Ночное чтиво⁠⁠

— Эй, убогий!

Худенький светловолосый мальчик не успевает обернуться, как в него прилетает ком грязи. Мальчик удивленно рассматривает растекающееся по курточке пятно.

— Ваааня, ты что, дурак? — в недоумении тянет он, поднимая на обидчика хрустально-чистые голубые глаза.

— Чее? Ты кого дураком назвал, ты, безотцовщина?

Худенький мальчик буквально каменеет от этой фразы, но его уже окружила кучка задиристых пацанов.

— Не смей так говорить, слышишь! Мой папа защищает нас с мамой от врагов! — срывающимся на всхлипы голосом кричит он. Но никто не слушает. Мальчишки берут его в плотное кольцо, кто-то начинает игру, больно толкнув его в плечо. Удар настолько силен, что он отлетает в кого-то еще.

— Никого он не защищает!

— Некому тебя защитить!

— Ты никому не нужен!

— И отец твой трус!

— И вас с матерью он кинул!

— Кидала!

Глаза мальчика наполняются слезами, но он - всего лишь "горячая картошка" в кольце сильных и наглых сверстников. С курносого носа падают очки, тут же попадая под каблук кого-то из шпаны.

— Хватит, парни! — заводила внезапно повышает голос, и вся шайка в удивлении смотрит на него. Впрочем, он почти сразу же командует:

— А теперь по-настоящему! Лупи его!!

Носки — когда потрепанных ботинок, а когда и модных кроссовок — с силой врезаются в бока мальчика, рассекают скулы, оставляют синяки на ногах, разбивают нос до крови. Так продолжается уже несколько лет. Больнее всего — закравшаяся в подсознание мысль: может, отец действительно бросил меня? Может, я ему не нужен?

Высокий крепкий мужчина сидит в окопе, разглядывая все, что осталось ему от дома: фотографию жены и сына, худого светловолосого мальчишки. Рядом — боевой товарищ, стреляет ему сигарету, напоминая:

— Через полчаса обещали наступление.

Мужчина согласно кивает и прикуривает. Тишину внезапно разрезает тонкий свист, и тут же земля вздрагивает, заполняя собою воздух, забивая глаза и уши. Повсюду — комья песчаной почвы и ошметки трупов.

— Бежим!!!! — сосед кричит где-то рядом, но мужчине ничего не видно. Он выбирается из окопа и бежит наощупь, слыша лишь треск очередей и свист пуль. Когда мужчина протирает глаза, то видит лишь оскаленные злобой лица солдат. Солдат в чужой форме.

Один из них вскидывает автомат, но очереди не слышно в общем гуле. Просто живот высокого мужчины внезапно взрывается кровавыми фонтанчиками, а колени подкашиваются. Он опускается на землю и удивленно наблюдает, как кровь покидает его тело, льется на землю, смешиваясь с дерьмом из продырявленного кишечника. Ему почему-то совсем не больно физически. Хуже этого — мысль о том, что сына он больше никогда не увидит.

* * *

На вершине горы Голгофы на кресте распят молодой парень. Мухи садятся на окровавленные гвозди, пробившие его запястья и щиколотки, на слипшиеся от пота каштановые кудри. Он все еще жив. И иногда просит пить. Издеваясь, стража сует ему вместо губок с водой — пропитанные вонючим уксусом. Так идут дни, пока самый милосердный центурион не пронзает копьем ему печень, словно бы забивая скотину. Мы никогда не узнаем, что он думал. Говорят, что принял свою смерть с улыбкой, страдая за грехи человечества.

* * *

Худенький мальчик плачет, сидя под мостом по дороге домой. Ему просто стыдно показаться на глаза матери и услышать ее прерывистый полный жалости вздох: порванная одежда, пестрые от синяков бока, щеки в потеках лившейся из носа крови. Да и волосы его теперь не светлые, а бурые и слипшиеся от грязи. Сегодня в школе им рассказали историю Иисуса. Светловолосый мальчик возвращается к ней раз за разом и всё яснее осознает: как бы ни были велики страдания Иисуса, очевидно, он ничем не лучше тех, мальчишек, что избивали его сегодня после школы. Разве можно, пережив такое, смотреть на все с небес и допускать, допускать повторения — среди детей и среди взрослых?

Мальчик смотрит в хрустально-голубое, отражающееся в его радужке осеннее небо, и не видит там никого, кому можно было бы верить.