"Марш мертвецов" ремейк (2 часть)⁠⁠

Марк Октавий ехал на белом коне во главе 15-го легиона. Еще 2 месяца назад он жарился под солнцем в песках Нубии, а затем плыл через море. Их срочно перебросили в центральные провинции, куда стекались и другие легионы с границ. Уже многие столетия центр империи не видел такого скопления легионеров. Перед 15-м легионом была поставлена задача, занять Верону, и перекрыть перевалы в горах. На их усиление в недели пути позади шли 19-й и 21-й легионы. Трех легионов хватало для полномасштабной кампании: слишком много для удержания узкого прохода в горах.

При подходе к городу Октавий заметил оживление на окраине. Люди суетились, собирали пожитки и грузились в телеги. Верона была охвачена паникой.

– Что происходит? – строго спросил Октавий у горожанина, спешно закидывавшего ягненка в повозку.

– Там! – палец указывал в направлении перевала.

– Там мертвецы! Ожившие! Их целая куча! – промямлил мужчина с бледным лицом и каплями пота на лбу.

– Какие еще мертвецы? Что за чертовщину ты несешь? – недоверчиво поглядел на него Октавий.

– Скоро сами увидите, – мужчина отвернулся и продолжил заниматься скарбом.

Вся эта суматоха здорово отвлекала, преграждала путь и давила на нервы. «Центурион! Освободить дорогу от гражданских!» – отдал приказ Октавий. Ближайший центурион отсалютовал и принялся исполнять приказ, собрав солдат, которые принялись сталкивать повозки и людей с дороги щитами и древками копий.

Легион прошел по очищенному пути вглубь города. Там тоже была суматоха. Одни собирались покинуть Верону, другие в замешательстве столпились у своих домов и не знали что делать. Родители искали своих детей, потерявшиеся дети звали родителей.

Авангард уже вышел с другой стороны Вероны, когда темные силуэты замаячили на возвышенности впереди. Октавий отдал приказ приготовиться к бою. Темная масса была похоже на войско. Они шли со знаменами. Издалека можно было различить острия копий. Эти незнакомцы тоже как будто строились перед боем.

Через полминуты неизвестное воинство бросилось в атаку. Октавий понимал, что его легион в очень невыгодном положении. Они зажаты в узких городских улочках и лишены маневра, легион растянут на марше, и им придется встречать неприятелей по частям, а не единым фронтом.

Враги приближались. С каждым мгновением, что Октавий смотрел на них, кровь все больше стыла в жилах. На него неслись мертвецы. Целая армия. Иссохшая, почерневшая, словно мумифицированная плоть. Часто из-под нее проглядывали пожелтевшие кости. Лишенные губ зубы застыли в вечном оскале. Пустые глазницы. С ходячих скелетов свисали лохмотья одежды. Можно было различить элементы доспехов: панцири, ремни, бляхи, шлемы. Они выглядели так, как если бы пролежали несколько лет в земле: изъеденные временем, с трещинами и дырами. Заржавевшее оружие было не в лучшем состоянии. По оружию и амуниции можно было предположить, что мертвецы относятся к разным народам: грифонская и борейская культуры просматривались в них. Пластинчатые доспехи и мечи имперского образца соседствовали с миндалевидными щитами и топориками варваров. Поверх голов наступавшей лавины высились штандарты с грифонами и цифрой 13.

Легионеры плотно сомкнули щиты, готовые дать отпор. Первые ряды нечисти нахлынули на них, как волны на берег. Легионеры принялись методично разить их копьями поверх щитов. Эти удары сразили бы живого, но не причиняли заметного вреда тем, кто уже умер, но не покинул этот мир. Копья застревали между ребер или в щитах, или в доспехах мертвецов, их приходилось бросать и обнажать мечи.

Мертвецы продолжали прибывать и давить числом. Стена щитов сперва сдавала назад, а затем распалась, и мертвецы устремились в бреши.

Октавий видел, насколько стойко сражаются его солдаты, как они изо всех сил сдерживают натиск, но понимал, что они обречены – враг слишком силен и многочислен. Октавий парировал один удар, второй, третий, снес голову замешкавшемуся трупу, сбил другого щитом на землю, где его тут же затоптали ногами. Справа мелькнул силуэт, Октавий повернулся в сторону него, клинок ударился о шлем и рассек нащечную пластину. Он почувствовал, как лезвие врезалось в скулу, от обжигающе острой боли потемнело в глазах и помутилось сознание. Кровь заливала лицо. Солдаты обступили своего командира и закрыли щитами. Поддерживая его, они начали отступать в город.

