ritd

Мари и Ночной Кошмар

Три месяца назад Мари опрокинула Жаклин на землю мощным ударом серповидных когтей, разорвав той щеку почти до кости.

Мари даже отдаленно не была похожа на человека, синее пламя горело в её глаза, длинный змеиный язык скользил меж стальных зубов. Ноги не касаются земли, руки — длинные лезвия стальных клинков.

-Кто, что ты такое ? - шепчет Жаклин, кровь и слезы заливают её морщинистое лицо. Она пытается отползти назад, но чудовище отрубает ей руку.

И от боли она не может даже закричать.

- Я — твой Ночной Кошмар, - говорит Кошмар, - и я скоро стану явью.

Трехцветный комок ярости и ненависти появляется словно из воздуха, Мисс Агат вцепляется

в ногу Мари, изо всех сил работая когтями и зубами. Чтобы хотя бы на несколько секунд отсрочить неизбежное.

Мари пинком отшвыривает кошку обратно в кусты.

Три месяца спустя кошка дергается и просыпается. В этот сон Жаклин ей больше не попасть. Она пытается разбудить Жаклин, но та лишь тяжело стонет, самой ей уже не проснуться.

Три месяца тому назад Мари стальным лезвием распарывает плечо Жаклин, прибивая её к земле. Она наклоняется к самому лицу Жаклин и длинным языком слизывает кровь и слезы.

- О, как мне нравится этот вкус, - говорит Мари, - прежде чем ты умрешь, ответь мне, что же такого тебе сделала Кэтрин, что ты открыла для неё колодец ?

- Я.. мы — дуоанима, - шепчет Жаклин, сил у неё совсем не осталось. Как и жизни.- мы не можем открывать колодцы.

Мари отшатнулась, лезвия у неё убрались обратно в руку. Кошмар знает, кто такие двоедушцы.

- Мы не можем открывать колодцы, - Снова повторяет Жаклин. Дыхание почти оставило её, - но мы можем держать их закрытыми.

- Там… у меня.. был один. Совсем маленький. Он ни кому не смог бы причинить вреда, ну, может быть грустные мысли, или голова немножко болит. Я держала его всегда закрытым… но потом Базиль попал под колеса твоего... отца Мари. Дуоанима, не могут жить в том месте, где умирает их вторая душа. Мне пришлось уехать. И я всегда любила Мари и Кэтрин.

Жаклин чуть слышно плачет и слезы размазывают тушь, стекая тоненькими струйками по щекам.

А Мари смотрит на жалкую старую женщину всю в слезах и изрезанную острыми лезвиями, и ей мерзко и противно за себя.

Я знаю её, она так жестока.

Она - смерть за смерть, она — око за око.

Не ведомы ей ни покой, ни усталость…

Лишь ярость! Холодная страшная ярость.

Я помню её, мы держались за руки,

В том Доме где тьма, и где стихли все звуки.

- Я знаю что делать — шептала, - поверь.

Разрежь, уничтожь, все сожги, всех убей!

В смятение душа хочет крикнуть: Довольно!

-О, Ненависть знает, как сделать нам больно — шепчет Мари.

Чудовище никогда ни кого не убивало просто так. Не, ну на самом конечно убивало, но это было очень давно и оно старалось об этом не вспоминать. Ведь жизнь — это бесценное сокровище, которое так сложно получить, но так легко потерять.

Три месяца назад, в самом конце сентября, Жаклин Дорэ наконец закончила загружать все свои вещи в свой старенький автомобиль фирмы Тиско. Был первый осенний месяц и стояла всё еще та же летняя погода, безоблачная и теплая.

Было так жалко уезжать, но выбора не было. Двоедушцы не могут жить в том месте где умирают их вторые души.

Она подходит к своей машине и видит рядом с ней соседскую девчонку Мари. В руках у неё ярко алая роза и Жаклин не помнит, что бы у кого-нибудь в округе были такие.

- Тетушка Жаклин, это вам, - говорит Мари. Она застенчиво улыбается, переминаясь с ноги на ногу.

- Спасибо, моя дорогая, - отвечает Жаклин, она наклоняется, что бы поцеловать Мари в лоб, - Теперь же прощай, и передавай привет родителям и Кэтрин.

- Обязательно - отвечает Мари.

- Больше кошмары никогда не потревожат тебя, - говорит Кошмар, но это уже никто не слышит.

Три месяца спустя Мари открывает глаза и садится на край кровати. И она знает, что будет делать дальше. Три месяца спустя Агат просыпается на своей подушке, и она тоже знает, что будет дальше делать — спокойно спать.

И может быть и ещё кто-то проснулся в эту самую длинную ночь, но это будет уже совсем другая история.

В четыре часа ночи Мари осторожно спускается вниз, на первый этаж, стараясь ни кого не потревожить. Не слышно переступают босые ноги, не скрипят половицы, легкой тенью скользит Мари вниз по ступенькам.

