Прошли мимо огромного здания кубической формы. Вдоль стены тянется длиннющая очередь людей с унылыми лицами. Стоят неподвижно, не шелохнутся, не разговаривают, только смотрят друг другу в затылок. Чертанов попытался прикинуть, сколько здесь народу, а потом понял, что сосчитать не получается. Люди двоятся и троятся. Такое впечатление, что в одном и том же месте стоят по несколько человек. — Это за чем очередь? — спросил Чертанов. — Это бюрократы, — равнодушно ответила Стефания. — Те, кто при жизни заставлял людей выстаивать в очередях, пока сам распивал чаи и трепался по телефону. — И они просто так стоят? Больше ничего? — Да. Тут наказание — в ожидании. — А очередь, я так понимаю, движется медленно? — Очень медленно. Вон, гляди туда. Видишь вон того мужика, у самого входа? Это думный дьяк. — Священник, что ли? — Ты совсем дурак? Священник — дьякон. А дьяк — чиновник. Древнерусский. Судя по одежде, этот помер еще при Иване Грозном. Видишь, только половину очереди отстоял. — Ой… — передернуло Чертанова. — А что в конце-то? — Не знаю. Конец где-то внутри здания. А я там никогда не была. И не интересовалась. У меня и своих забот хватает.
— Это за чем очередь? — спросил Чертанов.
— Это бюрократы, — равнодушно ответила Стефания. — Те, кто при жизни заставлял людей выстаивать в очередях, пока сам распивал чаи и трепался по телефону.
— И они просто так стоят? Больше ничего?
— Да. Тут наказание — в ожидании.
— А очередь, я так понимаю, движется медленно?
— Очень медленно. Вон, гляди туда. Видишь вон того мужика, у самого входа? Это думный дьяк.
— Священник, что ли?
— Ты совсем дурак? Священник — дьякон. А дьяк — чиновник. Древнерусский. Судя по одежде, этот помер еще при Иване Грозном. Видишь, только половину очереди отстоял.
— Ой… — передернуло Чертанова. — А что в конце-то?
— Не знаю. Конец где-то внутри здания. А я там никогда не была. И не интересовалась. У меня и своих забот хватает.