garik23

Луноход, 1970-е

Фёдор Шаляпин с дочерьми Мариной и Марфой

База отдыха "Радиоприбор", Запорожская область, Украинская ССР, 1987

Проект дачного "дома-шалаша", 1980-е

Актриса театра и кино Ирина Алфёрова с дочкой Ксенией. СССР, 1979

Ночной запуск ракеты-носителя с космическим кораблем «Союз-23», Байконур, 1976

В кафе «Север» в Ленинграде, 1966

Видеомагнитофон Электроника ВМ-12

Лев Толстой за игрой в городки, 1909

https://t.me/svetskoe/619

Как-то спросил одного увенчанного крупными звездами на погонах «бога войны»: где самое опасное место во время проведения боевых стрельб – на огневой позиции или на наблюдательном пункте, в нескольких километрах от нее?

«Самое безопасное, – всерьез ответил мне артиллерийский начальник, – остаться в пункте постоянной дислокации». Пошутил, конечно, но по сути оказался прав.

В этом я пару раз убедился «в окопах» Афганистана во время службы в Ограниченном контингенте советских войск.

Когда ошибку не прощают

Перед прочесыванием кишлака на предмет выявления в нем «духов» мы вели артиллерийскую подготовку. И один старший лейтенант – начальник разведки дивизиона, который оказался, увы, не на голову выше офицеров всех других видов и родов войск, передал на огневую позицию, находившуюся в четырех километрах позади, вместо координат цели в кишлаке абсциссу и ординату своего наблюдательного пункта.

Ошибся человек, перепутал, с кем не бывает. Только последствия каковы!

«Выстрел!» – передал радиотелефонист. Офицеры подняли к глазам бинокли, а солдат-дальномерщик уткнулся в окуляр прибора. Секунд через двадцать впереди НП грохнуло и взмахнул ввысь султан из комьев спрессованной земли…

«Двина», «Двина», куда вы стреляете? – всполошился тот самый старлей. – Ваш пристрелочный снаряд почти рядом с нами разорвался... Уточняю исходные данные для стрельбы…» И ведь повторил бы те же ошибочные цифры. Благо, не успел.С полкового пункта на НП дивизиона прибежал наблюдавший взрыв начальник артиллерии полка, который оказался и с умом, и с необходимой для офицера-артиллериста сообразительностью.

Он и уточнил координаты: «Стой! Мать вашу! Немедленно прекратить стрельбу! Дайте прибор управления огнем». Менее чем через минуту скомандовал: «Двина», стой! Цель восемьдесят девятая. Дом главаря банды муллы Насима. Прицел… Уровень… Основное направление… Осколочно-фугасным, заряд уменьшенный, взрыватель замедленный. Основному орудию один снаряд – огонь!».

Первый же пристрелочный снаряд разорвался точно в центре цели. «Переходите на поражение, – приказал начальник артиллерии полка. И добавил без ложной скромности: – Учитесь, пока я жив!».

Мулла Насим был одним из самых кровожадных духов. Его жертвами стали далеко не один наш солдат и офицер.

И за уничтожение или пленение бандита нам обещаны были немалые преференции. Дом же его за немалые деньги указал один из завербованных афганцев, который в тот момент тоже находился на наблюдательном пункте и отслеживал стрельбу через окуляры бинокля.

Но как по закону подлости, муллы в момент артналета дома не оказалось. Наш афганский друг очень волновался за точность стрельбы, так как метрах в двухстах от дома главаря находилась его собственная глинобитная хижина с семьей.

Он боялся, чтобы мы в нее случайно не угодили. Оплошность же нашу афганец не заметил и был в восторге от меткости военнослужащих самоходно-артиллерийского дивизиона.

Все гениальное просто

Чтобы подобные инциденты исключить в мирной жизни, на каждое артиллерийское орудие во время проведения боевых стрельб штатным снарядом устанавливались ограничители.

Кое-где в продвинутых частях применяли цепи, но в абсолютном большинстве старым дедовским способом сооружалось древесное приспособление под названием «бабушка в окошке».

Сначала определялось опасное направление стрельбы вправо и влево.

