История в металле
115 постов
T-SHIRTS crossing. Футболка из Чебоксар.
Спасибо Андрею из Чебоксар за отличную футболку и душевную открытку !
Показать полностью
3
AlexKap2015
Награды:
733К рейтинг
3332 подписчика
24 подписки
2095 постов
1321 в горячем
Серии постов
Армия и картофель
Фотографии солдат разных армий мира и разных времен занятых чисткой картофеля
Показать полностью
13
Что великие русские писатели думали друг о друге
Толстой, Достоевский, Бунин… Мы знаем, что они думали о любви, о природе, о России, но их мнения друг о друге могут вас удивить.
Иван Бунин про Сергея Есенина
«… у тебя за душой гроша ломаного нет, и поди-ка ты лучше проспись, и не дыши на меня своей мессианской самогонкой». Очерк Бунина "Инония и Китеж"
Сергей Есенин про Владимира Маяковского
«Про Маяковского что скажешь? Писать он умеет — это верно, но разве это поэзия? У него никакого порядку нет, вещи на вещи лезут. От стихов порядок в жизни быть должен, а у Маяковского все как после землетрясения, да и углы у всех вещей такие острые, что глазам больно».
«Знаешь, почему я — поэт, а Маяковский так себе — непонятная профессия? У меня родина есть! У меня — Рязань! Я вышел оттуда и, какой ни на есть, а приду туда же! А у него — шиш! Вот он и бродит без дорог, и ткнуться ему некуда…» "Есенин в воспоминаниях современников": В 2 тт. М., 1986. Т. 2. С. 174.
Владимир Маяковский про Сергея Есенина
«Прежде всего и раньше всего - про ценность Есенина. Он умел писать стихи? Это ерунда сущая. Пустяковая работа. Сейчас все пишут и очень недурно. Ты скажи, сделал ли ты из своих стихов или пытался сделать оружие класса, оружие революции? (Аплодисменты.) И если ты даже скапутился на этом деле, то это гораздо сильнее, почетнее, чем хорошо повторять: "Душа моя полна тоски, а ночь такая лунная". (Аплодисменты.) Владимир Маяковский. ВЫСТУПЛЕНИЕ НА ДИСПУТЕ "Упадочное настроение среди молодежи (есенинщина)" 13 февраля и 5 марта 1927 года.
Владимир Маяковский про Александра Блока
«Творчество Александра Блока, целая поэтическая эпоха, эпоха недавнего прошлого. Славнейший мастер-символист Блок оказал огромное влияние на всю современную поэзию. Некоторые до сих пор не могут вырваться из его обвораживающих строк… Другие… прорывают фундаменты новых ритмов, громоздят камни новых образов, скрепляют строки новыми рифмами - кладут героический труд, созидающий поэзию будущего. Но и тем и другим одинаково любовно памятен Блок». Статья Маяковского В.В. "Творчество Блока"
Александр Блок про Льва Толстого
«Часто приходит в голову: все ничего, все еще просто и не страшно сравнительно, пока жив Лев Николаевич Толстой... Пока Толстой жив, идет по борозде за плугом, за своей белой лошадкой, - еще росисто утро, свежо, нестрашно, упыри дремлют, и – слава богу. Толстой идет - ведь это солнце идет. А если закатится солнце, умрет Толстой, уйдет последний гений, - что тогда?». Статья Блока А.А. "Солнце над Россией" в журнале «Золотое руно» (1908, № 7—9).
Лев Толстой про Антона Чехова
«Главное, он был постоянно искренен, а это великое достоинство писателя, а благодаря своей искренности Чехов создал новые, совершенно новые формы писания». Ю.В. Соболев "Чехов"
Антон Чехов про Максима Горького
«Горький, по-моему, настоящий талант, кисти и краски у него настоящие, но какой-то невыдержанный, залихватский талант». М. Горький и А. Чехов. Переписка. Статьи высказывания
М., ГИХЛ, 1951
Максим Горький про Ивана Бунина
«Выньте Бунина из русской литературы, и она потускнеет, лишится радужного блеска и звёздного сияния его одинокой страннической души»
Иван Бунин про Владимира Набокова
«Какой мошенник и словоблуд (часто косноязычный)». Иван Бунин — Борису Зайцеву, 10 октября 1946.
"В. В. Набоков-Сирин написал по-английски и издал книгу, на обложке которой, над его фамилией, почему-то напечатана царская корона. ... есть страничка и обо мне — дикая и глупая ложь, будто я как-то затащил [его] в какой-то дорогой русский ресторан (с цыганами), чтобы посидеть, попить и поговорить с ним, Набоковым, «по душам», как любят это все русские, а он терпеть не может. Очень на меня похоже! И никогда я не был с ним ни в одном ресторане." Из дневника Ивана Бунина, 14 июня 1951. Н. Мельников. Портрет без сходства. Владимир Набоков в письмах и дневниках современников . — М.: НЛО, 2015.
Владимир Набоков про Федора Достоевского
«Безвкусица Достоевского, его бесконечное копание в душах людей с префрейдовскими комплексами, упоение трагедией растоптанного человеческого достоинства - всем этим восхищаться нелегко. Мне претит, как его герои "через грех приходят ко Христу", или, по выражению Бунина, эта манера Достоевского "совать Христа где надо и не надо"». В. Набоков, Лекции о русской литературе, Москва, 1998
Федор Достоевский про Ивана Тургенева
«На днях воротился из Парижа поэт Тургенев (ты, верно, слыхал) и с первого раза привязался ко мне такою привязанностию, такою дружбой, что Белинский объясняет ее тем, что Тургенев влюбился в меня. Но, брат, что это за человек? Я тоже едва ль не влюбился в него. Поэт, талант, аристократ, красавец, богач, умен, образован, 25 лет, — я не знаю, в чем природа отказала ему? Наконец, характер неистощимо прямой, прекрасный, выработанный в доброй школе." Письмо Достоевского брату, 1845 год.
«Тургеневу недостает знания русской жизни вообще. А народную он узнал раз от того дворового лакея, с которым ходил на охоту ("Записки охотника"), а больше не знал ничего»; <...> Человек, который рад проползти из Бадена в Карльсруе на карачках (на руках и на ногах), чтоб только сделать своему литературному сопернику неприятность...»
«Немного похожи на г-на Тургенева, исписавшегося за последние десять лет и все продолжающего теребить свой талантишко ежегодно в "Вестнике Европы" и доить убогую корову своего остроумия с иссохшим вымем» Отзывы Достоевского о Тургеневе в записных тетрадях, История одной вражды. Переписка Достоевского и Тургенева / Под ред., с введ. и прим. И.С. Зильберштейна; предисл. Н.Ф. Бельчикова. Л.: Academia, 1928.
Иван Тургенев про Федора Достоевского
«Когда человек влюблен, у него бьется сердце, когда он сердится, он краснеет и т.д. Это все общие места. У Достоевского все делается наоборот. Например, человек встретил льва. Что он сделает? Он, естественно, побледнеет и постарается убежать или скрыться. Во всяком простом рассказе у Жюля Верна, например, так и будет сказано. А Достоевский скажет наоборот: человек покраснел и остался на месте. Это будет обратное общее место... А затем у Достоевского через каждые две страницы его герои — в бреду, в исступлении, в лихорадке. Ведь этого не бывает».
