«Где -то в Сибири»
«Где -то в Сибири»
70*80 холст/масло 2022 г.
Где-то в глубине страны, танцуют люди, танцуют шумно весело.
Им нравится веселье, прожектора ослепляют в том числе и наблюдающего зрителя. Шумно весело и празднично.
«Где -то в Сибири»
70*80 холст/масло 2022 г.
Где-то в глубине страны, танцуют люди, танцуют шумно весело.
Им нравится веселье, прожектора ослепляют в том числе и наблюдающего зрителя. Шумно весело и празднично.
В 1940 году Тане было 16 лет. Умер папа. Семья – мама, Таня и братик Петя – уехали из Мордовии в Ленинград в поисках лучшей доли. Но «война ворвалась в сердце города, как осколок» (я цитирую письменные воспоминания Татьяны Евдокимовны и благодарю её потомков за то, что сохранили этот бесхитростный ровный слог).
Таня не пошла учиться, как планировала. Она устроилась в детский сад нянечкой. Тогда ещё было с кем работать. Позже перешла на завод. Братишка тоже работал на заводе. Поначалу держался стойко. Но в ноябре 1942-го слёг. К этому моменту рабочим полагалось до 250 граммов хлеба, детям и иждивенцам – до 125 граммов.
«Утром уходила на работу. Спускаясь с третьего этажа, несколько раз натыкалась на трупы, лежащие на лестничной площадке…
Своим куском хлеба я делилась с младшим братом. Помню, как 13 декабря совсем уже обессилевший Петька попросил кусочек сахара, я пошла искать, а придя через 20 минут, застала его уже мёртвым. Каждая крошка хлеба была на счету. Взяв грех на душу, мы два дня держали тело в доме, скрывая его смерть, чтобы получить лишних 125 граммов хлеба…»
Через неделю умерла мама.
Осталась одна Таня.
Она уже решила, что доживать свои последние дни будет в Ленинграде. Эвакуироваться не было ни сил, ни возможности: у девчонки украли документы, без них выехать было бы невозможно. И вдруг она узнала об эвакуации в Мордовию. Одновременно ей встретилась женщина из Мордовии, у той от голода умерла дочь. Женщина выдала Таню за свою дочь. Так Таня по поддельным документам смогла выехать из Ленинграда и добраться до родного села.
Таня – Татьяна Евдокимовна Кошелькова – прожила 86 лет. Работала в колхозе, вышла замуж, вырастила шестерых детей, нянчила внуков. Жизнь её и в мирное время лёгкой не назвать, но она всегда считала, что главное для жизни у неё есть.
Мы получили эту историю от правнучки Татьяны Евдокимовны для проекта «На этой земле родился герой». Если вы из Мордовии, ваши предки уходили на фронт с этой земли, вы тоже можете прислать свою историю на сайт.
Сколько бы ни приходилось работать с историями Великой Отечественной войны, каждый раз, когда думаешь, что тебя уже ничто не удивит, приходит такая история.
В середине 1960-х годов в Ленинграде в районе Парголово сносили деревянные дома, освобождали место для нового жилого строительства. Во дворе расселённого дома рабочие обнаружили удивительный объект – могилку, над которой возвышался обелиск с прикреплённой фотографией. С фотографии смотрел пёс с большими умными глазами – помесь “двортерьера” с гончей. Подпись гласила: “Дорогому другу Трезору (1939 – 1945 гг.) от спасённых им хозяев”. Было понятно, что памятник как-то связан с событиями блокады, и сносить его не стали, а через паспортный стол начали искать бывших жильцов дома.
Через неделю в тот двор пришёл седой мужчина и бережно снял фотографию собаки с обелиска. Сказал обступившим его строителям:
– Это наш Трезорка! Он спас нас и наших детей от голода. Я его фотографию повешу в новой квартире.
Мужчина рассказал удивительную историю.
Осенью 1941 года окраины северных районов города сравнительно мало страдали от обстрелов и бомбёжек, основные удары немцев приходились на центральную часть Ленинграда. Но голод пришёл и сюда, в том числе и в деревянный дом на четыре семьи, в каждой из которых были дети.