Ствол орудия поворачивали на нужные углы и вплотную к нему вкапывали столбы. Затем устанавливали минимальную и максимальную дальность стрельбы, опуская и поднимая ствол. На этих уровнях прибивали бревна.

Получалось «окошко», из которого торчал ствол орудия – «бабушки». До гениальности просто! Даже если произойдет ошибка в расчетах или кто-то что-то перепутает, как тот незадачливый старлей, то столб-ограничитель не позволит подняться и повернуться стволу орудия в опасном направлении.

Но опять-таки – всякое бывает!

Однажды просто-напросто не хватило гвоздей на нижний уровень, и бревно закрепили абы как.

«Прицел 322!» – передали на огневую позицию с наблюдательного пункта. Радиотелефонист рядовой Мамедов, толком не расслышав, записал карандашом в блокнот «222».

А что такое одно деление прицела? Это около двадцати метров. Значит, ошибка по дальности равнялась почти двум тысячам метров. Бревно ограничителя, и так-то едва державшееся на двух гвоздях, орудие просто-напросто сбило.

Снаряд полетел прямиком на наблюдательный пункт. Хорошо хоть траектория его полета оказалась в стороне от НП. Взрыв раздался метрах в трехстах справа. Ощущения были, мягко говоря, малоприятные.

Но иногда и «бабушка в окошке» не помощник. Это когда стрельба бестолковая. Самоходная артиллерия стреляет с раздельным заряжанием. Если не скомплектовать уменьшенный заряд (извлечь из гильзы несколько мешочков с порохом) и долбануть полным, то солидный перелет получится...

У  пушкарей есть  шутливая песня с короткой припевкой: «Грязный лед, черный снег, белый дым. Артиллерия бьет по своим». Хотя юмора в ней мало, если не сказать, что нет совсем. Потому что заканчивается она так: «Недолет, перелет, недолет… Вот разрыв, и погиб еще взвод».

Песенка считается народной, хотя у ее слов есть автор – поэт-фронтовик Александр Петрович Межиров (1923–2009). Написал он эти стихи в 1956 году. Публикации они по понятным причинам не подлежали, но разошлись переписанными в самиздате. Тогда же с несколько измененными словами их положили на три гитарных аккорда.

И стала песенка студенческой – особенно полюбилась пятикурсникам гражданских вузов, имевших военные кафедры: после окончания ребят призывали на три месяца на военные сборы. Кто-то, увлеченный музыкой и поэзией Межирова, оказался в канонирских частях – оттуда вроде бы и пошло.

Не берусь судить, как бывало на Великой Отечественной войне, на которой младшим лейтенантом прорывал блокаду Ленинграда и был контужен поэт Александр Межиров.

Что до Афганистана, то подобное («артиллерия бьет по своим») в районах Герата и Кандагара, отрогах Гиндукуша случалось все же очень редко. Лично я за всю свою офицерскую службу помню только эти два случая. Будь по-другому, некому было бы написать эти воспоминания.

Игорь Шелудков,подполковник в отставке.

https://vpk-news.ru/articles/61260

Найти кабель

После того, как полк совершил марш по маршруту Ош-Хорог, утром 29декабря 1979г., я лейтенант Пивень, командир радиовзвода роты связи полка, получаю задачу от своего командира роты капитана Кузьмичёва Ю.А.

Точнее между нами, на фоне величественных памирских гор, покрытых белым-белым, искристым снегом произошёл небольшой диалог:

- Я только что с совещания у командира полка. Нам, связистам, поставлена задача – быть в готовности к развёртыванию проводной связи в исходном районе (т.е. в районе, откуда полк будет пересекать государственную границу и входить в Афганистан). Район еще точно не определён или не разглашается до поры, до времени, но мы должна быть в готовности.

- А моя задача какая? Я ведь командую радиовзводом, согласно боевого предназначения это обязанность телефонно-телеграфного взвода во главе со старшим лейтенантом Капустиным Георгием.

- Всё верно, не зря ты, чуть ли не с отличием окончил Полтавское училище связи. Только у меня, как командира роты, сейчас одна большая беда – легкого полевого кабеля П-274м (в народе просто «полёвка») – НЕТ.

-Как нет, это же 50 километров кабеля?

