Продолжение биографии.
Полный текст тут - http://stihi.ru/2009/10/20/4082
Глава 20.
Мои похождения.
За почти год жизни в Центре, ко мне никто не приезжал, ни мама, ни ее родственники, ни кто бы то ни было из моих друзей-знакомых. И до появления в моей (наших с Таней) жизни Александры Сергеевны, я собственно говоря, был весьма одинок, и если днем из-за учебы, дел в Центре мне некогда было об этом думать, то ночью, когда спальня наполнялась храпом, скрипом диванов и зубов, невнятных разговоров и прочими сопровождающими сон звуками, мне было сложно сразу взять и уснуть, потому что в голову лезли они – полуночные мысли: «А почему мама ни приезжает, ведь она должна знать, что я тут, потому что Оксана Владиславовна и прочие соц. работники ездили и в Дубровку для сбора справок, информации о маме и обо мне и в квартиру во Всеволожске наведывались… А вдруг она не приезжает потому что не может или с ней что-то случилось?» И обычно перебрав все возможные (а порой и невозможные) варианты, я засыпал.
Если не ошибаюсь - в марте 2004, я решил, что раз у меня каникулы, то могу я съездить в Дубровку и разведать обстановку. Вполне успешно отпросившись у воспитателя (у Надежды Ивановны), у директора Центра (Татьяны Александровны), я поехал в родные пенаты, благо от Центра до Дубровки – около часа на электричке.
Поехал я днем, после обеда (кто ж отправляется в дорогу на пустой желудок), так что около 2 часов дня вышел из электрички на платформу с которой не одну сотню раз ездил и к бабушке и к цыганам и к Наташке.
По плану надо было обойти всех друзей/знакомых (Вовку, Андрея с его сестрами, Яна, обязательно зайти к Зойке и тете Люде) ну и попутно узнать про мамку.
Дошел я до Андрея с Вовкой и застрял с ними до самого вечера (часов до 10), ну надо же было столько рассказать, услышать, еще поиграть и повспоминать дела давно минувших дней!
Но от них же я узнал, что все с мамой хорошо (ну по ее меркам – хорошего), что ее периодически видят, то тут то там, почти всегда выпившую и вроде даже знают где она живет.
Так отступать было поздно, позади Москва Всеволожск и раз уж я уже приехал, надо маму увидеть/показаться ей.
Из разговоров я понял, что живет она в нашем дворе через один дом от нашего бывшего, у подруги Лиды.
Лида – как и большинство маминых подруг совершенно отдельная история, это женщина лет 50-55, живущая на пенсию (пьющая на пенсию), которая как и мама крайне периодически работала, чаще всего на овощной базе, и жила с разными мужчинами разной степени маргинальности, с той только разницей, что ее дети уже выросли и у нее были внуки (один младше меня, другой ровесник). Насколько я знаю, ее дочь иногда приходила к ней, разгоняла народ, делала втык матери и та на неделю – две отрезвлялась.
Я к тете Лиде ни положительных, ни отрицательных эмоций не испытывал, потому что почти с ней не общался, знал – постольку поскольку с маминых слов, так что вполне спокойно постучался к ней в дверь.
Не готов был мой мозг, за 9 месяцев спокойной жизни вне алкогольной среды, отвыкший от запаха перегара, сигарет, пьяного гогота и невнятных разговоров, когда мне открыла дверь – мама, которая радостно сказала «О, Эдя пришел!», я как будто за хлебом ушел, а не из дома на 9 месяцев. Я не знаю, чего я ожидал, но не равнодушного приветствия, от человека за которого я – волновался все это время…
Я пытался хотя бы поговорить с ней, по расспрашивать, как она, рассказать как я, что у меня все хорошо, что я хорошо учусь, и мной вроде все довольны, но ей интереснее было продолжать обсуждение с Лидой и 2 мужиками, кто у кого что украл и сколько выпил.
Разочарованный, и даже несколько огорошенный, я решил, что нефиг мне здесь делать, и пошел на платформу к электричке, чтобы уехать во Всеволожск.
