twistedsisterr

С мужем мы прожили три замечательных года, когда я узнала, что беременна. Мы были в полном восторге. Ожидание, подготовка, я уже на восьмом месяце, когда внезапно погибает мой муж… Это были самые ужасные два месяца, до рождения моей дочери.

Меня никогда не покидало ощущение, что муж рядом. Я слышала шаги, странный шепот, рассказы о той жизни. Почти каждую ночь во сне я стояла вместе с ним перед какой-то дверью, он не хотел идти туда без меня. А я смешливо отшучивалась, говоря, что ребенок наш еще не видел мира, а он говорил, что мы живем почти в Аду, и очень просил, чтоб я ушла с ним. Я сходила с ума. Не могла его прогнать, боялась потерять его навсегда, а так у меня была хотя бы возможность видеть его во сне. Я никому об этом не говорила и постепенно стала все больше закрываться в этом мире сна.

Наступил час, когда моя дочь собралась выбраться на белый свет. Роды прошли не совсем хорошо, у меня открылось сильное кровотечение. Врачи быстро среагировали и мы с дочуркой выжили. Ночью мы с ней уснули в палате роддома, я ее положила рядом у стены, а сама загородила ее с краю. И сниться мне или нет, я тогда не поняла, но как обычно почувствовала холодную руку на своей спине – он пришел. Развернувшись немного, я увидела, что муж почему-то сидел к нам спиной, и был без рубашки. Я, протянув руку, дотронулась до его плеча. Не поворачиваясь, он попросил подержать дочь на руках. И тут я, как очнулась, вспомнила, что говорят бабушки о приходящих во сне покойниках. Сказала, что не дам, и разрешаю просто посмотреть на нее. Он повернулся и глаза были не его, какие-то пустые и в то же время в них было столько боли… Потом он посмотрел на дочь, перегнувшись через меня и, обратившись ко мне, сказал: «Теперь я не нужен тебе, я не могу к тебе больше приходить. Ты сама теперь несешь ответ за новую душу, которая еще чиста. Я иногда буду говорить с тобой, ты услышишь».

Прошло после этого три года и мне ставят диагноз: РАК. Депрессия, первая химиотерапия, врачи не говорят, буду ли я жить. И сниться мне сон: я еду с мужем на машине к семи монастырям на холмах, а через холмы канатные мосты. Я жутко боюсь высоты, и знаю, что должна с ним пройти до последнего. Заплакала, муж, обняв меня, сказал, что до конца будет со мной. Я с горем пополам прошла шесть монастырей. Когда мы зашли в седьмой, там сидела женщина в черном платке. Комната как в деревенской бане, светлая, иконы висят, горят лампадка. На тот момент я была совсем лысая, но, посмотрев на свое отражение в иконе, я увидела, что была красива, с длинными волосами, в синем платье. Я разрыдалась еще больше, вспомнила свой страх смерти. А эта женщина сказала, что у меня получится, мой Ангел бережет меня. Но я должна быть внимательней, есть те иные, которых можно не узнать и которых нужно остерегаться. Меня разбудили, т.к. я сильно плакала. С того сна муж приснился мне еще раз, я видела его издалека. Он был в белом костюме и смотрел на нас, улыбаясь.

Я вылечилась, в мае будет три года, как меня сняли с учета. Теперь я точно знаю, что люди, которые нас очень любили и покинули этот мир, становятся нашими Ангелами и оберегают от зла. И что загробный мир все-таки существует. Думаю, там совсем неплохо, но есть и добрые, и злые, как у нас. И это вечно преследующее меня число три… Я не хочу связывать эти факты между собой, но улыбаюсь тому, на кого иногда пристально глядит мой кот, тому, кого в реальном мире видит только он. И я иногда во сне.

У Вовки Михайлова была богатая биография. Армейскую службу он прошел в Афганистане, в отдельном разведывательно-десантном батальоне, под самый дембель получил тяжелое ранение и провалялся в госпитале несколько месяцев, прежде чем отправиться домой. Вернувшись с войны, он обнаружил, что социалистическая родина совершенно не собирается заботиться о своем солдате, доблестно исполнившим интернациональный долг: никто не предоставил ему нормальную работу, даже долечиваться пришлось в районной поликлинике, а уж что касается жилищных условий… Об этом Вовка даже и вспоминать впоследствии не хотел: коммунальная квартира на восемь человек, из которых семеро вели друг с другом ожесточенные стычки за каждый квадратный сантиметр полезной площади - здесь и не отдохнешь толком.

Впрочем, в то время Вовка об этом не очень-то задумывался. Отличное здоровье заменило дорогостоящий курс реабилитации, который Вовке почему-то так и не прописали, а проблемы с жильем он решил и вовсе просто: устроился водителем на рефрижератор с рейсами по всем союзным республикам - и с тех пор бывал дома дня три в месяц, не больше.