«…хаос: Боже, что за кислятина, и больничная вонь, и никому не нужное бормотанье, и психологическое ковыряние!!» Письмо М. Е. Салтыкову-Щедрину от 25 ноября / 7 декабря 1875
Федор Достоевский про Льва Толстого
«“Анна Каренина” есть совершенство как художественное произведение, подвернувшееся как раз кстати, и такое, с которым ничто подобного из европейских литератур в настоящую эпоху не может сравниться, а во-вторых, и по идее своей это уже нечто наше, наше своё родное…»
Ф. М. Достоевский. Полн. собр. соч., т. 11. СПб., 1895, с. 247
Показать полностью
Чтобы он сказал сыну?
Сергей Андреевич Горбачев 1909 года рождения был призван на фронт в августе 1941 года. Воевал сапёром, был командиром отделения.
В 1944 году семья Горбачёва узнала о его гибели, но это была ошибка. Сергей Андреевич Горбачев был жив и написал об этом своей семье. Как он воевал? Об этом могут рассказать его боевые награды.
В конце войны Горбачёв был ранен осколком в ногу. После войны он продолжил работу механизатора в родном Ставрополье. Умер в 1976 году.
Показать полностью
4
Скопас Шалом Лейбович, дивизионный разведчик
Я родился в июле 1925 года в городе Паневежис в Литве. Нас было в семье четыре брата. Отец в 1928 году уехал в Америку на заработки и не вернулся в Литву. Наша семья снимала полторы комнаты, все мое детство мы бедствовали и страшно голодали. Всего четыре года успел проучиться в школе-хедере. Родной брат моей матери Тевель Айбиндер был профессиональным революционером, коммунистом - подпольщиком, просидевший в царских, польских и литовских тюрьмах свыше двадцати лет за революционную деятельность. Под его влиянием я свято поверил в коммунистические идеалы и в 13 лет присоединился к коммунистическому движению и вступил в подпольный комсомол Литвы. Агитировал, вывешивал по ночам листовки с призывом бороться против буржуазного правительства. Когда в 1940 году Красная Армия пришла в Литву, я был счастлив.
Я видел своими глазами как происходила депортация так называемых «буржуазных и националистически настроенных элементов». Поверьте, мне было больно это видеть, даже слезы накатывались на глаза, но я был убежден, что вершится правое дело, ради идеалов свободы, равенства, братства и интернационализма, и выселение «буржуев» - это справедливое наказание за страдания и лишения простых трудовых людей . Я не торжествовал в душе, когда смотрел как депортируемых сажают в грузовики перед отправкой на станцию, но и не осуждал.
Все свое детство я голодал, хлеба досыта не ел, кусок сахара в семье был праздником. Начиная с двенадцати лет, ложился спать с топором под изголовьем, чтобы в любую минуту быть готовым к схватке с антисемитскими бандами, которые в то время бесчинствовали в городе. Так, что вы хотите, моя реакция на происходящее была соответствующей моим убеждениям в тот период. Что было, то было.
Я не чувствовал приближения войны. 22/06/1941 нас, пять человек комсомольцев, вызвали в горком комсомола, вручили винтовку и десять патронов и отправили на охрану сахарного завода. Два дня подряд все небо над нами было забито немецкими самолетами летящими на восток. Непрерывный гул моторов. 24 июня утром сдал пост охраны на заводе товарищу и пришел домой. В городе царила жуткая, дикая паника. Все работники советских и партийных учреждений бежали. Никакой организованной эвакуации не было. Немцы стремительно продвигались от границы к городу. Через город проносились на бешеной скорости машины набитые красноармейцами. Никто не собирался защищать Паневежис. И вообще, вся Литва была отдана немцам фактически без боя… Сосед сказал моей матери -« Пусть Шалом уходит на восток. Он комсомолец, и немцы его не пожалеют. А нас они не тронут!». Мать быстро собрала мне котомку в дорогу, дала мне единственную ценную вещь хранившуюся в нашей семье - дамские золотые часики, и впервые в жизни мне рассказала, что у моего отца есть две родные сестры в России, в Куйбышеве. Дала старый конверт с куйбышевским адресом. Русского языка я тогда совсем не знал и не мог прочесть написанное на конверте. Мать сказала - «Забери с собой старшего брата и спасайтесь! Благославляю тебя , сынок!».
Я шел на восток два месяца. Из Прибалтики уходил в основном партактив. Мало кто из евреев успел убежать, многие не верили, что немцы поголовно уничтожают евреев… В Латвии наша колонна беженцев попала под страшную бомбежку и больше половины людей из колонны погибла. Дальше шли лесами. Без еды, не зная и слова по-русски, с единственным документом в руках, и то с написанным по-литовски текстом. Меня определили в колхоз «Большое село», в глубинке Ярославской области. В колхозе уже было много семей эвакуированных из Ленинграда. Определили на постой в семью Сорокиных. Сорокины были из староверов, отнеслись ко мне с любовью. Мне многое было в диковинку -самовар, традиционная одежда… Показал Сорокиным «куйбышевский» конверт. Они написали письмо по указанному адресу, и вскоре пришел ответ от сестер отца. Они ждали меня. Тепло простился с Сорокиными, сел на пароход « Академик Бах» и поплыл по Волге. Обе тетки приняли меня с радостью. Их мужья уже были на фронте. В начале зимы сорок первого года случайно встретил кого-то из «литовских» беженцев, и услышал о создании 16-й Литовской Стрелковой Дивизии. Пришел в военкомат, попросился добровольцем. В Куйбышеве находилось представительство правительства Советской Литвы. Пришел туда. Меня принял 1-й заместитель председателя Совнаркома Литвы Кучинскас. Он хорошо знал моего дядю-подпольщика. Спросил его -«Почему меня не берут Хочу на фронт добровольцем!». Кучинскас написал на правительственном бланке следующее письмо военкому - «Комсомолец-подпольщик Скопас направляется добровольцем в 16-ую СД». Вернулся в военкомат, передал письмо военкому. Он посмотрел на меня с интересом и изрек - «Жди повестки». Через две недели, в дом тетки находившийся на улице Галактионовской №71 постучал посыльный из военкомата и передал мне повестку о призыве.
Боевой путь 16-й Литовской СД
На мандатной комиссии меня сразу спросили - «Хочешь служить в Жвальгибе?». «Жвальгиба» - по -литовски это означает -разведка. Я с радостью согласился. В разведку дивизии отбирали самых лучших и подготовленных, только бывших подпольщиков, коммунистов и комсомольцев, но также была большая группа из бывших кадровых солдат 29-го стрелкового корпуса ЛА. В моем взводе «кадровиков» была почти половина. Евреев в разведку брать не хотели, желая сохранить элитарное подразделение дивизии мононациональным и составленным только из представителей титульной нации. Хотя у нас была часть ребят - русские, уроженцы Литвы. Но я имел «подпольное» прошлое и меня взяли в роту без проблем.
