По законам военного времени (Глава 35)

Тугустемир


Село Тугустемир (иногда название писали как Тогузтемир) находилось в далёкой глубине Оренбургской области, вблизи границы с Башкирией.

Шёл 1949 год. Карточная система на продукты была отменена ещё полтора года назад и в городах уже была налажена свободная торговля основными продуктами питания, но в сельской местности хлебом и другими продуктами в магазинах не торговали, следовательно, для того, чтобы прокормить работников ГРП, надо было периодически завозить продукты из Чкалова. Поэтому трест наш сразу же выдал нам наряд на получение муки, круп, сахара и прочих продуктов, необходимых для снабжения геологоразведчиков на первое время. Экспедитором назначили меня. Я и подумать не мог, что тем самым мне была уготовлена роль жертвенного барана.

Поэтому, когда Ратнер отказался принимать продукты под отчёт, ссылаясь на то, что он начальник над нами и ему не положено быть материально ответственным лицом, а Федянин стал доказывать, что он и так уже получил на баланс много разного оборудования, я, не подозревая зла, согласился расписаться за получение продуктов.

Взвешивали и грузили их при мне, но кладовщик оперировал весами и гирями с ловкостью циркового фокусника. Я следил за ним во все глаза, делая вид, что наблюдаю за его манипуляциями, но ничего не понимал, а признаться в этом было выше моих сил.

Выехали мы на двух машинах, Ратнер с Федяниным в кабине с шофёром, а я в кузове среди мешков. Был июнь, погода стояла хорошая, ехали весь день с привалом у реки.

Дорога почти всё время шла открытой степью с маленькими островками лесов. Изредка проезжали через небольшие деревни. Приближение деревни можно было узнать ещё до появления её из-за горизонта, по характерному запаху кизячного дыма.

По законам военного времени (Глава 35) Мемуары, Жизнь, Отец, Длиннопост

Село Тугустемир довольно большое. И первое, что бросается в глаза при подъезде к нему — старая церковь. От церкви остались только стены с колокольней, стройной и высокой, завораживающей взгляд. Внутри всё было разрушено и разграблено. Но даже развалины и то были красивы!

В 1928 году инструктор райисполкома составил акт о том, что храм не действующий и вообще подлежит сносу из-за своей ветхости. К счастью, кладка старых мастеров не поддалась – удалось сбить лишь купол храма. Местный колхоз, как и во многих других церквях, внутри храма сделал зернохранилище, а в колокольне хранились химикаты.

Тугустемир по-башкирски означает «девять железок», позднее нам рассказывали: Однажды в старину башкирский охотник потерял свои капканы. Он бродил по берегу реки и повторял: «Тугус-темир, тугус-темир..». В переводе это означает «Где вы, мои девять железок?..» С тех пор река называется Тугустемиркой, а село, основанное на ее берегу, - Тугустемир.

Ночи стояли тёплые, мы переночевали в телеге с сеном под открытым небом. На следующий день пошли по домам — спрашивать кто может пустить квартирантов.

Желающих пустить на постой геологов было много и мы быстро подобрали необходимое количество домов. Мы с Федяниным взяли себе комнаты в самом центре села, в рядом стоящих домах. Ратнер облюбовал себе место немного подальше.

Мою хозяйку звали бабка Ариша, она жила одна в большом деревянном доме, держала пасеку в десяток ульев, мёд продавала, варила бражку-медовуху тоже на продажу, тем и жила.

В то время только что прошла Троица, весь дом Ариши был увешан молодой пахучей зеленью, ставни в горнице были постоянно закрыты, это давало приятную прохладу и защиту от мух, которые на свету буквально не давали житья.

Ещё бабка Ариша имела молочный сепаратор и к ней каждый вечер соседки приносили молоко на перегонку. За это молоком же и расплачивались.

Надо сказать, что меня в домах, куда я заходил в поисках жилья, принимали особенно доброжелательно, резонно ожидая от будущего молодого постояльца-геолога и хорошей квартплаты и кое-какой помощи по хозяйству. Взять хотя бы ручную пилку-колку дров, да и многое другое.

Но особенно расстилались передо мной матери девушек на выданье. Заполучить зятя, работающего не в колхозе, а на производстве было их голубой мечтой. У меня как-то хватило ума отказываться от этих соблазнительных предложений. Мне было 19 лет, жениться рано, а живя в одном доме с мечтающей выйти замуж девицей… Можно было попасть в зятья почти наверняка.

Василий Федянин был красивый краснощекий мужчина лет двадцати пяти, мы быстро стали с ним хорошими приятелями, а в последствии и кумовьями. Позже, когда приехала его жена — худая, некрасивая, значительно старше его, я никак не мог понять, почему он на ней женился. Позже выяснилось, что вот он-то как раз и стоял у неё когда-то на квартире, где она его и захомутала.

