Жду новый пост

Серия «Война Фей»

Возможно ли?.. Нет, не факт. В конце концов, я же не умею читать мысли, могу и обмануться. Но тем не менее, чутью я привык доверять.

Все. Решено.

Я допил чай, поставил чашку и подошел.

– Простите, – улыбнулся я, – обратил внимание на книгу. Что читаете?

– «Большие надежды», – отозвалась она, вскидывая голову. Наши глаза встретились, и моя уверенность окрепла – очень знакомое выражение. Только у нее оно скрыто под искрами веселого счастья.

– Однако, – удивился я. – Меня в кафе тянет скорее на «Пиквикский клуб».

– Мне давно говорят, что вкусы у меня странные, – звонко рассмеялась девушка и чуть склонила голову набок. – Я Стелла.

– Артур, – представился я. Да. Точно. – Вкусы по авторам у нас хотя бы общие. Поговорим? А то еще и фольклор – тема интересная…

О, вот это я зря. Слишком грубо.

Улыбка мигом исчезла с лица Стеллы, она сузила глаза, вглядываясь в меня.

– Боюсь, сейчас я хочу почитать в одиночестве, – сказала она.

– Понимаю, – кивнул я, внутренне обругав себя. – Тогда хорошего чтения.

Я вернулся к своему столу, подхватил сумку, расплатился и двинулся к выходу, чувствуя пристальный взгляд Стеллы у себя на спине. Да, разговор я подпортил. Но далеко уходить не следует. Нельзя, потому что чутье не унимается.

Отойдя от кафе, я свернул в переулок, прижался к стене. Вдохнул, выдохнул; давно мне не приходилось вести слежку.

Она показалась на улице где-то через полчаса. Теперь уже снова повеселевшая, все такая же легкая шагом.

Я двинулся следом, стараясь не попадаться на глаза, временами останавливаясь. Стелла оглядывалась лишь изредка, но в любой момент могла просто крутануться на месте, вдохнуть ветерок, засмеяться пробегающему котенку или застыть у дерева, перебирая листья.

Как знакомо. Я себя вел точно так же, снова оказавшись здесь.

Однако внутренняя тревога не унималась. Я тоже повертел головой, но никак не мог выделить ее источник. Где? Что именно и как случится, гниль рябины?!

Стелла свернула на тихую, всегда безлюдную аллею, я ускорил шаг – и лишь благодаря обострившейся внимательности, увидел.

Она как раз дошла до поворота, развернулась направо. А воздух за ее спиной, у стены, задрожал и исказился, пошел сплошной рябью.

– Стелла! – рявкнул я, кидаясь вперед. – Шесть-нож!

Да. Вообще сомнений нет. Я не ошибся.

Девушка среагировала на команду, даже не задумываясь, рефлекторно – прыгнула в сторону, уходя с прямой линии, проходящей сквозь нее со спины. Только после этого она обернулась, наши глаза встретились, но говорить времени не было.

У меня в пальцах само собой возникло маленькое лезвие – такому нас учили в первую очередь. Я полоснул клинком по предплечью, одновременно взмахивая рукой и взывая к стихии вокруг.

Алые капли закружились спиралью, вплелись в ветер, и я ощутил тугие струи воздуха у себя в пальцах. Сила ударила в тело, швырнула вперед, как раз в тот момент, когда искаженный воздух окончательно прорвался.

Я не ошибся и в этом.

Панцирь, мгновенно меняющий цвет и становящийся полупрозрачным на открытом пространстве. Мощные жвалы насекомого. Суставчатые лапы, на конце которых как раз возникают отточенные крюки или сочащиеся синеватой жидкостью иглы.

Охотник Девреалты.

Воздушное копье ударило его в грудь, расплелось на отдельные незримые щупальца, обвило и треснуло о стену. Охотник дернулся, переливчатый панцирь вспыхнул, разрывая оковы – и в тот же миг рядом со мной загудел огонь.

Стелла стояла, вскинув руки; в одной только что погасла зажигалка, а по запястью второй стекала струйка крови. Меж ладоней колебался шар дикого пламени, на глазах менявший цвет на белый.