Я попал во взвод лейтенанта Гедрайтиса, бывшего сержанта ЛА, удостоенного за бои под Москвой в составе Латышской дивизии медали «За Отвагу», и получившего за боевые отличия командирское звание. Его измена в 1943 годку потрясла меня, я не ожидал от него такого поступка. Со мной служили в роте бывший секретарь ЦК Комсомола Литвы наш ротный комсорг Антонас Жалис, прекрасный человек и верный товарищ, мой друг еврей Брянскис, парторг Бакас, и много еще хороших ребят и смелых разведчиков Бурокас, Витаутас Скобас. Многих еще можно назвать. Сразу после прибытия в роту мне вручили финку в ножнах, отличительный признак разведчика. Я был самым молодым разведчиком в роте А потом началась боевая учеба. На полевых занятиях все выглядело таким простым и легко достижимым. Учения по тактике разведчиков, ночные переходы, преодоления препятствий, ножевой бой, стрелковый бой, действия по захвату «языка», азы маскировки - все казалось «семечками»… Это потом, в первых боях мы быстро разобрались «почем фунт изюма» в разведке. На своей крови учились…
18 февраля 1943 года, после очередного неимоверно тяжелого марша мы продолжили движение в район деревни Алексеевка. Там дивизия приняла свое первое боевое крещение и по сути дела, деревня Алексеевка является сплошной братской могилой для солдат нашей дивизии. В февральских и мартовских боях сорок третьего года дивизия потеряла больше 80 % личного состава. Это колоссальные потери. Погибли самые лучшие люди дивизии, самые преданные Советской власти коммунисты и комсомольцы.
Я был тогда рядовым солдатом-разведчиком, и откуда мне знать, что там решали в штабах, когда гробили нашу дивизию. Но одну деталь я знаю достоверно. Когда 16-ая дивизия дошла до Алексеевки и был получен приказ наступать на Змеевку, командир нашей дивизии генерал Жемайтис вяло попросил по телефону у командарма несколько суток на отдых и на подтягивание артиллерии и тылов. Комиссар дивизии Мацияускас вырвал трубку из рук комдива и бодро отрапортовал, что дивизия к атаке готова и рвется в бой!.... Решил видно сволочь на день Красной Армии начальству подарок сделать и сам выслужиться. Командарм рявкнул -«Молодцы!», и так началось истребление нашей дивизии. 22/02/1943 дивизия пошла в атаку без артподготовки, фактически вслепую. По пояс в снегу в сорокаградусный мороз солдаты вышли на исходные позиции для атаки. А у немцев так каждый метр был пристрелян заранее. Еще до того как полки поднялись в атаку нас несколько раз нещадно пробомбили, а потом начался непрерывный артиллерийский и минометный обстрел.
Первый поиск мы провели в ночь на 22-е февраля. Пошли группой в 12 человек. Немцы заметили нас на нейтралке и расстреляли из пулеметов. Тогда погибли Брянскис, Жалис, Бурокас, и еще три разведчика были ранены. Начальник разведки дивизии сказал нам, что мы еще «зеленые» и настоящей войны не знаем … и лично повел нас в поиск на следующую ночь. Нас снова расстреляли на подходе к немецким позициям. Потом нас кинули в бой как стрелковый резерв, а далее, послали в разведку боем, со всеми вытекающими отсюда для разведроты печальными последствиями. Ничего хорошего в моей памяти февральские и мартовские бои не оставили.
У всех автоматы, гранаты, кинжалы. Ручных пулеметов или снайперских винтовок у нас не было. Со временем многие ходили в поиск с немецкими автоматами. Наши ППШ мы не любили, они часто заедали и давали осечки, а немецкие автоматы были легче и надежней. Трофейные пистолеты к сорок четвертому году появились у всех разведчиков. Бинокли были у многих, а ракетницы только у командиров групп.
Весной сорок третьего под Орлом мы жутко голодали. Разведроту посылали через леса, за тридцать километров на армейские склады и мы несли в своих вещмешках сухари для штаба. Один раз в таком «походе» мы по дороге назад съели несколько десятков сухарей, так нас за это чуть не расстреляли. Весь взвод уже выстроили «у стенки», но приказа на расстрел комдив все же не дал, пожалел разведчиков. Без опытной разведки тяжело воевать… Я сейчас говорю серьезно… Но в основном питание разведчиков было хорошим. «Ленд-лизовские» продукты нас выручали. Обмундирование было у нас добротным, разведчики ходили в пуховых куртках, кстати отечественного производства. Сапоги в начале были только у комсостава, но со временем все разведчики поменяли обмотки на кирзачи. В бытовом плане нам было намного легче, чем пехотинцам. Разведрота в обороне обычно дислоцировалась рядом со штабом дивизии и организовать помывку в бане или стрижку для разведчиков было делом простым. В окопах мы мерзли только во время подготовки к поискам. «Аристократы» ….
Переход группы командира моего взвода лейтенанта Гедрайтиса к немцам в начале марта 1943 года был для меня ударом. Мы все были в шоке. Я был должен идти с этой группой в поиск, но слег с высочайшей температурой и они пошли в немецкий тыл без меня. В группе было шесть человек, все бывшие солдаты и унтер-офицеры из 29-го территориального СК, кадровики ЛА, включая помкомвзвода Яздаускаса. Группа не вернулась. Через день линию фронта под немецким огнем перешел какой-то паренек в прострелянной телогрейке. Он рассказал, что группа Гедрайтиса, прячется от немцев в подвале дома, в селе расположенном от передовой в 11 километрах. В группе несколько раненых и они ждут от нас помощи. Передал ремень Гедрайтиса, как знак того, что ему можно верить. Сразу в роте организовали отряд из 25-ти разведчиков. Несколько дней мы наблюдали за немецкой передовой, пытаясь нащупать место для удачного перехода линии фронта. И когда уже вроде все было готово к операции, к нам пришел «особист» и сказал -«Отбой!». Заметили в Особом отделе, что на телогрейке у парня все дырки от пуль свежие, а следов крови нет, и взяли этого хлопца в оборот. Тот сознался, что сам он служит у немцев полицаем,и что послан немцами для того, чтобы заманить разведроту в засаду. А сам Гедрайтис добровольно, без боя, сдался со своей группой врагу в плен и предвкушал, как нас перебьют во время операции «по спасению разведгруппы». Этого парня привели к нам в роту и он все нам рассказал. Потом спросил - «Кто здесь Ленька Скопас?». Я поднялся. Парень мне и говорит, что его Гедрайтис лично попросил удавить «Леньку -жиденка» … А ведь Гедрайтис ко мне на формировке относился очень хорошо…
В 16-й Литовской СД была железная дисциплина, дух и даже традиции старой Литовской Армии (ЛА) в дивизии сохранялись. Никаких дисциплинарных послаблений или «эксклюзивных» привилегий разведрота не имела. С разведчиками не церемонились. У нас если кого в дивизии «к стенке ставили», то не смотрели, кто разведчик, а кто нет. Закон был один для всех. Из нашей разведроты только Гегжнас мог себе позволить почти все, поскольку был любимцем штаба дивизии и поставщиком трофеев №1. Конечно, и я мог при желании послать подальше какого-нибудь лейтенанта, возомнившего себя полководцем … Всякие были случаи… Но, в основном, дивизионные разведчики вели себя корректно, особо не зарывались и, как бы это повернее выразиться, - чрезмерной заносчивостью не отличались .
Поймите, разведчики и диверсанты - это единственные люди в армейских рядах, которые всю войну провели, как говорится, лицом к лицу с врагом и со смертью. В буквальном смысле… И любой фильм ужасов покажется вам лирической комедией, после честного рассказа войскового разведчика о том, что ему пришлось увидеть и испытать в разведке. Нам ведь очень и очень часто приходилось немцев не из автомата убивать, а резать ножами и душить руками…Сами вдумайтесь, что стоит за фразой - «я снял часового», или, «мы бесшумно обезвредили охрану»… Спросите разведчиков, какие кошмары им снятся до сих пор по ночам.