Общим любимцем двора был Трезорка – игривый и смышлёный пёс. Но в одно октябрьское утро в собачью миску, кроме воды, налить было нечего. Пёс постоял, видно, подумал. И исчез. Жители вздохнули с облегчением – не нужно смотреть в голодные собачьи глаза. Но Трезорка не пропал без вести. К обеду он вернулся домой, неся в зубах пойманного зайца. Его хватило на обед для всех четырёх семей. Требуху, лапы и голову отдали главному добытчику…
С тех пор Трезорка начал приносить зайцев почти ежедневно. Пригородные поля опустевших совхозов были заполнены неубранным урожаем – в сентябре к городу подступил фронт. Капуста, морковка, картофель, свёкла остались в грядах. Зайцам раздолье. Их расплодилось очень много.
В семьях двора регулярно варили бульоны из зайчатины. Женщины научились шить из шкурок тёплые зимние варежки, меняли их на табак у некурящих, а табак обменивали на еду.
Охотничьи походы Трезора подсказали ещё один спасительный маршрут: дети с саночками ходили на засыпанные снегом поля и выкапывали картофель, капусту, свёклу. Пусть подмороженные, но продукты.
Во время блокады в этом доме никто не умер. В новогодний вечер 31 декабря детям даже установили ёлку, и на ветках вместе с игрушками висели настоящие шоколадные конфеты, которые выменяли у армейских тыловиков на пойманного Трезором зайца.
Так и пережили блокаду. Уже после Победы, в июне 1945 года Трезор, как обычно, с утра отправился на охоту. А через час пришёл во двор, оставляя за собой кровавый след. Он подорвался на мине. Умный пёс, видимо, что-то почуял, успел отскочить, поэтому не погиб сразу. Умер уже в родном дворе.
Жители дома плакали над ним, как над ушедшим из жизни близким человеком. Похоронили его во дворе, поставили памятник. А когда переезжали в новое жильё – в суматохе забыли о нём.
Тот мужчина попросил строителей:
– Если сможете, не застраивайте могилу Трезора. Посадите на этом месте ель. Пусть у ребятишек-новосёлов зимой будет ёлка. Как тогда, 31 декабря 1941 года. В память о Трезорке.
Жители высотной новостройки уже привыкли, что возле одного из подъездов растёт большая красивая ель. И не многие знают, что она посажена в память о блокадной собаке. Спасшей от голода шестнадцать ленинградцев.
Защита интересов жителей непризнанной Приднестровской Молдавской Республики (ПМР) является одним из приоритетов Москвы, заявили в МИД России. Ответ внешнеполитического ведомства по ситуации приводит ТАСС.
«Защита интересов жителей Приднестровья, наших соотечественников — один из приоритетов. Все просьбы всегда с вниманием рассматриваются российскими профильными ведомствами», — сказали в министерстве, комментируя обращение властей Приднестровья.
28 февраля депутаты всех уровней ПМР в ходе съезда приняли резолюцию, содержащую просьбу о помощи из-за экономической блокады со стороны Молдавии. В документе отмечалось, что сложившаяся критическая ситуация требует срочного международного вмешательства для предотвращения эскалации. Депутаты приготовили обращение в адрес Совета Федерации и Госдумы России.
На обращение отреагировал первый заместитель председателя Комитета Госдумы по международным делам Алексей Чепа. По его мнению, России надо оказывать помощь Приднестровью и реагировать на давление со стороны Молдавии.
Демченко: около 2,1 тысячи грузовиков скопилось на украинско-польской границе
Более двух тысяч грузовиков скопилось на шести заблокированных польскими фермерами КПП на границе с Украиной, на двух из них ситуация критическая, заявил представитель украинской Госпогранслужбы Андрей Демченко в эфире телеканала "Рада".
"Польские фермеры продолжают блокировать движение для грузовиков на шести пунктах пропуска. Всего в очередях стоят около 2,1 тысячи грузовиков. Критически низкие показатели фиксируем на двух направлениях — "Шегини", тут за сутки в обоих направлениях проехали 50 грузовиков, и "Ягодин" — в сторону Украины проехали почти 100 при пропускной возможности 1,2-1,4 тысячи авто в сутки в обоих направлениях, а на выезд с Украины вообще нулевые показатели", — сказал он.