На узких улочках легионеры восстановили строй и наглухо перегородили их щитами. В сжатом пространстве покойники не обладали преимуществом, и их было легче сдерживать. Мертвецы не обращали внимания на раны, упав на землю, через некоторое время они вставали снова. Только получив многочисленные травмы, нарушавшие целостность скелета, они распадались и уже не могли собраться. Словно сила, что приводила их в движение и наполняла неистовой яростью боя, покидала их.

В черепичную крышу дома попал огненный снаряд, разворотив ее. Осколки черепицы разлетелись по улицам, раня встречных легионеров. Те, кому не посчастливилось оказаться на пути осколков, хватались за пробитые головы, силясь остановить кровь. Закрывали ладонями вытекавшие глаза или падали ничком с изрешеченной грудью. Кроме осколков взрыв разбросал тлеющие угли, горящие зеленоватым пламенем. Попав на человека, они прожигали плоть и металл, и их уже невозможно было потушить. Улицы Вероны утонули в истошных криках раненых и умирающих. Разрушенный взрывом дом загорелся тем же потусторонним светло-изумрудным огнем. Следом уже летели новые снаряды, неся смерть, ужас и разрушение.

Эти снаряды были делом рук одного из мертвецов. Закутанный в балахон, выделявшийся обилием седых волос еще торчащих из черепа, он совершал ритуальные вращения руками, которые воспламенялись адским пламенем, не причинявшему вреда хозяину, отводил назад и швырял снаряд в город. Остальные мертвецы с почтением обегали его, не мешая его смертельному колдовству.

Неожиданно распахнувшаяся дверь напугала Гая. В нее вошли двое легионеров, волоча под мышки третьего. Гай не разбирался в иерархии легионов, но по более изысканному и богатому доспеху предположил, что третий был их командир.

– Положите его сюда, – велела им мать Гая.

Солдаты уложили раненого на кровать с соломенным настилом. Женщина тут же принялась обрабатывать жуткую рану на лице.

Вся семья Гая собралась дома: Гай, мать и отец, младшая сестра. Они были напуганы и не понимали что происходит. Снаружи были слышны крики и топот десятков ног по мостовой. Вскоре стал слышен лязг металла и звон оружия. В комнате пахло кровью и гарью. Царило смятение.

Чтобы немного успокоиться и ободрить остальных Гай достал флейту и стал играть на ней. Никто не ожидал услышать музыку и поначалу все вздрогнули. Музыка волшебным образом придавала спокойствия и поднимала дух в текущих обстоятельствах. Сестренка Гая прижалась к брату. В руке она сжимала тряпичную куклу.

Перезвон мечей раздался прямо за дверью. Истошный оглушительный исполненный боли и страдания вопль. На мгновение повисла тишина. Дверь распахнулась…

На пороге стоял живой мертвец в форме центуриона. Потрепанный гребень шлема упирался в дверной косяк. Панцирь был украшен круглыми щитками с рельефными изображениями божеств и зверей. У Гая отвисла челюсть от шока. Сестра закричала и спряталась за спину брата. Мать застыла на стуле, закрыв ладонью рот, чтобы не закричать. Легионеры обнажили мечи и накинулись на незваного гостя.

Нечистый воин ловко парировал их удары, орудуя сразу двумя мечами. Он раскромсал своих противников, и их тела рухнули на землю. Далее, ведомый жаждой убийства, он устремился к женщине. Какой-то пастух перегородил ему дорогу. Ему доводилось убивать великих воинов, этот жалкий человечишка осмелился бросить ему вызов? Живой мертвец, не задумываясь, пронзил несчастного в живот и оттолкнул ногой. Тень мелькнула по стене в свете свечей. Брызги крови широкой дугой заляпали противоположную стену. Женщина лежала на полу. Ее рука тянулась к детям. Пальцы дергались в предсмертных конвульсиях. Дети. Теперь их черед.