Ну а пока жены не было, Василий не терялся… Он поселился у одной вдовушки, жил рядом со мной, а к приезду семьи стал подыскивать другое жильё, подальше от этого места.

Через два-три дня Ратнер посоветовался по телефону с Ярошенко и они пришли к выводу, что базу ГРП целесообразнее расположить не в Тугустемире, а в деревушке в трёх километрах севернее его в Новой Барангулке, которая находилась в центре предполагаемого месторождения угля.

Мы переместили свою матбазу туда и снова занялись поиском подходящего жилья для рабочих. В Барангулке желающих принять на постой углеразведчиков тоже нашлось достаточно. Ратнер скоро подобрал подходящий дом для своей семьи и поселился там, а мы с Федяниным пока остались в Тугустемире. Он до приезда семьи не хотел уходить от своей вдовушки, а мне понравилось жить у Бабки Ариши: мёд и молоко она продавала мне по копеечной цене, рядом на площади находилась чайная, где можно было поесть, имелся клуб, библиотека, а три километра для меня уже давно не были расстоянием.

Подобрали мы в Барангулке и подходящие помещения под контору, склад продуктов, выбрали место для строительства механической мастерской, гаража и кернохранилища.

Продукты, которые я получил в Чкалове, разгрузили в склад-сарай с соломенной крышей, закрыли на висячий замок и ключ вручили мне.

Ратнер дал телеграмму начальнику партии, что всё готово и всему составу ГРП можно выезжать.

Через несколько дней приехала основная часть рабочих и служащих. Заведующей продовольственным магазином была Татьяна Матвеевна — жена сменного бурового мастера Симанова Виктора Максимовича.

Принимая от меня продукты, она стала тщательно всё перевешивать и при этом выявилась большая недостача. Позвали начальника партии и Федянина, которые ехали со мной в машине, все мешки были целы, а продуктов не хватало.

Так, ещё не получив ни одного рубля зарплаты, я оказался должен выплатить большую сумму за недостачу. Татьяна Матвеевна, конечно, поняла, что меня круто обдурили в Чкалове и отругала за доверчивость в этом деле. А я стоял и мучился сознанием того, что мне придётся несколько месяцев жить без зарплаты.

Она была опытным продавцом, пожалела меня, как неопытного мальчишку и решила, насколько возможно, недостачу уменьшить.

Как уж она отпускала затем продукты, сколько кому, чего и как недовешивала, что ей помог списать начальник партии, я не знаю до сих пор. Но для меня это дело закончилось благополучно: я ничего не выплачивал!

Вряд-ли Татьяна Матвеевна тогда думала, а про меня и говорить нечего, что в скором времени нам предстоит породниться на всю оставшуюся жизнь. Не раз она, я думаю, похвалила себя за тот благородный поступок по отношению ко мне.

К сожалению вся наша разведка на Тузустемирском поле дала один сплошной ущерб: угольного месторождения там не оказалось. А ожидания были большими. Незадолго перед этим в одном из соседних районов геологами треста было открыто крупное месторождение бурого угля, пригодное для разработки открытым способом и группа работников треста получила Сталинскую премию.

Я по приказу был проведён старшим коллектором. Проработав в геологической партии около десяти месяцев, я почти ничего не прибавил к своему техникумовскому багажу знаний. Дежурил в сменах, скучал в конторе, писал отчёты в трест, а в те дни, когда бурения не было, по вечерам ходил «на улицу», так назывались деревенские молодёжные гулянья с песнями под гармонь или балалайку. Порой эта «улица» затягивалась до первых петухов и отсыпался я на буровой, где моя работа вполне это позволяла.

Буровики, трудившиеся в грязных и тяжёлых условиях, когда бурение шло хорошо, работали самозабвенно и виртуозно и над нами, конторскими, обычно только беззлобно подшучивали. Когда же бурение не ладилось, их шутки приобретали язвительный характер.

Однажды, задремав слишком близко от костра, я не заметил, как моя ватная телогрейка начала тлеть. Очнулся, когда спину изрядно припекло, скинул телогрейку — на ней выгорело довольно большое пятно. Буровики, заметив мой конфуз, начали громко ржать.

С досады я швырнул телогрейку целиком в костёр. Об этом эпизоде они разнесли по всей партии и я ещё долго чувствовал за спиной зубоскальство. А пожилой рабочий Плетнев, встретив меня ещё и отругал: Столько ваты сжёг! Надо было ему отдать, он шил шапки и вату добывал с трудом.

Больше ничего интересного о работе в Тугустемирской ГРП вспомнить не могу, поэтому дальнейший свой рассказ поведу в основном о бытовой стороне жизни. В то время я узнал настоящую большую любовь, благополучно приведшую к женитьбе и многолетней счастливой семейной жизни.