Вот только ходила она тогда раз в час и на последнюю я опоздал…
Пришлось идти обратно к «веселой компании», дверь там не закрывали, так что я спокойно зашел, в наглую спросил у мамы где я могу лечь, чтобы переночевать, услышал в ответ «да там», понял что там – это в проходной комнате, лег там на диван и впервые за много месяцев опять ощутил некое чувство апатии, что ли…
Еще в Дубровке, меня периодически накрывала депрессия, но не депрессия малолетних эмо, грустно глядящих на закат с подоконника, а Депрессия в стиле «эта херня, которая является моей жизнью никогда не кончится». Особенно тяжело было зимой, когда приходишь домой, света нет, в квартире темно, жутко холодно, нет еды, но есть спящие на моей кровати мамины собутыльники, такое накатывало отчаяние, от ежедневного повторения одной и той же картины, от сравнения моей жизни с жизнью друзей и одноклассников, которые приходят домой, делают уроки, которых мама кормит ужином, проверяет уроки, готовит завтрак, расспрашивает о том как прошел день, и прочее. А у меня ни света, ни тепла, ни матери, ни заботы, ни обыкновенного интереса к моей жизни.
В такие дни (точнее вечера), я брал карманное радио, включал музыку в наушниках и темноте, чаще всего в ванной (потому что в ней можно было закрыться и никто не мешал), сидел по много часов слушая музыку и думая о том, как бы сложилась моя жизнь, если бы от меня не отказались родители, если бы от нас не ушел папа, если бы мама не начала пить, если бы мы не переехали в Дубровки и если бы, если бы, если бы… Честно говоря – это действие помогало не то чтобы переносить все происходящее, а скорее протянуть до следующего утра, до нового дня когда может быть что-то изменится.
И вот тоже самое чувство на меня накатило в проходной комнате в квартире Лиды, под звуки пьяных разговоров.
Поэтому я сделал, то что умел – достал наушники, на – мое счастье в комнате был магнитофон и какие-то кассеты, и начал слушать музыку. Часа через 2 я таки вырубился под раздающиеся из наушников песни «Король и шут», понятия не имею откуда у 55 женщины, увлекающейся литрболом, кассеты КиШа, но тогда они стали для меня открытием.
Среди ночи я пару раз просыпался под крики – «что твой Эдик тут развалился, пусть уходит, мне Васю/Петю/Мишу положить негде!»
Навыки наглости вкупе с игнорированием меня на тот момент не покинули, поэтому я тупо накрылся с головой одеялом и - дальше спать.
На утро, я проснулся под разговоры на тему того, кто пойдет за «опохмелкой» и на какие шиши. Вот тут то протрезвевшая, но с бодуна мама про меня вспомнила: «Эдь, у тебя же наверняка денюжка есть, дай на опохмелится?»
По-моему в тот момент, я перестал воспринимать ее как маму, она стала просто знакомой женщиной, этакой соседкой с которой я 10 лет жил вместе.
Я дал ей 50 рублей, отложенные на дорогу, (в переводе на самогон это больше литра, так что они были крайне рады), и в 7 утра – пошел на станцию, решив, что лучше я посижу час на улице, чем еще хоть минуту с ними…
Приехав в Центр, я был огорошен еще больше (хотя казалось бы – куда больше), всегда добрая, веселая, крайне вежливая и интеллигентная Оксана Владиславовна, встретила меня словами: «Явился бл*дь!», я мягко говоря опешил, грубо говоря охренел…
Как оказалось, меня ждали еще вчера вечером, а когда я не приехал – переполошили пол-Всеволожска, включая милицию. Надо было как минимум позвонить и предупредить что я опоздал на электричку и не приеду, а я совершенно об этом не думал. Потом весь день, я говорил с каждой сотрудницей Центра, извиняясь и объясняя что произошло и выслушивая, как им среди ночи звонили воспитатели и Татьяна Александровна и спрашивали, не знают ли они где я пропал.
Помню долгий и серьезный разговор с Татьяной Александровной, о том что я взрослый и ответственный и такого от меня не ожидали и жутко переволновались и что я должен запомнить на будущее, что если что нужно обязательно предупреждать о таких форс-мажорах.
На меня произвело это впечатление, не потому что кто-то ругался, на самом деле, мне больше радовались, чем ругались, а из-за контраста: мамино «О, Эдя пришел», после моего много месячного отсутствия, и тут меня не было по сути меньше суток, а все уже паникуют (и дело не только в том, что они за меня отвечают, а просто напросто в человеческом отношении).
В Дубровку я больше не ездил (по-крайней мере на время жизни в Центре).