Пятничной мое в праздник
Товарищ взял в те руки автомат впервые
Он был тяжел и очень сложен для него,
И не была еще ни разу пролива им кровь.
Он взял его, в надежде правосудие решить
Между двумя великими державами;
Еще не зная, как жестоко рок его подставит.
А дело было в том далеком 41,
Когда сражался он со своими войсками;
Тогда они все были молодые
И жизненных их сил уж было впрок.
Их первый бой, и их последний;
Не многие смогли прожить еще пол года,
А некоторые и пять секунд.
Бросая взгляд на прошлое, он помнит
Как остр был слух его и зрение, и память;
Воспоминания все полные, живые:
Тот шелест листьев, тиканье часов,
Тот звонкий смех соседских ребятишек,
И милый голос той девицы, что читала под моим окном.
Встречать восход и провожать закат-
Какое это было очарованье.
Теперь все это лишь воспоминанья.
Я был тщеславен и был глуп,
Тем днем я стал калекой.
Теперь меня никто не спросит что-нибудь
И никому не дам совета.
Я не увижу как стареет мать,
И даже не узнаю это.
Сейчас это не я, а кто-нибудь
Я заперт в этом бренном теле.
Он был тяжел и очень сложен для него,
И не была еще ни разу пролива им кровь.
Он взял его, в надежде правосудие решить
Между двумя великими державами;
Еще не зная, как жестоко рок его подставит.
А дело было в том далеком 41,
Когда сражался он со своими войсками;
Тогда они все были молодые
И жизненных их сил уж было впрок.
Их первый бой, и их последний;
Не многие смогли прожить еще пол года,
А некоторые и пять секунд.
Бросая взгляд на прошлое, он помнит
Как остр был слух его и зрение, и память;
Воспоминания все полные, живые:
Тот шелест листьев, тиканье часов,
Тот звонкий смех соседских ребятишек,
И милый голос той девицы, что читала под моим окном.
Встречать восход и провожать закат-
Какое это было очарованье.
Теперь все это лишь воспоминанья.
Я был тщеславен и был глуп,
Тем днем я стал калекой.
Теперь меня никто не спросит что-нибудь
И никому не дам совета.
Я не увижу как стареет мать,
И даже не узнаю это.
Сейчас это не я, а кто-нибудь
Я заперт в этом бренном теле.