Охотник бросился вперед, я выставил незримое копье, обернувшееся щитом. Враг врезался в него, меня даже оттолкнуло; в тот же миг Стелла сделала быстрый жест, и пламенная сфера взмыла вверх по дуге, рухнув на охотника сверху. Тот хотел было увернуться, но я обратил щит в кольцо, не дал ему дернуться – и огонь пал, прожигая панцирь и мгновенно распространяясь вокруг.

Крика не было – охотники не издают звуков. Только бессильно вскинутые лапы, судорожное движение, отчаянный взмах крюками.

Потом его тело разлетелось в пыль, мгновенно испарившуюся в пламени. Спустя миг и оно погасло.

И, вроде, никто не услышал…

Я отпустил ветер и повернулся к Стелле. Бросил взгляд на ее запястье: ранка уже зажила, как и у меня. Улыбнулся, достал лоскут ткани, протер запястье, следя, чтобы ни следа крови не осталось на коже, свернул и убрал его в карман.

Когда я снова посмотрел на Стеллу, она убирала точно такой же. Поймав взгляд, девушка весело улыбнулась.

– Мне сперва подумалось, что ты – из Ее людей, – сказала она. – Но ты тоже беглец.

– Да, – кивнул я. – У меня очень острое чутье, поэтому и пошел за тобой. Всегда хорошо ощущал переходы.

– Спасибо, Артур, – Стелла прищурилась. – Артур ли?

– Арктур, – со вздохом признался я. – Был в Ее шестом созвездии.

Она печально улыбнулась.

– Тебе повезло, выбился в именные звезды. У меня-то Стелл вокруг хватало. Восьмое созвездие, если что.

Имя забравшей нас из мира не прозвучало ни разу, но ошибиться было невозможно. Только владычица Девреалта налагала такие имена и учила плести кровь со стихией.

– Как ты меня узнал? – спросила Стелла. – Я за последние месяцы ни разу не возжигала, так что отпечатка силы быть не может…

Она помедлила:

– Или что-то в моем поведении?

– Верно, – кивнул я. – Пойдем, расскажу по пути. Я бежал точно раньше тебя, ты еще не привыкла.

Стелла кивнула. А я, начиная говорить, подумал: и не привыкнет. Никто из нас не станет прежним до конца, и любой, кто хоть как-то внимателен и знает, на что смотреть, увидит все те же общие черты.

Радость от всего окружающего, радость от самых простых вещей, которых так долго был лишен. Чужое, но прикипевшее имя, от которого уже нет сил отказаться. Постоянная, пусть и расслабленная, боевая готовность.

И воля во взгляде. Твердая решимость, необходимая, чтобы ни в коем случае не возвращаться.

Черты нас обоих. Черты всех людей, кто бежал – смог бежать.

Всех дезертиров с Войны Фей.

Глашатай замолк на миг. Анфен, стоявшая прямо напротив трона, не шелохнулась; свет звезд и тени скользили по ее фигуре, превращая лицо в причудливую маску. Она не была скована, ничто не подавляло ее молнии, однако это и не требовалось. Пускать в ход силу на суде Тайселена – самое глупое, что можно представить.

– Слово, – прошелестел глашатай, – предоставляется обвинению. Мастер Кэрвал.

Кэрвал кивнул и шагнул вперед; золотая кожа блестела в серебристом свете, вплавленные в металлическую плоть листья дуба шевелились в такт дыханию.

– О повелитель, – начал он, – я изучил это дело со всей внимательностью. Было так: силы Гальфрана были разбиты в нескольких боях, и младшие господа всегда оказывались на первом краю битвы. Пламя Берраха и камни Кивел сразили многие сотни созданий Гальфрана, и постепенно среди солдат они стали легендой. Говорили, что мало найдется подобных им во всей истории Войны Фей, и слава Воительницы меркла по сравнению с их собственной славой.

Кэрвал небрежным жестом возвел над мраморными плитами контур огромного острова, усеянного бастионами. В центре высился дворец из серого камня.

На краю острова замигали вспышки заклинаний, возникли боевые машины, двинувшиеся вперед. Тайселен наблюдал все так же бесстрастно.