- Машина ГАЗ-66 линейно-кабельного отделения, полностью загруженная этим кабелем отстала от колонны полка. Скорей всего что-то с двигателем машины, в общем, техническая неисправность.Когда её подберёт техническое замыкание полка не известно, а кабель нужен не сегодня-завтра.Командира телефонно-телеграфного взвода послать не могу, хотя это и его хозяйство. Он на «привязке» командного пункта(КП)полка к Хорогскому узлу связи Министерства связи Таджикской республики .

Машина с кабелем(старший на ней наш старшина роты связи прапорщик Полич Владимир Савельевич) ориентировочно между перевалом Ак-Байтал(«Белая лошадь» высота 4655м) и населённым пунктом Мургаб.Бери ГАЗ-66 с водителем рядовым Бабий Александром, проверь дополнительную 200литровую бочку с бензином в кузове машины, сухпаёк и т.д. В общем, готовь машину».

Я прикинул расстояние по карте. Приблизительно, ведь точное местонахождение машины не знали, 250-300км только в одну сторону. Итого более полутысячи километров по Памирскому тракту, но теперь в обратную сторону.

Ну, что же задача поставлена: «Найти кабель и доставить в Хорог». Дело серьёзное, не привезу во-время, подведу всех.

В общем через час-полтора выехали. Ослепительное солнце, голубое небо и насколько глаз хватает – великолепие Памира.

Едем час, два, три… монотонный гул двигателя машины.

С водителем надо разговаривать, всё бодрее чувствуется, это ведь не по городским дорогам ездить. Рассказали друг другу свои биографии, о своих родных, близких, друзьях.

Что дальше?

Ну коль оба родом с Украины, давай песни петь и «старые» наши национальные(«Нэсэ Галя воду…» и т.п.) и современные. Стемнело быстро, оно и не удивительно – декабрь-месяц, плюс высокие горы. Краски дня быстро померкли.

Прошли Мургаб. Остановились, перекусили, перевели дух. Вперёд. Внимательно всматриваемся в освещаемую фарами дорогу. Машины нет. Где, где кабель? Нужен кабель, ведь мы, связисты, подведём всех.

Вскрик моего водителя: «Вон они!». Я выскакиваю из кабины: «Живы?», « Не замёрзли?». За бортом, между прочим, минус двадцать градусов морозца, да ветерок в придачу. Я должен заметить, что в зимний комплект одежды вещевая служба полка одела весьма не плохо, нареканий не было . На машине у старшины роты сам двигатель был «живой», они периодически запускали его и грелись, а вот с сцеплением беда.

Вчетвером перегрузили кабель на теперь уже мою машину, попрощались. На часах – второй час ночи. Вперёд. Решил дотянуть до Мургаба и там немного поспать, чувствовал, что силы уже на исходе.

Боролись две мысли:

-«Надо остановиться и передохнуть».

-«Ведь дорог каждый час, как там наши без кабеля связи».

С высоты прожитых лет, тридцати лет, отданных службе, понимаешь теперь, что надо было останавливаться, есть предел физических и волевых сил и возможностей. Были молоды, опыта не хватало.

В общем, я, что называется, «закемарил». Машину толи занесло, толи и водитель «клюнул носом». Нас выбросило с дороги так, что машина перелетела придорожный кювет, приземлилась вначале на передние колёса, затем уже соответственно на задние. Повезло, а как по другому скажешь в данном случае, что машина не завалилась набок, не перевернулась вместе с нами.

-«Бабий, жив?»

-«Жив».

-«Ничего не повредил?»

-«Нет».

Вылезли, осмотрелись. От трассы вынесло метров на 50-70. Двигатель не заводиться, оно и не мудрено. Четвёртый час ночи, кругом горы, на десятки километров ни живой души. Мороз. Хорошо помню, что отчаянья и страха не было. С собой автомат с четырьмя магазинами, пистолет, водитель тоже вооружен, так что дикому зверью не дадимся.

Вдруг свет фар. Выскочил из кабины, вижу, до трассы не успеваю добежать, срываю автомат, стреляю вверх, в надежде привлечь внимание. Не заметил, проскочил.

Принимаю решение – водитель пусть хоть немного отдохнёт, а сам на дорогу, голосовать и вытаскивать на трассу свою машину. Минут через 30-40 показались светящиеся фары. Выхожу на середину дороги, автомат на перевес, показываю всем своим видом, что настроен решительно.

