Как революции пожирают своих детей: жизнь и смерть красного командира Григория Котовского (1-я часть)⁠⁠

Революции всегда пожирают своих детей. Этот тезис верен и в отношении красного командира Григория Котовского, который стал первой жертвой в разгорающемся конфликте за власть между различными группировками большевиков.

В ночь с 5 на 6 августа 1925 года в совхозе Цупвоенпромхоза «Чабанка», что на побережье Чёрного моря, в 30 км северо-восточнее Одессы, при совершенно загадочных обстоятельствах был застрелен командир 2-го кавалерийского корпуса Григорий Котовский: меткий стрелок всадил пулю из револьвера ему в аорту.

Убийство было раскрыто в кратчайшие сроки – убийца сам сдался следствию. Им оказался некий Мейер Зайдер, старинный знакомый Котовского, бывший содержатель роскошных публичных домов Одессы, бывший подручный бандита Мишки Япончика, на момент убийства - начальник охраны Перегоновского сахарного завода.

Первая версия, запущенная в оборот, была нарочито бытовой: Зайдер, мол, обиделся на Котовского, якобы застав его в постели со своей женой.

По другой версии, столь же бытовой, Котовский якобы воспылал к одной даме и, поссорившись с конкурентом, выхватил револьвер, Зайдер повис на его руках, но в пылу драки Котовский случайно нажал на курок своего оружия.

Уже на суде, который состоялся лишь через год после убийства, сам Зайдер чуть ли не с открытой насмешкой нёс полную чушь: якобы он застрелил Котовского за то, что он его... не повысил по службе. Судей это объяснение устроило вполне, и они без затей приговорили Зайдера к 10 годам заключения.

Но была и третья версия. Известно, что летом 1925 года, ка раз перед самым отбытием на отдых, Котовского назначили заместителем народного комиссара по военным и морским делам СССР Михаила Фрунзе. Вот только вступить в должность Котовский так и не успел. Вместо него заместителем наркома был назначен Клим Ворошилов – человек из сталинской обоймы, бывший комиссар Первой конной армии, а между «первоконниками» и «второконниками» (так называли офицеров 2-го кавкорпуса) была смертельная вражда. Следом – 31 октября 1925 года - после операции на предмет излечения «язвенной болезни» не стало и самого Фрунзе. И вновь товарищ Ворошилов пошел на повышение, начав после этого настоящую охоту на «второконников», которых убирали со всех армейских постов.

В качестве подтверждения этой версии можно привести последующие события. В частности, то, что Зайдер весьма комфортно устроился в заключении: стал заведующим тюремным клубом в Харьковском доме общественно-принудительных работ и получил право свободного выхода в город. А в конце 1928 года и вовсе вышел на свободу «за примерное поведение»! Там же, в Харькове, устроился на железную дорогу сцепщиком. Осенью 1930 года его нашли убитым на железнодорожном полотне близ харьковского вокзала. Следствие пришло к выводу, что убили Зайдера ветераны-котовцы, отомстившие за своего комкора: убийц даже не искали. Но, возможна и другая версия: заказчики убийства просто избавились от лишних свидетелей.

Но еще большую загадку, нежели смерть Котовского, представляет его жизнь. Котовского величали «Робин Гудом революции», «последним гайдуком» и «легендарным комдивом», но только вот эти прозвища были придуманы уже после смерти Котовского. Во всей советской историографии не было, пожалуй, более неоднозначного и загадочного человека, который бы с таким упорством скрывал любые сведения о себе. После смерти великого предводителя жиганов его образом занялась уже власть, желавшая вылепить из уголовного авторитета идейного революционера и красного командира.

Григорий Котовский никогда не указывал свой возраст. В разных автобиографиях, которые он писал то для представления к ордену, то при вступлении в партию, то в письмах к любовницам он указывал три разных даты: 1884-й, 1887-й или 1888-й год. Но в действительности Григорий Иванович Котовский родился 12 июля 1881 года. Случилось это в местечке Ганчешты Кишеневского уезда в Бессарабии, на краю огромной и процветавшей Российской империи. Его отец был механиком винокуренного завода, который принадлежал родовитому бессарабскому князю Манук-Бею. Сам Котовский утверждал, что его отец был вовсе не православным мещанином, а потомком потомственного польского аристократа. Даже после Октябрьской революции, когда принадлежность к дворянству только вредила карьере, Котовский указывал в анкетах, что происходил из дворян, а дед его был полковником. Мать же его Акулина Романовна принадлежала к семье белокринницких староверов.

