889900

…В условиях монгольской зимы устав велит справлять нужду в таком месте, где много мороза, а из удобств лишь птичья жёрдочка. Приходится мёрзнуть и балансировать над ужасной пропастью. У птиц подобные упражнения получаются как-то непринуждённо. А люди отвлекаются на всякие тревожные мысли. Поэтому солдаты и сержанты ходят до ветру лишь в крайнем случае, при прямой угрозе лопнуть. И к концу службы вырабатывают два интересных навыка:

1. делать всё за пять секунд.

2. раз в три дня.

Мы жили в железной будке на колёсах. Мы были связисты на полевой станции Р-410. И нашему старшине было не чуждо всё человеческое. Однажды ночью он поднял экипаж по тревоге, выгнал на мороз, а сам отложил личинку на газету. Свернул и выбросил в окно, навстречу ветру. Потом включил вентиляцию, и в будке стало свежо как в лесу. И никаких признаков, что старшине не чуждо всё человеческое. Все вернулись, уснули и ни о чём как бы не догадались.

А утром буря стихла. Небо стало голубое, как купола на Смольном. И приехал генерал с проверкой. Он построил экипаж перед железной будкой и стал рассказывать про свою жизнь.

Он прослужил двадцать пять лет.

Он видел, как в Воронеже часовой занимался онанизмом на посту и так уснул. В положении «стоя», с хозяйством наружу. А разводящий подумал «какая гадость» и шлёпнул спящего товарища по спящему члену солдатским ремнём. Часовой от боли и непонимания стал стрелять, ни в кого не попал, но для дивизии это был позор.

Генерал видел, как в Якутии прапорщик ставил водку на мороз, водка делалась куском льда, и прапорщик применял её как закуску к обычной, жидкой водке. Скоро к этому прапорщику стали приходить огромные зелёные тараканы прямо в караулку. И опять был позор для дивизии.

Ещё, однажды, в Анголе бабуин украл у другого прапорщика еду, и этот прапорщик догнал бабуина на дереве и всё отобрал назад. И это опять был позор, так издеваться над туземцами.

Но! Никогда генерал не видел такого ужасного разгильдяйства, чтобы люди гадили на стены боевых механизмов на высоте трёх метров от земли!

- Обернитесь, товарищи бойцы и посмотрите, что творится на борту жилой машины! – сказал генерал оперным голосом.

А там всё, брошенное в окно старшиной, прибило ветром назад. Хрустальная котлета примёрзла к железной будке. И по газете «Красная Звезда» было понятно, это сделала не птичка.

Целый день потом старшина откалывал ломиком свой внутренний мир, насмерть примёрзший к будке. И далеко над Монголией плыл хрустальный звон.

Слава Сэ (6 апреля 1969 — 19 июня 2021)

Молодой мужчина, 30+. поступил с клиникой желудочно-кишечного кровотечения. В стуле тёмная кровь со сгустками, в большом количестве. Гемоглобин 30 г/л. На входе заявил, что приехал «заправиться кровцой» и отказался от всех исследований: гастроскопии, колонископии, КТ-ангиографии. Утверждает, что все эти исследования ему делали и ничего не нашли.

Смотрю Емиас: действительно, обследовали два года назад, ничего кроме геморроя не нашли, рекомендовали дообследование, которое он проходить отказался. Амбулаторно пациент не наблюдался, зато не единожды попадал в больницы с низким гемоглобином, получал своё переливание крови и плазмы и отказывался от обследования и хирургического лечения.

Читаем ему лекцию на тему: когда-нибудь он умрёт от очередного кровотечения, тогда как после нормального обследования можно избавиться от проблемы насовсем. Уговаривали четыре врача — безуспешно. Перелили кровь, подняли гемоглобин до 80, кровотечение остановилось. Отправили в хирургию, откуда пациент ушёл, подписав отказ от лечения.

Не хочу обсуждать, сколько крови уже влили в этого недовампира, и сколько ещё вольют. Наше медицинское право устроено так, что он может отказываться от обследования и лечения, а мы не имеем права, ни морального, ни юридического, отказать ему в помощи, читай: в переливании потерянной им крови.