– При осаде дворца, – продолжил Кэрвал, – Беррах и Кивел снова были на острие атаки, как и всегда. Они сокрушили ворота и ворвались внутрь, сражая защитников. Однако Воительница Анфен отдала приказ послать прямо в них стрелы из пламенных орудий. Ранее она потребовала, чтобы младшие господа всегда носили указующие амулеты, и именно на них были наведены стрелы.

Десяток огненных черт вспороли воздух над иллюзорным островом, вонзившись в ворота дворца. Тот вздрогнул до кончиков шпилей – и его стены беззвучно разлетелись в стороны.

– Уничтожение оболочек, – сказал Кэрвал, – и высвобождение силы искр разрушило дворец, после чего Воительница заняла это место и пригласила повелителя коснуться своей дланью ключ-камня острова.

Он повернулся, поднимая золотую руку в сторону Анфен.

– Воительницей двигала зависть. Ревность к вниманию солдат, к одобрению повелителя Тайселена. Я утверждаю, что гибель младших господ была заранее спланирована; мной выявлено, что при обсуждении штурма дворца Воительница Анфен не раз говорила о том, насколько это будет тяжелая задача, что не могло не побудить лучших воинов вызваться участвовать. Как уже было упомянуто, она настояла на том, чтобы они носили указующие амулеты. Это убийство, о повелитель, спланированное и осуществленное – дабы Беррах и Кивел не затмевали ее собственную славу. Так говорю: Воительница Анфен проявила свои коварство и амбициозность.

Он замолк, с достоинством кивнув.

– Слово предоставляется защите, – снова наполнил пространство шелест голоса глашатая. – Мастер Дагена.

На серебряной коже Дагены светилась россыпь изумрудов; они пришли в движение, когда она улыбнулась.

– О повелитель, – произнесла она, – изложенная история передает случившееся, но совершенно неверно толкует причины. Да, великими воинами были Беррах и Кивел – но столь же непокорными. Мною установлено, что любой план битвы, разработанный Воительницей Анфен, нарушался ими, и они оказывались на переднем крае, потому что жаждали сражений и славы. Они никогда не ждали, чтобы ударить по уже связанному боем противнику, даже если это было куда более эффективно, и входило в план.

Она скользнула вперед, протянула руки к иллюзии острова. Дворец вновь воздвигся над ним, огоньки замелькали на окраине.

– В бою на острове Поющих Скал было то же самое. Да, отвага Беррах и Кивела подарила им славу и похвалу среди солдат – и многие из них бросались в бой вслед за господами. Однако, поскольку они уступали им во всем, то и гибли во множестве, следуя за двумя воинами. Тем самым армия Воительницы Анфен несла недолжные потери, а дисциплина ее разрушалась. Не раз Воительница подавала прошения о том, чтобы Берраха и Кивел забрали из ее воинства, но ей отказывали. Мной установлено: Воительница потребовала от них носить амулеты, чтобы хотя бы знать, где они находятся, и исправлять план на ходу, ибо не могла приказывать им напрямую. При штурме дворца же Беррах и Кивел ринулись первыми, нарушили защитные чары, однако очень скоро те бы сомкнулись. Поскольку они опередили основные силы, они оказались внутри одни, против всех защитников дворца, и даже они бы не смогли совладать с целой армией. Младшие господа погибли бы внутри, и сила их искр была бы тут же выпита. Воительница приняла единственное верное решение.

Огненные стрелы снова расчертили небо, и дворец снова разлетелся на части. К нему двинулась многочисленная, совершенно не пострадавшая армия.

– Воительница пожертвовала младшими господами – но эта жертва сохранила тысячи солдат, – произнесла Дагена, поворачиваясь к подсудимой. – Это было решение, принятое по необходимости и с тяжелым сердцем; Анфен приняла его, зная, что предстанет перед судом, но успех битвы был для нее важнее. Так говорю: Воительница Анфен проявила свою доблесть и самоотверженность, а также великое терпение.

Кэрвал гневно сдвинул золотые брови. Свечение его кожи отражалось в мраморных плитах вокруг.

– Есть ли у обвинения свидетели? – произнес глашатай.

– Есть, – кивнул Кэрвал. – Я представляю суду первого заместителя Воительницы Анфен.

Он взмахнул рукой, создавая рядом с собой полупрозрачный образ молодого мужчины в доспехах.