Котовский в молодости

Приоткрывая завесу над своим детством, Григорий Котовский вспоминал, что «был слабым мальчиком, нервным и впечатлительным, страдая детскими страхами, часто ночь, сорвавшись с постели, бежал к матери бледный и перепуганный, и ложился с ней. Пяти лет упал с крыши и с тех пор стал заикой. В ранних годах потерял мать»…

После падения с крыши Гриша Котовский стал страдать эпилепсией и расстройством психики. Заботы о его воспитании, как и всех прочих детей семейства Котовских, взяла на себя его крестная мать София Шалль. Молодая вдова инженера, работавшего на заводе Манук-Бея. Да и сам князь Григорий Иванович Манук-Бей, крестный отец Гриши Котовского – не оставлял семью Котовских без попечения.

В 1895 году от чахотки умирает отец Гриши. В том же году Котовский на средства Манук-Бея поступает в Кишиневское реальное училище, пособие на учение получила и одна из его сестер.

Гриша, оказавшись в Кишиневе без присмотра, решил изведать все прелести жизни в большом городе. Он стал прогуливать занятия, хулиганить и через три месяца был со скандалом изгнан из училища. Но и здесь Грише помог его покровитель князь Манук-Бей. Он устраивает непутевого крестника в Кокорозенское сельскохозяйственное училище, пообещав по окончании учебы отправить его на учебу в Германию. Этот довод оказался решающим: и в течение всей учебы в сельскохозяйственном училище Гриша ни был замечен ни в каких хулиганствах. Он целыми днями учился, налегая на математику и немецкий язык. О его прилежной учебе сохранились и официальные записи: «Григорий доил коров и заботливо выращивал телят. Тщательно следил за чистотой коровника, за правильностью кормления скота, умело варил сыры и аккуратно вел записи в молочной книге». Преподаватель молочного дела всегда ставил Котовского в пример другим: этот ученик не уйдет спать, пока не осмотрит всех коров, не проверит, хорошо ли они привязаны, и не подложит им на ночь чистую подстилку. Любил Гриша и работать и на мельнице. Он часами пропадал у паровика и жерновов, исполнял обязанности то кочегара, то механика и особенно ловко насекал камни.

Закончив училище в 1900 году, Котовский устроился на практику помощником управляющего в имение молодого помещика Михаила Скоповского. Но уже через два месяца юный практикант был с позором изгнан за обольщение жены помещика и за кражу – он утаил 200 рублей, полученные от реализации винограда. Деньги он как раз и потратил на супругу своего работодателя. В том же году Котовский оказывается в помощниках управляющего большого имения Максимовка Одесского уезда помещика Якунина.

В течении года он работал в 4 поместьях, и везде с ним приключалась одна и та же беда: растрата денег. В конце концов, девятнадцатилетний Котовский направился в Одессу, о злачных притонах которой ходили легенды по всей Бессарабии. Он растратил все деньги в портовых кабаках, после чего был с позором изгнан и из училища, так и не получив никаких документов о среднем образовании.

Рухнули и его радужные надежды на продолжение учебы в Германии – в 1902 году из-за сердечного приступа неожиданно умер князь Манук-Бей. В поисках средств Котовский вновь едет к молодому помещику Скоповскому, который к тому времени уже развелся с неверной женой. Конечно, это может показаться странным, но беспечный помещик снова нанял Котовского помощником управляющего. Результат был предсказуем: узнав, что ему грозит скорый призыв в армию, Григорий присвоил сто рублей, вырученных от продажи помещичьих свиней, и ударился в бега.

Бегал он, впрочем, недолго. Прокутив все деньги, Котовский по поддельным документам устроился управляющим имением к помещику Семиградову. Однако, вопиющая безграмотность нового работника вскоре натолкнули помещика на некоторые подозрения. Связавшись с Якуниным, Семиградов узнал, что симпатичный молодой агроном – вор и мошенник, после чего помещик обратился в полицию. Котовского арестовали, и за подлог документов он получил 4 месяца тюрьмы. Но, отсидев этот срок, Котовский был вновь арестован – на этот раз по обвинению в хищении денег у Скоповского. Так Котовский впервые оказался в знаменитом «грабительском коридоре» Кишиневской тюрьмы, где в те годы собирался преступный «бомонд» Бессарабии.

