Questions

На часах 22:15. Уже 50 минут сижу в машине у подъезда своего друга и жду от него звонка. Я приехал из другого города на день рождения его жены, которое будет завтра, и дожидаюсь, когда он подготовит её к сюрпризу и даст отмашку, чтобы мне можно было подниматься.
Пока дожидаюсь, читаю «Левиафан» Томаса Гоббса, но от чтения меня постоянно отвлекают девочка и мальчик, сидящие на лавочке у подъезда. Нет, они не шумят, не играют, не залипают в телефоны и даже не разговаривают, а просто сидят, устремив взгляды вдаль.
Я откладываю книгу и выхожу на улицу размяться. Дети одеты совсем не по нынешней осенней погоде, на девочке лет 10: сарафан и сандале, а на мальчике лет 7: кроссовки, шорты и футболка, на которой изображен осьминог, а точнее, «семиног» из диснеевского мультфильма «В поисках Дори».
- Привет ребята!
- Привет - сказала девочка.
- Гляжу, давно здесь сидите, родителей ждете?
Девочка кивнула.
- Вы в этом подъезде живете?
Опять кивок.
- Так может позвоните им по домофону, а то поздно уже.
Девочка смотрит на брата и делает кивок в сторону подъезда, тот подходит к нему и рандомно нажимает на кнопки домофона, после чего домофон начинает издавать странные звуки и позывать непонятные символы.
- Что ты делаешь, ты же его сломал! – кричу я.
Тут лампа фонаря у подъезда гаснет, а дети спокойно подходят к двери. Дверь сама начинает открываться. Я встаю за детьми и не могу поверить своим глазам, ведь вижу не подъездную лестницу, а непроглядный туман, в котором мельтешат какие-то тени.
- Нам не сюда – говорит девочка.
Дверь закрывается, чтобы через секунду открыться. На этот раз мы видим океан. Порог двери находится как раз над уровнем воды, вдалеке виден горизонт и тут он начинает подниматься вверх, а порог опускаться в воду. Я быстро беру детей за плечи и пытаюсь тянуть назад, чтобы их не сбила с ног хлынувшая из портала вода, но этого не происходит.
- Не волнуйся, он односторонний – говорит девочка.
Мы наблюдаем погружение в бездну воды, будто находимся в стеклянном лифте, который пытается доставить нас в Бикини Боттом.
Внезапно лифт останавливается и я замечаю в толще воды очертания огромного китообразного существа приближающегося к нам. Монстр, созданный избавить людей от варварского естественного состояния, разевает огромную пасть с тысячью зубов, и тут девочка, глядя с усмешкой на мое бледное лицо, говорит: «Нам и не сюда».
Дверь закрывается.
Дверь открывается.
Я не могу описать, что я вижу за ней. Но могу с уверенностью сказать, что дети в школе за порогом этой двери изучают неевклидовую геометрию, а поэтам и художникам сложно сохранить рассудок в попытке осмыслить неосмысляемое.
- Нам сюда – говорит девочка.
- Ктулху фхтагн – говорит мальчик.
Дети мило взявшись за руки шагают за порог и растворяются в этом фантасмагоричном пространстве. Дверь закрывается.
Лампа фонаря у подъезда включается, а на мой телефон поступает смс от друга: «Чувак, ну ты куда пропал, уже час не могу до тебя дозвониться, давай поднимайся к нам».

Не думаю, что люди принимают такой простой факт: в жизни нет смысла. Мне кажется, из-за этого людям страшно неуютно.

Вы видели, как собаки играют в гостиной? Похоже, что они правда получают удовольствие. Катают мяч, грызут вещи, тяжело дышат и выглядят счастливыми. Люди задуманы точно так же. Мы должны быть вполне счастливы. Не знаю, почему у нас не получается.

У моего деда был доходный дом, с квартирками без кухонь. Один жилец жарил себе яичницу на утюге. И откручивал каждый вечер антенну с машины, чтобы ее не сломали. Я чувствовал страх, разлитый в воздухе. Он стал прекрасным горючим для будущего огня.

Я смотрю на мир и повсюду вижу абсурд. Люди непрестанно делают странные вещи, до такой степени странные, что мы умудряемся их не замечать. Поэтому я люблю кофейни — там все на виду.

Нам кажется, что с возрастом мы начинаем понимать закономерности, но в действительности мы только утрачиваем воображение. Ребенком я воспринимал мир как волшебство. Конечно, у меня были обычные страхи, например, перед походом в школу, но они ведь были у всех, так что казались мне совершенно нормальными.

Когда кончился «Твин Пикс», я почувствовал грусть. Я не мог заставить себя покинуть его мир. Я был влюблен в Лору Палмер и ее противоречия: блестящую на поверхности и умирающую внутри. Я хотел смотреть, как она живет, движется, говорит.

Сахар делает меня счастливым и вдохновляет. У меня тяжелая сахарная зависимость. Я называю его «гранулированное счастье».

Секс — удивительное явление. Это вроде джаза: вы можете слушать одну попсовую песенку сколько угодно раз, но с бессчетным количеством вариаций. Секс должен быть таким же. Одна мелодия, но множество аранжировок.

Когда смотришь со стороны, поразительно, какие вещи могут казаться сексуальными.

Мне хочется, чтобы мои фильмы выходили на экраны, а не самому выходить в свет. Я думаю, не следует слишком интересоваться судьбой своих картин. Это похоже на школьную жизнь ваших детей. Вы должны позволить им решать за себя, не извиняться за них, совать десять баксов, поддерживать при случае, и говорить, чтобы не дружили с вон той девчонкой. Потом отправлять их из дому и заниматься своими делами.

Вот что самое ужасное в современном мире: люди думают, что герои телевизионных новостей умирают без боли и без крови.

Зло существовало всегда, но оно было сбалансировано с добром — когда жизнь текла медленнее. А теперь массмедиа вывалили на людей столько, что те уже не справляются.

Единственный писатель, с которым я чувствую родство, это Кафка. Я в него действительно врубаюсь. Если бы он написал детективный сценарий, я бы охотно снял по нему кино.

В молодости, когда я работал разносчиком, я постоянно ел соевые бобы. Они плохо усваиваются, но стоят недорого и полезны для здоровья. Потому я их и ел.

Я не понимаю политику. Не понимаю самой идеи двух сторон. Мне кажется, что хотя бы что-нибудь хорошее, как и что-нибудь плохое, должно быть в каждой из них. И хотя всегда есть середина, на нее как будто не обращают внимания. Наблюдать за этим очень утомительно — такое чувство, что мы не движемся вперед.

Смерть пугает меня тем, что это слишком большая перемена. Но старение мне интересно.

Нужно быть настоящим монахом. Но я не всегда осознаю это: во мне есть слабости, и они заставляют меня лететь на огонь.