Но вот о чём думается.

Чем дольше работаешь в профессии вроде моей, тем меньше ожидаешь от людей. Не только от пациентов, но от людей вообще, за исключением очень узкого круга близких. Меньше разумности, меньше инстинкта самосохранения. Всего остального тоже меньше. У такого взгляда есть обратная сторона: учишься радоваться малейшим проявлениям разума, малейшим проблескам человеческого.

У нас есть неуловимое определение: «нормальный». Это больше, чем комплимент. Так называют всё реже встречающейся тип пациента, который просто заболел, потому что не повезло. К нам приехал с намерением лечиться и вылечиться. Выслушивает и вникает в то, что мы собираемся делать, соглашается на обследования и лечение. Сотрудничает.

Это не значит терпеть и не жаловаться: боль терпеть не нужно, нужно попросить обезболивающее. Можно ворчать на весь мир, это не важно. Важно хоть немного доверять врачам. И хотеть выздороветь.

Такое случается до обидного редко. Реже и реже на самом деле. Как будто морок нападает на людей. И приходится не только лечить, но и пытаться внушить желание жить. Получается далеко не всегда.

Автор - sovenok101

Как разительно отличаются далёкие семидесятые годы прошлого столетия от наших дней, понимаешь только, прожив более полувека. Батоны белого хлеба по двадцать две копейки, брюки-клёш, праздничные демонстрации, чёрно-белые телевизоры…

Законы джунглей ещё не были людскими. Никакого Интернета, где какая-нибудь недалёкая, завистливая, несчастная по жизни и несостоявшаяся, как личность, шавка может тебя облаять. Врачебная практика после окончания четвёртого курса: первые самостоятельные несложные операции, принятые роды, терапевтические больные…

…Из близлежащего к городу района республики поступил молодой больной с гнойно-некротической ангиной. В то жаркое лето он «перекупался» в Волге, и до вечера пил ледяную родниковую воду из источников, в изобилии имевшихся на правом берегу великой русской реки. На следующий день с фолликулярной ангиной он был госпитализирован в ЦРБ, однако через трое суток имела место уже лакунарная ангина, осложнившаяся острым пиелонефритом и почечной недостаточностью. Несмотря на проводимое лечение, состояние больного прогрессивно ухудшалось, и он был переведён в терапевтическое отделение РКБ, а точнее, в «Старую клинику».

Объективно: состояние тяжёлое, сознание спутанное, заторможен. Правильного телосложения, гиперстенической конституции. Шея толстая, «бычья», за счёт увеличенных лимфоузлов. Кожа и слизистые - землистой окраски. Изо рта запах гнили. Язык сухой, обложен коричневым налётом с «корочками». Миндалины и нёбные дужки не дифференцируются; вместо них, по задней стенке глотки и на твёрдом нёбе – множественные гнойно-некротические язвы с «рваными» краями и эрозированными участками, местами прикрытые желтоватыми плёнками. Температура тела – сорок градусов по Цельсию.

Тоны сердца глухие, ритмичные. Артериальное давление – восемьдесят на сорок два миллиметра ртутного столба, пульс – шестьдесят в минуту, ритмичный, слабого наполнения и напряжения. В лёгких дыхание жёсткое, выслушиваются множественные мелкопузырчатые хрипы по всем полям. Живот: симметричный, не вздут, в акте дыхания участвует ограниченно. При пальпации мягкий, безболезненный, симптомов раздражения брюшины нет. Стула и мочи нет пять суток.

Консилиум из кафедральных и сотрудников больницы. Консультация терапевта, нефролога, оториноларинголога, хирурга. Назначено лечение и даны рекомендации по ведению. Несмотря на проводимую терапию, через двенадцать часов от момента поступления в стационар наступил летальный исход. Всё это время я, со своим коллегой, ныне начмедом одной из городских больниц, не отходили от больного ни на шаг.