По словам Демченко, украинские перевозчики проводят ответные акции протеста со своей стороны границы. Они блокируют пункты пропуска на четырех направлениях — "Ягодин", "Шегини", "Краковец" и "Равва-Русская". Предполагается, что это будет продолжаться, пока Польша не прекратит свои действия.
Сообщения о том, что к протестующим фермерам хотят присоединиться и польские перевозчики, Демченко не подтвердил, отметив, что официальной информации по этому поводу не было.
Польские сельхозпроизводители активно протестуют по всей стране, на прошлой неделе акции стали наиболее масштабными. Их участники блокируют КПП на границе с Украиной, транспортные узлы и подъездные пути к перевалочным железнодорожным станциям и морским портам. На некоторых погранпереходах они высыпали зерно из грузовиков и вагонов.
Польско-украинские отношения существенно осложнились из-за эмбарго в отношении украинской сельхозпродукции. В июне 2022 года ЕС отменил пошлины на все товары, поступающие с Украины, но это привело к проблемам со сбытом продукции у европейских фермеров. В конце марта 2023-го Болгария, Венгрия, Польша, Румыния и Словакия обратились к главе Еврокомиссии Урсуле фон дер Ляйен с просьбой вмешаться в кризис. ЕК приняла временные ограничительные меры для устранения логистических трудностей, которые действовали несколько месяцев, а затем обязала Киев ввести контроль за экспортом. После этого власти Словакии, Венгрии и Польши объявили, что продлевают запрет в одностороннем порядке, а Украина обратилась с жалобой в ВТО.
Медсестра в разведке, в суде, на сцене, в раю
Кальсоны солдат - больных дизентерией стирать приходилось вручную. Почти без мыла, в холодной воде. Стирали студентки Университета, попросившиеся добровольцами в армию. Никто их не допустил к пушкам, и винтовки дали тоже не скоро, только когда погибло так много мужчин, что уже и женщинам хватило винтовок – стареньких, почти без патронов…
Таня сообразила, что без сгоревших на Бадаевских складах запасов продовольствия (расплавленный сахар бежал там по улице несколько дней) в осажденном Ленинграде скоро наступит голод, а армию будут кормить в первую очередь.
И лучше всего – будут кормить на передовой.
И потому (это она так с юмором оправдывалась потом, перед детьми и внуками, принижая подвиг и свой, и своих однополчан – в большинстве, как и она – добровольцев) – попросилась в санитарный батальон, а оттуда – в разведку.
Но сначала – сотни кальсон в день, скользких от поноса.
Ей, ответственной за запасы крови, выдали велосипед для поездки с передовой в центр Ленинграда. А подруга попросила передать письмо её мужу, офицеру крейсера «Киров», стоявшего на якоре на Дворцовой набережной, у Зимнего Дворца-Эрмитажа.
Подъехав к сходням, Таня через часового вызвала мужа подруги, и он, растроганный весточкой от жены, радостный, что она жива и здорова, вручил Тане сэкономленные от флотского большого пайка два весомых куска черного хлеба: один – для жены, а один, поменьше, – в благодарность Тане.
Получив два литра крови для переливания, Таня, по пути на передовую зарулила на Невский проспект, и зашла в самую дорогую парикмахерскую (работала же!), которая была не доступна ей в далекие студенческие будни.
Она решила устроить себе – пусть на ворчащий живот – фронтовой праздник, и сделала за подаренный кусок хлеба самую шикарную шестимесячную завивку… и как же хлопотали вокруг нее обессиленные голодные мастера!
А какое изумление, с восхищенным солдатским матом пополам, встретило ее в медсанбате!
- Сан-инструктор, отойди в сторонку, тебе мой инструктаж не нужен, да и уши зря завянут…
А куда – в сторонку, полянка маленькая. Кругом болото. Ну, отошла Таня на пять шагов, отвернулась…
- Вы, волки…………………………………,- раздался многоэтажный рык командира разведгруппы, пробуждающий в лицах разведчиков ненависть к врагам и презрение к опасности, с остающейся одной только мыслью – вернуться ЖИВЫМИ!...
