PivoVodkaOgurtsy

— Да, в адеквате ты, только сифонит от тебя как от круглосуточного ларька. Ты-то ладно, пришёл и спать лёг, бабушка не спросит, а мне объясняться ещё...

— Ну и объяснишься, скажешь, на следующем посвящении в первокурсники это не повторится. Заебал мандражировать, скоро наша остановка уже! Стоп, а где это мы едем?..

В стремительно темнеющем за окном сентябрьском вечере улицы были неразличимы: панельные десятиэтажки, киоски, остановки. Но пацаны ездили этим маршрутом сотни раз из школы домой, и что-то было не похоже на обычный пейзаж челябинских окраин.

— Так, бля, я к водителю! — Дэн вскочил на ноги и, старательно сохраняя равновесие, пошёл к кабине. Вдруг "Икарус" остановился.

— Выходим, наша остановка! — Дюша рывком поднял Лёху и двинулся к выходу.

— Э, стой, меня подождите! — Дэн рванул от кабины к двери и еле успел выскочить из закрывающихся дверей автобуса. — И чё, где мы?

— Я узнал, это угол Печерина и 250 лет Челябинска, просто водитель не с той стороны остановки подъехал. Помоги, возьми Пончика под правую руку!

Дэн последовал совету друга в надежде добраться домой через двадцать минут. Он даже забыл сказать, что в кабине водителя никого не было.

Достаточно бодрым шагом друзья добрались до начала девятиэтажек, обсуждая внешность певицы, выступавшей на посвящении, и у кого одногруппницы красивее. Ну тут, конечно, у Андрея, поступившего на экономический факультет, пейзаж был гораздо приятнее, чем у Дэна, ставшего студентом приборостроительного.

— Фу, слышь, я заебался Лёху тащить! Давай вон на скамейке посидим, я перекурю, заодно он продышится маленько перед домом.

— Нахуй ты куришь, Дэн, вообще не понимаю эту гадость! Ладно, давай минут пять посидим.

К девятиэтажкам вела аллея, засаженная чахлыми клёнами и еле освещаемая тремя фонарями. Друзья приземлились на скамейку, начав реанимировать Лёху.

— Лёха, слышь, хорош дрыхнуть уже! Скоро дома будем, ты очнись, хоть что-то маме скажешь!

Лёха сонно отнекивался и бормотал что-то нецензурное. И вдруг все трое настороженно прислушались — сзади раздавались очень странные звуки, каких обычно не услышишь на городских улицах. Дробный топот, сипение и нечленораздельное мычание ударили по ушам. Друзья, трезвея от страха, повернули головы в сторону источника шума. В конце аллеи показались стремительно приближающиеся очертания фигур. Навскидку их можно было назвать семьёй: мама, папа, старший сын и дочка, но такой семейки никто не видел ни в одном из страшных снов... Громадные туши, высотой в два с половиной метра и шириной чуть ли не больше, казалось, проминали ногами хлипкий асфальт. Ноги существ, в обхвате не менее полутора метров, с грохотом трамбовали дорожку, тектонические плиты жира на животах вибрировали и отбрасывали во все стороны массивные валуны грудей. Мама со старшим сынком тащили на плечах безногого отца чудовищного семейства, а у него на шее сидела младшая дочурка и заливалась визгливым хохотом. Все четверо выглядели страшно довольными и скалили огромные квадратные зубы, растягивая в идиотских улыбках безразмерные щёки. Навскидку, каждый из взрослых членов семейства весил не менее полутонны, но, несмотря на это, они не производили впечатления немощных и больных созданий, с такой скоростью они мчались и с такой силой они продавливает дорожку.

— Пиздец, бля! Это что за цирк уродов?! — воскликнул Дэн.

— Тихо ты, дурак! Не хватало, чтобы они услышали и вернулись?! Бегом по домам, и скорее! — осадил его Дюша.