Показать полностью
7
Флот Римской империи
После битвы при Акции в 31 году до н.э. и последующего покорения Египта Средиземное море на долгие столетия превратилось во внутреннее озеро Рима, mare nostrum — «наше море», как называли его римляне. Для защиты побережья от нападений пиратов, а также для того, чтобы держать под присмотром варваров, живших на другом берегу Рейна и Дуная, императоры создали несколько военных флотилий. Но им пришлось постараться, чтобы сделать морскую службу привлекательной в глазах матросов.
Мизенский и Равеннский флоты
Крупнейшей базой римского военного флота стал Мизен, расположенный в северной части Неаполитанского залива. Находившийся здесь флот должен был контролировать западное побережье Италии и прилегающие острова в жизненно важном для снабжения Рима продовольствием треугольнике между Остией, Карфагеном в Северной Африке и Новым Карфагеном на юго-востоке Испании. Другая крупная база флота находилась в Равенне на северо-восточном побережье Италии. Базировавшаяся здесь эскадра патрулировала иллирийское побережье и поддерживала безопасность в бассейне Адриатического и Ионийского морей. Зоны действия обеих флотилий простирались на всю средиземноморскую территорию. Помимо главных баз на побережье располагались вспомогательные стоянки: Путеолы, Цемтумцеллы, Портус, Аквилея, Салона и другие. Здесь несли постоянную вахту небольшие отряды кораблей. При Флавиях оба флота получили статус преторианских (classes praetoriae). Это должно было подчёркивать ту важную роль, которую они играли в оборонительной системе Италии.
Вид на Мизенский мыс. В дальней части снимка находится внешняя гавань, за которой располагается внутренняя. По периметру гавани стояли крытые ангары для военных кораблей и казармы для матросов
Кроме Мизенского и Равеннского в восточной части Средиземноморья существовали также провинциальные флоты регионального значения. Сирийский флот (classis Syriaca), базировавшийся в Селевкии Пиерии, использовался главным образом для борьбы с пиратами южного берега Малой Азии. Также он патрулировал побережье Сирии-Палестины вплоть до границы с Египтом. Александрийский флот (classis Alexandriae), собранный из кораблей последних Птолемеев, должен был выполнять аналогичные задачи в дельте Нила, а также вдоль побережья Киренаики и Ливии. Оба флота должны были посылать корабли в состав эскадры, которая базировалась в Цезарее Мавретанской (Шершеле) и патрулировала побережье Африки и Нумидии. Во второй половине II века эта эскадра была преобразована в самостоятельный Мавретанский флот (classis Mauretanica). Тогда же появился самостоятельный Ливийский флот (classis Libica). В Красном море плавали корабли Эритрейского флота (classis Erythraica).
Защита атлантического побережья северной Галлии и обеспечение безопасности коммуникаций с Британией возлагалась на британский флот (classis Britannica) с главной гаванью в Гезориаке (Булонь). В самой Британии этот флот также имел многочисленные стоянки. В Чёрном море Понтийский флот (classis Pontica) патрулировал весь южный берег до предгорий Кавказа, имея основные базы в Кизике и Трапезунте. Плаванье вдоль восточного берега моря от Босфора до устья Дуная обеспечивал Фракийский флот (classis Thracica) с базой в Перинфе. Границу по Дунаю в нижнем течении реки охранял Мезийский флот (classis Moesica) со стоянкой в Томах (Констанца). Его корабли также плавали между устьем реки и Крымом. Среднюю часть Дуная патрулировал Паннонский флот (classis Pannonica) с базой в Аквинке (Будапешт). Наконец, Германский флот (classis Germanica) плавал по Рейну вплоть до его устья.
Корабли и экипажи
Численность флота эпохи Империи нам неизвестна и поддаётся подсчёту лишь на основе косвенных данных. Хотя поздний автор Иордан, ссылаясь на историка начала III века Кассия Диона, пишет, что Равеннская гавань могла вместить 250 кораблей, приведённая им цифра, без сомнения, сильно завышена. Более реалистичным кажется количество от 50 до 100 кораблей для Мизенского и Равеннского флотов и несколько десятков кораблей — для крупнейших провинциальных флотилий. Иосиф Флавий сообщает, что в правление Нерона Понтийский флот насчитывал 40 кораблей. От этой цифры следует отталкиваться при оценке численности Сирийского или Александрийского флота. Германский флот тогда же, по данным Тацита, состоял из 24 кораблей, в том числе триер и бирем. Численность Мавретанского флота в конце II века не превышала 13 либурн.
Римские корабельные стоянки на Дунае и прилегающих областях. Примерно 400 год
Ядро флота составляли сравнительно небольшие корабли. В нашем распоряжении имеются надписи с упоминанием 72 кораблей Мизенского и 46 кораблей Равеннского флотов. В обоих случаях большинство кораблей относятся к классу трирем (50 и 28) и либурн (11 и 5). Квадриремы с четырьмя рядами гребцов (9 и 6) и квинквиремы с пятью (1 и 2) были немногочисленными. Лишь в одной надписи из Мизена упоминается гексера с шестью рядами гребцов, но её сложно датировать. Примечательно, что Плиний Старший, исполнявший обязанности префекта Мизенского флота во время извержения Везувия в 79 году, вышел в море на квадриреме, которая, по-видимому, в это время являлась флагманом его эскадры.
Таков же был состав и провинциальных эскадр, преимущественно состоявших из лёгких кораблей, оптимально приспособленных для выполнения патрульных и посылочных функций. В Майнце были найдены останки четырёх кораблей Германской флотилии, которые дают хорошее представление о том, как могли выглядеть подобные суда. Одно из них было лёгким беспалубным гребным судном (lusoria) менее 20 м длиной. Его экипаж состоял из 20 гребцов, командира и кормчего. Другое судно было больше, имело палубу и использовалось для транспортировки войск и грузов.
Плиний Старший сообщает, что экипаж квинквиремы насчитывал 400 человек. Численность экипажа триеры можно оценить чуть более чем в 200 человек, из которых 170 были гребцами. Экипаж биремы, возможно, состоял из примерно 130 человек, а либурна имела около 100 человек на борту. Численность Мизенского и Равеннского флотов в ходе гражданской войны 68–69 годов позволила различным претендентам набрать по легиону из его состава. Общая численность личного состава италийских и провинциальных флотов в сумме может быть оценена в 40 000–45 000 человек.
Командование
Каждым флотом командовал префект (praefectus classis). В правление Юлиев-Клавдиев эту должность занимали императорские вольноотпущенники. Веспасиан передал её представителям всаднического сословия и стал привлекать к службе лиц, имевших опыт военного командования. С этих пор должность префекта флота стала означать одну из высших ступеней всаднической карьеры (militia equestris). Получаемое за службу жалование позволяет обнаружить определённую иерархию между командующими различными флотами. Префекты Сирийского и Александрийского флота, а также командующие Паннонской и Мезийской флотилий получали жалование 60 000 сестерциев в год. «Зарплата» префектов Мавретанского и Ливийского флотов была меньше. Префекты Британского, Германского и Понтийского флотов получали 100 000 сестерциев в год. Наиболее высокооплачиваемыми — 200 000 сестерциев — были должности префектов обоих италийских флотов. Неоднократно зафиксированное перемещение с одной должности на другую в карьерном перечне занимавших их лиц доказывает, что при равенстве жалования префект Мизенского флота был старше своего коллеги из Равенны.