- …………….и жопы не поднимайте, когда ползете, - уже более спокойно закончил командир, - отстрелят половину – перед санинструктором будет неловко.
А оказалось всё наоборот.
В этой боевой разведке случилось то, чего Таня боялась больше всего, и уж конечно – больше самой СМЕРТИ.
Они уже возвращались, разведав укрепления немцев, взяв пленного офицера-языка.
Мина летела прямо на Таню, и выла самым ужасным воем, пугая и предупреждая – вот Я лечу.
Твоя смерть.
Но не убила, а вогнала взрывом глубоко в ягодицу и в бедро несколько жгучих ос, каждая из которых, перед тем, как успокоиться, вертелась, вворачиваясь глубже и основательнее…И потом десятки лет, они, осколки эти, иногда поворачивались, не давая себя вытащить, поскольку плотно окружили собой крупный нерв, пока не сделали Татьяну Васильевну инвалидом.
А сейчас, кусая губы, плача и крича от невыносимой боли и от стыда, она умоляла своих разведчиков не трогать ее, бросить умирать на болоте, только не снимать с нее ватные брюки…
Но ее никто не слушал, раздели конечно, и подсматривая, и отворачиваясь – кто как, -перевязали и притащили в тыл, в медсанбат.
За участие в важной разведывательной операции в тылу врага, наградить ефрейтора Никитенко Т.В. боевой медалью "За Отвагу"…
За геройский подвиг на поле боя, выразившийся в эвакуации под огнем противника 38 раненых солдат и офицеров (это девчонка весом 47 килограммов!), наградить сержанта Никитенко Т.В. Орденом Красной Звезды…
Когда очень редко (на официальных церемониях) Татьяна Васильевна одевает платье с наколотыми наградами, то чувствует себя немного неловко, выходя из машины, или переходя улицу под уважительно-недоверчивыми взглядами прохожих.
Мало встречается женщин с таким (как она шутит) …иконостасом на груди.
И только одна такая женщина – имеет при жизни собственный стенд про себя, в крупнейшем Артиллерийском музее Санкт-Петербурга.
Концерт солдатской самодеятельности заканчивался, Таня уже сошла со сцены, и стоя отбивала себе ладоши, поддерживая последних выступавших друзей. К ней подошла пожилая женщина в форме подполковника.
- Девочка, а где ты училась петь? – спросила она.
- Товарищ подполковник, - вытянулась Таня по привычке, - да ни где, у нас дома все пели – и тёти, и мама, и сёстры.
- А что ты делала до войны?
- Я – будущий юрист, закончила три курса…
- Деточка, поверь мне, я преподаватель консерватории, через мои руки прошло много талантливых людей, многие из них поют в крупнейших театрах Москвы и Ленинграда. Так вот, ты – ты загубила свой талант, тебе надо было петь, учиться петь.
**********************************
Первый день в СУДЕ.
Она будет решать судьбы людей.
Слава Богу, смертная казнь отменена (до ее восстановления оставалось несколько лет, психологически менее ответственных), максимальный срок наказания – десять лет.
Десять лет. Это почти половина ее короткой жизни, это ВСЯ ее сознательная жизнь!
И кто-то проведет эти десять лет в тюрьме, направленный туда, от лица Российской Федерации, её разумением, её волей, её подписью.
Как справиться с этой ответственностью?
Но ведь через её руки прошли уже сотни жизней и смертей, когда приходилось принимать мгновенные решения: этого тащить с поля боя, а этому помочь уже, наверное, нельзя…
Наверное, нельзя…
Каждое такое бесповоротное решение оставило осколки не в ягодицах, а в гораздо более мучительных местах – в душе и в сердце, маленькие и большие инфаркты которого преследовали Татьяну Васильевну всю жизнь…
А теперь в мирной жизни необходимо тщательно разбираться – кто и почему принял решение за другого: оставил его без имущества, без здоровья, без жизни…
И наказать, того, кто заслужил наказание – по всей строгости Советского Закона.
*******************************
Татьяна Васильевна стала судьей, как теперь принято называть, федерального ранга.
Городской суд.
Судья Первой инстанции.