Я тогда наивно полагал, что мы сможем помочь пациенту и «вырвать» его из «лап» смерти. А как иначе? Его же осмотрели все – профессор, доценты, завотделением и другие опытные врачи. Надо только выполнить все назначения и рекомендации, поставить систему, сделать уколы и больной пойдёт на поправку. Однако шли часы, а шансов становилось всё меньше и меньше. Артериальное давление постепенно снижалось, а частота и глубина дыхательных движений уменьшались. Вот, под моими пальцами, лежащими на запястье больного, «проскочила» предпоследняя пульсовая волна, потом – последняя…

Впервые в жизни человек умер на моих глазах, у меня «на руках»… Сказать, что я был в шоке – значит, не сказать ничего. Молодой, физически крепкий деревенский парень скончался в одной из лучших больниц города от какой-то ангины, которой я лично болел по нескольку раз каждую зиму и весну. А почему же лекарства не помогли? Неужели что-то упустили, недосмотрели, не включили в инфузионную терапию?

Конечно, сейчас наивность и примитивность моих тогдашних рассуждений можно понять. Что вы ещё хотели услышать от студента четвёртого курса – желторотого неоперившегося птенца, ещё даже не вывалившегося из гнезда? Как можно было не верить в тогдашнюю идеологию, утверждающую, что советское здравоохранение – бесплатное и самое лучшее в мире, а советские люди – самые здоровые?

…Труп, как в то время было заведено, два часа пролежал в палате, а потом встал вопрос о его транспортировке в морг. Несмотря на глубокую ночь, все больные из этой комнаты находились в коридоре и помогать нам наотрез отказались. Делать нечего. Вместе с коллегой мы с трудом опустили тело на носилки и, пошатываясь, периодически делая передышки, двинулись в нужном направлении.

Морг «Старой клиники» находился во дворе, метрах в ста от основного корпуса. Это было небольшое, красивое, одноэтажное здание с куполом и оригинальными полувыступающими ротондой и колоннами, построенное в девятнадцатом веке в стиле русского классицизма.

Была звёздная, тёплая, июльская ночь (совсем как у Гоголя). Луна нежным, фиолетово-синим светом заливала все окрестности, формируя длинные, причудливые тени из растущих вокруг морга декоративного кустарника и деревьев. Стояла оглушающая тишина, и только неподалёку, в городском саду, выли собаки, как бы предупреждая, как бы предостерегая от какой-то нависшей над нами опасности…

Мы долго возились с амбарным замком, висящим на входной двери, и с трудом открыли одну створку, к которой намертво была присобачена огромная пружина от какого-то механизма. Договорились заранее: входим, ставим носилки и быстро zurück (обратно, пер с нем.).

Я шёл первым. С огромным трудом, придерживая половину четырёхметровой двери левой ногой, и, держа носилки, я втиснулся в чёрную пасть морга, сразу же споткнулся обо что-то мягкое, но продолжил движение. Мой напарник, кряхтя и чертыхаясь, еле-еле преодолел Рубикон на входе и тут же, качнувшись вперёд, уронил носилки на пол. Я, естественно, тоже. Дверь за нами захлопнулась с оглушительным грохотом, как крышка гроба из кинофильма «Вий».

В ушах зазвенело, словно после симфонического концерта в городской филармонии, а всё тело почему-то начала бить мелкая дрожь. Темень была такая, что я не мог разглядеть абсолютно никаких ориентиров. Наверху, под куполом, послышался какой-то шорох, и кто-то уставился на меня стеклянным немигающим взглядом.

- Спокойно, - сказал я себе в гробовой тишине, пытаясь унять возникшую в теле дрожь и, гоня прочь всякие жуткие мысли. – Это, вероятно, птица.

- Что делать-то? – хриплым, незнакомым голосом спросил меня коллега.

- Несём дальше, - просипел я ему враз пересохшим горлом. – Поднимай носилки.

Я нагнулся и начал искать ручки носилок, но вместо правой вдруг нащупал чью-то руку с пальцами. Последние были не просто холодными, они были ледяными. Меня словно молнией шандарахнуло. Со страху я выпрямился, а мои пальцы судорожно вцепились в чужую конечность, которая, как ни странно, легко поднялась от пола в воздух. По моему лицу и спине текли уже не ручьи, а водопады пота, причём сердце же давно уже выпрыгнуло из пяток и стучало мне кувалдой по голове. К реальности меня вернул абсолютно чужой и глухой, как из могилы, голос напарника.

