Много чего моя бабка Ана рассказывала. Я уже с детства с ней ходил за травами да кустарниками, а в полях каких только историй не бывает. Добрая была, и простая. Если что заболит или вдруг силы нужны, так все к ней ходили. Правда за глаза как Ану только не называли: ворожея, шаманка или того хуже. Ох и дураки, живьём настоящий ведьм не видели… А я вот видел. Когда мама умерла, я ещё совсем маленький был. Странно, конечно, но я прекрасно помню её болотные глаза и вечно растрёпанную рыжь, спадающую до самых бедёр. Бабка всегда говорила, что маму “в траве нашла”. Я всю жизнь смеялся с этой присказки, но Ана перед смертью рассказала, как всё было.
Тогда степь только проснулась, пытаясь всем телом надышаться весенним воздухом. Бабка ещё смолоду опасалась сумерек. Напридумывала всякого. Говорила, мол, когда по земле ползут длинные тени, образуется мост между миром живых и миром мёртвых. И тогда то можно услышать голоса давно ушедших. Я не верил, но бабка стояла на своём. Так что только когда солнце полностью показалось из-под горизонта, Ана, как всегда, ушла за травами. Любила бабка природу, а та, в свою очередь, отвечала ей пышными цветочными полями и зелёными лугами.
На обратном пути спустился туман, и бабка остановилась у Шагши, или как раньше называлось, “Могильное озеро”. Названо оно так было, потому что живность в нём не водилась, а у обрывов редкие деревья сплошь голые, больные, горбились. Говорят, озеро то характером скверное. Часто ключом било, образовывая реку Могилку, которая могла и деревню подтопить. Поэтому мимо озера никто не проходил, не почтив местных духов, иначе беду накличешь.
Собралась бабка до деревни идти, как вдруг из глубины тумана донеслись тихие всклипы. Ана перепугалась не на шутку, звала, звала, но никто не откликнулся. Тогда она не раздумывая побрела сквозь поросшую травой воду, пока не наткнулась на маленький бледный комочек. Заплаканная рыжая девочка стучала зубами от холода, но как волчонок, грозно смотрела на бабку. Из одежды на девочке была только лисья пелерина. Пытаясь встать на ноги, девочка тут же рухнула на землю. Дальше дело бабье: согрели, накормили её в деревне, да начали расспрашивать, а там одни загадки. Говорила, сёстры с матерью в озере утонули, да только три дня мужики искали и тел так и не нашли. Сжалилась Ана и приютила сироту. Назвала Яниной, потому что “милость Божья”.
Ох и натерпелась бабка от Янины: молода была, да за ней не поспевала. Хоть Янина и противилась, волосы пришлось обрезать: рыжая копна крепко спуталась с ветками и тиной. Девочка никого к себе не подпускала, кроме Аны, таков уж характер был. Да и местные на неё косо смотрели: “Волчонок, да и только.”
Янина хандрила по дому, и интерес в ней пробуждался, только когда бабка травничала. Та и решила, мол, буду замену себе воспитывать. Помогала ей Янина во всем, даже воду с колодца таскала. Правда деревенские ребята её всё время дразнили, с соседским Борькой во главе. Вот в один день Борька изголялся: “Волчонок, волчонок!”, а Янина раз! – треснула ему по башке, оставив большущий фингал. "Дала отпор, молодец!" С тех пор Борька её от ребят защищал, а потом и вовсе дружбу свёл. Ана только рада была, что девочка теперь не скучает, правда знала, что “хвостик” появится. Так и случилось, в поле они уже втроём уходили: Ана, Янина и Борька.
Было у Янины что-то вроде дара. Животные к ней в лесу ласкались, как будто на их языке разговаривала. Лисицы, белки, даже оленята её не боялись. Спрашивала Ана напрямую, а Янинка лишь отмалчивалась. Но пригодилось: в деревне если лошадей успокоить или козлят найти, всегда к ней обращались.
Шли годы, но тоска, разъедающая Янину вопросами о своём прошлом, всё больше холодила душу. Зимой все ждут только одного – наступления весны. Боялась, боялась бабка за неё, но ничего не могла поделать: отпустила Янину к Шагше. Целый день провела она в поисках давно утраченного, но не забытого. Вернулась в сумерки. С той поры Янина больше не вспоминала об озере. И взгляд у неё стал другим: отрешённая нежность сменила прежнюю скорбь. Бабка переживала, но у Янины всегда был один ответ: “Ана, когда-нибудь ты всё узнаешь.”
Незаметно для бабушки, Янина выросла в прекрасную девушку. От ушедшего детства осталась лишь подаренная Аной сума да рисунки на теле, которые Янина наносила красками из лепестков цветов. В назначенный день она обвенчалась с Борькой.
Борька ушёл служить спустя несколько месяцев после моего рождения, да там и остался. Янина, конечно, нянчилась со мной, но нехотя. Уже тогда знала, к чему всё идёт. Поэтому всю нежность я получал от бабушкиных рук.
Наступала девятая годовщина смерти матери Янины. Предупредила Ану: “Уйду рано, не ходи за мной.” Бабка умоляла её остаться, но всё без толку. В зелёных глазах “волчонка” была только решимость.
Бабка украдкой подглядела, что Янина вышла в сумерки, да так и не вернулась. Видимо, и правда голоса её к себе звали: на следующий день брат Борьки вытащил тело Янины из озера. Ана чуть не обезумила от горя. Но боль приглушал я, маленький “рыжик”, о котором надо было заботиться, и которой тоже был частью Янины.
С того времени Могильное озеро Шагшой и прозвали. Природа на нём преобразилась, теперь там и рыбачат, и ребятишки играют. Но в сумерки на озере никого не встретишь. Деревенские знают не понаслышке, кто именно может плакать в тумане.