Ей поручали самые сложные, запутанные, хозяйственные групповые дела – о хищениях громадных ценностей… дела со скользкими, политическими оттенками.
В дни завершения многомесячных процессов, в дни написания многостраничных приговоров, Татьяна Васильевна с заседателями запирались в совещательной комнате с 8 утра до 10 вечера…
Эти дела ещё ждут своих историков, своих журналистов, своих «Знатоков»…
Два из этих многочисленных процессов прогремели (в узком кругу информированных) на весь Советский Союз, вышли статьи в нескольких американских журналах, с фотографией Татьяны Васильевны на обложке одного из них, с броской надписью:
«Жёсткая женщина с каменным лицом приговорила столпов ленинградской милиции к огромным срокам заключения»
Проворовавшиеся торговцы также получали по закону.
Ни один из многих приговоров, результатов её работы, не был ни опротестован, ни отменен.
******************************
Председатель Городского суда, начальник Татьяны Васильевны, её соученик по университету, был грузный мужчина с неуемным аппетитом (на завтрак съедал яичницу из 10 яиц), весил под 120 килограммов, и страдал высоким давлением.
Спасался он черноплодной рябиной, которую самолично собирал вместе с Борисом на даче Татьяны Васильевны, а потом выжимал и консервировал сок.
- Борис, я регулярно веду прием населения. Приходят иногда удивительные чудаки, что бы не сказать … сильнее.
Вот несколько лет назад приходит один, и спрашивает:
- Бабы ведь - все твари последние, верно?
Я понял, что у человека определенный бзик, и решил – не противоречить
-Правильно, - говорю.
- Значит, надо с ними, наконец, покончить?
-Правильно, - говорю.
- Я придумал, как это осуществить!
- И как же? Очень интересно…
- А вывезти их всех на пароходе на средину Ладожского озера, на самую глубину, и там всех и … утопить!
- Хороший план,- говорю. – Только есть у твоего плана – серьезный изъян.
- Какой? – спрашивает.
- А кто будет топить-то? Мы же с тобой не можем это ответственное дело БАБЕ поручить? Не можем! Значит, поручим мужику. А ему придется вместе с ними на дно идти…
- Да, - говорит, - мужика жалко, так не годится…Надо что-то другое придумать…
- Вот иди домой, думай, лучше думай. А надумаешь – так и приходи!
А секретарше я сказал, что бы ЭТОГО больше ко мне не допускала, ни под каким видом!
И несколько лет его не было. Я и забыл про него.
А недавно секретарша сменилась, он и проскочил.
- Придумал! – говорит.
- И…?
- Надо объявить, что в Гостином Дворе на Невском проспекте будут продавать дефицит, организовать из всех баб очередь (они же все примчатся!), и сказать, что очередь действует, если они будут держаться за веревку, крепко-крепко.
А это будет совсем и не веревка, а обнаженный электрический кабель! Они же бабы, ничего не понимают в электричестве!
И вот, когда они все за него возьмутся, мы включим ток, и им – конец!
И главное, ни один мужик не пострадает!..
***************************************
Татьяна Васильевна не могла в Ираке быть без работы.
Она организовала посольский Русский культурный Центр, сначала на общественных началах, потом выбила себе ставку, маленькую, но хорошую.
Летала по Ираку, и в Самарру, и в Басру.
Сорвала в Междуречье украдкой несколько веточек с Райского Дерева (того самого, на котором, по словам местных, когда-то росли те самые Яблоки!), привезла их домой.
Потом чуть не пожалела об этом.
Написала среди прочего своим родным, в Киргизию, и об этом своем «сувенире».
Однажды, уже в Ленинграде, раздался звонок в дверь. Открыв её, не спрашивая – кто там – не было заведено спрашивать, она увидела на широкой лестничной площадке с десяток женщин, в черных одеждах, стоящих на коленях, со склоненными головами, в черных же платках.
Одна из них, видимо старшая, не поднимая головы, протянула:
- Святая Ты Наша, не гневайся, не гони нас, мы все очень издалека приехали…из разных городов…
- Позволь только посмотреть и дотронуться до веточек с Райского Дерева, мы все – по разному, но хворые, и одна у нас надежда – на эти листочки…
Татьяна Васильевна онемела, еле пришла в себя, и вынесла женщинам веточку с несколькими уцелевшими листочками, вручив им в подарок.