Она осторожно открывает входную дверь и выходит на крыльцо, вдыхая сырой зимний воздух. Облака скрылись, очистив звездное небо и полную луну, ветер стих и дыхание улетало в небо легкими паровыми клубами.

Мари нужен был перекресток двух дорог. Такой, что бы днем по нему ходило как можно больше людей, а ночью ни кого не было. Тогда, по такому перекрестку, начинают ходить совершенно другие существа.

- Так, - говорит Мари, - пожалуй пересечение улиц Луи Мориса и Санкт-Жозе нам подойдет.  Обычно она ездила туда на велосипеде, или с отцом на машине или, лучше всего, с Кэт на мотороллере.

Сант-Севри спал. Слабые огоньки уличных фонарей едва освещали проезжую часть. Отец Мари как-то говорил, что раньше фонари были керосиновые и был специальный человек, фонарщик, который каждый вечер ходил и зажигал их. Не легкая должно быть работа.

Мари идет по улице, босые ноги разбивают лед на замерзших за ночь лужах, на спине её пижамы нарисованы герои её любимых «моих маленьких лошадок». Она идет спокойно, даже весело. Холод не тревожит её.

Ведь чудовища не чувствуют холода.

Ближе к Луи Морису улица сужается, стены домов превращают её в узкое ущелье, а местами перекрывающие небо арки — так и вообще в туннель.

Мари идет и не замечает, как сзади неё темнеет, словно закрываются невидимые двери, отрезая её от света луны и звезд. Она идет беззаботно и не сразу слышит шуршащий звук по сторонам улицы, словно что-то чуть слышно скребет по сторонам стен длинным ржавым гвоздем.

Перед самым выходом было совсем темно. Перед самым выходом лежала большая куча мусора. Словно легкий ветерок по ней прошелся, она зашевелилась.

То-Что-Из-Ветоши поднялось напротив Мари, глядя на неё темными провалами пустых глазниц.

- Ты что такое ? - говорит Мари. Голос её звучит равнодушно, она думает о чем-то другом.

- Убирайся, - говорит Мари.

То-Что-Из-Ветоши втягивает в себя окрестный мусор, оно уже почти совсем перекрыло проход. Бездонный рот складывается в улыбку, в предвкушении крови. Оно надвигается.

- Иди… ко мне, - шепчут обрывки ткани, полусгнившая упаковка, истлевшее дерево, мертвая крыса и груда человеческих костей,- я выпью тебя до дна. Ты навечно будешь со мной. Гнить.

Улица погружается в оглушающую тишину. Те редкие фонари, что её едва освещали — гаснут.

- Ха, больно мне надо! - отвечает Мари, - гнить.

То-Что-Из-Ветоши, плавно перетекая, приближается к Мари. Оно окружает Мари, тысячи ртов раскрываются, готовые рвать и терзать.

Мари оглядывается назад в темноту, кто бы там не был, простому человеку его не увидеть.

- Ах, ты наверное хочешь померится, кто кого сюда привел? Что ж…

И Мари, отступает, не сделав ни шага. Луна гаснет и весь мир в ужасе сжимается, затаив дыхание. Время остановилось, капли дождя повисли в воздухе.

Древняя и жестокая сила, у которой нет ни имени, ни предела, является в этот мир в своём грозном величии.

Ночной Кошмар — всего лишь одно множество придуманных ей имен.

Да и не самое страшное.

А потом мир снова содрогается от визга разрываемой на куски мертвой плоти. Эхо пройдет по всем мирам, для многих это будет наукой.

- Да, наверное это все-таки перебор... - говорит Мари. Она разбрасывает босой ногой мелкие кусочки обгорелой ткани. Штанина пижамы промокла и уже заледенела.

- Еще увидимся, - говорит Мари, куда-то в темноту. И улыбается. У это самая жестокая и злая улыбка из все жестоких и злых улыбок.

Наконец, она выходит из арки и попадает на пересечение двух дорог.

Да, в дорогах есть своя особая магия. Начинаясь нигде, они заканчивается нигде. Они проходят через наши жизни, наши судьбы, забирают у нас и щедро одаривают.

Они меняют нас.

И стоит только один раз по ним пройтись, как они уже никогда нас не отпустят. Во снах, в мыслях, может быть прямо сейчас, а может быть завтра или через несколько дней — но они всегда будут с нами.

И тогда только и разговоры что о Пути.

Есть у дорог и другое свойство. Днем по ним ходят живые, а ночью — те, кому нет места под солнцем. Сюда и пришла Мари, что бы найти две души.

А чтобы увидеть дорогу, тут не нужно быть каким-то особым чудовищем. Нужно просто найти место, которое не видно было с дороги, усесться там поудобней, чтобы ничего не затекло и не отвлекало, и отпустить все мысли, все-все из головы. Пускай ночь разольётся внутри, заполнив под самое горлышко. И вот…

… вот черный пес ротвейлер. Он уже много лет бегает по ночам, передавая сообщения для тех, кому не подходит обычная почта.

