slavz

Женщины легкого поведения, жрицы любви,, 1920-е годы
Архангельск

27 сентября - годовщина со дня взрыва в 1991 году ракеты на борту "ТК-17" ("Архангельск"), которым в то время командовал капитан 1 ранга Игорь Гришков. Как говорит сам капитан: «эту дату я считаю вторым днем рождения экипажа и корабля и днем победы экипажа над трудно укротимой силой огня и над той задницей, которую пытался преподнести экипажу злой рок судьбы».

Из статьи Николая Черкашина «Огненное погружение»:

«27 сентября 1991 года в Белом море горел самый большой в мире атомный подводный корабль – тяжелый ракетный крейсер из семейства «Акул» ТК-17.

Контр-адмирал Виталий Федорин, стоявший на мостике обеспечивающего судна, рассказывал:

- Сначала я увидел, как в воздух взлетела массивная крышка ракетной шахты № 3 и скрылась из видимости. И тут же полыхнул столб пламени и дыма. Горела почти что стотонная ядерная ракета… Горела обрезиненная палуба крейсера. По всем законам борьбы за живучесть подводная лодка при любой аварии должна всплывать в надводное положение. А тут – погружение. Мы гадали: пробоина в прочном корпусе, не иначе… Тогда это последние мгновения грозного корабля…

Рассказывает командир ТК-17 капитан 1 ранга Игорь Гришков:

- Это были плановые стрельбы ракетой по береговому полигону… 27 сентября 1991 года в 19 часов начали предстартовую подготовку. И тут во время посекундного отсчета на мнемосхеме тревожно замигала лампочка: «автоматическая отмена старта» - как потом выяснилось, из-за заводского дефекта в ракете. Я приказал всплывать, чтобы дать радио на береговой КП. С приходом на перископную глубину крейсер сотрясли три мощных – один за другим – удара. Первая мысль – всадили выдвижные устройства в днище обеспечивающего судна. Абсурд – оно осталось у нас по корме.

Заместитель командира по политчасти капитан 2 ранга Сергей Шабовта:

- Отмена старта - у нас такого еще никогда не было! Шок от срыва стрельбы был мгновенным. Сразу же последовали команды на отбой стрельбы и на срочное всплытие. Но тут все команды в центральном посту перекрыли нарастающий рокот и сильная вибрация корпуса. Мы сразу поняли: в пусковой шахте вопреки отбою стрельбы сработал ракетный двигатель…

Формально командир сделал все, что от него требовалось: всплыл, дал радио… Теперь надо было тупо стоять, то есть дрейфовать, и гореть, ожидая, когда из Северодвинска придут аварийно-спасательные суда. Стоять и ждать… Но Гришков прекрасно понимал, чем может закончится такое стояние. В смежных с горящей шахтах уже могли греться боевые блоки других ракет. А потом и эти ракеты начнут срабатывать и подрываться, полетят во все стороны разделяющиеся боеголовки, ракетный град накроет акваторию Белого моря, обрушится на многонаселенный Архангельск и Северодвинск с его крупнейшей в мире верфью… Это будет похуже Чернобыля!

В любую секунду могли рвануть от перегрева и баллоны ВВД – воздуха высокого давления. А в каждом – по 400 атмосфер, те еще бомбы!

Ситуация ухудшалась с каждой минутой. Начали прогорать сальники на выдвижных антеннах и перископе, ядовитый дым пошел в самый большой и густонаселенный - 19-й отсек. Эта беда лишала корабль возможности погружаться – ведь через круговые щели выгоревших сальников вместо дыма хлынет вода. Именно по такой причине ушел навсегда под воду злосчастный «Комсомолец» (К-278), на котором служило немало друзей Гришкова…

Только погружение могло прекратить пожар. Но погружаться было нельзя, потому что на крейсере был перерасходован запас сжатого воздуха для аварийного всплытия.

Погружаться было нельзя и потому, что корабль почти лишился хода: в ограждение (насадку) винта правой линии вала попали остатки взорвавшейся ракеты, левая линия вала давала не более 40 оборотов в минуту с угрожающим при этом стуком. Все это значило, что рассчитывать на гидродинамическую подъемную силу рулей и корпуса не приходится. Без хода с непродутым балластом крейсер не всплывет.

Погружаться было нельзя потому, что все руководящие документы, а главное - здравый смысл запрещали уходить под воду в любой аварийной ситуации. Окончательное решение было за командиром, и капитан 1 ранга Гришков его принял. Он отдал приказ на погружение.

Гришков приказал изолировать командный модуль от боковых переходов, приказал выставить в смежных отсеках рубежи обороны, а всем личному составу центрального поста и 19-го отсека надеть индивидуальные спасательные аппараты. Это было скорее ритуальное, чем реально спасительное действие: натягивали маски, сознавая: если лодка ляжет на грунт, из этого стального склепа никому не выйти – крышка люка намертво приварилась к зеркалу комингса. ТК-17 ушла за перископную глубину, но и этого хватило, чтобы гигантский пожар сразу стих. Вода, конечно, хлынула и быстро стала затапливать трюм командного модуля. Ее откачивали, пытались забивать щели…

После было всплытие. Ударами кувалды отбили приварившуюся крышку люка, выбрались наверх. Подводный крейсер смог вернуться в базу своим ходом. Ход давали не основные – заклинившие- винты, а подруливающие устройства. Шли со скоростью пешехода – в три узла, но все же самостоятельно прибыли в Северодвинск.

Член Верховного Совета России от Архангельской области А.Н. Буторин, осмотрев аварийную лодку, направил Председателю Верховного Совета свое заключение:

«Масштаб предотвращенной катастрофы грандиозен. Была реальная угроза взрыва атомной лодки с ядерным боеприпасом, в результате которого практически ВСЯ (!) акватория Белого моря могла быть подвергнута радиоактивному заражению. И, как следствие, все поселения по его берегам, должны были свернуть свою жизнедеятельность. Этих циклопических бедствий не случилось, благодаря героическим, смелым и решительным действия командира!». Буторин уже тогда, в 1991 году, предлагал присвоить капитану 1 ранга Гришкову звание Героя Советского Союза.

ТК-17 после ремонта нарекли в честь спасенного города «Архангельском». Сегодня «Архангельск» собираются резать «на иголки». Экипаж, который спас корабль и себя, пробыл в забытье 24 года, был представлен к наградам, но не награжден и был благополучно забыт всеми большими начальниками».