- Ну что, взяли?

- Поищи выключатель, он где-то слева от тебя, - негромко прохрипел я и отбросил руку в темноту.

Минуту я слушал какой-то скрежет, который приближался ко мне по стене всё ближе и ближе. Вдруг, что-то опустилось и надавило на моё левое плечо. Даже через мокрый от пота халат я почувствовал исходящий от этого нечто холод.

- Эт-т-то я, не п-п-пуг-г-гай, - попытался я выговорить нужные слова, но получилось только «э», «я» и «ай».

- Эт-т-то т-т-ты мн-н-не?- в другой стороне от меня тоже прозаикал напарник. – Т-т-ты г-г-г-д-д-е?

- Я-т-т-то з-з-з-д-д-дееесь, а т-т-ты? Эт-т-то т-т-т-в-воя р-р-рук-к-ка?

- М-м-моя р-р-рука у м-м-меня… А эт-т-то т-т-ты м-м-меня д-д-д-держ-ж-жишь?

- Н-н-нет…

- А к-к-кто?

Ответить я не успел. Дикий, нечеловеческий вопль внезапно возник из ниоткуда, заложил уши и ударил вверх в купол. В кромешной темноте послышались какие-то глухие удары, возня, шуршание и бормотание. На секунду приоткрылась входная дверь, брызнув пучком лунного света и, пропустив чью-то тень. Вновь раздался оглушительный грохот. От страха я сикнул в штаны. Тело била крупнокалиберная дрожь, а в голове стучал молот, «как колокол на башне вечевой во дни торжеств и бед народных…».

Под куполом опять кто-то недовольно заворочался и громко произнёс то ли «Га-а-а», то ли «Да-а-а».

Всё! Я был добит последним контрольным выстрелом.

Я умер…

…Прошло какое-то время. Я постепенно начал приходить в себя. Достал из кармана коробок и трясущейся рукой чиркнул спичкой. Увиденное меня ошарашило, шокировало, парализовало. Как говорят перепившие накануне алкоголики: лучше бы я умер вчера.

Весь небольшой морг был буквально набит трупами. Многие из них не имели или одну, или две и более конечностей, или туловище, или голову. Последние были аккуратно сложены в уголке. Их стеклянные мёртвые глаза смотрели на меня, при свете дрожащей в руках спички, как живые.

Почти все трупы были в остатках добротной, но разорванной и окровавленной одежды, а чуть поодаль и лежали эти самые руки, ноги и что-то там ещё.

Одна из верхних конечностей, свесившись со стола, вероятно, и «приобняла» моего коллегу в темноте. От входной двери морга вёл узкий проход, который был заблокирован для меня носилками с нашим умершим пациентом. Чтобы выйти наружу и покинуть этот хоррор и слэшер, мне надо было пройти прямо по трупу.

Я собрал все жалкие остатки своей воли, мужества и того, о чём пишут авторы героических рассказов и повестей, и на ватных, полусогнутых ногах, выбрался на свежий воздух.

Это было счастье! Я вдыхал полной грудью утреннюю прохладу, дышал и не мог надышаться.

…Дежурный врач сидел за столом в ординаторской и что-то писал. При виде меня у него округлились глаза, а ручка упала на пол.

- Что-то ты бледный, плохо, что ли? – спросил он.

- Нет, нет, всё нормально. Теперь уже хорошо. Труп мы отнесли в морг.

В глазах доктора вдруг промелькнула какая-то искорка.

- Ах, ты, мать честная. Я же забыл вас предупредить об аварии.

- Какой аварии?

- Недалеко от города произошла катастрофа с большим количеством человеческих жертв. Трупы погибших развезли по всем моргам.

- Да, мы видели…

- А где второй практикант, твой напарник?

- Отпросился домой, просил вам передать, что заболел…

- А Гошу вы покормили?

- Какого ещё Гошу?