Как-то однажды, остановившись пообедать в придорожном кафе, он встретил двух бывших одноклассников, которые за прошедшее время успели стать большими людьми, во всяком случае, ездили на «ауди», имели толстые бумажники и по пистолету на брата. После недолгих размышлений Вовка поддался на их уговоры и вскоре был принят в так называемую ОГП, проще говоря - в бригаду. Ездил на разборки, выполнял обязанности «крыши» на рынке; нельзя сказать, чтобы этот род деятельности сильно пришелся ему по вкусу, но Вовка привык делать всё с душой, уж если взялся.

Его «стаж» составлял пять или шесть лет, когда Вовка, подсчитав деньги на нескольких банковских счетах и срок тюремного заключения, на который он при неблагоприятном раскладе мог бы рассчитывать по совокупности, решил, что самое время завязывать. Старые школьные друзья по этому поводу не возражали, в особенности, зная Вовкину самостоятельность и склонность идти на пролом, если, упаси Боже, кто-то попробует ему помешать. Забрав из банков свои сбережения, Вовка пригласил в компаньоны бывшего однополчанина, и открыл на городской окраине забегаловку «Балтика». Там он с удовольствием проводил целые дни за личным столиком в окружении водки, пива, шашлыка и довольно разношерстной компании, какая только и могла собираться в подобном месте.

Уже после, задним числом оценивая результаты своей коммерческой деятельности, Вовка не мог не признать, что его «Балтика» так или иначе со временем разорилась бы и была перекуплена кем-нибудь из конкурентов. Ну какая, на фиг, разница, работаешь ты «крышей» на рынке или в собственном кафе - «крыша» она и в Африке «крыша», а чтобы преуспеть в бизнесе, нужно еще очень много разных положительных качеств.

Впрочем, до банкротства дело не дошло: однажды ночью, когда Вовка после затяжной попойки на полном автопилоте довел свой дешевенький джип до дома и завалился спать, в кафе заявились дагестанцы и перестреляли всех, кто не успел сделать ноги, в том числе и Вовкиного компаньона, после чего, уже под визг милицейских сирен, подожгли всё, что могло гореть. На следующее утро Вовка, с опухшей от похмелья головой, созерцал руины, оставшиеся от его коммерческой деятельности и довольно-таки вяло отвечал на вопросы унылого следователя из прокуратуры. Он вовсе не воспылал жаждой мести: достаточно знакомый с тем, как делаются дела в мире криминала, он знал, что пытаться что-либо изменить в принципе бесполезно, да и компаньон Петя, даром, что однополчанин, а дерьмом-то был порядочным. Однако такой философский подход к жизни никоим образом не мог восполнить финансовые и материальные потери.

Алкоголиком Вовка, правда, не был, но ведь у нормального человека и без водки есть много потребностей. По прошествии полугода Вовка с неудовольствием обнаружил, что в его квартире не осталось ничего мало-мальски ценного, что можно было бы продать (джип и гараж уже давно перешли в руки другого владельца).

Так Вовка пришел к выводу, что пора бы начинать поиски работы. А поскольку хорошую работу найти оказалось затруднительно - даже охранник автобазы должен был являться в отдел кадров с лицензией - в один не очень прекрасный день Вовка занял должность кладбищенского сторожа, получив в свое распоряжение покосившийся деревянный домик, который номинально считался сторожкой, а новые Вовкины коллеги иронически называли его «коттеджем», хотя по мнению его нового владельца, он больше подошел бы в качестве собачьей будки. На самом деле Вовка был не особо чувствителен к бытовым неудобствам, зато теперь он почти не пользовался коммунальными услугами по месту прописки, что несколько облегчало ежемесячные походы в сберкассу.

Сторожка находилась не у центральных ворот кладбища, а на северной его окраине, на обрыве - внизу тек безымянный ручей, через который был перекинут узенький мостик, а за ручьем, метрах в ста, находился кладбищенский морг, которому почему-то не нашлось места на территории кладбища. В ограде возле сторожки имелась калитка, известная как «северный вход»: обычно ею пользовались, если нужно было доставить кого-то из «клиентов» в морг или обратно. На этот самый «северный вход» следует обратить особое внимание, поскольку он как раз и сыграл в Вовкиной жизни роковую роль.

…Был конец марта, но солнце светило почти по-летнему, и снег на могилах и на дорожках между ними почти полностью стаял. Чуть позже полудня хорошо отоспавшийся Вовка, потягиваясь, вышел из своего «коттеджа», прикуривая на ходу папиросу. К сторожке торопливо приближался Сан Саныч, Вовкин сменщик. Вовка недовольно скривился: в такую прекрасную погоду ему только Сан Саныча и не хватало. Лысый коротышка, вечно умудряющийся найти проблемы там, где их и близко не было, да и говорил он о них с каким-то странным выражением: не то ухмыляясь… не то просто рожа такая гнусная.