Все трое, включая моментально протрезвевшего Лёху, двинулись вперёд, время от времени озираясь, нет ли ещё кого похожего на тех уродов сзади. Молча друзья зашли во дворы девятиэтажек. Там всё было странно похоже на привычный им микрорайон, только как будто иное: дикая какафоническая музыка из открытого окна, непонятные тени за границами освещенных фонарями областей. Тут вдруг Лёха выругался: сидевшая на проводах птица спикировала вниз и пробороздила клювом кровавую полосу на его лице.

— Пиздец, блядь, что за нахуй!!! — заорал Лёха на весь двор.

— Тише, вдруг кто услышит! — шикнул Дюша.

— Услышит, и хуй с ним — мой подъезд через один! Ща я уже дома буду, и в рот ебал я эту хуйню! — не переставал орать Лёха.

Внезапно подъездная дверь открылась с диким грохотом, едва не сорвавшись с петель и оставив вмятину в стене. За ней, заполняя дверной проём, стоял старший сынок из семейства, увиденного друзьями по дороге.

— Слышь, ты, пидор жирный, аккуратнее будь! Так ведь и убить можно, ты понял, дятел?! — остатки алкоголя в крови придали Лёхе агрессии.

— А-ы-хы-хы, убить можно, понял! — с этими словами урод сгрёб Лёху одной рукой и потащил внутрь подъезда. Лёха попытался ударить по жирной физиономии, но гигант открыл пасть и откусил кисть пацана, захрустев ей на зубах, как куриным крылышком из KFC. Перекинув добычу через плечо, выродок скрылся в подъезде, и вопль Лёхи постепенно затих.

— Бля, это хана! Бежим! — Андрей с Дэном рванули к следующему дому. Парни подбежали к подъезду, в котором должна была быть квартира Дюши, и заглянули внутрь. Левее лестничного пролёта, на площадке для колясок лежала непонятная фигура, с виду будто старуха, закутанная в пальто. Она еле слышно хныкала и причитала.

— Бабушка, вы меня слышите? Как вы себя чувствуете? — Андрей сделал два шага к бабке.

— Дюша, нахуй ты к ней лезешь, дебил, что ли?! Беги по лестнице к себе! — заорал Дэн.

— Ты не слышишь, вдруг ей нужна помощь? С вами всё в порядке? — Андрей подошёл вплотную к бабке и потряс её за плечо. Вдруг из-под пальто выпросталось щупальце, проткнувшее ногу парня. Крик боли оборвался, когда ещё пара щупалец обвила его за шею и туловище и подтянула ближе к челюстям, распахнувшимся на полголовы.

Дэн в ужасе выскочил из подъезда. Он уже не надеялся добраться домой, хлещущий в кровь адреналин погнал его прочь от чёртовых домов, населённых не пойми чем. Он уворачивался от местных птиц, целившихся ему в лицо, и шарахался от непонятных силуэтов, выраставших на границе освещённых фонарями областей. Вымотавшись, он остановился перевести дух на углу дома, вдруг сверху открылось окно. Подняв голову, он увидел мамашу из семейства людоедов.

— А мы Пончика уже приготовили, жопку и спинку съели, доедаем ножки и голову! Иди к нам, а-хы-а-хы!

Приступ острого нежелания разнообразить собой вечернее меню придал Дэну сил, и на втором дыхании он выбежал на место, напоминающее собой конечную остановку транспорта. Разворот дороги, разбитый ларёк, навес остановки и таксофон под фонарём составляли местный пейзаж. Таксофон! Дэн рванул к нему и набрал 112. Через несколько гудков трубку на том конце провода сняли, но абонент хранил молчание.

— Алё, здравствуйте! Здесь в районе Северо-Запада какие-то маньяки! Пожалуйста, приедьте, помогите мне!

—...

— Алло, вы меня слышите?!

— Слышим... Мы приедем, но не поможем... Оставайтесь на месте.