Но Гриша вовсе не собирался проходить тюремные университеты от звонка до звонка. Он разыгрывает приступ «нервической горячки», откусывая в припадке «эпилепсии» ухо какому-то старому вору. Его переводят в тюремный лазарет, а потом и вовсе освобождают «по болезни» из тюрьмы. После этого он снова работает управляющим у помещика Авербуха в селе Молешты, а потом – рабочим на пивоваренном заводе Раппа. В ноябре 1903 года Котовский опять оказывается на скамье подсудимых, и опять по обвинению в растрате казенных денег. На сей раз, он угодил на нары на два месяца.

Оказавшись на свободе, Котовский вдруг узнал, что в январе 1904 года началась Русско-Японская война, и он вновь подлежит мобилизации в армии. Григорий решает прятаться от войны в Одессе, Киеве и Харькове. Он достает поддельные документы, но прямо на вокзале в Кишиневе его арестовывает полиция. Несмотря на судимости Котовского отправляют в 19-й Костромской пехотный полк, дислоцированный тогда в Житомире. Но на войну Григорий Иванович не спешил, и, вновь разыграв приступ «горячки», он добился перевода в лазарет, откуда и сбежал на волю. Кстати, о своем дезертирстве в военное время Григорий Котовский в советские годы никогда не вспоминал, представляясь «лихим рубакой» без страха и упрека, а свою жизнь в 1904 – 1905 году он называл «эпохой бунтовщичества». 

С мая 1905 года для Котовского начинается эпоха подполья, ведь за дезертирство ему светило не менее 10 лет каторги. В подполье он прибился к группе эсеров, и в августе совершил свое первое ограбление в составе группы налетчиков эсера Дорончана. Впрочем, грабежи у эсеров были редкостью, вынужденной необходимостью, когда партии срочно требовалось достать крупную сумму денег. Чаще всего эсеры занимались обычным вымогательством и «крышеванием бизнеса» - причем, по твердой ставке. К примеру, с крупного фабриканта они брали по 1000 рублей в месяц, с купцов - по 500 рублей, с мелких лавочников – по 300. «несогласных» воспитывали – то вдруг на фабрике начиналась забастовка, то вдруг вспыхивал пожар на складе.

Котовский - грабитель с большой дороги

Грабительское ремесло понравилось Грише. Он увидел, что революционные события, ослабляя порядок и власть, оставляют безнаказанными самые гнусные поступки. А иногда даже возводят их в ранг «революционной добродетели». И это ему понравилось. Ему нравилось революция, что советовала «экспроприировать экспроприаторов». Но вот работать на эсеров ему не нравилось – как выяснилось, партия забирала себе практически всю награбленную добычу, оставляя боевикам сущие крохи. И Котовский через год порывает с эсерами, и набирает собственную «революционную» группировку из семи человек. Себя он именовал крайне претенциозно – атаман Ада.

Его первый документально подтвержденный грабеж: ограбление дворянина Дудниченко, которого адские налетчики подстерегли на опушке Бардарского леса. Дальше в его послужном списке были налеты на мелких купцов, винные лавки, помещичьи усадьбы. Всего в тот период банда Котовского подвела 12 нападений. Что интересно, в числе первых жертв Котовского были его односельчане по селу Ганчешты. Например, он напал на дом купца Гершковича, которого знал с детства. Однако, налет был не совсем удачным – сын купца выбежал из дома и поднял крик, на который сбежалась полиция и соседи.

Отстреливаясь, котовцы едва смогли унести ноги. Следом Котовский совершил нападение на имение своего бывшего благодетеля, которым после смерти Манук-Бея владел помещик Назаров. Видимо, Манук-Бей что-то обещал оставить семье Котовских после совей смерти, да так и забыл указать это в своем завещании, что и вызвало желание Гриши восстановить справедливость. Всего с 1 января по февраль 1906 года банда Котовского совершила 28 ограблений, и в итоге полиция объявила за его голову награду в 2000 рублей.

Котовский был эгоцентричен и самолюбив, он хотел создать о себе легенду как о короле преступного мира. Во время своих налетов он частенько угрожающе кричал: «Я – Котовский!». В другой раз, совершив налет на конвой арестованных крестьян, он оставил полицейскому расписку: «освободил арестованных Григорий Котовский». В те годы все газеты обсуждали его виртуальную дуэль с помещиком Крупенским, который публично поклялся изловить этого Адского атамана и повесить его на главной площади Кишинева. В ответ банда Котовского совершила ночной налет на имение Крупенского, похитив у него массу дорогих вещей, в том числе и дорогой бухарский ковер ручной работы, висевший над кроватью помещика. На месте ковра Котовский оставил записку: «не хвались, идучи на рать, а хвались идучи с рати».