С Вовкой они работали посменно: сутки через сутки, но сталкиваться им приходилось постоянно - у Вовки редко находились дела вне кладбища, даже в свободное время.
- Вовка, беда-то какая! - крикнул Сан Саныч, не добежав до сменщика шагов десяти-пятнадцати.
- Ну, что у тебя там еще случилось? - грубовато спросил Вовка, с ленцой стряхивая пепел в клумбу. - Бакс опять вырос?
- Да какой там бакс! - Сан Саныч преодолел оставшееся расстояние и теперь размахивал руками прямо перед Вовкиным носом. Вовка предусмотрительно сделал шаг назад. - Мишка в яму свалился, напоролся на гвоздь. Все кишки себе выпустил!

Вовка поперхнулся. Младший в команде гробокопов, Мишка Ширяев, был хорошо известен как запойный алкаш, но с самого утра довести себя до такой кондиции, чтобы грохнуться в могилу - это уже совсем странно. К тому же, насколько Вовке было известно, в таких случаях Мишка просто не выходил на работу, и вкалывать за него приходилось тем, кто вел более здоровый образ жизни.

- Так он что, бухой, что ли, был? - несколько растерянно спросил Вовка Сан Саныча. Тот пожал плечами.
- Да вроде бы нет… Перегарище со вчерашнего, остался, конечно, так куда же он без этого?

У Вовки мелькнуло странное предчувствие, что здесь что-то не так. Как бывший разведчик, он вообще отличался хорошей интуицией, которая не раз спасала ему жизнь. Например, как в тот раз, когда в горах он чуть было не прошелся по мине, и лишь в последний момент что-то его остановило.
- Говорил я - не надо чеченца тревожить, - бубнил между тем Сан Саныч вроде как себе под нос. - Так и знал - что-нибудь да случится…
- Так всё-таки решили раскопать? - нахмурился Вовка.

Собственно, в данном случае он был согласен со своим сменщиком. Настоящее безобразие - отобрать могилу у парня, страшной смертью погибшего в республике Ичкерия только потому, что у бедняги никого из родни в живых не осталось, а его место перекупил кто-то из муниципалитета. Вовка бросил окурок на гравий.
- Где он? - быстро спросил он у Сан Саныча. - Увезли?
- «Скорая» за ним приехала. Вроде еще там…

Сначала быстрым шагом, а потом бегом Вовка направился к последней могиле Мишке Ширяева - предпоследней, если считать его собственную.

…Возле вскрытой могилы стояла машина «скорой помощи». Вокруг с подавленным видом топтались несколько человек из местного персонала. Врачи склонились над Мишкой - долговязый, но худой, лежа на земле, тот словно уменьшился в размерах. Рядом всё было залито и разбрызгано кровью, а на распоротый поперек живот было жутко смотреть - казалось, будто Мишка наткнулся не на гвоздь, а минимум на кувалду. В обе руки Мишке вливали физиологический раствор через капельницы.

- Мих, ты не дрейфь, всё нормально будет, - сказал Вовка, просунувшись между врачами. Те оттеснили его назад.
- Уйди, мужик, мешаешься, - бросил один из врачей. Не обращая внимания, Вовка снова пристроился поближе. У Мишки уже закатывались глаза, и, насколько Вовка знал из своего опыта, он был уже не жилец.

- Вовик… - из раскрытого рта Мишки вместе с кровью вырвался хриплый шепот. - Вовик, я не сам… Не сам я упал…
- Как же тебя угораздило? - удивился Вовка.
- Столкнули меня… Я на краю стоял, яму выкопал уже…
- Кто? - напрягся Вовка.
- Так, ему разговаривать нельзя! - отталкивая Вовку, прикрикнул на него тот же врач. - Ты его приятель, что ли? - спросил он вдруг негромко.
- Работаем вместе, - пожал плечами Вовка.
- Работали, - еще тише сказал медик. - Не довезем его до больницы.

Вовка машинально бросил взгляд на умирающего, и почти прочитал по губам то, что он пытался произнести:
- Рукав… пятнистая куртка… военная…

…Вовка озадаченно смотрел, как носилки загрузили в машину; взвыв сиреной, «скорая помощь» выехала с кладбища, провожаемая удивленными взглядами редких в будний день посетителей. Когда проблесковый маячок «скорой» затерялся где-то вдали, Вовка закурил, и, сунув руки в карманы, медленно двинулся к своему «коттеджу». Ему было, о чем подумать.

Пятнистая куртка. Военная. Комбез? Получается, Мишку столкнул в могилу какой-то военный? Но зачем? Неужели из-за того, что парень раскопал могилу солдата