Связь оборвалась. Дэн в отчаянии отступил ближе к свету фонаря, стараясь не думать, что он освещён, как торт на витрине. За пределами круга света показалось какое-то движение. Дэн схватил единственное, что у него было в кармане — китайскую зажигалку. Внезапно из темноты в круг света рванулся представитель местной фауны — сухой безногий труп, передвигавшийся ползком на руках. Дэн со всей силы зарядил кроссовкой в жбан мертвецу, но это не остановило безногого упыря, отлетев на пару метров, тот пополз обратно к парню. Исхитрившись, Дэн поджёг тряпки, остававшиеся на сухом каркасе, и упырь, завизжав, пополз вдаль. Плохо было то, что в свете разгоревшегося огня Дэн увидел ещё несколько похожих силуэтов, уже вполне ходячих. Понимая, что битву с ожившими трупами ему не выиграть, а бежать бесполезно, Дэн тихо заплакал.

Неожиданно темноту ночи разорвал звук двигателя и свет фар. К фонарю, под которым стоял Дэн, подъехала древняя праворукая Тойота.

— Слышь, пацан, прыгай, и помчали отсюда! До утра ты здесь не доживёшь!

Неприметный мужик лет сорока-пятидесяти распахнул пассажирскую дверь и всадил заряд ракетницы в самого борзого упыря. Дэн прыгнул на кресло, и они рванули с места. Через пару-тройку минут на хвост Тойоте села абсолютно ржавая "шестёрка" без стёкол и сидений, набитая скалящимися упырями.

— Ты смотри, насколько этой ночью гули охуели! Вообще берегов не видят! Подержи-ка руль!

С этими словами владелец Тойоты подпустил некро-шоху поближе и аккуратно положил внутрь гранату. Взрыв разметал осколки железа и ошмётки плоти по дороге на пару десятков метров.

— Так, теперь давай знакомиться. Меня зовут Кей, я путешествую между мирами, торгую там и сям чем получится.

— Денис, студент... А где я и что это такое?..

— Тебе не повезло, парень, ты проскользнул со своего мира на Изнанку. Это как твой дневной мир, только здесь всё намного хуже. Здесь живут создания, которые похожи на обитателей твоего мира, но ты для них как стейк из мраморной говядины, выложенный на тарелочке. Сожрать твоё тело и душу для них всё равно, что для тебя сходить в лучший ресторан. Но тебе конкретно повезло, я работаю во многих мирах, и мои интересы совпали с твоими — я помогу тебе оказаться дома.

— Правда? Спасибо, Кей! А пацаны, мои друзья? Они были со мной...

— Забудь про них. Им уже не помочь. Кстати, мы уже подъезжаем, скоро будешь дома.

Автомобиль притормозил перед обшарпанным двухэтажным домом, тот едва ли выглядел жилым.

— Ну иди вперёд, подержишь мне дверь, мне нужно будет кое-что из багажника выгрузить.

— Да-да, сейчас!

Дэн выскочил из машины и взлетел на крыльцо. Подумать только, как ему повезло в этом безумном мире встретить хоть одного человека, готового помочь.

Кей открыл багажник, взял в руку свёрток и поднялся на крыльцо. Вдруг Денис ощутил укол в шею, от которого сразу ослабли ноги и потемнело в глазах.

Когда он пришёл в себя, он уже лежал раздетым и привязанным ремнями к столу, в его руки были воткнуты иглы, идущие к чему-то, напоминающему примитивную центрифугу.

— Ты знаешь, Денис, я ведь ни капли тебе не соврал! На самом деле, как только твоя душа отойдёт, она окажется в твоём мире, и это мой тебе лучший подарок, что её не сожрёт никто из местных. Ну а мне для перемещения между мирами нужна всего лишь сыворотка твоей крови, вся до капли, ты уж не серчай. Машину ведь надо чем-то заправлять!

"Пиздец, Лидия Генриховна, пригодились ваши советы. Подскажите, кого дальше лучше покупать? Кормовых мышей или суточных цыплят? Главное, чтобы понос не прохватил и шерсть в желудке не скопилась! Что делать, я не знаю... Святой боже, хули ты ничего не делаешь?!"

– Алло, Серёжа, я не могу... Тут такое... Ты представляешь, он разбил аквариум и сожрал свинку! Зубами, блядь, съел, положив в рот! Нет, я вытащила, не проглотил. Ничего не помогает, ни таблетки, ни сеансы, ничего! Да, ты вечно занят на работе, а я тут сижу вся такая свободная с нашим, НАШИМ, на минуточку, ребёнком, и не знаю, то ли он соседской кошке хвост отпилит, то ли морскую свинку сожрёт! Я так больше не могу, ты меня слышишь?! Слышишь, я говорю?! Я поеду с ним в деревню, к этой бабке ненормальной. Или она его вылечит, или я не знаю, что сделаю!