Они долго благодарили её, они и не смели надеяться, и теперь не могли поверить, что в их разных ГОРОДАХ вдруг окажется по листочку, по маленькой, но такой важной для них святыне.
*******************************
Позже, одновременно она работала юридическим консультантом в пяти местах, в видных предприятиях Ленинграда, а также в крупнейшей больнице-абортарии.
Двести пятьдесят абортов в день.
План по сбору крови.
Издевательства «врачей» над девчонками, многим из которых – чуть 14 лет.
Воровство простыней.
Отсроченные новые жизни – надолго, или навсегда.
И – мирные … смерти…
Не одна в неделю…
Из-за поздних сроков, последствий «домашних абортов», ошибок врачей…
И в этих смертях – не было победителей, одни пострадавшие: и пациентки, и их родственники, и их не рожденные дети, и не понимающие (а то и – не знающие) своей вины «самцы-отцы» (а часто – и мужья), и конечно, врачи, на которых падала вся тяжесть людского горя и ответственности.
А посредине между горестями и безвыходностью из них – металась Татьяна Васильевна.
*****************
...Вошла в строй большая гостиница для иностранных туристов, в которой у Татьяны Васильевны работали знакомые, и они пригласили ее в свою команду.
Условием было – срочно подтянуть немецкий язык, сдать экзамен.
И в конце шестого десятка, Татьяна Васильевна опять в учебной аудитории. Было бы грустно, если бы не было ТАК смешно.
Снова к немецкому, который учила в школе, точно уверенная, что никогда с живым немцем не поговорит. А ведь не только говорила – и с пленными, и с ранеными. Но и жила в немецком кантоне Швейцарии. И вот, опять…
С первого же занятия преподаватель её удалил, до конца курсов, что бы не мешала группе «проходить азы».
Экзамен сдала она с первого раза, на отлично, что добавило ей 10% к зарплате.
В гостинице она неофициально (потому что пенсионерка) - выполняла современные фукции HR: набор и контроль персонала.
А этот «персонал» (девчонки-официантки, горничные, уборщицы, десять раз проверенные и проинструктированные) - стремились все как одна переспать с иностранцами – и не обязательно за деньги, а часто просто для хвастовства среди подружек.
Это еще больше «подрывало престиж Советской власти», и потому разрешалось только для целей и под контролем КГБ.
Уволить нарушительниц было трудно, потому что где же других взять – что бы и симпатичные, и знающие язык, и воздержанные на постоянно свежий сексуальный конвейер в обмен на привозные колготки (в магазинах НЕ БЫВАЕТ!).
Потому придумана была начальством ласковая когтистая лапа под названием «Товарищеский Суд».
То есть сегодня все поливаем грязью тебя, а завтра – меня!
А сидящий в сторонке КГБшник всё мотает на ус, а кое-что и записывает…
Время от времени поступали от КГБшников указания: где, когда, с кем и как трахаться (включая, естественно, и их самих, и уж конечно, без всяких там подарочных колготок, под обычную советскую водку).
Если указания не выполнялись - методов передвижения не понятливых девиц сверху вниз было множество.
Официанток – в посудомойки (попробуй-ка – без чаевых, без перчаток, без крема для рук…).
Горничных – в уборщицы.
Уборщиц – в дворники.
А там – и совсем на улицу.
Так вот среди прочего, для руководства этим «Товарищеским Судом», без объяснения лишних деталей, и пригласили Татьяну Васильевну.
Быстро разобравшись в иерархии этажей, должностей, извивов и инструкций огромного здания, Татьяна Васильевна и здесь стала наводить свои порядки.
Оказалось, что секс за колготки - не совсем «проституция», а «дружба и подарок».
Отказ спать с «нужными» людьми – не «антисоветское поведение», а простая разборчивость и …не запланированные месячные.
И даже грозные КГБшники превратились в мальчиков:
- Товарищи офицеры, мальчики, я прекрасно понимаю вашу РАБОТУ, но я вам как Орденоносец говорю – давайте помягче как-нибудь, они же совсем девчонки, им детей рожать надо, а вы им судьбы ломаете…
И через определенное время в гостинице установился среди «персонала» некоторый баланс.