– Вот его показания, – добавил обвинитель, кивнув фантому.

– Я видел, как Воительница постоянно гневалась, стоило младшим господам сделать какое-то предложение, – проговорил командир. – Любые их планы отвергались, любые их предложения отклонялись, и она постоянно напоминала им, что это – ее воинство. Я видел и свидетельствую: она сердилась, когда при ней упоминали Берраха и Кивел, и как неоднократно заявляла среди своих офицеров, что с «этими двумя надо что-то делать». Я видел торжество на ее лице, когда огненные стрелы были выпущены.

– Суд слышал! – вскинул голову Кэрвал.

– Это лишь предположения, – возразила Даген, взмахивая рукой; серебряная пыль просыпалась с ее пальцев. – Могу ли я представить своего свидетеля?

– Ваше право, – прошелестел глашатай.

– Благодарю. Представляю суду второго заместителя Воительницы Анфен, постоянно находившегося рядом с ней.

Жест Даген почти точно повторял движение Кэрвала, но лицо свидетеля было иным: крепкий пожилой мужчина со шрамами на лице.

– Я видел, как после каждого боя с участием младших господ Воительница читала списки погибших и долго хранила молчание, – заговорил он. – Я видел и слышал, как она требовала от них действовать согласно плану, и как они каждый раз отмахивались от ее тактических разработок. Я видел и свидетельствую: когда начался штурм дворца, Воительница долгое время сидела, и по ее лицу было видно, насколько тяжелое решение ей приходится принимать. Все завоеванные острова подтверждают, насколько Воительница склонна к порядку и малым потерям.

– Мы слышим такие же предположения, причем свидетель явно стоит на стороне обвиняемой! – Кэрвал шагнул вперед. – Прошу дозволения призвать знатока со стороны обвинения.

– Дозволяется, – произнес глашатай.

Фантом свидетеля исчез; его место занял невысокий человек с лишенными выражения фасетчатыми глазами.

– Знаток, – произнес Кэрвал, – охарактеризуйте Воительницу Анфен.

– Крайне деятельна, не склонна к хаотичности, амбициозна, – ровным голосом ответил тот. – Командование воинством получила, уличив предыдущего командира в неэффективности. Выстроила жесткую иерархическую систему, в которой каждый элемент безоговорочно подчинен вышестоящему. Всегда награждает своих подчиненных за доблесть, всегда карает за допущенные ошибки. Всегда предельно полно отчитывается о своих планах; склонна сравнивать свое воинство с иными, отдавая предпочтение в оценке себе и своим подчиненным.

– Мнение знатока душ подтверждает установленное мной, – сказал обвинитель. – Пусть Анфен и человек, но она прониклась должными аспектами Войны.

– Но сейчас разбирается конкретное обвинение, – вмешалась Даген. – Я прошу дозволения вызвать знатока со своей стороны.

– Дозволяется.

Теперь уже рядом с Даген сменился фантом: сотканный из драгоценных камней и листьев маг с достоинством поклонился.

– Знаток, – попросила Даген, – оцените, что бы произошло, если бы решение об обстреле не было принято.

– Судя по предоставленным мне сведениям, – ответил маг, – младшие господа ушли вперед на значительное расстояние. Ослабленные ими защитные заклинания дворца восстановились бы в очень скором времени, и основные силы не успели бы добраться до стен. Скорее всего, младшие господа оказались бы отрезаны от армии и, вполне вероятно, погибли бы внутри. Однако огненный удар и дестабилизация силы младших господ уничтожили заклинания, не успевшие восстановиться. По моей оценке, единственное эквивалентное воздействие можно было бы оказать Погибелью Крепостей, но ни одной из них в Седьмом воинстве нет.

– Как видите, – улыбнулась Даген, – это было наилучшее решение, которое можно принять. Иначе бы воинство штурмовало полностью защищенные стены, и тратило одну сотню жизней за другой.

Кэрвал снова вскинул подбородок. Даген сощурила глаза. Обвинитель и защитник были готовы бросить в бой все новые и новые доводы.

– Достаточно.

Замерли все. Звук голоса пронизывал до костей, отдавался внутри ощущением непоколебимой воли, которой невозможно сопротивляться. Для всех здесь любое произнесенное этим голосом слово имело силу закона.