Но вольная жизнь Адского атамана продолжалась недолго. 18 февраля 1906 года полицейские агенты вычислили штаб – малину Котовского и окружили его (по другой версии, его сдали сами эсеры, не простив ему предательства). В тот же день были арестованы и другие члены его банды.

Тюремная карточка Котовского.

Как рассказывает сам Григорий Иванович, именно после этого ареста уголовный мир Бессарабии признал его свои «авторитетом». Однако, факты говорят о другом. Из полицейских материалов известно, что, оказавшись в Кишиневской следственной тюрьме, Григорий Иванович получил от своих сокамерников кличку «кот». Конечно, это могло быть сокращением его фамилии, но нельзя забывать, что в дореволюционной России «Котами» назывались сутенеры проституток, живущие за их счет. И любой мало-мальски уважающий себя грабитель наотрез отказался бы носить такую презрительную кличку.

Также известно, что в тот период в тюрьме у него возник конфликт с уголовным авторитетом по кличке «Загари», и от расправы блатных будущего революционера спасло только заступничество тюремной администрации. Но защиту пришлось отрабатывать, и не случайно, что в мае 1906 года имя осведомителя Котовского мелькает в рапорте о предотвращении побега тринадцати анархистов из тюрьмы. После этого его, опасаясь, видимо, мести со стороны революционеров, переводят из общей тюрьмы в одиночную камеру. «Одиночка с прогулкой 15 минут в сутки и полная изоляция от живого мира, - писал Котовский. - На моих глазах люди от этого режима гибли десятками, и только решением во что бы то ни стало быть на свободе, жажда борьбы, ежедневная тренировка в виде гимнастики спасли меня от гибели.»

Также полицейские документы сохранили описание облика Григория Ивановича: рост 174 сантиметра, несколько сутуловат, имеет «боязливую» походку, особая примета: под глазами находятся маленькие черные точки, татуировка как знак грабителя. Интересно, что уже после революции Котовский пытался избавиться от своих тюремных наколок, и на месте черных точек у него появились шрамы.

31 августа 1906 года, закованный в кандалы, он сумел выбраться из одиночной камеры для особо опасных преступников Кишиневской тюрьмы. Как он самостоятельно взломал дверь камеры, которую постоянно охранял часовой, история умалчивает. Также неизвестным остается и то, как он незамеченным прошел тюремный коридор, попал на тюремный чердак и, сломав железную решетку, спустился с чердака тюремной башни во внутренний двор тюрьмы по веревке, предусмотрительно сделано из разрезанного одеяла и простыни. Собственно, история этого побега не оставляет никаких сомнений, что ее написал талантливый выдумщик, начитавшийся Артура Конандойля и Агаты Кристи. Реальность, как можно предположить, была не столь захватывающей. Скорее всего, побег Котовского организовали сами полицейские, опасавшиеся, что на суде Григорий Иванович раскроет многие неудобные факты их негласного сотрудничества.

Побег не был удачным. Уже через неделю жандармы и пристав Кишиневского городского участка Хаджи Коли настигли беглеца на одной из улиц Кишинева. Котовского водворили в камеру, состоявшийся в апреле 1907 года суд признал его виновным в организации в серии разбойных нападений. За грабежи, побег и дезертирство суд дал Котовскому десять лет каторги, что по меркам того времени было очень мягким приговором – в те годы казнили и за более мелкие преступления.

Столь мягким приговором возмутился уже губернский прокурор и отправил дело на доследование, которое открыло совсем уж скандальные вещи. Выяснилось, что банду фактически крышевал некий помощник пристава Зильберг, который получал от Котовского часть награбленных денег и ценные подарки. В частности, именно у Зельберга нашли ценную золотую трость, которую Котовский отобрал у старика Крупенского. Также высокие полицейские чиновники помогали бандитам сбывать награбленное, снабжали их информацией об адресах наиболее богатых квартир. На Котовского работал даже чиновник специальных поручений при губернаторе, которому уголовный авторитет платил по 50 рублей за информацию о каждой удачной сделке. Другому офицеру-полицейскому он платил 250 рублей в месяц – то есть, в 3 раза больше его жалованья. Мелкие же полицейские готовили Котовскому побег из тюрьмы, снабжали его в камере оружием и спиртным.