- Там, в морге, грач ручной под куполом живёт, прилетает ночевать. Кстати, немного даже разговаривает…

- Ах, Гоша…

О, если бы я знал и был уверен, что это Гоша, а не Джиперс-Криперс, горгулья, или валькирия – я бы его не только накормил, но и расцеловал!

…Коллегу я обнаружил вечером того же дня, в общаге, под двумя одеялами. На его тумбочке стояла пустая бутылка водки. Я решил его не тревожить.

Практику, кстати, мы сдали на «отлично», и хорошо это дело отметили.

....С тех пор прошло почти сорок лет. Здание «Старой клиники» передали федеральному университету, а в бывшем морге устроили какую-то лабораторию. Но каждый раз, проходя по узкой улочке мимо, я вспоминаю эту жуткую историю, сердце начинает учащенно биться, а по спине предательски ползёт тоненький ручеёк пота. И этот тарзанский вопль в ушах, от которого мороз по коже…

Кстати, после той катастрофы в городе ударными темпами был построен новый республиканский морг большой вместимости на случай чрезвычайных ситуаций, поскольку тогда на похоронах разразился грандиозный скандал. Поступили у нас, как всегда, через жопу: все собранные на месте аварии останки были поровну поделены на количество погибших, а гробы заколочены наглухо без права открытия.

Это было обусловлено тем, что часть людей пропала без вести, а идентифицировать тела, в то время, не представлялось возможным.

Но в одной семье, живущей за многие сотни километров от нашего города, и хоронившей родственницу по каким-то обычаям, гроб вскрыли и обнаружили вместо женских - мужские части тела.

Пришлось эксгумировать некоторые захоронения и долго разбираться в этом сложном запутанном деле.

Новый морг, к большому сожалению, в последующем дважды оправдывал своё предназначение.

(с) Владислав Маврин

– А-а-ань!!! – вопль Коли из-за стенки ворвался в моё мигренево-таблеточное полузабытьё. – Машка опять чем-то перемазалась! Её помыть надо!
«Вот и помыл бы, чего орать-то, как потерпевший?» – пробормотала я себе под нос, натягивая на голову одеяло.

Башка болела почти весь день, а к вечеру вообще растрещалась так, словно ею вместо мяча отыграли финал чемпионата мира по футболу. С дополнительным временем и серией послематчевых пенальти. Поразмыслив остатками мозгов, я решила вздремнуть. Но с этими полоумными разве уснёшь? Я уже и овец считала, и стихи пыталась мысленно читать. «У Лукоморья дуб зелёный, златая цепь на дубе том...». Говорят, помогает. Но от трубного рёва Коли овцы разбегались в разные стороны, а Пушкин мечтал, чтобы его застрелили ещё раз.

– Кстати, а ты не видела мою синюю футболку? – не снижая громкости, продолжал Николай.

Да чтоб тебя! «...И днём, и ночью кот учёный...».
Тем временем Машке, похоже, надоело сидеть (стоять, лежать или что она там делала?) чумазой. И она решила продемонстрировать, что голосовыми связками пошла в папу, а мама у неё так и вовсе Банши. С минуту это адское чадо визжало на одном дыхании – и куда в теле двухлетнего ребёнка влезли столь вместительные лёгкие? Потом послышался шум воды, и мелкая принялась рыдать уже с паузами на вздохи и всхлипы, но зато на октаву выше. А вскоре её настроение отчего-то повернулось на сто восемьдесят градусов, и она залилась хохотом – звонким, как удар молота о наковальню. Ну, по крайней мере, в мою требующую пощады голову пришла именно такая метафора.

Так, что там дальше? А! «...Всё ходит по цепи кругом».
– А-а-ань!!! Я чай делаю, ты будешь?

Твою ж мать, этот человек вообще умеет разговаривать нормально? Только и слышно на весь дом: «А-а-ань!!!». «А-а-ань, куда подевались мои носки?». Эмигрировали в Конго, блин! «А-а-ань, а что у нас на ужин?». Суп из курицы, грибов и последних сил! «А-а-ань, я тут случайно чашку разбил!». А череп свой ты не разбил? Нет? Жаль!