Иерархия и организация римского флота
У каждого из двух италийских префектов был свой заместитель (subpraefectus). Для личных надобностей у префекта были телохранитель (secutor или corporum custos), грум (strator) и слуга (vestiarius). Канцелярию возглавлял корникуларий, выполнявший всю административную работу. За финансы отвечал диспенсатор (dispensator), счетоводом был либрарий (librarius), документы обрабатывал экзактус (exactus), архивом заведовал табуларий (tabularius). Большинство рядового персонала канцелярии составляли бенефициарии (beneficiarii). Тессерарий (tesserarius) ежедневно получал у префекта пароль, который доводил до офицеров, рядовых солдат и матросов. Известна также должность начальника склада (рrаероsitus reliquationi). Все эти и другие обязанности выполняли принципалы (principales) и иммуны (immunes), назначенные из числа рядовых солдат и освобождённые ради выполнения этих обязанностей от обычных для остальных солдат дневных нарядов.
Организация
Организация флота отчасти напоминала структуру легиона. В армии основной организационной и тактической единицей являлась центурия. Во флоте такой единицей был экипаж корабля. Командовавший им капитан назывался на греческий манер триерархом (trierarchus). Это звание приравнивалось к рангу центурионов вспомогательных войск, а в некоторых надписях триерархи прямо именуются флотскими центурионами (centuriones classiarii). Триерарх получал жалование 14 400 сестерциев в год. Рангом выше стоял наварх (nauarchus), командовавший небольшой эскадрой из нескольких кораблей. Его жалование составляло уже 28 800 сестерциев в год. Наконец, старший из этих офицеров именовался первым навархом (nauarchus princeps). Круг его обязанностей напоминал тот, который выполнял примипил в составе легиона, а жалование составляло 57 600 сестерциев в год.
Реконструкция корабельной стоянки в Фехтио на Нижнем Рейне
В подчинении триерарха находились военные моряки (classiarii). В надписях моряки, как правило, именовали себя «воинами» (milites), а не «матросами» (nautae). Жалование рядовых солдат и гребцов составляло 1200 сестерциев в год. Как и в армейских частях, на кораблях были технические специалисты, получавшие полуторное или двойное жалование. Помощником и заместителем триерарха был опцион (optio), знамя носил вексилларий (vexillarius), сигналы передавали трубачи (tubicenus, cornicenus и bucinator), оружие выдавал его хранитель (custos armorum). Курс корабля прокладывал штурман (mathematicus trierarchi), рулевыми вёслами управлял кормчий (gubernator), вперёдсмотрящий (proreta) находился в передней части корабля (prora), чтобы вовремя предупредить об отмелях и других опасностях. Надсмотрщики (pausarius и pitulus) задавали темп гребли, в то время как strigilarius или subunctor следил, чтобы гребцы были намазаны маслом для защиты от солнечных ожогов. Матросы (velarii) ставили парус и работали со снастями, плотники (fabri) чинили корпус судна. На корабле также имелся врач, который следил за здоровьем экипажа.
Статус и происхождение
Срок службы на флоте составлял 26 лет и даже больше. По сравнению со службой в легионах и даже во вспомогательных войсках флотская служба считалась более тяжёлой и менее престижной. Чтобы обеспечить комплектование экипажей, императорам приходилось идти на различные ухищрения. В правление Юлиев-Клавдиев значительная часть моряков состояла из императорских рабов и вольноотпущенников, а также иностранцев-перегринов. При поступлении на военную службу они получали свободу и ограниченное в сравнении с римским право латинского гражданства. Начиная с правления Флавиев, ветераны флота, выйдя в отставку, как и ветераны вспомогательных войск, стали получать римское гражданство, а также право на вступление в законный брак и правовое признание статуса для прижитых к тому времени детей. Свидетельством этих прав являлся вручаемый при отставке запечатанный диплом с перечнем соответствующих привилегий, выгравированных на бронзовой табличке.
Реконструкция римской лузории из Майнца и её экипажа
Эти привилегии делали службу во флоте привлекательной в глазах провинциалов, которые надеялись таким образом приобрести римские гражданские права для себя и своих потомков. Анализ эпитафий на надгробиях моряков из Мизена и Равенны свидетельствует о преобладании среди моряков уроженцев провинций. В Мизенском флоте в I–III веках служили в основном выходцы из восточной части империи: египтяне и ливийцы (28%), выходцы из Малой Азии (29,5%), фракийцы (18,5%), иллирийцы (9%). Западные провинции представляли корсиканцы и сарды (10,5%). Большинство моряков Равеннского флота были уроженцами Балканского полуострова: иллирийцами (49%) и фракийцами (9%), а также египтянами (6%) и сирийцами (9%). Среди западных провинций вновь представлены корсиканцы и сарды (6%), а также германцы (4,5%).
Показать полностью
11
Русские исповедные вопросники XIV-XVII вв как исторический источник. Часть 3. Исповедь вельмож.
https://pikabu.ru/story/russkie_ispovednyie_voprosniki_xivxv...
https://pikabu.ru/story/russkie_ispovednyie_voprosniki_xivxv...
В этой части серии постов речь пойдет об интересном и необычном процессе, проходившем на Руси в XVI- XVII вв., процессе возникновения и изменения исповеди «вельмож» (князей, бояр, судей и других «властителей», стоявших на верхних ступенях социальной лестницы того времени).
В этот период «вельмож» на исповеди начинают расспрашивать о характерных грехах и происшествиях, могущих иметь место в результате выполнения ими своих обязанностей. Благодаря этому мы получаем возможность познакомиться не только с реалиями того времени, но и с тем, как именно тогда относились к тем или иным поступкам и ситуациям.
Но прежде чем перейти к рассмотрению содержания исповеди, еще раз скажем несколько слов об источниках, на которых основана серия постов. Это так называемые исповедные вопросники и поновления, встречающиеся чаще всего в чинах исповеди в требниках и служебниках. Вне чинов исповеди эти тексты практически не встречаются. Исповедные вопросники представляют собой перечень вопросов, задаваемых духовником кающемуся на исповеди, и являются своеобразной «шпаргалкой» для священника. Ведь отпускались только те грехи, о которых было рассказано на исповеди; если же про какое-либо происшествие грешник не упоминал по забывчивости, то оно оставалось нераскаянным, причем ответственность за это отчасти лежала и на духовнике. Таким образом, для священника чрезвычайно важно было не забыть спросить ни про один грех, и подсказкой им служили вопросники. Поновления это перечисление тех же грехов, но уже от лица кающегося.
В целом можно отметить одну общую тенденцию, касающуюся и вопросников, и поновлений, постепенное увеличение со временем их объема за счет все большей детализации вопросов. При этом попытка охватить все существующие грехи быстро привела к пониманию того, что для разных категорий людей характерны разные прегрешения то, о чем обязательно нужно спросить женщину, не имеет смысла спрашивать у мужчины. Так, уже с конца XIV - начала XV в. появляются отдельные вопросники и поновления для женщин и мужчин, для мирян и клириков и т. д. Разделение идет по половому признаку или по ступенькам церковной иерархии (мирянин или монах, дьякон или священник), реже по возрастному признаку или в зависимости от семейного положения человека (в женской исповеди появляются отдельные тексты для девиц, жен и вдовиц). Но только в XVI в. впервые выделяются новые категории людей по социальному признаку возникают «Вопросы властелинам и вельможам».