Хрупкий.
На время.
Державшийся на авторитете Татьяны Васильевны.
Как-то раз она спускалась в лифте, почти полном мужчин-французов.
Они оживленно, не стесняясь в выражениях, обсуждали достоинства ленинградских девушек, и как они этими достоинствами распоряжались минувшей ночью.
Её знания языка, мужской мимики и жестов – хватило и для понимания событий, и для определения некоторых героинь…
Решив слегка продемонстрировать гостям, «кто в доме хозяин», она выходя первой из лифта, повернулась к мужчинам, остановилась, затормозив их движение к выходу, и по-французски сказала, одновременно со значением улыбаясь глазами поочередно каждому в лицо:
- Мы рады, что вам нравится …наша гостиница и…архитектура Ленинграда…
Немая сцена.
Как будто на площади «Конкорд» в Париже зажегся красный свет одновременно на всех двенадцати въездах.
Для поддержания официального статуса работающей «пенсионерки» (то есть, что бы сохранить право на пенсию), ей приходилось работать и дежурной по этажу (сервис!).
С каждым приездом в её смену новой группы немецких туристов – почти одна и та же картина: выходят из лифта крадучись, с втянутыми плечами, открывают выданным ключом номер, ожидая там встретить, судя по выражению лиц, что-то вроде …медведя… противоположного пола…
Улыбчивое приветствие Татьяны Васильевны на немецком языке, меняло ожидания, вносило путаницу, вводило их в еще большую «непонятку».
Как-то с самой любопытной немкой-ровесницей они разговорились до трех часов ночи.
Уже в конце беседы, Татьяна Васильевна спросила:
- А почему я понимаю Вас лучше, чем большинство других немцев? И Вы меня вообще не переспрашиваете?
- Дело в том, что у Вас, Frau Nikitenko, чистейший среднегерманский диалект, так же, как и у меня, и потому мы хорошо понимаем друг друга. Наверное, у Вас был очень хороший преподаватель. А большинство немцев всё-таки говорят на многих других диалектах.
Одна сплоченная группа, очарованная обходительностью Frau Nikitenko, пригласила её на прощальный банкет.
И тут её прорвало.
Сначала кратко рассказала, что делала она во время войны, и что означает надпись на Невском проспекте:
«Находиться на этой стороне улицы во время обстрела наиболее опасно».
В зале стало слышно… движение теней солдат, погибших с обеих сторон.
А потом спела древнюю германскую песню, которую пели соседи-немцы в Киргизии, сосланные туда из Немецкой Республики Поволжья.
И вот здесь обнять и расцеловать Татьяну Васильевну ринулись из-за всех столов, роняя стулья, слёзы, свое достоинство и пугая дежурного КГБшника, давно уже смотревшего на часы.
Оказалось, что никто из присутствовавших никогда не слышал этой трогательной, лирической песни, и многие с трудом понимали её текст, на таком древнем диалекте она была написана.
Но голос, глаза и эмоции исполнительницы – преодолели перед ними и пропасть времен, и времена вражды народов, и географию расстояний.
И до КАЖДОГО дошло отношение этой женщины – к жизни, к прошлому, и к ним, сегодняшним её гостям.
Каждый хотел прикоснуться к ней – источнику силы, понимания и дружбы.
Да, видно права была в прифронтовом зале – подполковник, преподаватель консерватории – один из своих талантов Таня, наверное, загубила…
Благодарственные и поздравительные с Новым Годом письма приходили в гостиницу еще много лет, уже и после ухода Татьяны Васильевны на окончательную пенсию.
Ага, а ещё не надо забывать, о том что есть живые блокадники и их права грубо ограничивают. Сейчас для ветеранов и блокадников, если они хотят воспользоваться своим правом на получение жилья, введён «ценз оседлости». Обязательство прожить пять лет в выбранном для получения жилья регионе (5 лет). Кощунственно применять к ветеранам и блокадникам подобные возрастные цензы. Они не молодые. Попахивает фашизмом от таких нормативно-правовых актов.