Россия никогда не меняется.⁠⁠

— Николаич, ты что, опять рессоры проверить забыл? — проклиная тряску, спросил Валерий Иваныч, кондуктор автобуса номер десять.

— Валерьианыч, это не рессоры! Это воздушные ямы! — отвечал водитель.

— Ну да, ну да. Все никак аэродороги не починят.

Старенький «пазик» с хитрыми устройствами на месте колес висел в воздухе вместе с десятками других машин, имеющих точно такие же устройства в крыльях. Длинные ряды «Волг», «Жигулей», «Фордов» и множества других машин самых разных стран производства стояли в масштабной аэропробке, и аэромобили продвигались лишь на пару метров за полчаса, изредка покачиваясь на воздушных ямах.

— Эх, Толян, ну вот что это такое? — продолжал Валерий Иваныч, — в конце-концов, у нас и дома стоэтажные, и машины летают, а все равно все как вдвадцать первом веке. Вот сам посуди: работа у нас с тобой сложная. Тебе — машиной летающей управлять, мне — целыми днями на ногах с одной и той же фразой деньги клянчить. А получаем мы сколько? На нормально поесть, обуться-одеться не всегда хватает, ей-богу.

— А вот такое оно, Валерьианыч, будущее. Не бесплатное мороженое, а все то же самое, только с леталками и голограммами. Тьфу, а не будущее. Никогда Россия не меняется.

Николаич выругался, когда перед носом автобуса лихо помчалась дорогая иномарка, перескочившая через несколько уровней. Она болталась в воздухе, двигатели едва ловили гравитрассу. Вслед за гонщиком летел полицейский ”жигуль“ с усиленным турбодвигателем.

Загорелся зеленый и водитель утопил педаль газа. «Пазик», покачиваясь, повернул налево, подчиняясь велению Николаича.

Вскоре летающий автобус достиг остановки. Внутрь вошло несколько пассажиров и Валерианыч принялся долго и нудно вытягивать с них плату. Летающие автобусы были самым дешевым из дорогих средств воздушных перевозок. Люди нехотя отдавали монеты кондуктору.

Николаич надавил на педаль. Он привык к этой работе. Ничего особенного в управлении «аэропазиком» не было — управление машиной аналогично управлению наземным автомобилем, за исключением рычага, что позволял перепрыгнуть на уровень выше или ниже. Но дело вовсе не в этом. Николаич просто устал от своей работы. Некогда он был мечтательным юношей, хотел водить гоночный аэроболид, но те времена безвозвратно прошли, и теперь он — простой водитель аэроавтобуса в российской провинции. Надо сказать, пилотирование аэроавтобусов процедура несколько раздражительная, так как аэробус решительно не хотел вставать туда, куда его направлял Николаич. Машину кидало в воздушных ямах, она стонала, готовая развалиться на части — но на месте не стояла. За это странное упорство Николаич не очень-то любил свою машину. Ему нравилось, когда техника ему подчинялась. Вот как в этот раз — он настроил гравирессоры, вплоть до двадцатого значения после запятой, а «пазик» все равно безбожно трясло на воздушно-магнитных ямах. Иногда по дорогам рассекали новенькие международные «мерседесы» и Николаич молча завидовал грации в полете этих стильно-прямоугольных машин.

Так, в скупых размышлениях о потерянных мечтах, и прошел день Анатолия Николаевича.

Настала пора возвращаться домой, где его ждали жена и сын.

Когда он наконец оказался в своем дворе, небо давно уж потемнело. Ветер шевелил листья деревьев, а с улицы доносились звуки машин и разводящихся аэротротуаров.

Николаич прошел через дворик, заставленный грязными аэромобилями, и позвонил в домофон. Камера низкого разрешения показала лицо улыбающейся жены, что с радостью открыла дверь мужу. Николич вошел в подъезд и вызвал скоростной лифт на гравитационном ускорителе, все так же исписанном графити и провонявшимся мочой. Прежде, чем наконец поехать на свой этаж, Николаич около пяти минут выковыривал вдавленную в панель кнопку этажа. Наконец, после долгих мучений лифт со стоном поехал вниз. Николаич жил куда ниже, среди бедных кварталов, на девяностом этаже. Оттуда он мог видеть заваленную мусором землю. Поверхность.