Впервые за все время суда Тайселен разомкнул уста.

– Я выслушал обе истории, – произнес властелин. – Я приму решение.

– Повелитель? – так же впервые заговорила Анфен; ее голос звучал хрипло и тихо. – Но разве вы не хотите выслушать меня?

– Это бессмысленно, – проронил Тайселен.

– Почему? – Анфен подалась вперед. – Вы же можете видеть, лгу я, или нет, повелитель! А кому, как не мне, знать, что и почему там случилось? Знать истину?

– «Истина» неважна. По моему желанию любая из этих историй станет истинной в прошлом моих владений, и для тебя самой тоже, – Тайселен чуть наклонился. Звезды в его глазах безостановочно крутились, менялись местами, творили новые созвездия и туманности. – Когда я изреку свой вердикт, будет так, что ты завидовала или же пыталась держать в узде. Всегда было.

Анфен не выдержала. Отвела взгляд.

– Истина неважна, – повторил Тайселен. – Истиной станет история, которая мне понравилась.

Но как раз этого Джулиану и не хотелось. Жизнь и так слишком коротка, чтобы убить годы на возню со стенами, мебелью и гвоздями!

Он едва не запустил молотком в стену, представив весь процесс. Особенно учитывая, что и окна-то даже не откроешь надолго – зима на улице, откровенно холодно, вся улица занесена снегом.

Но делать-то что-то надо! Проклятье!

Джулиан резко выдохнул, устало прислонился к стене. Вспышка раздражения сменилась апатией, разгоняемой лишь ощущением: делать что-то надо.

Внезапно ударившая в голову мысль оказалась очень странной. Он даже моргнул, пытаясь отогнать ее, но не получалось.

– А почему бы и нет? – спросил вслух Джулиан. – Хуже не станет. Хоть развлекусь.

Старый сундук на чердаке – прямо-таки стереотипный поворот историй, где надо найти что-то тайное. Джулиана этот штамп перестал смешить, когда он наконец заглянул внутрь и нашел записи прадеда.

Толстые книги в одинаковых зеленых обложках. Страницы, сплошь покрытые строками, рисунками и схемами. Посвященными одному – как «тянуться за Грань», как призывать кого-то оттуда, как договариваться и заключать сделки.

Сперва Джулиан решил, что перед ним грандиозная шутка или сказка. Потом – что прадед сошел с ума под старость.

Позже уверенность пошатнулась. Сам он прадеда не застал, но вся семья дружно говорила: человек предельно точный в высказываниях, с крайне ясным и острым умом. Не склонен к выдумкам. Никаких признаков расстройства психики – хотя Джулиан допускал, что оно выражалось только в таких вот книгах. Прадед все равно их никому не показывал.

Он тогда просмотрел все, ощутил неприятный холодок, вернул в сундук и постарался забыть. А теперь вспомнил. На память пришли строки о том, кто исполняет желания, если правильно позвать и попросить дар. Главное – не забыть сказать «чтобы не приносил горя мне и близким».

Можно попробовать. Где там серебряные вещи?

***

Дом стоял на окраине района, у реки, и задний двор выходил как раз на текущую воду. Увидеть двор можно было разве что случайно. В детстве Джулиан любил здесь играть, сейчас же был рад, что соседи неспособны его разглядеть.

Нужную книгу Джулиан нашел быстро, перечитал описание обряда и даже удивился тому, насколько это просто. Ну разве что летом не проведешь, требуются природные лед или снег.

Убрав мусор и оставив чистую белую поверхность, Джулиан прорезал серебряным ножом узор, сверяясь с изображенным в книге знаком. Выпрямился, медленно вздохнул. Слова как-то запомнились, даже не пришлось лишний раз заглянуть в записи.

– Застывшей луной проливаю жизнь над недвижной водой, о, Идущий по Меже, – выдохнул Джулиан. – Имя мне Джулиан; одним деянием и одним именем трижды зову тебя, о, Стоящий меж Осенью и Зимой.

Острие кольнуло запястье; капли казались черными на ночном снегу.

Серебро, кровь и снег. И имя, вычитанное на старых страницах.

– Аунан, – твердо произнес он. – Аунан. Аунан.