Лена бросила телефон на пол и повернулась к сыну, намереваясь отнести его в ванную и умыть, как вдруг не поверила своим ушам. Её сын, Илья Сергеевич, не способный в свои четыре года произнести даже пару осмысленных слогов, вдруг шепеляво запел:

– Баю-баюшки-баю,

Всю родню твою убью

И развешу их кишки

От двери до форточки!

Это было чересчур даже для такого сраного дня. Лена почувствовала, как колени подогнулись сами собой, будто из них вынули фиксирующие винты, и по ногам заструилась горячая жидкость. На руках она доползла до ванной и прямо в домашней одежде втиснулась в душевую кабину. Долгое чередование горячих и холодных струй помогло ей хотя бы на сколько-то прийти в форму. Скинув мокрые вещи, она прошла в спальню и начала вытаскивать одежду из шкафа. Так, три смены белья и переодеться сейчас, тёплый свитер, полотенце, детские шмотки... Футболочку с придурочными ухмыляющимися бурундуками-спасателями она откинула, словно обжегшись, слишком живо перед глазами стояла картина с подёргивающимися лапками морской свинки, торчавшими изо рта сына. Нет уж, хватит им грызунов на сегодня. Деньги, паспорт, зарядка для телефона... Набив дорожную сумку, она набрала номер из телефонной книжки.

– Привет, ба! Мы к тебе хотим приехать – я и Илюшка. Нет, без Сергея, он в городе остаётся из-за работы. Ну не знаю, на недельку, наверное. Помнишь, ты мне про соседку свою рассказывала, Григорьиху? Я ей хочу Илюшку показать, а то не говорит совсем, а городские врачи не помогают. Ты же говорила, что она отшёптывать умеет, вдруг получится. Вот и замечательно, целую, скоро увидимся!

Такси и пригородный автобус быстро увезли Лену с Ильёй прочь от городской квартиры, где творилось непотребное. Вопреки ожиданиям, Илья на редкость хорошо перенёс дорогу, глазея по сторонам и пуская слюни. Несколько раз он приходил в состояние беспокойства, вскрикивая и лягаясь. Елена пыталась дать ему жевательное кольцо, но он продолжал негодующе хныкать и пинать её в колено. Только пальцы матери, помещённые в рот дитяти, смогли его успокоить. Он пребольно жевал их, прокусывая кожу и сглатывая розовую слюну, но хотя бы не беспокоил окружающих. Елена смирилась с этой болью, такой незначительной на фоне боли, сидевшей внутри.

Марьино, деревня в четыре улицы, где Лена последний раз гостила в двенадцать лет. Всё то же самое, что и было пятнадцать лет назад, только какое-то мелкое и скукожившееся. Сухая грунтовка от указателя, где останавливался автобус, до пятого дома с краю. Бабуля Лены уже дежурила на скамейке у ворот.

– Леночка, внученька, золотце! Да как же я рада, что вы ко мне приехали! Пойдём шибче в дом, вечерять будемо! Я твоих пирожков со щавлем напекла, как ты любишь. А это кто, Ильюшенька с городу приехал? Пойдём к баушке, уж я тя угощу!

– Старая сука, глаза бы тебе вынуть, чтобы не смотрела на меня! – шипение, раздавшееся от правнука, повергло в ужас и Лену, и её бабушку.

– Ленка, да что ж это?!

– Вот, бабуль, потому я и приехала. Не говорит, не говорит, а как заговорит, так хоть плачь! А было и ещё хуже... – придерживая сына, Лена вкратце пересказала события последних дней, умолчав о самом неприятном.

– Да, внуча, вот так поворот... Ну да ладно, раз приехала, иди вечерять, а опосля к Григорьихе ступай! Я тебе кочета дам, ей передашь.

– Ба, да зачем ей твой кочет нужен?

