее старпома.
КБЧ7 – командир радиотехнической боевой части. В должности третий год. Так и не может решить продлевать ему контракт или нет, - возможно, это его последний выход в море.
ВИМ – вахтенный инженер-механик. Вообще, один из командиров дивизиона БЧ5 – здесь командир третьего дивизиона. На корабле служит с момента его постройки. Знает всё.
Оператор ГЭУ -вахтенный пульта управления главной энергетической установкой. Единственный из управленцев в дивизии который уже майор на капитанской должности. От повышения отказывался неоднократно – чувствует себя на своём месте.
Оператор ЭЭС – вахтенный пульта управления электро-энергетической системой корабля. Лейтенант. Первый самостоятельный выход в море. Волнуется. Ему всё время кажется, что все на него смотрят и следят за тем, чем он там занимается.
НХС - начальник химической службы, в простонародье «Дуст».

Остальные – всякая мелочь россыпью.

Буй. Акт I, сцена 1.

Перед началом сцены, за занавесом слышны, плеск волн, шлепки винтов, крики : «Правая назад полный!», «Держи его!», «Хватай!», «Тяни, тяни, подсекай!», «Палец! Палец, бля!». Потом громкое бульканье постепенно затихающее и тишина с жужжанием техногенного характера где-то на грани слуха. Занавес поднимается. 22.30, Норвежское море, центральный пост атомной подводной лодки в надводном положении, полумрак, чуть покачивает, боевая готовность номер два, на вахте третья боевая смена, за столом сидит старший помощник командира и что-то активно пишет в толстый журнал, по центральному бродит электрик с дежурным стартером и запускает лампы освещения после очередного переключения, но его никто не видит – он здесь лишний. В центральный входит командир и обращается к старпому.

- Где буй?
- Буй?
- Буй.
- Какой буй?
- Тот самый буй.
- Где тот самый буй?
- Да. Сука, где. Тот. Самый. Буй. Вопросительный знак.
- А, так Вы про тот самый буй?
- Да, я про тот самый буй. Где он?
- Он-то где?
- Он-то, да?
- А, ну так смыло его.
- Как его смыло? Куда?
- Водой, я полагаю, в океан.
- Как? Вы его привязали?
- Нет, ну а как по-вашему? Просто поставили и попросили тут постоять, пока мы под водой шорохаться будем?
- Я не знаю. Так привязали?
- Конечно же! Ещё как привязали, прямо в Приливе под трапом!
- И как его оттуда могло за борт вымыть?
- Ну смотрите: вот так вот море зашло, когда мы погружались, туда вот спустилось по трапу, там повертелось по сторонам, пфффф, такое, а потом Вы же ход сразу дали всеми турбинами, оно как прижалось к стеночке, а потом, видимо, вот так вот обратно и вышло, подумало ну их, затошнит ещё от таких манёвров. Ну и буй.
- Что ну и буй? Вышел?
- Нет, море его с собой, видимо, прихватило. Ну стоит привязанный под трапом, жалко может стало.
- Вязал кто?
- Боцмана, кто ещё-то? Я руководил – лично этим вот языком взбадривал их: вы же орали «Все вниз, погружаюсь!», надо было бодро вязать.
- Плохо привязали?
- Отлично привязали. Узлы до сих пор под трапом висят.
- И что тогда?
- Верёвка лопнула, что. Гнилая была.
- Хранили плохо?
- Хранили-то хорошо, но сколько её хранить можно? Ею ещё Нахимов узлы вязать учился, когда юнгой на ЧФ коптил, сколько её хранить-то можно? Верёвка – это вам не человек: у верёвки срок службы ограничен. Вот если бы мы там мичмана поставили, буй держать, тот бы выстоял, а верёвка – уж увольте, не рассчитана на такое над собой издевательство.
- А новую получить?
- Да получить-то можно, да кто же её выдаст?
- Ну кто-нибудь.
- Ну как найдём кого-нибудь, так сразу и получим.
- Так что делать-то будем?
- Чаю выпьем?
- Да не вообще, а с буем этим. Этот же телефонограмму сразу оттарабанил чуть не главкому ВМФ, что лично поймал вражеский буй и везёт его в мохнатые лапы Родины для изучения военными специалистами.
- Так а что мы с ним можем сделать? Поплывём обратно к Исландии и там аукать будем ну буёк, ну миленький, вернись к нам обратно? Буй с ним с этим буем. Не было у нас его, а потом опять не стало: пыль бытия всё это, вот что я имею доложить! Приказать подать чаю?
- Прикажи, чего уж теперь, хоть чаю выпьем, пока этот не начал меня своим радиодонесением в мой аристократический нос тыкать. Может и сухариков тогда, дёсны почесать?
- Может тогда уж бутербродов с колбасочкой? Чесать так чесать, чего зря слюну гонять?
- Ну как с колбасочкой? Тут же люди вон на вахтах стоят, чего их дразнить?
- Ну во-первых не люди, а личный состав, а во-вторых не дразнить, а силу воли воспитывать!
- Ну всё-таки нет. Давайте с сухариками. Старпом впервые с момента начала диалога поднимает голову от журнала.