Сначала ничего не произошло. Джулиан уже успел опустить нож, почувствовав разочарование, собрался повернуться и уйти. Лишь зря урвал время у ремонта.

Потом снег перед ним расчертили множество линий.

Невидимое перо сновало по белой глади, обрисовывая контуры переплетенных листьев, вырезая тонкие линии вокруг капель пролитой крови. Один за другим снежные листья вспорхнули вверх, закружились вокруг Джулиана, размывая мир вокруг, запорошив глаза сплошным мелким снегом.

Он невольно прикрыл рукой лицо. А когда опустил – то понял, что уже не один в этом облаке снежных листьев.

Аунан стоял в нескольких шагах от него. Сотканные из воды, золота и багрянца листья и перья покачивались за его спиной узорчатым ореолом. Волосы цвета воды падали на плечи, а на бледном лице горели немигающие янтарные глаза.

Джулиан с трудом сглотнул. Только сейчас он поверил – да, старые книги никак не врали. Мир за Гранью существует. К нему можно обратиться.

И тебе даже ответят.

– Итак, – произнес Аунан, и голос его был похож на журчание воды и треск снега одновременно. – Зачем ты позвал меня, человек по имени Джулиан?

Слова застряли у Джулиана в горле. Вертевшаяся в голове фраза «сделай мне ремонт» казалась сейчас смертным приговором: нельзя было заявить нечто подобное этому существу.

– Я прошу о даре, – сказал он вместо того.

– Ты назвал свое имя, ты позвал по имени меня, – наклонил голову Аунан. – Ты можешь попросить, ибо все исполнил верно. Что за дар ты просишь?

– Дом.

Черная бровь изогнулась дугой.

– У тебя есть дом, человек Джулиан.

– Да. Но он стар, в нем нужно все переделать. Обставить, перестроить, обновить… – в Джулиане снова закипело раздражение. – На это уходит слишком много времени! Я не могу тратить столько дней на ремонт!

Янтарные глаза пристально изучали человека, словно разбирая его и проникая внутрь.

– Для того и существуют навыки ремесленника. Хочешь ли ты обрести новый дом, не отягощая своих рук работой и не вложив часть своей жизни?

– Да, – твердо сказал Джулиан.

Аунан негромко рассмеялся: словно листья зашелестели на сильном ветру.

– Ты можешь получить дом. Новый. Выглядящий так, как тебе хочется. Желаешь ли такой дар?

– Да, – кивнул Джулиан. Предупреждения внезапно ударили в память, и он поспешно добавил: – Но если это не причинит вреда ни мне, ни моим близким.

Аунан нарочито изобразил печаль.

– А в остальном ставишь ли ты мне границы?

– Нет, – покачал головой Джулиан, ощущая странную эйфорию. Все так просто?! – Делай, что хочешь.

– Будет так, – проронил Аунан. – Ты получишь свой дом. Ты получишь исполнение желания. Согласен ли ты?

– Да, – сказал Джулиан.

– Да будет так, – ответил ему шелестящий смех.

Холодный ветер взметнулся вокруг, вышвыривая человека в обыденный мир.

Джулиану казалось, что он пролежал без сознания немало времени, но часы показали: прошла от силы минута. Ну да, иначе бы он куда сильнее промерз.

Помотав головой, он поднялся на ноги. Привиделось, что ли? Да нет, вряд ли бы он просто упал… и знака на снегу больше нет. Лишь разворошенная поверхность без следов крови.

Подобрав нож и книгу, Джулиан шагнул в дом.

И замер.

Идеально чистые и ровные полы. Темная мебель и стены с плавными переливами краски. Шкафы, точно вписывающиеся на свои места. Неприметные, но яркие светильники под потолком. Новенькие окна и двери без малейшего изъяна.

Все, как он и мечтал.

Джулиан добрых полчаса просто ходил из комнаты в комнату и убеждался: да, как будто Аунан заглянул в его сознание и волшебством придал дому облик, безупречно соответствующий мечтам. Но почему «будто»? Так ведь и случилось.

Даже более того. Стоило Джулиану задуматься, что диван можно было бы взять и немного пошире – и по нему прошла легкая рябь. На глазах мебель изменила очертания, край выдвинулся вперед.

