Повесть о писаре Новгородском и просто славном русском парне Пете.
Утром летним, солнечным и ранним часом, у края леса дивного, что близ северных границ княжества славного новгородского произрастает сколь люди здешние себя помнят, попал в засаду псов разбойничьих славный парень русский Петя, служивший писарем тогда при князе новгородском...
...Разбойники, яко же бесы лютые, обобрали бедолагу до нитки, присвоив даже рубаху шелковую, князем за добрую службу подаренную, яко же князю купцами турецкими привезена была в благодарность за его волю княжию, туркам тем во благо бывшую. Однако унес нас сей дивный корабль, именуемый историей, далеко от наших дел насущных, кои ваш покорный слуга излагать принялся...
...Предстал наш узник пред судом разбойничьим, и стали думать три толстенных деревенских лба, что делать им с невольником пойматым. Сложилось так, что Жменя, разбойник лысый, что восседал по правый край от главаря бесславной банды сей, еще мальчишкой церковну школу посещал по воскресеньям и был он, хоть с виду глуп, немного образован и разумел совсем чуть-чуть в беседе с умным мужем, как разумеет бык на ферме в том, чтоб нежно, со знаньем дела, не торопясь, забраться сзади на корову.
...Одесную атамана своего сидел второй разбойник, имени чьего не помнил даже сам сей персонаж, поскольку мать его, дав жизнь на куче сена подле свиней визжащих, в гнилом сарае, нарекла отрока словами неприглядными, что было, яко по первой поре разумели люди, ругательным словцом старорусским, по правде же с языка заморского переводилось "Мое маленькое долгожданное сокровище"...
...Меж двух своих приспешников, направив взор на нашего героя, сидел на троне атаман разбойничий. Тот трон был, как приметил Петя, сколочен из досок гнилых гвоздьми, плотничьих дел мастером, весьма похоже, беспробудно пьяным, иль же безруким ветераном эпохи самого царя Салтана, к тому ж ослепшим по причине лет своих преклонных.
Одет он был неважно: жилетка (верно, дамская) полноразмерная, что значит по размеру даме полной пошито было на заказ изделье, в конструкции своей отсека два размером с небольшую будку пёсию имела, однако ж пустовать пространству не пригоже, сии отсеки были до границ забиты так, что швы портняжные и в сумрачном кошмаре не видали...
...Тут Петя осознал всю тщетность бытия и безнадежность доли писарской своей, да принялся выписывать красноречивые фортели, чтоб душегубы пощадили жизнь его покамест все ж короткую.
Он рассказал про детство трудное свое, про юность бурную. Однако ж спорно рассуждение Петюни о бурности периода сего, тому как сколь ни убеждай себя в обратном, жизнь писаря придворного наречь лихой и беззаботной столь же просто, сколь сделать выбор между дивной девицею русской и тучным атаманом в пользу сударя второго.
...О том, как не успел наш Петя семьи создать с Марией, дочкой мещанина, живущей в Новгороде славном, окраина которого украшена сим дивным лесом, который этим дивным утром следит за правосудием бандитским. О том, как в детстве, гонял наш Петя Машу метлой меж гряд на огороде своей бабки, за что не раз был братьями ее жестоко бит все той же злополучною метлою.
Он рассказал о планах, что строил с тех времен, что бывши писарем у князя, он сможет проявить себя, стать кем-нибудь из вхожих в царский двор по праву, как званный гость, как друг, соратник, даже брат, не как сейчас, по долгу службы, покуда князь настоль ленив, что грамоте не может быть обучен...
...Бандиты, раскрыв от удивленья рты, заслушались историй сих настолько, что добрых пять минут лишь очи потупив смотрели мутным взглядом на писца. Затем, как-будто возопряв от сна, одесный атамана кинул глупый взор на своего вождя. Тот вдруг пожал плечами, тихо хмыкнул, посмотрел на Петю и изрек:
- Вот ведь сказочник ебаный! Братки, а ну-ка блядь!
Петюня лицезрел оторопев, как наш знакомый, Жменя, обучавшийся наукам в школе при христианской церкви, в миг подлетел к нему, извергнул довольно странный звук, похожий одновременно и на восторженный лося сибирского воскрик и на отрыжку старой и чумной лисицы, поднял Петюню на заточёные крестьянских вил стальные спицы...
...И с этим действием финал, исчезла банда злобная в дали, словно забвенья карнавал, и на камнях лежат угли... В тумане птицы спят, буди! Лишь лес стоит опять, как прежде, И Петя с вилами в груди... На поле смотрит безмятежно. У повести одна лишь здесь мораль, будь то хоть март, или февраль: по жизни хочешь ты идти - закрой ебло. И не пизди.
Летописец Дмитр. 2 тысячелетие от Рождества Христова.
Отроки, читайте уцелевшие, схоронившиеся в пучине лет фрагмены летописей о народе русском!
Да пребудет с вами мудрость веков!