И это Коля ещё не орёт. Ну, в смысле, орёт, но не психует. Когда он в гневе, иерихонские трубы нервно курят в сторонке. Помню, как-то он возмущался, что «задолбала ты со своими антистресс-раскрасками, или как их там, взрослая женщина – а сидишь тут с карандашиками, что маленький ребёнок, лучше бы чем-то полезным занялась!» Да, может, ты ещё жив только благодаря этим антистресс-раскраскам! Без них тебя «вывозить» изо дня в день вообще нереально!

…И всё же в целом, несмотря на головную боль и зашкаливающий уровень децибелов вокруг, я безумно счастлива. В чём мой секрет? Я – не Аня. Аня вместе с Колей и Машей живут в соседней квартире.


(с) #Гелла_Грабен@diewelle0

Вызов сей поступил в 7-40 (за 20 минут до переменки). Звонили из местного алкогоблинария. Повод к вызову "умирает". Перематерились на то, что вызов за 20 минут до пересменки, но делать нечего, поехали. Приехали - действительно умирает.

***

Время приёма вызова 7-40. Время передачи на исполнение 7-42. Время выезда 7-43. Время прибытия 7-48.

***

По прибытии на кровати в полуобороте на левый бок лежит всем известная в районе выезда женщина 51 года (известная тем, что длительное время употребляла крепкие алкогольные напитки у себя дома и в различных общественных местах, и потом мы к ней ездили на повод к вызову "плохо лежит у разливайки"). Сознание угнетено до 13 баллов по ШКГ (шкала комы Глазго). Кожные покровы бледные. На крестце, обеих ягодицах и обеих пятках обширнейшие и глубочайшие гнойные пролежни (лично я пролежни такого масштаба вижу в первый раз). Вся кровать вокруг тела покрыта плотным слоем чёрного дегтеобразного стула, реакция с перекисью положительная (на присутствие крови). Давление по нулям. На плёнке ФП с ЧСС порядка 160 ударов в минуту. С интервалом в 5 минут выдаёт клонико-тонические судороги длительностью по 1 -2 минуты. Глюкоза капиллярной крови 6.0 ммоль/л. Сатурация 96%. Попытки найти хоть какую-то вену на руках безуспешны (точнее вены находились каждый раз, но при малейшем введении лекарственных препаратов "рвались"). Поставлена наружная яремная вена справа. Этамзилат 4 мл внутривенно. 0.9% раствор NaCl общим объёмом 1200 мл струйно. HAES объёмом 500 мл внутривенно капельно. После инфузионной терапии судорог нет. АД 80/40 mm Hg. На ЭКГ ФП с ЧСС 120 в минуту. На продолжающейся инфузии HAES доставлена в ОРИТ (Отделе́ние реанима́ции и интенси́вной терапи́и), минуя приемное отделение.

***

Время начала транспортировки 8-40. Время прибытия в стационар 9-05. Время завершения вызова 9-15. Время возврата на подстанцию 9-30. Пока сдали смену, уже 10-00. Итого, переработка 2 часа.

Дмитрий Гольдин

Бывает, что за небольшой период времени вдруг к нам попадают пациенты с одной глобальной проблемой, пусть и с разными диагнозами. Списать это на что-то кроме фаз луны и астрологической ситуации (сарказм!) у меня не получается. Такое логическое развитие закона парных случаев.

Сегодняшняя тема — паралич иммунной системы. По-простому, иммунодефицит. Нет, это далеко не только ВИЧ. Иммунодефицит может приключаться в самых разных обстоятельствах, но суть его просто: иммунная система перестает выполнять свою непосредственную работу - защищать организм от попыток захвата бактериями, вирусами, грибами, простейшими. Видов иммунодефицита много, любая сложная система может ломаться на разных уровнях, но это вопрос к иммунологам. Мы видим результат: захватчики, а в наших реалиях это чаще всего бактерии, не уничтожаются путём разворачивания пусть и серьёзного, но в итоге успешного воспаления (механизмы врожденного иммунитета), а то и просто с помощью снайперского огня иммунитета приобретенного, ну или сразу захватывают и убивают ткани, или устраивают затяжной истощающий и в итоге разрушающий всё гнойный процесс. О механизмах работы иммунитета я, вроде, где-то рассказывала, а сейчас просто несколько иллюстраций.