- Вот это сила воли у вас, тащ командир, вот это я понимаю!
- Ладно, пошли проверим, что там у нас с маневрированием на следующие сутки.

Оба уходят в штурманскую рубку.
Занавес.

Акт I, сцена 2.

Тут же, чуть позже. В центральный входят два кока, ставят на командирский стол два стакана чая и тарелку с крупными чёрными сухарями, некоторые (сухари не коки) размером с пол кирпича.


Дежурный электрик:
- О, сухарики! (берёт один)
ВИМ:
- Слышь, искрожопый, ты лампы зажёг?
Электрик:
- Зажёг.
ВИМ:
- По всему отсеку?
Электрик:
- Только здесь пока!
ВИМ:
- Рано проголодался, родимый, у тебя ещё работы на пол парсека, давай-ка активнее, мне смену сдавать скоро! Электрик выходит из центрального. ВИМ подходит к столу, оглядываясь на штурманскую рубку.
ВИМ:
- О, сухарики! (берёт один)
Рулевой на горизонтальных рулях:
- Антоныч, возьми и мне один!
Рулевой на вертикальных рулях:
- И мне!
ВИМ, обращаясь к оператору общекорабельных систем:
- И тебе взять?
Оператор:
- Не, я сам себе выберу! Пожирнее!

Все дружно хрустят сухарями.
Занавес.


Акт I, сцена 3.

В центральный выходят из штурманской командир со старпомом, о чём-то беседуют, подходят к столу. Все прячут сухарики в ладонях на животах и от этого становятся похожими на милых выдр :
Старпом:
- О, чаёк!
Командир:
- О, сухарики!
Старпом:
- А чо так мало-то?
Командир:
- А ты на эти хитрые рожи вокруг посмотри. Колбасочки, колбасочки: видел бы ты сейчас ту колбасочку! Оба садятся. С видимым удовольствием дуют чай и грызут сухари. Остальные в центральном грызут аккуратно, как бы скрываясь.
Старпом:
- Что, этому про буй скажем?
Командир:
- А куда денемся, скажем конечно, но не сейчас, пусть переспит хоть человек с мыслью о совершённом подвиге – первый раз в море на подводной лодке вышел и такая удача, буй словил.
Старпом:
- А потом проебал. Диалектика.
Командир:
- Не. Проебали-то мы.
Старпом:
- Ну так и ловили мы.
Командир:
- Военно-морская диалектика заключается в том, как раз, что ловил – он, хоть и мы, а проебали мы, хоть и мы.
Все перестают жевать, пытаясь не упустить такую важную мыслью. Некоторые даже открывают рты.
Занавес.

Буй. Акт II, сцена 1.