Неожиданно кинжал вонзился воителю нежити между лопаток. Кто-то повис у него на шее, резко наклонившись вперед, он перебросил напавшего через себя. Перед ним медленно поднимался высокопоставленный офицер легиона. На его лице красовался рубец с запекшейся кровью. Темный воитель распорол ему живот точным резким взмахом меча. Сразу последовал второй удар. Пластины доспеха легионера разлетелись, из распоротого живота повалились кишки. Сраженный враг осел на колени. Скрещенные мечи опустись ему на плечи. С секунду обреченный с раскрытым ртом полным крови смотрел на своего палача. Одно резкое движение и голова полетела на пол.

Последним, что видел Гай была темная фигура над ним с занесенным клинком. Он закрывал собой сестру. Та жалась к нему и беззвучно плакала.

***

Тит не сразу осознал, где находится. Зов диадемы начал стихать, похоже, приказ Максимуса был выполнен, каким бы он не был. Сознание прояснялось. Тит видел лишенные цвета размытые дымкой очертания предметов. Мертвецы лишись зрения, когда их глаза отмерли, но вместо старого они обрели новое.

Тит понял, что находится в глинобитной хижине. В руках он держал окровавленные мечи. Он огляделся: вокруг него на полу распластались тела людей, убитых им. Четверо мужчин, трое из них были солдатами, мирный житель и женщина. Все со страшными ранами. Пол был залит лужами крови, стены украшали темные пятна на месте кровавых брызг. Рядом с Титом стоял домашний алтарь. По прекрасному лику Весты и мудрым и строгим лицам Юлианоса стекали алые капли.

Прямо перед Титом у его ног лежало два маленьких тела. Он убил детей! Как он мог? Будь проклят этот Максимус со своей короной, голос которой он теперь слышал у себя в голове все время. Большую часть времени этот голос был не громче шепота, к нему можно было привыкнуть и не обращать внимания, как на шорох мышей в подполе. Но были моменты, когда короне нужно было беспрекословное подчинение своих рабов. Слабый шепот превращался в истошный хор. Он полностью подчинял своей воле, и его рабы исполняли любую его прихоть.

Еще один тяжелый груз лег на его душу. Очередное проявление необузданной жестокости прибавилось к длинному списку злодеяний, совершенных за последние шесть месяцев. Тит посмотрел последний раз на детей и вышел из хижины. Максимус приказывал идти дальше. На Мидас.

Тело Гая прижималось к тельцу сестры, закрывая его. В руке он сжимал флейту. Возле нее лежала тряпичная кукла в платье, с волосами из кусочков веревки и вышитой улыбкой на лице. Оно было замарано пятнами крови.

***

10 недель спустя. У стен Мидаса.

Максимус разбил палатку на вершине холма старейшин. На том самом месте, откуда по легендам древние предки грифонцев увидели место для основания города, которым впоследствии стал Мидас. На холме росла священная роща. Здесь в старину устраивали советы старейшины и вожди, а в более позднее время проводили религиозные празднества и отдыхали в тени аллей.

Максимус пил вино из серебряного кубка и жевал сушеный виноград. Это все что он мог себе позволить. Вся остальная еда быстро портилась. На самом деле он не испытывал потребности в еде и питье, и ему лишь казалось, что он чувствует едва-едва уловимый вкус и запах пищи, но ему не хватало этих неотъемлемых атрибутов его прошлой жизни. Или вернее сказать просто жизни как таковой. Вино лилось сквозь его кости прямо на землю. Максимуса это не смущало.

Сад вокруг него начал угасать на глазах, как только марш войска мертвых докатился до Мидаса. Кипарисы сохли и сочились смолой из треснутой коры, розы сморщились и почернели. Гроздья винограда гнилыми комьями лежали на дорожках. Птицы покинули это место. Диадема или корона, что сейчас покоилась на черепе Максимуса, создавала в нескольких десятках километрах вокруг незримую ауру, постепенно убивающую все живое.

Корона Короля чумы заключила с ним своего рода контракт. Он получает вечную жизнь и войско, способное смести любые преграды, взамен он должен лишь вести войну против всего живого и носить корону, не снимая ее. На самом деле у него не оставалось выбора, как только он надел ее. Но сейчас он наслаждался могуществом. Он был в шаге от исполнения мечты – войти в императорский дворец, воссесть на троне и править. Ничего страшного, что он будет править царством мертвых.