Машина останавливается. За рулём водитель, уже в годах. Поясняю свою беду:

-«Прошу помощи, машину тросом надо вытащить на трассу».

Благодарен я ему. Хоть он и матюкал нас нещадно, но дело делал. Нашёл съезд с трассы, подогнал свой тяжеловоз к нашему ГАЗ-66, помог в сплошной темноте подсоединить трос и вытащил нас на трассу. Поступил по отцовски.

На мой вопрос: « Не сможете дотащить нас до Мургаба?» пояснил, что ему, как одиночной машине, по горной памирской дороге, да ещё зимой, нельзя буксировать, а вот около 6-7часов утра в сторону Мургаба будет идти колонна(назвал фамилию старшего колонны) и уверенно закончил: «Они, лейтенант, вас подцепят».

Прошу заметить, речь всё время идёт о гражданских людях того времени.

Действительно в указанное время засветились вдалеке, в декабрьской темноте фары нескольких машин. Останавливаю переднюю  машину.  В кабине двое, не помню уже, это были представители киргизского или таджикского народа.

Выслушав мою просьбу, один из них отвечает:

-« На последней машине едет мой брат, он тебя подцепит».

Пропускаю всю колонну, останавливаю последнею машину, передаю указание от старшего брата младшему.

Меня берут на буксир. Сажусь в кабину третьим. Потом отметил для себя, что у них в гражданской автоколонне свой твёрдый порядок. На первой и на последней машинах было по два человека(сменные водители), а последняя машина выполняла ещё и роль технического замыкания.

Трасса Ош-Хорог, боле 900км, перевалы более четырёх километров высотой. Памир лёгкого, не серьёзного отношения к себе не терпит.

Так набирал опыт и я.

Посадили меня в кабину посредине, между водителем и старшим. Тронулись. Я не спал всё ночь, на свежем воздухе, а тут в кабине тепло, уютно, хорошо. В общем – вдруг, почему-то, кто-то толкает тихонечко меня в бок и говорит: «Лейтенант, подъезжаем к Мургабу». Возможно фраза была построена и так: «Лейтенант, проснись, подъезжаем к Мургабу». Боже мой, а автомат-то мой на полу кабины.

-«Смотри, лейтенант, мы тебя отцепим возле местного гаража, там есть не большая ремонтная мастерская – они помогут.

Я их благодарил. Со словами: «Не стоит, лейтенант, мы тоже служили» они тронулись дальше и вскоре растворились в предрассветной мгле.

Какими словами сейчас рассказывать молодёжи, что было такое время в нашей стране, когда армия была народной и любимой не на словах с телеящиков, а на самом деле, по жизни?

Мургаб

Посидели вдвоём с водителем в машине, подождали немного рассвета. Утро было сумрачным, без солнца. Также и на душе, и сумрачно, и тягостно.

Надо было решать две задачи:

-разобраться, что конкретно с машиной и сможем ли мы сами её отремонтировать;

-необходимо сообщить в Хорог нашим, о том, что я с кабелем задерживаюсь.

Надо отдать должное моему водителю рядовому Бабий Александру. Как только рассвело, подняли кабину, он спокойно и внимательно просмотрел двигатель( не надо исключать мои познания училищной программы по автомобильной подготовке) и изрёк: «Зажигание сбито, надо разобраться с распределителем зажигания». Сразу почувствовалось, что он, пусть и немного, но отдохнул и вновь готов в меру своих сил и возможностей отдавать солдатский долг.

Прошли в гараж автоколонны, это рядом, через дорогу, нашли начальника гаража, пояснили-объяснили. Мне он запомнился: высокий, худощавый, приветливый мужчина лет 30-35. Вызвал водителя из своих, по-таджикски пояснил ему, какая нам необходима помощь. Итак, первая задача начала решаться. А как же дозвониться до своих? Пошёл к пограничникам. Приняли, пропустили к дежурному. Выслушали меня и рады помочь, да не всё так просто.