1. Про молодую женщину на химиотерапии вроде уже писала. Суть проста: химия по поводу опухоли, молниеносная флегмона бедра и голени: все мышцы погибли, в течение суток рефракторный (то есть не поддающийся ничему) септический шок и смерть. Почему? Потому что химия вызывает тяжелый иммунодефицит. Организм даже не попытался сопротивляться.

2. Молодой мужчина, 40+. ВИЧ, терапию не получает (хотя вполне мог бы: москвич, на учете довольно давно). Тромбоз аневризмы бедренной артерии: он туда колол наркотики. Гангрена. Ногу убрали, но сепсис, развившийся ещё до операции, никуда не делся, в течение суток пациент умер. Для сравнения: довольно пожилые люди с похожими тромбозами после операций вполне вылечиваются и встают на н... протезы.

3. Ещё молодой мужчина, 40+. Полгода назад манифест диабета, выявили вместе с тяжелой пневмонией. Пневмония быстро стала абсцессом лёгкого, потом присоединился гнойный артрит тазобедренного сустава, расползшийся флегмоной в забрюшинное пространство. По поводу всего этого было 6 (!) госпитализаций, везде лечили по полной: антибиотики, вскрытие-дренирование, но все гнойные процессы упорно возобновлялись. В итоге к нам он попал жутко истощенный (еле -еле 40 кг), практически без белка, без гемоглобина (в желудке кровила язва), с рецидивирующими гипогликемиями, с плохо работающей системой свертывания крови всё это на фоне абсцесса легкого, эмпиемы, гнойного артрита совсем развалившегося сустава и забрюшинной флегмоной. Хирурги вскрыли всё, что смогли, мы переливали кровь, плазму, белки, иммуноглобулины, кормили и в вену и в рот специальными смесями, подбирали антибиотики (а в предыдущих больницах он получил уже весь возможный арсенал). Увы. Артрит с флегмоной ещё как-то ничего, а в легких процесс пополз дальше. Ничего не вышло.

4. Женщина, уже далеко не молодая. Пять(!) лет гнойный артрит протезированного плечевого сустава. Сустав вскрывали, протез меняли на лечебный, лечили изо всех сил. В итоге у нас она с практически растворившимися из-за остеомиелита костями, образующими плечевой сустав, огромной флегмоной грудной клетки и гнойным менингитом. Менингит, скорее всего, гематогенный, так как в ЛОР органах патологии не видно. А в ликворе — много клеток и бактерий. Лечим, но прогноз, сами понимаете.

Что интересно: по посевам всем четверым получалось подобрать антибиотики, к которым бактерии должны были бы быть чувствительны. Баклаборатория у нас работает быстро и хорошо, а с антибиотиками пока проблем нет. И тем не менее, результат — вот такой. Не только в антибиотиках дело.

Такие пациенты, естественно, не редкость, но вот так сразу, как-то слишком. Наглядное напоминание о том, что то, что мы, врачи, считаем своей заслугой — выздоровление пациента с тяжелым воспалительным процессом — наша реальная заслуга ну процентов на 20-30 максимум. Всё остальное — работа его собственной иммунной системы ну и остальных органов и систем, так или иначе вовлеченных в сложнейший процесс под названием воспаление. Наша помощь и поддержка часто критически важна, но только если остальную работу организм пациента проделает сам. Наш пациент может жить с неработающими легкими, почками, костным мозгом, гемостазом. Условно, с поправками, но чаще всего повлиять на происходящее мы можем. А вот с неработающей иммунной системой — увы.

К вопросу о врачебном комплексе бога. Ну вот в моей профессии это скорее что-то обратное. Реальность постоянно тычет носом в простой факт, что окно возможностей для нашей эффективной помощи, оно, в общем-то, малюсенькое. А остальное это уже работа пациента и ... дальше подставьте Бога, судьбу, стечение обстоятельств, карму, нужное подчеркнуть согласно мировоззрению. Да, большинство тяжелых пациентов выздоравливают. Но во многом потому, что они сами проделали хорошую работу.

Автор - sovenok101