Расследование дела Котовского стало настоящей сенсацией всей тогдашней Российской империи. То есть, по сути, как писали тогдашние газеты, вовсе не Котовский был главой разбойной шайки, а именно полицейский Зильберг, который за свои преступления получил 4 года каторги. В скандале оказался замешан и сам Хаджи Коли, и только заступничество высокопоставленного родственника – его дядя был заместителем министра юстиции – спасло его от позорной отставки и тюрьмы. 

После истории с разоблачение Зильберга слава Котовского как Адского атамана и революционного грабителя изрядно померкла. Получив по новому приговору 12 лет каторги, он начал свой длинный путь по тюрьмам Российской империи. Он побывал в одиночке Николаевской каторжной тюрьмы, посетил Смоленский тюремный централ и Орловскую пересыльную тюрьму, где он маялся в ожидании отправки на каторгу до декабря 1910 года.

Именно там Котовский и завязал первые контакты с членами партии анархистов и большевиков, пытаясь создать конкурирующую уголовным уркам группу т.н. «жиганов» - революционных боевиков. Вот как описывал тюремный быт Котовского один из членов его группы, некий Давид Кичман: «Там, где появлялся Котовский, прекращались поборы со стороны «уголовников». В 1908 году в Николаевской каторжной тюрьме Котовский отменил так называемый налог «на камеру» в пользу тюремной уголовной верхушки».

В феврале 1911 года он попал на настоящую каторгу в Козаковскую каторжную тюрьму, где зэки работали на золотых приисках. Здесь Котовский понял, что ему лучше не бунтовать. Позабыв про все политические лозунги, он становится преданным другом тюремной администрации. Его даже назначили бригадиром на постройке Амурской железной дороги. В сибирской каторге Котовский столкнулся с тюремным авторитетом Ванькой – козлятником. (Козлятниками до революции называли опытных воров-домушников, ходивших на дело в компании с малолетками.)

Конфликт разрешился убийством – Которвский убил Козлятника, выдавив ему глаза. Опасаясь мести со стороны «урок», Котовский готовит побег. В своей «советской» автобиографии Котовский написал, что «при побеге я убил двух конвоиров, охранявших шахту». Это был полный вымысел. Не убивал он никого, да и в шахте тогда Котовский не работал. Побег он совершил, когда был расконвоированным бригадиром – просто взял да и ушел с рабочего участка. Неделю он отсиживался в домике путевого обходчика, который на собранные с каторжан деньги приготовил ему фальшивые документы и билеты на поезд.

По подложному паспорту Котовский некоторое время работал грузчиком на Волге, кочегаром на мельнице в Балашове, чернорабочим, кучером. В Сызрани его кто-то опознал, и по доносу Котовского арестовали. Но из местной тюрьмы Котовский легко сбежал – как именно, он предпочитал не рассказывать.

Осенью 1913 года Котовский вернулся в Бессарабию, где он вновь собрал банду из 10 человек. Штаб-квартирой новой банды стал дешевый трактир «Лондон» на Титовской улице в Кишеневе. И первый свой налет Котовский совершает на имение своего старого знакомого помещика Назарова, наследника умершего князя Манук-Бея. Почему он так стремился отомстить Назарову, неизвестно. Зато известно другое. Как только полиции стало известно о возвращении Котовского, тут же была организованна полицейская операция с облавой, продолжавшаяся два дня. Никто ни попался, и следом бандиты разграбили кассу местного винокуренного завода.

Тем временем, в начале августа 1914 года Россия вступила в Первую мировую войну. В Бессарабии, где находился Юго-Западный фронт, было введено военное положение, которое означало не только тотальную мобилизацию мужского населения, но и введение военно-полевых судов и ужесточение наказания за преступления. То есть за грабежи Котовского и его подельников ждала уже не каторга, а виселица.

Не желая идти на фронт, Котовский приобрел «белый билет», освобождавший его от призыва. Он устроился в крупное поместье помощником машиниста молотилки, а в свободное от работы время готовил очередной налет. Уголовная статистика свидетельствует, что Котовский в 1913 году успел совершить 5 грабежей. В 1914 году он совершил около 10 вооруженных налетов. В 1915 году котовцы совершили более 20 налетов, в том числе 3 – в Одессе.

Кадр из кинофильма "Котовский", 1941 г.

Конец 1-й части (2-я часть будет как только, так сразу)