Добром на добро.
В Питере сейчас подморозило. Иду я с работы и радуюсь, что приду домой, в тепло и уют к своей семье и детям. А есть те, кому и придти-то некуда и никто их нигде не ждет. Жалко стало мне таких людей. И тут мозг подсунул мне одно воспоминание из юности.
Было мне лет 15-17 и ко всему асоциальному контингенту я относился негативно. А когда бомжи забирались ко мне в парадную, так и вовсе крайне негативно. Гонял их жестко, бывало, что доходило и до физических замечаний.
Был особо морозный день, поднимаюсь я на свой этаж и замечаю, что между вторым и третим этажами на площадке разлегся бомж, аккуратно подстелив под себя картонки и какое-то тряпье. Увидев меня, он подорвался собирать свои немногочисленные пожитки и беспрерывно бормотал извинения, уверял,что найдёт другое место для ночлега сегодня.
И так мне жалко его стало. Ладно, говорю, не писюли, сегодня можешь тут переночевать, щас пожрать принесу чего-нибудь. Но если нассышь здесь или шмот свой оставишь, найду и покараю.
Поднялся я к себе, налил в литровую банку горячего маминого борща, одноразовую ложку взял, сделал пару бутербродов и спустился вниз. Василий (так его звали) уже ждал меня, сидя на картоне и прижавшись к батарее. Отдав ему еду и оставшиеся в пачке сигареты, я еще раз напомнил ему про сапожно-анальные кары в случае обнаружения мною дурно пахнущих луж и поднялся к себе.
Весь вечер перед сном я пребывал в приподнятом настроении. Внезапно я осознал, что до этого поступал неправильно и эгоистично. Что людям надо помогать, не взирая на классовую или расовую принадлежность.
Спустившись на следующее утро по лестнице вниз, я увидел, что Василий меня не обманул и я действительно не обнаружил луж мочи или вонючего тряпья.
Я грустно взирал на раскиданные повсюду окурки и осколки литровой банки и (как венец сего творения) прямо по центру площадки застыла огромная куча говна с воткнутой, как флаг на пике покоренной вершины, одноразовой ложкой.