В Хороге со своим узлом связи погранвойск КГБ СССР они свяжутся, минута дела, а дальше… «Где там в Хороге ваш полк? Какой порядок связи? Никаких распоряжений, указаний по организации связи взаимодействия с вашей частью Министерства обороны мы не получали» И что мне, лейтенанту, делать? Куда голосить? Никуда.

Не солоно хлебавши вернулся к своей машине.

Из гаражей подбегает мой Саша Бабий:

--- «Товарищ лейтенант, Вас начальник гаража спрашивал, попросил подойти к нему»

-«А что такое?»

-«Не знаю»

-« А что с трамблёром?»

-«Да надо ещё часа два»

Ладно, хоть с этим дело двигается, забрезжил свет в конце туннеля. Пойдём к начальнику гаража, коль просят. Подхожу. «Слушай, лейтенант, пока водители занимаются, пойдем чай попьём». « Это, конечно, не плохо»- подумал я и тут же предательски вылезла следующая мысль: «Эх, сейчас бы борща, да картошечки с мясом, а потом уж и чай». Ну разве вслух такое скажет советский офицер в ответ на приглашение?

Мне впервые в жизни предстояло посетить таджикский дом, семью.

С начальником гаража зашёл ещё один мужчина, лет за 50, седой. Они быстро разговаривали между собой на местном. Зашли в дом, разделись. Они вдвоём стали садиться на ковёр, подбирая под себя крест-накрест ноги. Я, естественно, уважая обычаи того края, где я прохожу службу, попытался сделать тоже. Старший по возрасту меня остановил и сказал: « Тебе так будет не привычно, ноги разболяться, сейчас мы тебе поставим стул». Вот так и получилось – я сверху на стуле, слева внизу пожилой мужчина, он оказался родственником семьи, справа внизу тот, который помоложе.

Заходит в комнату жена начальника гаража, довольно симпатичная женщина, в руках скатерть, свёрнутая узлом. Положила скатерть между мужчинами, развязала, разложила. Внутри печенье, конфеты и маленькие пиалы. А я ведь уже сутки без горячего, на сухпайке. Смотрю мои хозяева к пиалам не притрагиваются. Старший на очень хорошем русском обращается ко мне. Кто я, откуда родом, кто мои отец и мать и т.д. Оказывается он в своё время работал на строительстве Волго-Донского канала, не мало поездил, хорошо знает нравы, обычаи и русских, и украинских семей.

Заходит жена, выкладывает лепёшки и посуду наподобии наших глубоких тарелок. Наливает из чайника туда кипяточку, что-то бросает и уходит. Я вслед за мужчинами начинаю помешивать налитое и потянулся попробовать. Старший меня останавливает: «Подожди, ещё не всё принесли».

Третий заход женщины. Теперь она в эти большие тарелки нарезает что-то похожее на наш сыр или творог и опять мы всё это помешиваем. Тут у меня выдержки хватает и я, после того, как старший начинает потихоньку пить всё намешанное, пробую.

Боже, как вкусно, какой запах! Я и не заметил, как моя тарелочка, а может это была большая пиала, стала вдруг пустой.

Старший обращается ко мне: «Еще будешь?». Чувство голода опередило все нравственные рамки. Ответ утвердительный. Женщина для меня сделала вторую порцию. Тут я уже маленько освоился и повёл степенную беседу, что за чай такой и что в него бросалось и ложилось.

Впечатление и ощущение такое, как-будто я на Украине поел зелёного борща. Мужчины, теперь уже вдвоём, стали мне рассказывать, какие великолепные, целебные, волшебные травы на Памире растут, как они их сушат, готовят на зиму, какой потом чай получается. Аналогично и про сыр, и про масло и всё это горное, и всё это натуральное. На этом чаепитие не закончилось.

После этого был принесён большой( оказывается до этого был маленький) глиняный чайник, разлит чай по маленьким пиалам и теперь вприкуску с печеньем пили чай, уже так как и в России, и в украинских землях . Когда я отблагодарил хозяина и хозяйку, стал собираться – служба не ждёт, они попросили на минутку задержаться. Вынесли пакет с лавашом , печеньем и т.п. «Это для Вашего водителя».

Вот такое было мое первое знакомство с семьёй Горного Бадахшана. Я не знаю, где сейчас эти люди, живы они или нет, но память об этих отзывчивых и благородных людях осталась у меня на всю жизнь.