8.30 утра. Салон командира и каюта флагмана. За журнальным столиком на диване сидит старший на борту, грузный мужчина чуть более, чем средних лет, почти полностью седой, в тельняшке и штанах от РБ и пьёт кофе. Перед ним на блюде бутерброды с красной икрой, буженина и омлет. В салон спускается командир, руки и лицо у него красные и влажные - видно, что он только что спустился с мостика.
Командир:
- Шушения!
Флагман:
- Доброе утро! Ну что же Вы: в свою каюту и разрешения спрашиваете? Это же я у вас тут гость. Ну образно выражаясь. Присаживайтесь: кофе вот, бутерброды. Хорошо у вас тут кормят, конечно, да.
Командир:
- Традиция такая у нас: разрешения у старшего спрашивать. Это мы, вроде как, вежливый жест такой, знаете, я же вошёл не дожидаясь, что Вы мне ответите.
Флагман:
- А верно! (смеётся) Кофейку, всё-таки?
Командир:
- Благодарю, я уже перекусил.
Флагман:
- Отдыхать будете?
Командир:
- Попробую, да, может даже и поспать удастся.
Флагман:
- Это обязательно! Как же Вы: крейсером управляете и не спавши? Безобразие же.
Командир:
- Дело привычное у нас. Мы же, знаете, закалённые…всяким. Как Вам у нас, кстати?
Флагман:
- Интересно, знаете! Меня когда на Северный с Черноморского перевели, я же, знаете, ну знал, что здесь подводных лодок много, но что столько!
Командир:
- Как удобрений за баней, да.
Флагман (смеётся):
- Ну как то так! Так вот я и попросился с вами в море: личность Вы известная, а мне же надо хоть как-то вникнуть в суть, правильно?
Командир:
- А как же не правильно: правильно конечно, в суть вникать дело нужное.
Флагман:
- А тут ещё и удача такая прямо – буй словили!
Командир (покашливая):
- Кстати, про буй…
Флагман (улыбаясь):
- Простите, я Вас перебью, а что часто они вот так – буями?
Командир:
- Да постоянно. Как их экономика выдерживает такое расточительство - решительно непонятно! Только всплывём где, тут как тут «Орион» и давай нас обуивать. Как маком в пироги буями этими сыплет.
Флагман:
- Вот. Активная разведка. А часто вы их ловите?
Командир:
- Да мы-то не особо: у нас борт вон какой, это же не азуха: там рукой с палубы достать можно. А мы по мелочам не работаем. Ну буй, ну и чорт с ним, под лёд мне всё равно не накидают их.
Флагман:
- А тут из-за меня взялись, да?
Командир:
- Ну раз Вы приказали, то как было не взяться?
Флагман:
- Да я так же, пожелание высказал.
Командир:
- Пожелание старшего на борту, с точки зрения, Корабельного Устава, мало чем отличимо от прямого приказа.
Флагман:
- Это вы молодцы, да. Это верно! Ну так что там Вы про буй мне сказать собирались?
Командир (присаживаясь):
- Я всё-таки кофе, пожалуй.
Флагман:
- Конечно-конечно! Уснёте ли потом?
Командир:
- Заодно и проверим. Свежий воздух, морской бриз и покатый горизонт, я думаю, победят этот кофеин. А буй-то мы потеряли.
Флагман:
- Да, свежий воздух и покачивает так приятно…что, простите?
Командир:
- Буя нет больше с нами.
Повисает молчание. В это время в дверь аккуратно стучат.
Командир:
- Войдите!
Входит старпом. Он чисто выбрит и выглядит свежим – если бы не красные глаза, то и вовсе казался бы хорошо отдохнувшим.
Старпом:
- А я тихонечко скребусь: вдруг, думаю, спите.
Командир:
- Да нет. Вот – кофеи гоняем.
Флагман:
- А как так с буем- то вышло?
Старпом:
- Доложили уже, тащ командир? Это я виноват! Не проконтролировал в должной степени качество верёвки, вот и вырвало его. Верёвка порвалась.
Флагман:
- Да вы-то тут при чём? Вы же старпом, Вы за боевую подготовку отвечаете, а не за верёвки.
Командир:
- Это он меня выгораживает. От гнева Вашего.
Флагман с удивлением смотрит на обоих по очереди.
Флагман:
- Да от какого гнева, товарищи? Вы боевые задачи выполняете, показываете отличную морскую выучку и высокую организацию службы: ну подумаешь – буй. Нет, ну жалко, конечно, я уже телеграфировал в штаб, что мы буй словили и домой везём, теперь что же – отбой давать?
Командир:
- Да чему отбой-то? Не надо, если позволите, ничего никому давать: мы пока придём, они уже про него вполне могут и забыть!
Флагман:
- Да как же? Это же разведывательное средство нашего вероятного противника!
Старпом:
- Так это же просто буй! Им их по десятку каждый год сдают: что толку? Где не всплываем, согласно секретных планов, - «Орион» тут как тут! Не в буях, видать, собака-то зарыта, ох и не в буях! Вот корабль бы отловить или самолёт – было бы авралу по всему флоту
Флагман:
- Ну, тем не менее, порядок, знаете ли. Я, всё-таки, телеграфирую! А Вы кофейку с нами не желаете, товарищ старший помощник?
Дальше пьют кофе втроём. Ведут малозначительную беседу больше для приличия, чем от желания общаться.
Занавес.