– Вот это да!

Еще пару часов Джулиан потратил на эксперименты, понимая: дом полностью послушен его идеям. Не подчиняется мимолетному капризу – но отзывается на осознанное желание.

Идеальный дом. Тысяча интерьеров в одних стенах, да?

Джулиан широко улыбнулся отражению в оконном стекле на фоне снега. Теперь заживем!

***

– Не понял, – озадаченно сказал Джулиан, глядя в пустой холодильник.

Выйдя из отпуска, он по самую макушку ушел в работу, приходил домой почти ночью. Так почти миновала неделя – и, предвкушая выходные, Джулиан вчера накупил немало еды, вечер провел за готовкой и сегодня собирался позвать друзей.

Хорошо еще, что утром открыл холодильник и обнаружил девственно пустые полки. Но что случилось-то?! Еда так просто не исчезает. Воры?

Нет, глупость. Даже самый голодный вор не способен сожрать столько, уйти прочь и не разбудить хозяина – на чуткость сна Джулиан никогда не жаловался.

Не приснились же ему ни покупки, ни готовка? От усталости, конечно, многое бывает, но не до такой же степени…

Помотав головой, Джулиан захлопнул холодильник и двинулся к двери. Ла-адно, выходной сегодня, можно и заново закупиться. Даже забавно.

Ситуация показалась куда менее забавной, когда это случилось во второй раз. Ровно неделя, снова выходные, снова полный холодильник с вечера – и пустой с утра. Джулиан специально проверил все окна и двери – ни следов взлома. Будто кто сквозь стену прошел.

…а если и впрямь так?

Джулиан вспомнил истории из детства. Существа за Гранью склонны к озорству. Могут ли они донимать человека, открывшегося одному из их владык? Вполне. Могут ли пройти в дом, созданный их же волшебством? Скорее всего.

– Это не смешно! – со злостью сказал Джулиан вслух. – Вообще! Прекратите, хорошо?!

Ответом ему была тишина. Оставалось только надеяться, что свое желание он донес.

…ровно до следующей недели. Холодильник снова опустел, и Джулиану оставалось лишь бессильно сжимать кулаки. Особенно жалко было с любовью испеченный пирог, который он собирался отнести симпатичной соседке.

– Черт вас возьми, – со злостью сказал Джулиан. – Достали! Буду есть не дома.

Теперь-то, когда не приходилось вкладываться в ремонт, денег хватало. А эти озорники пусть найдут себе другой ресторан! Или поголодают.

***

Через пару недель Джулиан возвращался домой, ощущая приятную тяжесть в желудке. Да, он любил и умел готовить, но было откровенно приятно поесть, даже не утруждаясь. Дополнительную радость придавало то, что эту-то еду никто у него не отберет.

Приближаясь к дому, Джулиан заметил трусившую вдоль забора лохматую собаку. Поначалу даже не обратил внимания, но потом замедлил шаг: пес добежал как раз до калитки в его двор и оперся лапами на дверь. Та подалась.

Джулиан остановился. Он же точно запер калитку, уходя!

Хозяин дома сорвался на бег, влетел во двор как раз когда пес подошел к двери, толкнул мордой – и та открылась.

– Эй! - рявкнул Джулиан. Собака даже ухом не дернула; она шагнула внутрь, словно завороженная.

Дверь закрылась. Раздался короткий, тут же оборвавшийся визг.

Джулиан распахнул дверь парой секунд спустя. Ни следа собаки, ни шерстинки, ни следов, хотя растаявший снег должен был натечь с лап.

И только темно-багровые пятна на гладком полу. Постепенно бледнеющие, всасывающиеся в паркет.

У Джулиана перехватило дыхание. Понимание пришло со внезапной ясностью.

Нет, никто не крал еду из холодильника. Он – часть дома. И дом в любой момент может...

Он медленно опустил взгляд, осознавая, что сам уже вошел. Но нет, пол не пытался поглотить его, оставался таким же твердым, как и раньше. Джулиан сделал несколько медленных шагов – все то же самое.

Да. Точно. Дом не должен причинять ему вреда.

А другим?! Джулиан в красках представил, как он созывает гостей, как наконец-то доедут родные, и как кто-то заходит в комнату... а потом на полу лишь пропадающие пятна...