Вечером 30 декабря 1979года мы убыли из Мургаба в составе небольшой колонны из отставших машин нашего полка, а уже утром 31 декабря в г. Хороге я доложил командиру роты о выполнении задачи, о доставленном кабеле связи.

Больница

Ух, гора с плеч, теперь можно спокойно и помыться, и побриться, и просто отдохнуть. Направился я в свою «штаб-квартиру», на радиостанцию средней мощности Р-140, одним из достоинств которой является наличие КУНГа, в котором можно выпрямиться в полный рост. Там были мои не мудреные вещи, там в дальнейшем я делал свои зарисовки, в перерывах между дежурствами по связи.

Забегая несколько вперёд, скажу, что, когда началась боевая работа уже на территории Афганистана, ко мне на эту радиостанцию часто заглядывал наш брат-офицер и мотострелки, и артиллеристы, и представители других воиских специальностей. В глазах я читал уважение, а порой и не скрываемое восхищение.

Офицеры впервые в жизни видели такие большие возможности радиосвязи, такой уровень автоматизации настройки и перестройки столь солидной радиостанции. Прекрасная для своего времени была станция.

Возвращаюсь к первоначальному изложению. Начал я плескаться, умываться под подогретой, заботливыми подчиненными, водичкой. Замечательно!!! Ан нет, сказала жизнь, запомни лейтенант, такие ночные полёты на технике, не предназначенной для полётов, не проходят даром, без последствий. Как стрельнуло в поясницу! Ой, больно! С трудом разогнулся. Полежал, полежал – не проходит. Поплёлся к нашим военным медикам. Посмотрели, пощупали меня в походной палатке, а как определишь, что там на самом деле?

Принял решение военный эскулап: «Завтра 1января 1980г. отвезём тебя в больницу г.Хорога. Там тебя просветят, сделают снимки, а по диагнозу и лечение. Потерпи, лейтенант, до завтра».

Вот и провёл я новогоднюю ночь с 1979г. на 1980г. в горизонтальном положении, но уже в КУНГе(кузов универсальный герметизированный) командно-штабной машины Р-142Н своего родного радиовзвода.

Всеми брошенный и покинутый? Нет, этого не было.

Первым, после наступления Нового года, заглянул командир роты – капитан Кузьмичёв Юрий Александрович.

Это был представитель истинно русского офицерства. Высокий, несколько худощавый обладатель прекрасных усов. Интересный рассказчик, весёлый балагур, человек, наделённый не только чувством юмора, но и весьма серьёзными природными данными.

Это не случайно, что именно Юрий Александрович стал автором текста афганской полковой песни « Прогремела слава нашего полка от Памира и до Бадахшана…».

В дальнейшем она стала гимном полка, с её исполнения начинаются все ежегодные встречи ветеранов полка и в настоящее время. Вот такой он был, мой первый командир роты.

Приподнялся я, кряхтя, налил капитан Кузьмичёв мне 100 грамм и выпили мы за наступивший Новый год. Поговорили, как водится, немного по душам.

Затем навестил меня наш начальник связи полка капитан Гурин Владимир Анатольевич.

Весь аж светится от счастья! В чём причина? «Серёжа, мне присвоено воинское звание «майор». Достойный новогодний подарок, преподнесённый в суровых полевых условиях.

Утром на санитарной машине отвезли меня в больницу. Приятно было ощущать очень внимательное, заботливое отношение всего медицинского персонала больницы к моей персоне.

В приёмном отделении сразу же помыли, переодели. Только поднялись на отделение, тут же начальник отделения осмотрел, пропальпировал и на рентген.

Не успел лечь в палате, уже заходит он с мокрыми снимками, за ним лечащий врач с дежурной сестрой и нянечкой.

Честно говоря я такой оперативности ни в гражданских больницах на своей родной Украине, ни в наших военных госпиталях не видел, ни до этих событий, ни после них, хотя и прослужил только календарными тридцать лет. Уважаем был офицер в то время и в тех краях.

« Самое главное – позвонки не повреждены, ушиб есть, отёчность – вот она на нерв и давит, отсюда и боль». И тут же при мне указания лечащему врачу, дежурной сестре и нянечке на своём родном, таджикском. С таким отношением дело на поправку у меня пошло хорошо. Должен сказать, что я оказался не единственным представителем нашего полка в данном лечебном заведении, было несколько офицеров, было несколько солдат.