У этих текстов была своя предыстория. В рукописях XV столетия уже мелькали отдельные вопросы, сама формулировка которых, казалось бы, подразумевала, что отвечать на них должен не простой крестьянин, а человек, стоящий несколько выше остальных по своему социальному положению. Чаще всего спрашивали о челяди: «челядь мучил ли?», «или челяди красть велел?», другие вопросы о челяди. Нередко спрашивали о нарушении крестного целования великому князю (т. е. о нарушении клятвенного обещания верности ему), о том, не держит ли кающийся «недобр промысел» (злой умысел, прим ТС), т. е. не задумал ли заговор или измену. Вообще, чаще всего встречаются вопросы о челяди и об измене, но есть и другие вопросы, например, «криво судил по посулам» (выносил несправедливый приговор за взятку, прим.ТС). В одном из поновлений XVI в., «Исповедании инокам», читается сразу несколько вопросов подряд, составляющих своеобразный подраздел в общем тексте. Эти вопросы сформулированы таким образом, как если бы предполагалось, что кающийся инок в мирской жизни занимал достаточно высокое положение: «Согреших в посулоимании у праваго и у виноватаго мзды ради, и у церковнаго имания. Согреших в неправеднем богатьстве и в резоимании»(Согрешил во взяточничестве у виновных и невиновных. Согрешил несправедливом, незаконном обогащении, взимании процентов (кредит под проценты, ростовщичество), прим.ТС) после чего продолжаются обычные вопросы, применимые ко всем людям, безотносительно их социального положения.
Такое присутствие в общих вопросниках статей, относящихся к власть имущим, ситуация нормальная постольку, поскольку в общий вопросник вообще старались вносить все присущие роду человеческому грехи. Духовник на исповеди мог в равной степени поинтересоваться, не судил ли кающийся криво и по посулам, не убил ли кого и не смеялся ли в церкви. Статьи, подразумевающие высокое положение человека, встречаются в общих вопросниках и поновлениях как в XV, так и в XVI в. и свидетельствуют о том, что определенные поступки уже осознавались как греховные, но сами «вельможи», «бояре» и «властители» еще не расценивались как категория лиц, достойная специального внимания.
В XVI в. происходит «скачок» — из общих вопросников выделяются специальные «Вопросы вельможам», хотя до сих пор присутствие в общих вопросниках или в поновлениях статей, обращенных к «вельможам», не было повсеместно распространенным явлением, и подобные статьи встречались довольно редко. Приходит осознание того, что «вельможи» — это люди, систематически сталкивающиеся с проблемами, которые другим людям не приходится решать. «Властители» постоянно попадают в ситуации, необычные для жизни остальных людей, но могущие привести к греху. Люди, стоящие на верху социальной лестницы, начинают рассматриваться как отдельная группа, не похожая ни на какую другую, хотя им присущи все те страсти и искушения, которым подвергаются обычные люди. Группа риска, как сказали бы сейчас.
Именно в XVI в. появляются первые, пока еще краткие вопросники, предназначенные специально для «вельмож». Такие тексты писались обычно после вопросника общего содержания, являясь добавочной статьей, — если исповедовался «вельможа», то после общего вопросника для него зачитывался еще специальный текст, адресованный к таким людям, как он. Если же на исповедь приходил обыкновенный мирянин, не занимающий особого положения в обществе, то специализированный вопросник пропускался. В течение XVI в. они существуют параллельно с общими вопросниками, в которых встречались отдельные статьи, обращенные к «властителям». К XVI в. относится «Вопрос вельможам» в двух редакциях, насчитывающих по 5 — 6 статей. Начинаются обе редакции с вопроса об измене государю великому князю, о нарушении ему крестного целования и злоумышлении на него. Дальше следует несколько вопросов об отправлении суда: не судил ли криво или по посулам, не оправдал ли виновного и не осудил ли невинного, тем паче — на смерть. Здесь особенно акцентируется внимание на выяснении того, от чьего имени действовал человек, осуждая правых и оправдывая виноватых, от своего ли или от имени государя: «А на государеве жаловании, на властех живучи, праваго виноватым по мзде, а виноватаго правым не обидил ли еси?» (Находясь на государственной службе\должности, не признавал ли за взятку невиновного - виноватым и наоборот, прим. ТС). И наконец, следует серия вопросов о челяди: не казнил ли челядь безвинно, не морил ли голодом и ранами, заботился ли, чтобы челядь была одета и обута, не утруждал ли непомерными работами. Не довел ли до самоубийства какого-нибудь «раба» невыплатой жалованья или жестоким обращением — вот вопросы, которые задавались «властелинам и вельможам» в XVI в.
На рубеже XVI — XVII вв. появляются краткие поновления, обращенные к «Судьям и вельможам» и также отличающиеся довольно устойчивым текстом. Они во многом аналогичны кратким вопросникам XVI в. и выполняют ту же «добавочную» функцию, что и вопросники. Так же как и вопросники, поновления для «вельмож» писались не вместо, а сверх обычных поновлений и зачитывались в случае надобности. Такие поновления известны по 11 спискам: текст их был опубликован А. И. Алмазовым. В поновлении грешник кается в том, что он не поступал так, как велел ему «великий князь русский царь», судил криво и по посулам, держа «волости и грады от государя» (управляя городами и областями от имени\по поручению государя, прим. ТС)приобрел богатство «насильством и кривым судом», озлобил челядь «наготою, гладом и босотою».
В конце XVI начале XVII в. мы находим в трех списках «Вопрос приказным людям и властителям». По этому памятнику видно, что его составитель намного более свободно владел темой, чем автор краткого вопросника XVI в. Вопросы конкретизируются, дробятся; рассматриваются более мелкие случаи и ситуации, ярко рисующие картину жизни этого периода.
Как и раньше, прежде всего у кающегося спрашивают о нарушении крестного целования и об измене государю. Но теперь перечисляются все возможные способы нанести урон, большой или малый, государю и его семье: не помышлял ли убить или отравить государя, государыню или их детей; не собирался ли обокрасть их; не хотел ли предать их неверным иноземцам. Не соблудил ли с государыней волею или неволею «ради временной почести жития сего» (ради сиюминутной выгоды, прим.ТС); или знал, что кто-то злоумышляет на государя, и не рассказал об этом. Далее читаем серию вопросов по поводу нарушения государевых приказов или взятых на себя, в силу исполняемой должности, обязанностей. Этот ряд статей так и начинается общим вопросом: «Или не по приказу государеву что сотворил еси?», который потом конкретизируется, раскрываясь в более мелких и частных вопросах. Так, у кающегося спрашивают, не накладывал ли он на людей «тяжких» налогов, стремясь заслужить тем любовь государя; не утаил ли что-нибудь от государя, заботясь о собственной прибыли; не взимал ли лишних пошлин. Как и раньше, у «вельможи» спрашивают, не оправдывал ли он виновных и не осуждал ли неповинных, получая за это «мзду». Вообще, вопросы отправления судопроизводства занимают здесь одно из ключевых мест. Духовник спрашивает исповедующегося, не превышал ли тот своих полномочий, выступая в качестве судьи в тех случаях, когда не имел на это права; не прогонял ли тех, кто бил челом, прося о суде. Не оклеветал ли он кого-нибудь, не подтасовывал ли документы, не осудил ли на смерть и не посадил ли кого-нибудь в тюрьму напрасно «своего ради суетного прибытка».