– Дура, то не ей, а с кем она гутарить будет. Я сказала, а ты возьми и отдай. Ну всё, ступай в избу.

Из-за пережитого в течение дня ни душистый чай на травах, ни зажаристые румяные пирожки не лезли Лене в горло. Разговор за столом тоже не клеился, бабушка и внучка то и дело кидали тревожные взгляды на мальчика, сидевшего в углу и наматывавшего паутину на пальцы.

– Баю-баюшки-баю,

Всю родню твою убью

И развешу их кишки

От двери до форточки!

Заунывное пение, раздавшееся из угла, заставило Елену вздрогнуть, напомнив недавние события, а её бабушка, перекрестившись на икону, выскочила из дома и, по-старчески семеня и согнувшись, поспешила к курятнику.

– Вот, на, да иди к Григорьихе! И скажи, мол, Анна Григорьевна, вот баушка моя днём с вами говорила, дак помогите! Третий дом от перекрёстка налево, ну всё, ступай!

С этими словами старуха подтолкнула Лену к порогу, вручила ей белого петуха, замотанного в косынку, и с опаской глянула на правнука, которого Лена подняла с лавки.

– Господи Исусе, святая матерь божья, спаси да сохрани от всякого зла!

Напутствуемая бабкиным шёпотом, Лена шагнула за порог. Деревня уже погрузилась в сон, ни в одном окне не горел ночник, да и непонятно: то ли жили в тех домах, то ли приезжали из города наследники давно почивших хозяев на выходные. А вот и тот дом, в котором жила Анна Григорьевна. Лена, сколько себя помнила в детстве, побаивалась этой грузной старухи с низким голосом и заметными усами. Но один раз, когда в детстве Лена, гостившая у бабушки, прыгала с крыши сарая на стог сена и, нечаянно поскользнувшись, проткнула ногу так, что кровь хлестала дугой, то именно жутковатая соседка прибежала на детский крик, приложила пучок травы к ране и, пошептав, остановила кровь, да так, что и шрама не осталось. Так что у Лены были все основания верить, что Анне Григорьевне подвластно больше, чем обычным смертным. Калитка была открыта, но вдруг с каждым шагом Илья стал всё сильнее упираться и сначала глухо ворчал, а перед крыльцом ворчание перешло в режущий уши визг. Всех сил Лены не хватало на то, чтобы сдвинуть тщедушного ребёнка хоть на сантиметр. Он тянул её прочь из двора с нечеловеческой силой, так что она уже упиралась ногами в землю и чуть не плакала от боли в выворачиваемом плече. Проклятый петух в другой руке тоже начал трепыхаться и клевать Лену. Тут дверь распахнулась, и на крыльцо вышла сама хозяйка дома.

– Будя тут блажить, ну-ка мне! Иди, куда велено!

От грозного окрика все трое замерли: Илья будто обмяк и перестал рваться на волю, паршивая птица вжала голову, а Елена выдохнула с облегчением. Два шага, и все оказались внутри жарко натопленной избы. Если там и было электричество, то в этот вечер хозяйка его не включала: только несколько свечей по углам и алые отблески углей из приоткрытой печной топки скудно освещали помещение. Внимание Елены привлёк стол, стоявший посреди избы, абсолютно пустой, не считая портновских ножниц, воткнутых в столешницу.

– Стало быть, ты Марьина внучка. Да, подросла, да невесть что нажила.

– Анна Григорьевна, у меня что-то страшное с сыном творится! Вот...

– Молчи, знаю, мне днём Марья обсказала, что сын твой порченый удался. Дай сюда, что велено!

Елена замешкалась, но вспомнила о бабкином петухе и протянула его ведьме. Та приняла птицу в правую руку, а левой ловко ухватила ножницы и одним взмахом состригла прядь волос с головы мальчика. Кинув ножницы на стол и зажав волосы мизинцем и безымянным, щепотью она выдрала из птичьего крыла два пера и протянула руку к свече. Втягивая ноздрями вонючий дым от шипящих перьев и волос, старуха нараспев затянула не то молитву, не то заклинание:

– На море остров, на ярý камень, на том камне имя Христово писано. Именем сим глаголю, кто здесь есть, яви себя! Аминь, ни́ма, аминь!