Марш полка из киргизского города Ош в таджикский Хорог к государственной границе, через памирские перевалы в декабре-месяцы – не шутка. Более девятисот километров. Где-то руку прижало, где-то ногу, кто-то сильно простудился.

Страна была советская, страна была единая и весь медперсонал во всех республиках страны был военнообязанным, так что ничего удивительного, что мы, военнослужащие оказались на лечении в гражданской больнице.

А представьте наше  время: «Да вы не наши, да где мы лекарств на вас наберём? А кто будет оплачивать, а где ваши полисы?».

Каждый день в больницу приезжал кто-либо из офицеров, прапорщиков медслужбы нашего полка по своим лечебным делам, ну а мы расспрашивали, как дела. Полк пока на месте, но слух прошёл, скоро двинем дальше. Слух оправдался полностью и ко мне это имело самое прямое отношение.

Ночью меня будят. Над моей головой склонился один из офицеров медслужбы полка и, убедившись, что я начал соображать, молвит :

-«Твой командир роты просит тебя стать в строй, если ты по состоянию здоровья уже сможешь. Это только твоё личное решение. Через 2-3 часа полк уходит».

Я понимаю своего командира. Без меня он, как без одной руки. Мы, связисты, уразумели однозначно, что, как только полк перейдёт гос границу – радиосвязь станет основным, а порой и единственным способом связи.

Никакой государственной стационарной проводной связи в афганском Бадахшане практически нет. Командир роты остаётся без правой руки. Посмотрел на часы – три часа ночи и ответил: « Я выезжаю в полк с вами».

-« Хорошо, я сейчас попрошу по поводу твоей формы одежды, собирайся, а мне еще двух выздоравливающих солдат надо забрать».

Нянечки пошли в кладовую за моим зимнем обмундированием, а я в сопровождении начальника отделения( он в эту ночь был дежурным врачом по больнице), дежурной сестры направляюсь в комнату для переодевания.

Пришли.

Начальник отделения:

-«Подымай рубашку, сестра сейчас на «твоё» место(поясницу) наложит специальный разогревающий пластырь. Снимешь его через трое суток. Это очень хорошая вещь, а вот тебе второй такой же. Первый «отработает», наложишь второй. Так что ещё недельку погреешь и всё будет нормально. Всё понял?»

-«Да, огромное спасибо».

Принесли нянечки мои вещи, никто не уходит. Я за маленькой ширмой начинаю одеваться. Ширма мне по плечо и я вижу, что одна из нянечек передает мне  шерстяные домашние носки,  что-то говоря по местному начальнику отделения. Я удивлён, не понимаю и не принимаю их, мотивируя тем, что мы одеты и обуты очень хорошо.

Начальник отделения:

-«Возьми, не обижай мать. Во-первых, это шерсть из наших местных коз, такие ты ещё не носил, это точно. Во-вторых, у нас такой обычай, она провожает тебя, как сына, в дальнюю дорогу».

Вторая нянечка смотрела на меня и плакала. Я не понимал – почему? Ну выписывают, правда не обычно, ночью, так наше дело военное, мы себе не принадлежим. Так было во все времена.

Понял я почему она плакала позже. Когда пошли реальные боевые действия, когда появились убитые наши солдаты и офицеры. Закончилась моя афганская эпопея и родились мои дети, и я ещё на один шаг глубже понял, почему она тогда плакала. А когда родился мой внук , я опять вспоминал незнакомых мне матерей из далёкого Горного Бадахшана.

Это мы и молодые офицеры полка, и кто был постарше до последнего надеялись, что или не будем входить или если и войдём, то уж не на девять лет войны. А вот те две матери-таджички сердцем поняли, что будет война и никак по другому.

Через два часа мы начали движение по маршруту Хорог – Ишкашим, это именно тот населённый пункт, где полк перейдёт границу Советского Союза и начнётся славная и трагическая история полка в Афганистане.

Один из памирских перевалов. Где- то там вдали я и нашёл машину с кабелем.

Автор -C.И.Пивень