Встречается несколько вопросов, касающихся продажи людей в «рабство» и даже своеобразной спекуляции живым товаром. Например, у кающегося спрашивают, не продал ли он «в работу» язычникам какого-нибудь христианина; не брал ли прикупа, продавая купленного раньше пленника-язычника; не поработил ли себе свободного, не продавал ли кого-нибудь насильно, без вины. Еще один новый мотив, появившийся в XVII в., — это, выражаясь современным языком, тема предательства Родины. Выше уже упоминался вопрос о том, не задумывал ли кающийся предать государя, государыню или их детей «неверным иноземцам». Помимо этого, у грешника спрашивали, не приводил ли он в страну «неверных», не воевал ли на их стороне; не жил ли своей волей с татарами или латинами (католиками\протестантами, прим.ТС), перенимая их обычаи; не сдал ли города супостатам. Эти статьи исключительно актуальны в XVII в., но встречается и вопрос, будто пришедший из XX в.: «В чужую землю от'ехати не мыслил ли еси?» (не собирался ли эмигрировать за границу, прим.ТС). Присутствуют в тексте и вопросы о челяди, знакомые нам по XV и XVI вв: не томил ли челядь ранами, голодом и наготою, не принуждал ли их работать и не отнимал ли у них что-либо. Появляются и новые вопросы о челяди: не женил ли «раба» не по любви, не выдавал ли насильно замуж?
Все это позволяет нам живо представить себе не только то, что происходило в те далекие времена, но и то, как воспринимались те или иные поступки современниками. Натура человеческая неизменна, и грешат люди примерно одинаково во все времена, но зато разнится отношение к определенным ситуациям. Если в начале XV в. на исповеди не спрашивали, не брал ли кающийся прикупа, перепродавая пленника, не заботился ли о собственном прибытке, исполняя наказ государя, не судил ли по посулам, то это не означает, что подобных явлений не существовало. Это означает лишь, что они воспринимались как нормальные случаи, не требующие осуждения.
На основе «Вопроса приказным людям и властителям» было составлено «Поновление вельможам». Это поновление известно в единственном списке, находящемся в той же рукописи, что и Краткая редакция «Вопроса приказным людям...».
Прежде всего следует обратить внимание на само надписание текста: в отличие от вопросников, здесь более подробно перечисляется, к кому обращен этот текст. Отдельно называются «вельможи, князья, бояре, судьи земские и приказные люди». В тексте «Поновления вельможам» еще яснее, чем в более ранних памятниках, говорится о закрепощении крестьян, часто идущем нечестными путями. Так, «вельможа» кается в том, что он «бедную и беспомощную» челядь привлекал в свой дом и порабощал в холопство, хитростью записывая на них крепости и помогая в аналогичных начинаниях своим родным и близким. Из этого же текста мы видим, что «государев суд» в качестве высшей инстанции часто проходил со слов тех же «судей земских», которые могли оклеветать неповинного перед государем или как-то иначе ввести государя в заблуждение, добившись того, что государь приговорит к смерти невиновного. Упоминается здесь множество других, помимо отправления суда или сбора податей, способов нажиться: «властелин» мог покрывать воров и разбойников, входить в долю с содержащими питейные заведения, игорные и публичные дома, забирать часть прибыли у «душегубцев волхвов».
В течение века общественное сознание сначала открыло для себя совершенно новую категорию людей, на которую раньше никто не обращал специально внимания, не выделял их среди прочих. Затем были осознаны основные аспекты деятельности этой социальной группы; и, наконец, детально разобраны все возможные негативные стороны этой деятельности, в попытке пресечь в самом начале возможность подобного негативного поведения. Человек, живший в XVII столетии, подверг резкому осуждению те поступки, которые его прадедами считались обыденными. И если вряд ли кто-то стремился лишний раз убить на брани (убийство в любом случае было убийством и предполагало дальнейшее наказание), то другие ситуации и человеческие качества, осуждавшиеся в конце XVI в., еще в начале этого века могли оцениваться положительно. Умение нажить добро, обеспечить благополучие и достаток себе и своим детям — такие качества вызывают уважение и зависть, к ним стремятся, их ставят в пример. И если человек умел «хитростью» поработить свободного, выгодно перепродать пленника, соблюсти собственную выгоду, собирая пошлины, то в XV — начале XVI в. он вполне мог считаться достойным человеком. В конце XVI — XVII в. положение меняется, такие поступки начинают осуждаться. Конечно, люди, поступающие подобным образом, не исчезают. Первое ощущение, возникающее при прочтении текстов XVII в., — что люди вдруг начали делать вещи совершенно ужасные, ни в коей мере не свойственные их прародителям. Это не так; просто в XVII в. стали считать нужным обращать внимание на подобные ситуации. Забота о собственном благополучии за чужой счет теперь вызывала порицание.
Впрочем, порицание это не выходило за рамки морали и ничем конкретным грешнику не грозило. Так же, как заведомого подлеца все осуждают, но никто не сажает в тюрьму, не приговаривает к каторге и не высылает из страны за одну лишь подлость, так и неправедным способом богатевшего «вельможу» осуждали, но не подвергали ни церковным, ни гражданским наказаниям за рассказанное на исповеди. Что касается наказаний гражданских, то в XVI — XVII вв. тайна исповеди полностью соблюдалась, и духовник не мог донести государю о тех преступлениях, в которых каялся грешник. Что происходило, если государь сам, помимо духовника, узнавал о готовившемся заговоре или о чем-либо подобном, здесь разбирать не будем... Что же касается церковных наказаний, то, как это ни парадоксально, но в рукописях не встречается ни одного епитимейника для «вельмож». Как правило, епитимья заключалась в посте, молитвах и временном отлучении от причастия. Какая-нибудь епитимья, пусть самая маленькая, предусматривалась для любого греха из тех, что встречаются в общих вопросниках и поновлениях, — для любого, кроме «вельможных» грехов. В рукописях XVI — XVII вв. нет ни малейшего намека на то, какую епитимью следует налагать на бравших посулы, порабощавших насильно свободных людей или на сдавших родной город супостатам. Более ранние памятники никак не могли помочь духовникам сориентироваться в этом вопросе, и решить его в то время так и не смогли, оставив наказание таких проступков на усмотрение светской власти.
О том, насколько последовательно и полно осознавалась специфика «вельможных» грехов, свидетельствует появление вопросников для жен вельмож. Это следует отметить специально, поскольку женская исповедь вообще наиболее инертна по сравнению со всеми остальными видами исповеди. Главным женским грехом считался блуд, и порой духовники вообще не считали нужным спрашивать «жен» о чем-либо еще. Если же для женщин хотели написать подробный вопросник или поновление, то часто его просто списывали с мужского, меняя соответствующим образом окончания глаголов и добавляя несколько статей об убийстве детей. Поэтому появление вопросников, адресованных «женам властелским», должно быть специально отмечено. Оно свидетельствует о том, насколько полно старались охватить все роды деятельности людей, занимавших высшее положение, и проследить мотивы, которыми мог руководствоваться «властелин». Такие женские вопросники известны по двум рукописям XVII в.