Спустя некоторое время Николаич уж стоял у порога квартиры. Ему открыла Надежда, его жена. Вслед за ней пробежать усталого шофера прибежал кот Лютоволк, названный так сыном Николаича. Тот, как и всегда сидел за компьютером в ВР-очках, строча что-то на клавиатуре. Несмотря на это обстоятельство он мгновенно заметил приход отца и поприветствовал его стандартными вопросами. Хоть Николаич и недолюбливал его времяпрепровождение, но ему казалось, что так у него больше шансов достичь успеха в век цифровых технологий, чем был в свое время у Николаича. Было в этом нечто такое, чего никогда не было у Николаича.

Он разделся и грузно уселся на диван, после чего нащупал пульт в силовом пакетике и включил телевизор.

По залу заплясали новости. Николаич, будучи твердо уверенным, что ничего нового там не узнает, переключил канал. Теперь комнату заполонили крик и ругань. «Ну да, еще лучше» — подумал мужчина.

Попереключав каналы, он понял, что нигде не показывали ни хорошего фильма, ни интересной передачи.

Николаич схватил за шкирку Лютоволка, пробегавшего мимо, и улегся на диван, попросив жену принести поесть и пива, что она и сделала. Лежа с котом на животе, он принялся хрустеть сухариками, читая давно начатую книгу.

Начинался типичный вечер. Мужчина читал и ел, Надежда болтала с подругами о непутевости сына, а тот, в свою очередь, только посмеивался, скрыв глаза за очками виртуальной реальности. «Мемы смотрел», как сказал он некогда Николаичу. Тот сначала совершенно не понимал, что это за мемы такие, но потом сын объяснил ему, что это что-то вроде коротких анекдотов в картинках. На том он и успокоился.

Постепенно все члены семьи начали ложится спать, подчиняясь тьме ночи, и когда затих компьютер в комнате сына, заснул с книгой в руках и Николаич.

Утро. Ранее утро. Что может быть лучше?

Николаич проснулся ровно в том же положении, в котором заснул — с книгой на лице. В квартире потихоньку начиналась жизнь, в спешке доделывал домашнее задание за одиннадцатый класс сын, жена собиралась на работу, Лютоволк прогонял голубей от кормушки для синиц, грозно стуча по стеклу когтями.

Николаич встал с кровати и без энтузиазма потянулся. Сегодня ему предстояло идти в поликлинику на рабочее обследование.

Он окинул взглядом окружающую его картину привычной комнаты и засобирался, слоняясь по комнатам за документами.

В столь ранний час редкого пешехода можно было встретить на улицах. Николаич топал по растрескавшемуся асфальту аэротротуара, развлекая себя рассуждениями с самим собой.

«Вот», — думал он, — «казалось бы, в двадцать втором веке живем. Машины летающие, дома до неба, голограммы всякие, искусственный интеллект, роботы, все дела — а живем как в двадцать первом веке, как Валерианыч говорил. Телевизоры — как раньше, автобусы — как раньше, только в воздухе, и дома такие же — только выше».

Николаич обвел взглядом улицу, чтобы удостовериться в своих словах.

Вскоре он уже натягивал на свои сорок шестого размера ботинки бахилы. Синие свертки едва обхватывали ступни.

Шоферу предстояло пройти нескольких врачей, и первым шел простой осмотр у терапевта. К которому уже выстроилась огромная очередь. Бабки, молодняк, люди среднего возраста — толпа создавала гудящий шум и, казалось, жила своей жизнью. Очереди давно приобрели свою культуру — то тут, то там стояли кресла и лежали забытые спальные мешки.

«Надо было с собой взять чего», — подумал Николаич.

Очередь медленно двигалась.

Некоторое время спустя мужчина наконец получил шанс миновать большую часть очереди. Среди человеческих тел блеснул свет.

Николаич ринулся вперед, распихивая людей, прежде чем со всего маху не налетел на угол какой-то двери.

«Да уж», — подумал он, потирая место удара, — «Россия никогда не меняется».