Акт II, сцена 2.
Левый пульт ГЭУ. На пульте операторы ГЭУ и ЭЭС, механик и командир БЧ-7. Операторы хихикают.
Механик:
- Что ты ходишь за мной по крейсеру, как тень от отца Гамлета? Что ты зудишь мне всё в уши, а?
КБЧ7:
- А часы мне кто вернёт? Ты мне часы теперь должен, как ни крути!
Механик:
- Я-то каким хером вообще? Я тебя заставлял спорить, что часы твои японские?
КБЧ7:
-Нет.
Механик:
- Что они до ста метров глубины выдерживают заставлял доказывать?
КБЧ7:
- Нет.
Механик:
- К трапу проволокой привинчивать на погружении заставлял?
КБЧ7:
-Нет.
Механик:
-Ну так а хулиже, как говорят французы, ты ко мне пристал, как майонез к оливье? Что тебе надобно?
КБЧ7:
- Так часов-то нет!
Механик:
- Да я –то тут при чём, если у тебя мозгов не хватает?
КБЧ7:
- А кто турбинами резко маневрировал? Кто дул со всей дури вместо того, чтоб спокойно всплывать, а?
Механик бессильно закатывает глаза и медленно закатывает рукава.
Механик:
- Читай по губам! Ко-ман-дир под-вод-ной лод-ки! Я – инструмент, я не субъект диалектики в данном примере! Понимаешь?
КБЧ7:
- Понимаю, но часы ты мне должен теперь, я считаю!
Командир БЧ7 выбегает с пульта, хлопая дверью.
Механик:
- Ах тыж хитрая ты жопа! Ну ничего, есть у меня и винт с левой резьбой! Петровича мне вызовите на пульт!
Занавес.


Буй. Акт III, сцена 1. Центральный пост, утро, надводное положение. Сильная килевая качка, командир спит в своём кресле, рядом сидит старпом и пытается писать, улавливая амплитуду. Кроме них в центральном ВИМ и оператор пульта ОКС, за сценой кого-то периодически тошнит. В центральный спускается помощник командира, с его тулупа течёт вода, шапка насквозь мокрая. Поглядывая на командира, помощник подходит к старпому и что-то шепчет тому на ухо. Старпом вскидывает голову и делает страшные глаза.
Командир:
- Где больше двух, говорят вслух.
Помощник:
- Так я думал спите Вы.
Командир:
- Это вы спите, а я отдыхаю не снижая боевой готовности. Так что там?
Старпом:
- Да пустячок, тащ командир!
Помощник (глядя на старпома – тот делает страшные глаза и шевелит губами):
- Сущий!
Командир:
- Я не просил давать оценочной категории событию, я просил описать его суть.
Помощник со старпомом переглядываются, помощник жмёт плечами и показывает на командира, старпом машет рукой.
Помощник:
- Буй нашёлся! Командир резко выпрямляется и открывает глаза.
Командир:
- Не понял?
Помощник:
- Ну буй тот, который потерялся, нашёлся теперь.
Командир:
- Это как это так это?
Помощник:
- Ну я пописать спустился, наверху качает так, что в трубу-то не попасть…
Командир:
- Ближе!
Помощник:
- К Вам?
Командир:
- К сути рассказа!
Помощник:
- Ну и слышу звук какой-то не такой. Звонкий какой-то и ближе, чем обычно.
Командир:
- Ещё ближе! Вплотную вообще.
Помощник:
- Ну торчит он там под трапом. Зажало его между корпусом и трапом, сверху и не видать, пока вниз голову не засунешь, а чего её туда совать без причины, правильно?
Старпом:
- А этот как раз телефонограмму отбил два часа назад, что буй потерял.
Командир:
- Неувязочка вышла, да.
Старпом:
- Ну что, сказать, может, что ещё один словили? Не, ну а что, вполне вероятно такое событие!
Помощник:
- В такой-то шторм?
Старпом:
- Не, ну а чо? Мы ли не профессионалы высшей пробы? И ещё одну телефонограмму на флот! Возьмём их измором!
Командир:
- Выкиньте его за борт.
Старпом:
- Кого?
Командир:
- А какие у тебя варианты интерпретации этого приказа? Заместителя командующего Северным флотом? Помощника командира?
Старпом:
- Буй.
Командир:
- И это верный ответ! Буй тире за борт! (смотрит в сторону ВИМа и оператора ОКС) А кто хоть словечко проронит, тому глаз на жопу натяну и моргать заставлю!

Занавес. Через какое-то время за занавесом слышна громкая возня, глухие удары, скрежет и неразборчивые крики нецензурного содержания. Акт III, сцена 2.