О чем же спрашивали жен? Сами по себе они никого не могли ни осудить, ни обвинить, но они могли велеть сделать это своему мужу. Здесь перечисляются основные преступления мужа-«вельможи» и выясняется, не были ли они совершены по наущению супруги. Вообще, древнерусские духовники очень рано стали обращать внимание и специально выделять грехи, совершенные чужими руками или «по научению». Вопросы «не научил ли кого греху», «не велел ли кому делать что-либо непотребное» встречаются в общих текстах с начала XV в. Это переходит и в «вельможные» вопросники. Мы уже видели, как у «властителей» спрашивали, не обманул ли он государя, оклеветав невиновного, так что государь, не разобравшись, послал того на смерть. В женских вопросниках тема «научения греху» выражена наиболее ярко. Но жена здесь выступает не только как злое создание, учащее глупого и наивного мужа брать взятки и морить челядь. Она может выступать и в качестве помощницы, равноправной союзницы в составлении заговоров против государя, в намерении сдать город неприятелю или в «ином каковом зле». Что касается самостоятельных, так сказать, собственноручных грехов вельможных жен, то они могли сами, без помощи мужа, жестоко мучить и бить челядь. Интересно, что у них спрашивали, не давали ли они денег в рост, причем предполагается, что сделать это они могли самостоятельно. Это свидетельствует об известной финансовой независимости женщины в XVI — XVII вв., которая могла распоряжаться достаточно крупными суммами независимо от мужа. В вопросниках, предназначенных для исповеди близких к власти женщин, особое внимание, по сравнению с обычными женскими вопросниками, уделяется гневу и ревности. Духовник несколько раз спрашивает у пришедшей на покаяние женщины, не держит ли она гнева на кого-нибудь или ревности на мужа. Впрочем, в более или менее развернутой форме этот вопрос задается лишь однажды: «не продавала ли еси кого напрасно и по гневу»; видимо, составитель не хотел даже предполагать, что еще может натворить разгневанная женщина.
Встречаются и тексты поучений, обращенных к «вельможам». Такое «Поучение судиам и властелем, емлющим мзду и неправду судящим» читается в рукописи XVI в. В словах, которыми оканчивается это поучение, чувствуется влияние других покаянных текстов: «Все имение погубит мзда, риз, прикуп корчемный, и грабление, и собрание кривого суда. Ты, чадо, господине или государю, буди доволен уроком своим». (все материальное благополучие погубит взятка, ростовщичество, доход от спиртного, воровства и поборы за несправедливый приговор. Ты юноша, господин или государь, довольствуйся законным заработком (живи по средствам), прим.ТС).
«Вопрос торговым людям» меньше по объему (всего 7 статей), но зато говорит исключительно о специальных грехах. Так, у торговца спрашивают, не божился ли он ложно в торговле и не обманывал ли «брата» — такого же торговца, заочно обещая продать товар. Задаются вопросы, не наживался ли он, назначая непомерные, «упрямые» цены «сверх прямово прикупа»; не подменивал ли и не крал ли товар; платил ли пошлины за товар и не торговал ли чем-либо запрещенным.
В первой трети XVII в. появилось на свет печатное издание «Чина исповеданию православным царем и великим князем Московским и всея Руссии». А. И. Алмазов пишет, что, несмотря на обилие различных вопросников и поновлений, в начале XVII в. стала ощущаться нехватка специальных текстов для «высших представителей власти» — царей и патриархов. Были разработаны соответствующие чины для исповеди таких персон и написаны вопросники для них. Однако, поскольку было ясно, что случаи эти редки и не имеет смысла помещать данные чины в общих требниках, они были изданы отдельно. Проф. Алмазов издал такой чин для царей в своей работе. Для начала у царя предлагается спросить, не мздою ли и не силою ли занял он престол; заботился ли о правом суде и о защите обидимых; не казнил ли невинных; не оправдал ли виновного «ради величества сана» или по мзде, а невинного не обвинил ли без «праведнаго сыску» или в гневе. Не клялся ли в верности иноземным государям; не нарушил ли договора, скрепленного крестным целованием, и не учинил ли насилия и кровопролития в других странах. Назначал ли «властителей, градских судей и наместников», руководствуясь заботой о благе; не ставил ли самовольно святительских чинов и не отлучал ли их без собора, не вмешивался ли в область духовного суда, «что не подобает царем судити». Не налагал ли налогов на церкви и не лишил ли их прибыли «скупости ради». Затем царю предлагались обычные мирские вопросы.
Говоря о судебниках как об одном из источников покаянных памятников, необходимо отметить, что в них нет прямых заимствований из текста судебников. В вопросниках и поновлениях разбираются те же казусы, что и в судебниках, но совсем с другой стороны. Если в судебниках эти случаи рассматриваются как уголовные преступления, за которые полагается соответствующее наказание, то в памятниках покаянной дисциплины на них смотрят с нравственно-этической точки зрения. Выше уже говорилось об отсутствии епитимий за те прегрешения, которые перечислялись в «вельможных» текстах; это позволяет утверждать, что в данном случае церковь ставила перед собой, прежде всего, задачу воспитания, а не наказания грешника. Подтверждением этому служит и присутствие в вопросниках и поновлениях множества других статей, касающихся таких случаев, о которых ничего не говорит судебник и которые не рассматривались как преступление. В качестве примера можно привести женитьбу насильно «раба». Судебник ни в коей мере не запрещает делать это, однако же в покаянных текстах такой поступок оценивается весьма негативно. Поэтому нельзя рассматривать эти памятники всего лишь как вольный пересказ законодательных актов и тем более как результат данного «сверху» приказа духовникам расспрашивать судей и бояр, не нарушили ли они какую-нибудь из статей Судебника. Данные тексты ставят целью не уличение человека в нарушении какого-нибудь закона, а воспитание того, что на современном языке называется моралью.
В заключении еще примеры:
Вопрос приказным людям и властителям
- Или сулил еси суд по мзде, или по любви, или по вражде.
- Или государю кого оклеветал еси не по правде, и той напрасно мучим, смерти предан бысть.
- Или вся человеки насиловал еси, надеяся на многое свое богатьство и на благородие.
Поновление вельможам
- Согреших, в сурове опалстве, в темницы в заточение посылая неповинныя, не разсудив, по клевете, и мзду взимая и чрез меру муча. (согрешил, из-за злобы, отправлял в темницу невиновных, по клевете или доносу, взяв взятку и причиняя чрезмерные мучения., прим.ТС)
- Согреших, с татями и с разбойники, и с прелюбодеи часть свою положих и покрых их, мзды ради, во всякомъ злодействе, они ж, надеющеся на мя, зло на зло прилагаху. (сотрудничал с ОПГ, крышевал бордели, состоял "на зарплате" у бандитов, чем дал им уверенность в безнаказанности и увеличил размеры творимого беспредела, прим.ТС).
- Согреших, от неправедных прибытков, от татей и от разбойников, и от корчемства, и от зерщиков (продавцов табака, по сути в то время наркоторговцев, прим.ТС) и от ябедников, и от блудилищ, и от душегубцов волхвов корыстовахся (от колдунов, наживался, прим.ТС) и все богатество насилством и кривым судом и неправдою стяжах (приобрел, прим.ТС), и злодейством приобретох.
(от ябедников - Любопытно употребление здесь этого слова. И. И. Срезневский в своем Словаре приводит два его значения: 1. Служитель, судебное должностное лицо и 2. Клеветник. Можно ли предположить, что клевета в средневековом обществе была распространена настолько широко, чтобы приносить стабильный доход, как это следует из данного текста? Можем ли мы предположить существование в Руси XVI в. целого института клеветников, наживающих состояния своей клеветой и платящих известный процент за покровительство вышестоящим инстанциям? Действительно, в памятниках нередко встречаются вопросы о клевете, произносимой из злобы, зависти или корыстных побуждений, но вряд ли последнее можно возвести в систему. Думается, скорее здесь применимо первое значение слова: «судебное должностное лицо», наделенное ярко выраженным негативным оттенком, характерным для второго значения этого слова.)
Показать полностью
13