Из горла вырвался сдавленный выкрик. Джулиан сорвался с места, спеша найти нож. Слава богу, снега еще полно!

***

Белый покров легко поддавался ножу. Джулиан буквально заставлял себя не торопиться, вычертить знак точно так же, как в первый раз. Все. Есть. Теперь – произнести слова, надрезать руку ножом, подождать, пока капли запятнают наст.

Самоконтроль окончательно разлетелся в клочья.

– Аунан! – закричал Джулиан. – Аунан, Аунан!

Мир снова подернулся дымкой снега и листьев. Стройная фигура проступила сквозь круговорот листьев, блеснули янтарные глаза. И, глядя на легкую улыбку, Джулиан осознал: сейчас Идущий по Меже не удивлен. Напротив, он ждал зова. Он ждал ярости и недоумения.

Джулиан не стал разочаровывать.

– Что ты мне дал?!

– То, что ты пожелал, – развел руками Аунан. – Дом, который не надо исправлять, который легко примет желаемый облик, который сам подстроится под тебя. Самый простой способ исполнить твое желание – сделать дом живым.

На бледных губах зазмеилась улыбка.

– А живое существо надо кормить, человек по имени Джулиан. Как ты заметил, дом любит то, что ты приготовил. Считай это похвалой себе.

– Так он будет меня постоянно объедать?

– Такова плата за удобства. Но тебе не обязательно трудиться на кухне, не правда ли? Позволь ему добывать пищу самому…

– Собак? – Джулиан замер. – Или…

– Не тебя, не твою семью, не друзей, – Аунан развел руками с показным сочувствием. – Они входят в договор. А так – любая слабая воля, которая поддастся его зову. Не могу, знаешь ли, сказать, кто это будет, слишком много у вас податливых.

В горле у Джулиана пересохло; он попытался сглотнуть, но не вышло.

– Но ты можешь избежать охоты, – сказал Аунан.

– Да? – внутри зажегся огонек надежды.

– Да, – кивнул Аунан. – Просто дай ему пищу сам. Приведи животное. Или лишенного дома. Или того, кто нежеланен в твоей жизни. Следов не найдут. Никто не подумает. А ты будешь жить в удобстве вечно.

– Это убийство… – прошептал Джулиан, чувствуя, как его уверенность тает под взглядом янтарных глаз.

– Да? – удивился Аунан. – Ах, да, вы его считаете таковым. Как будто вы и так не живете недолго, и будто ваши жизни имеют много ценности.

Он небрежно повел рукой.

– Это вопрос ваших законов. Ты хотел жить в безупречном доме, куда можно привести кого угодно, показать кому угодно. Ты не хотел создавать его своими руками. Твое желание исполнено. Дар поднесен.

– А если я сожгу дом?

– А вот это станет оскорблением, – предупредил Аунан. – Ты получил из моих рук дар, который даже не оставляет тебя в долгу передо мной. Отказываться от него – неучтиво уже по нашим законам, и тогда я получу право на любое деяние.

Он помедлил и вновь улыбнулся.

– Если, конечно, ты вообще сможешь его сжечь.

Джулиан почувствовал, как обмякают мышцы, как из тела уходят сила и гнев. Спорить с Аунаном было бессмысленно. И опасно.

– Я пожалею тебя, – внезапно сказал Аунан. – Ты не понимаешь, как надо кормить свой дом. Что же, я дам тебе… как вы, люди, говорите? А, да, инструкцию.

Аунан небрежно взмахнул рукой; осыпавшиеся с кончиков пальцев снежинки очертили контуры холодильника, собаки и сгорбленного человека.

– Полное содержимое твоей машины с морозом насытит его на неделю. Подманенная пища – на месяц. Отданная сознательно – на сезон, – на лице Аунана снова засветилась улыбка. – Трудись, махни рукой или жертвуй – выбор за тобой. И дам тебе еще лишь один совет, не требуя ничего взамен.

Он наклонился вперед; круговорот янтаря в глазах держал Джулиана, не давал двинуться.

– Когда ты заключаешь сделку с Народом, то никогда, никогда не говори – «делай как хочешь».

Улыбка стала шире.

– Потому что хотим мы многого!..