Левый пульт ГЭУ. На пульте механик и операторы. Оператор ЭЭС активно щёлкает кнопками и мигает лампочками, механик делает записи в журнал, оператор ГЭУ играет в тетрис.
Механик:
- Вася, перестань дрочить кнопки и делать вид, что ты активно работаешь, я всё равно на тебя не смотрю.
Оператор ЭЭС перестаёт суетиться и начинает коситься в тетрис оператора ГЭУ.
Механик:
- Дайте пипку кто. (берёт микрофон ГГС) С центральным скоммутируйте.
Механик:
- Центральный левому «Урагану»
Центральный:
- Вы с «Онеги» говорите.
Механик:
- Командира БЧ7 на пульт пригласите. И хватит мне делать замечания. Отбой. Тоже смотрит в тетрис оператора ГЭУ. Через какое-то время заходит КБЧ7.

КБЧ7:
- Звал, Хафизыч?
Механик:
- Понимаешь, Коля, мы, татары народ такой: никого не зовём – когда надо сами приходим.
КБЧ7:
- Так чего хотел-то?
Механик:
- Часы тебе возместить (механик достаёт из-под конторского стола коробку, завёрнутую в боевой листок и перетянутую бечёвкой) На вот. Пользуйся и нас добрым словом поминай!
КБЧ7 (растроганно):
- Да я погорячился же..ну расстроился, понимаешь? Не стоило, право – слово!
Механик:
- Проехали. Ступайте, Николай, не мешайте нам производить атомную энергию и доставлять её потребителям!
Командир БЧ7 выходит.
Механик:
- Погорячился он. Сейчас ты узнаешь, как настоящие мужчины горячатся! Это что у тебя выскочило? (тычет пальцем в жёлтую лампочку на пульте ГЭУ, оператор ГЭУ передаёт тетрис оператору ЭЭС и начинает нажимать кнопки на пульте, вдвоём с механиком о чём-то говорят, звонит телефон)
Оператор ГЭУ:
- Вася, возьми. Мы заняты.
Оператор ЭЭС:
- Пульт левый, слушаю! Да, здесь ещё. Занят сейчас. Хорошо, передам.
кладёт трубку на стол
Механик:
- Что там?
Оператор ЭЭС:
- Командир БЧ7. Ждёт пока освободитесь.
Механик берёт трубку
Механик:
- У аппарата! Коля, ты так орёшь, что мало того, что демаскируешь субмарину, так слюной мне ушную раковину заливаешь всю. Да, конечно они деревянные: а ты думал, что я в Японию за сутки сгонял, часы тебе купить? Скажи спасибо, что не из хлебного мякиша сделали, а то было и такое предложение. Всё, давай, некогда мне тут с тобой рассолы рассусоливать у меня вакуум падает.
Кладёт трубку на аппарат –из трубки что-то орут.
Занавес.

Акт III, сцена 3.

Ходовой мостик. Ночь. Косыми струями заливает вода, сильные порывы ветра. На мостике помощник командира и вахтенный штурман.
Помощник:
- Видишь что в трубу свою?
Штурман:
- Ни зги!
Помощник:
- Вот и я (кричит в переговорное, нажав тангету валенком) БИП, мостику! Горизонт и воздух?
БИП:
- Горизонт и воздух чист!
Помощник:
- Штурман, за главного тут, я схожу коня привязать.
Занавес.

Акт III, сцена 4.

Ограждение рубки, трап вниз, сверху, насвистывая, спускается помощник, останавливается на первом пролёте, расстёгивает тулуп, долго возиться с ватными штанами, смотрит вниз (начинает целиться). Внезапно снизу блеснул фонарик. Помощник заметно вздрагивает и наклоняется вниз. Снизу появляется лицо командира БЧ7.


Помощник (резко отстраняясь назад):
- Блядь, Коля, ты чо?!
КБЧ7:
- Буй через плечо. Часы свои ищу.
Помощник:
- Какие часы?
КБЧ7:
- Которые тут прикрутил для проверки их резистентности воде, а на всплытии они пропали.
Помощник:
- Да как ты их найдёшь, ты чо?
КБЧ7:
- Буй нашёлся и часы найдутся!
Помощник:
- А ты откуда знаешь про буй?
КБЧ7:
- Пальцем деланный я тебе? Весь пароход знает, а я – не должен? А ты чего тут рассупонился?
Помощник:
- Поссать хотел.
КБЧ7:
- Иди в другое место ссы: не видишь, тут люди работают!
Занавес.

Начинает звучать, постепенно становясь громче Kansas “Dust In The Wind” на сцену выходит человек с биркой «НХС» и кланяется. Остальные на поклон не выходят: им некогда - они же работают.