… вот тени рыбаков, они так долго ходили вдвоём днем, что и ночью не могут остановится.

… вот старый фонарщик Жак Фонтэ. Когда-то он зажигал фонари в Сант-Севри. Однажды он зажег все фонари, кроме одного. И уснул. И не проснулся больше, но теперь он не может уйти, не завершив работу. Он совсем бледный, ели видный. Скоро его время закончится.

… а вот из-за угла показался совершенно черный котенок. Мари видит, как в свете луны он отбрасывает две тени.

За секунду до того, как он выглянул из-за угла на улицу, Мари оказывается у него за спиной.

- Привет, дружок, - говорит она, - ты то мне и нужен. Котенок слабо пискнул, попытался вырваться, но, убедившись, что это, во-первых, бесполезно, во-вторых его поймал не человек, а всего лишь ночное чудовище, сразу успокоился и свернувшись на руках клубком и тут же заурчал.

К сожалению, не все люди бывают хорошие.

Мари осторожно гладит легкую, как перышки, шерстку и улыбается.

И да, на обратном пути она достает из мусорного бака огарок свечи.

Жизнь у собачников проходит по расписанию. Хочешь не хочешь, но вставай рано утром и иди, прогуливайся. И тут уж не важно, дождь, снег или самая долгая ночь в году.

- Пойдем, Ганс — старик смотрит на такую же старую немецкую овчарку. За семнадцать лет вместе им не нужно много слов.

-Мася, Мася, ну где же ты ? - тетушка Гизетта, известная кошатница, обычно не кормит своих и окрестных кошек так рано. Но сегодня у неё особое дело.

До рассвета было еще далеко, но эти странные люди по одному стекались к дому Мари. Люди и животные, у каждого своя тень и одна общая на двоих.

- Так значит Кэтрин — дуоанима ? - спрашивает Мари.

Вне времени и пространства она сидит на парапете крыши огромного здания, свесив ноги вниз. А на небе зажглись первые утренние звезды

- О нет, дар Кэтрин намного, на много сильней, - отвечает Кошмар. Он сидит рядом с Мари.

- Но двоедушцы закроют колодец, и будут держать его закрытым, защищая одного из своих. Пока Кэт не станет настолько сильной, что сама спустится вниз. Вот будет потеха.

Мари слышит в голосе чудовища неподдельную радость.

- Но как же так получилось, если никто не может открыть колодец больше, чем сможет закрыть?

- Да, никто не может, - соглашается Кошмар, - но вся беда была в том, что у Жаклин уже был свой, пускай и совсем маленький, колодец. Она держала его закрытым, но потом её вторая душа погибла, и она вынуждена была уехать. Но и это ни как не могло повредить Кэт. А вот когда твой отец купил вторую половину дома…. Из двух колодцев стал один, чуть больше, чем по силам Кэтрин. Вот тогда и пришла беда.

И они еще долго сидели на краю крыши… больше молчали, иногда перебрасывались словами, наблюдая как на краю мира восходит утренняя заря.

- Что ж, - говорит чудовище, - даже самые длинные ночи когда-нибудь заканчиваются.

Мари касается руки чудовища и внезапно чувствует тепло. Чудовище поворачивает к ней голову и там, где у человека должны быть глаза, Мари, сквозь тени, видит звезды.

В какой-то миг ей кажется, что это и есть его глаза.

- Мы еще увидимся ? - спрашивает Мари.

-Все может быть, - отвечает Кошмар, - двери ночи всегда будут открыты перед тобой. Ты еще очень многое увидишь, через многое пройдешь… И когда нибудь и ты подаришь надежду тому, кто в ней так отчаянно нуждается. Но теперь же прощай, до не скорой встречи. Ах да, у тебя еще есть несколько минут. Знаешь что будешь делать?

Мари улыбается.

- Конечно знаю. Лететь!

И она полетела.

И будут слезы, но это слезы радости. Объятья и поцелуи. Будут смех и веселье, беда навсегда покинет их. Мари напишет тетушке Жаклин письмо, в котором долго и простанно будет её за что-то благодарить, и очень искренне просить прощение за отца. Та ей тоже ответит: все в порядке, не переживай. Нам с Агат очень даже не плохо. Она никогда не расскажет о своем сне, где Мари подарила ей розу, но кошмары и правду ей больше никогда не снились.

Жак Огю, по кличке Старьёвщик, через неделю закончит свою жизнь в психиатрической клинике Сант-Севри. Семь дней, он, или лежал обколотый галапередолом, или заходился в диком крике. Его кошмар — одинадцатилетняя девочка.

Чудовище держит своё слово.

Ну вот и все. На этом можно было бы и закончить, но случилось еще кое-что. В одном саду нашли горящую свечу. Кто-то оставил её на столике возле дома, а кто-то зажег.

И может быть для того, кто зажег это и был Последний Фонарь, а ?