– Сука, тварь, заткнись! Пизда старая, не выйду, не скажу тебе ни имя, ничего! Это моё тело, я в нём уже давно живу! Убью, печень вырву!!!

От нечеловеческого крика тело мальчишки выгнулось дугой. Он почти касался головой половиц, запрокинувшись за спину, но невероятным образом обе ступни стояли ровно на полу. Несмотря на жару, Лена явственно ощутила, как её пробирает мороз, заставляя покрыться гусиной кожей.

– Иди, девка, из избы, нельзя тебе тут быть! Бес будет искать, на кого перекинуться, марш во двор! – с этими словами хозяйка избы ударила Лену в спину, толкая её за дверь. На ватных ногах обессилевшая Елена сошла с крыльца. Силы были не то, что на пределе, предел был давно пройден. Этот бесконечно кошмарный день выпил её до капли, оставив только пустую посуду, да и та грозила рассыпаться на осколки. Приткнувшись к поленнице, Лена села прямо на холодную землю. Этого хватило, чтобы ускользнуть из окружившего её ужаса в блаженное ничто.

Пробуждение наступило так же внезапно. Вскочив, как от удара, Лена обернулась в сторону ведьминого дома. Свечи там не горели, ничего не было видно и слышно. Дом словно спал, как и остальные в этой богом забытой дыре. Осторожно ступая, словно боясь что-то спугнуть, Лена прокралась на крыльцо и потянула дверь на себя. Ни звука, ни огонька.

– Сынок! Анна Григорьевна! Где вы? Вы здесь?!

Проклятье, через занавешенные окна даже лунного света не просачивалось ни капли. Только духота и странный запах, не горелый, а как будто кисло-металлический, заполнял дом. Вспомнив о телефоне, лежавшем в кармане спортивок, Лена достала его и включила фонарик. Слава богу, остатки заряда ещё были. Проведя лучом по хате, Лена увидела хозяйку. Та спала на полу.

– Анна Григорьевна! Анна Григорьевна, а где Илюша?! – Лена подошла и затормошила хозяйку за плечо. С усилием перевернув лежащую на боку тушу, Лена не сразу поняла, что с ней не так. С Анной Григорьевной много что было не так, начиная от головы белого петуха, втиснутой ей меж челюстей, и заканчивая ножницами, вбитыми в глазницу. Лена отшатнулась, выронив телефон. Луч света от фонарика выхватил из темноты лужу, вытекшую из раны, и кровавые следы детских кроссовок, идущие от убитой к выходу.

– Боже, боже!!! Нет, нет, это не со мной! – крики несчастной сменились рыданиями, её трясло так, что телефон она подобрала с третьей попытки. Ещё раз посветив в лицо мёртвой старухи, она убедилась – да, та мертва, окончательно и бесповоротно. Непонятно зачем, повинуясь какому-то импульсу, женщина вытащила ножницы из глазницы, обтёрла их об балахон убитой и пошла по следам.

"Звонить? Кому? Ноль два, ноль три? Алло, у нас убийство, четырёхлетка вбил ножницы в череп старухе, пришлите наряд милиции и скорую помощь!" Истерически хихикнув над дурацкой мыслью, Елена вышла из дома, туда, куда вели следы. Сойдя с крыльца, отпечатки терялись, но идти кроме как к бабе Маше в этой деревне было некуда.

На заплетающихся от нервного истощения ногах Елена подошла к бабушкиному дому. Дверь была не заперта, но свет не горел. Щёлкнув выключателем, Елена не поняла, что за верёвки тянулись от дверного косяка в спальню. Неровные бугорчатые вожжи дико смердели и блестели от света лампочки. Странно, ведь баба Маша такая аккуратистка, зачем ей это в избе? В комнате слышалась возня, будто кто-то таскал стул по полу. Елена шагнула в комнату.

– Мама, мамулечка! Ты наконец пришла! А нам было скучно, и мы с бабушкой поиграли! – нарочито дурацким голоском протянул её сын.