До холма старейшин доносился шум битвы, бушевавшей под стенами города уже вторые сутки. Огромные осадные башни, подъезжали к стенам, и по трапам на них высаживались воины-покойники. Десятки костлявых рук тащили штурмовые лестницы и прислоняли их к укреплениям города. Мертвецы карабкались наверх. Тучи стрел сыпались на защитников через стены. Катапульты посылали массивные валуны и огненные снаряды. Личи – бывшие некогда боевыми магами вели дуэли со своими живыми собратьями. Город пылал в огне. Столбы дыма поднимались над ним. Деятельность тысяч людей и нелюдей освещалась маревом пожаров. Это было грандиозное зрелище.

Из самой Бореи армия Максимуса маршировала сюда круглые сутки. Мертвые не знали усталости, им не требовался отдых. Только сражения с легионами империи задерживали их ненадолго. Диадема давала власть воскрешать павших. Каждый убитый в бою воин присоединялся к его войску. Трудно было даже подсчитать, сколько мертвецов он собрал под своими знаменами. Десятки тысяч. Неделю назад они прибыли сюда, осадили город и начали приготовления к штурму. Сейчас штурм подходил к завершающей стадии – силы защитников были на исходе.

– Господин, – подошел и присел на колено центурион. Его слова передавались без звука, мертвецы слышали друг друга в своем сознании. Там где когда-то был мозг.

– Главные ворота разбиты и захвачены.

– Подведите моего коня.

Максимус вскочил на ходячий труп коня и помчался к воротам. Плащ развевался на ветру. Нагрудник блестел серебром и позолотой в свете пожаров. Конница, ожидавшая командира, последовала за ним.

Максимус промчался по мосту через разбитые ворота. В городе вовсю шло сражение. Кавалерийский клин протаранил фалангу щитоносцев, на скаку срубая головы, и устремился вверх по улочкам к Капитолию – возвышенности в центре города, где находились административные и политические учреждения с дворцом императора.

Остатки сил имперцев собрались там, чтобы принять последний неравный бой. Личная гвардия императора Августа и наиболее могущественные боевые маги из коллегии обступили императора и удерживали центральную площадь.

Мертвые всадники на таких же пугающих скакунах вбегали на площадь. Гвардейцы сбивали их с седел копьями или подрубали лошадям ноги. Наездники на полной скорости падали вниз и разбивались на костяные осколки о мостовую. Маги сжигали врага огненными шарами.

Стремительная зеленая вспышка пронеслась между имперцев и расцвела ослепительным гигантским взрывом в центре площади, разметав собравшихся там. В дело вступил Сентеций Логар.

Император лежал посреди убитых и раненых засыпанный осколками и каменной крошкой. К нему приближался мертвец в богато украшенном нагруднике, пурпурном плаще и необычной диадемой на голове. Камень на лбу горел красным. От его фигуры исходило едва уловимое зеленое свечение.

Август потянулся к мечу, выбитому взрывом из рук. Максимус придавил его руку ступней и занес меч. На крыше императорского дворца, под покосившейся из-за попавшего в нее снаряда статуей грифона, за всем наблюдал старый грифон. Настолько большой, что мог бы унести в когтях овцу. Он сорвался с места, спикировал на Максимуса, сел ему на плечи, пробил клювом череп, схватил диадему и взмыл в небо. Пролетев над городскими кварталами, он выбросил ее в реку Стикс и умчался в ночь в свете луны.

Максимус почувствовал, как что-то село на него. Кости черепа затрещали, он испытал адскую боль. Предводитель войска мертвых не сразу осознал, что диадемы большем нет. Если бы на его лице осталась плоть и мышцы, оно бы изобразило испуг и удивление. Простояв несколько секунд в замешательстве, Максимус рассыпался на части, подняв облачко костной пыли. Та же участь постигла и всю его армию.

***

Марш мертвых по землям империи завершился. Империя была спасена. Выжившим требовалась короткая передышка, чтобы начать отстраивать разрушенные города и вновь заселять земли, по которым прошлись покойники. Уйдут годы, чтобы восстановить численность легионов. Требовалось вернуть закон и порядок в окраинные провинции, оставленные без защиты, провести масштабные реформы командной структуры армии и издать законы, регулирующие магические знания и артефакты. Число 13 было объявлено проклятым в империи, а день победы над смертью стали праздновать как день грифона, в честь птицы всех спасшей.

- конец -

PS. критика приветствуется, так вы вы поможете мне сделать следующие произведения лучше