Часть верёвок была развешана вдоль стен старушечьей спальни, перекинута через шкаф и закинута в форточку между рамами. Ещё одну верёвку перемазанный бурым мальчик вытягивал из лежащей на полу бабы Марьи, помогая себе кухонным ножом.

– Баю-баюшки-баю,

Всю родню...

– Илюша, сынок, я тоже хочу с тобой играть. Я тебе игрушку принесла, – подчёркнуто весело произнесла Елена.

– Да? Новую?! Сейчас будем играть, а потом поедем домой! У бабули скучно!

Отродье оставило нож в теле жертвы и подошло к Елене.

– Сынок, прости! Прости!!! – с диким криком Лена выхватила ножницы из-за пояса и воткнула их в шею существа, бывшего когда-то её сыном.

– Ах ты блядь! Ты не играть пришла, а Илюшу обижать! – проревел бес, силясь вытащить заговорённую железяку из шеи. Лена ударила по ножницам ещё раз, загоняя их глубже за ключицу. Существо орало, разбрызгивая кровавую пену, щипало и колотило Елену, пытаясь пустить в ход зубы, но Лена налегала всем весом на ножницы, проворачивая их в ране.

– Будь ты проклята! Будь ты во веки проклята!!! – крик, полный ненависти, сменился бульканьем, и тело одержимого, наконец, рухнуло на пол.

– По-моему, сынок, я и так проклята... – пробормотала Елена, задирая футболку на худеньком тельце. Приставив ведьмины ножницы туда, где, по её расчётам должно было быть сердце, она всем весом налегла на рукоятки. Ножницы противно скрипнули по кости и с чавкающим звуком вошли на всю длину. Тело дёрнулось ещё раз, но это были судороги уже неживой плоти.

"Что теперь? Как мне вернуться в город, к Серёже? Что дальше, суд, психушка? А, да какая уже разница!" Укрыв тела стёганым одеялком, Елена пошла на кухню ждать рассвета.

– Смотрите, коллега, вот тот самый нашумевший случай, наша, позвольте так выразиться, жемчужина! Молодая женщина, назовём её Е., типичный случай с нетипичными, так сказать, последствиями. Острый психоз на почве смерти сына от менингита. Потом поздняя манифестация шизофрении с позитивными симптомами: галлюцинации, религиозный бред, навязчивая идея, будто её сын на самом деле жив. Из родни у пациентки были только муж и бабка в глухой деревне. Лечение начато поздно, консультации и медикаментозная терапия нерегулярные. Этому способствовала профессия мужа: он программист, перевёлся на удалённую работу, чтобы быть дома и следить за женой. Даже заказал ей где-то на Озоне огромного пупса, чтобы успокоить её нервы. Похоже, это окончательно пошатнуло её рассудок: вот сын, она его купает, одевает, баюкает, но умом-то она понимала, что он неживой. А потом приступы зооагрессии, покалечила кота соседей, убила своих питомцев. Это по материалам последнего амбулаторного приёма. Лечащий врач рекомендовал немедленно забрать у больной куклу и поместить в стационар, муж уговорил отпустить домой собраться, а наутро обещал привезти. Вот она его во сне и задушила, потом рванула из дома. Соседи вызвали полицию на запах тухлятины, дальше вы всё читали в выписке с копии уголовного дела. Нашли её в деревне у бабки, где поздней осенью кроме неё и соседки и не жил никто. Там, конечно, была жуть, Фредди Крюгер отдыхает. Соседке вбила ножницы в глаз, бабушку родную выпотрошила, задекорировала внутренностями дом и сидела на кухне возле изрезанного пупса. Там её и взяли. А что две немощные старухи могли сделать молодой спортивной женщине в состоянии острейшего психоза? Ещё до суда было ясно, что ей светит принудительное лечение. Санитары к ней по трое заходят, больная абсолютно неконтактная, только всё время песенку поёт про убийство и кишки. В общем, вот вам материалы из следствия, вот история болезни уже от нашего госпиталя. Докторскую на таком материале сделать недолго, умеючи. Только одна просьба: не обессудьте, в парочке статей меня соавтором укажете?