деньги - это всего лишь цветные бумажки))) предлагаю вам инетресные измышеления на эту тему в рассказе писателя-фантаста
жирный главный герой рассказа "В будущем году я буду лучше" Саломатова Андрея попадает в несколько иной мир, потерев бутылку с джином, ну и пожелаю всего и сразу - счастья, как он себе его представлял, где деньги, как и вся жизнь несколько отличаются от нашей, где не знают что такое Москва и ты ды, но надо же как то и где-то жить, в гостиницу не пустили, героя приютил милый старичёк и так....жирный
Утром следующего дня Саша приступил к своим обязанностям. Хозяин дома разбудил его рано, сонного подозвал к столу и сдернул тряпку с какого-то агрегата, похожего на машинку для пересчитывания денежных купюр. Сунув в неё лист писчей бумаги, профессор несколько раз нажал на ручку. Из машинки медленно выползло девять бумажек, отдаленно напоминающих деньги. На зеленых банкнотах во всю длину довольно плохо были отпечатаны какие-то химические приборы, а в правом верхнем углу стояло число 1000. Две из этих купюр оказались вдвое уже остальных, но старик пояснил, что это ерунда. Просто они стоят вдвое меньше.
- Надеюсь, вы понимаете, что это деньги? - задиристо спросил профессор и помахал свежевыпеченными бумажками у Дыболя перед носом. Ошеломленный Саша утвердительно кивнул и тихо произнес:
- Фальшивые.
- Как фальшивые?! - искренне удивился хозяин дома. - Что вы этим хотите сказать, молодой человек?
- Ну, дома... - растерянно начал Дыболь.
- Ну, дома, - повторил профессор и довольно грубо подстегнул жильца: Дальше-дальше!
- Сами... дома... делаете из бумаги, - бубнил Саша, пробиваясь к смыслу сквозь сотни мешающих слов.
- А у вас в России что, деньги лепят из глины? - Хозяину дома надоело слушать его бормотание и он, сунув Дыболю в руку свеженькие деньги, подтолкнул его к выходу. - Знаете, где лавка? Купите молока, хлеба, сыра и яблок. Если будет сахар, то и сахару.
- А мне дадут? - Саша никак не мог поверить, что деньги можно добывать таким простым способом. Он, конечно, слышал о существовании фальшивомонетчиков, но все эти слухи носили скорее апокрифический характер и к его реальному опыту не имели никакого отношения. Более того, в историях такого рода преступники, как правило, получали столько лет тюрьмы, сколько он едва успел прожить.
- Дадут? - переспросил профессор. - А куда же они денутся? Это деньги. Вы что, не знаете, что такое деньги? - Все более возбуждаясь, хозяин дома одной рукой дергал Дыболя за рукав, а другой тыкал ему пальцем в живот. Вы откуда свалились? Деньги - это такие бумажки, на которые можно купить все, вплоть до сахара и молока. Может в вашей Москве люди обходятся без денег? Или вы там у себя меняете гайки на штаны, штаны на лопаты, а лопаты на хлеб? - Профессор отпустил Сашу и пожал плечами. - Ладно, ступайте в лавку. Уже восемь, а мы ещё не завтракали.
- Значит, можно напечатать сколько хочешь? - все ещё не веря в такую замечательную возможность, спросил Дыболь.
- Печайтайте на здоровье, - удивленно ответил хозяин дома. - Все равно больше положенного не истратите.
Последние слова Саша или не понял, или пропустил мимо ушей. Его охватило какое-то молодецкое удальство, и он, глядя влюбленными глазами на неказистые зеленые бумажки, вдруг вспомнил джина. Впервые за все это время Дыболь подумал о старичке без кровожадности и даже без неприязни.
Профессор, чрезвычайно довольный приобретением удобного жильца и возможностью лишний раз поболтать не выходя из дома, снисходительно улыбался и отвечал на все Сашины вопросы. Завтракали они не торопясь, беседовали с большими паузами, и за все время, пока они насыщались, разговор шел только вокруг денег.
- Такую машинку можно купить в любой лавчонке, - разрезая яблоко, сказал хозяин дома. - Закажете себе рисунок или сами нацарапаете на бумаге какую-нибудь ерунду, и пожалуйста. Только зачем она вам, Алек? Пользуйтесь моей.
- А на ваши деньги можно купить машинку? - опустив взгляд, мягко спросил Дыболь. Ему непременно хотелось иметь свою и в промежутках между фразами он уже мысленно набросал, как будут выглядеть деньги с его изображением в вертикальном овале.
- Конечно, - ответил профессор.
- Значит я могу купить всю лавку? Напечатать побольше денег и купить.
- Можете, - жуя яблоко, кивнул хозяин дома. - Но владелец лавки тут же купит её обратно.
- А я не продам, - сказал Саша, налегая грудью на стол.
- Ну так, и он может вам её не продать.
- Странно, - озабоченно проговорил Дыболь.
- Налейте мне пожалуйста ещё чаю и сделайте бутерброд, - попросил профессор.
Разливая чай, Саша напряженно размышлял. Он пытался грамотно сформулировать вопрос, который вертелся у него на языке, но никак не желал облекаться в слова. Что-то настораживало Дыболя в этой простой системе. Она казалась ему очень знакомой, но Саша не мог вспомнить, чем.
- Значит, лавочник сам может напечатать сколько угодно денег? принявшись за изготовление бутербродов, спросил Дыболь.
- Хоть целый вагон, - подтвердил хозяин дома. - А зачем? Куда их девать? Разве мало их печатают?
- Зачем же он отдает продукты за эти бумажки?
- Затем, что он торговец, лавочник. - ответил профессор. - Стало быть, должен торговать. Один очень мудрый человек когда-то сказал: "Я мыслю, значит я существую". Но каждый существует по-разному. И в интерпретации лавочника это изречение должно звучать так: "Я торгую, значит я существую". Улавливаете?
На некоторое время в комнате воцарилось молчание. Слышно было лишь прихлебывание, да тиканье настенных часов.
- А вор? - неожиданно поинтересовался Саша.
- А вор должен воровать, - правильно понял его хозяин дома.
- И убийца?
- И убийца, - кивнул профессор и удовлетворенно крякнул.
Следующая пауза была вынужденной, потому что Дыболь наконец сделал два бутерброда. Когда же рты у обоих освободились, Саша лукаво улыбнулся и спросил:
- А таксисты?
- И таксисты, - терпеливо продолжал хозяин дома. - Скучно сидеть дома, вот и разъезжают. Все какие-никакие знакомства, разговоры. Это называется: усыпить чувство одиночества, молодой человек. Людям мало свежего воздуха у раскрытого окна. Хотя, домоседы, конечно, сидят дома, так сказать, по призванию. В общем, здесь каждый делает то, к чему у него лежит душа. Кто хочет растить хлеб - растит хлеб. Есть даже желающие считаться сумасшедшими. Считаются. У каждого свое дело. Попадаются, правда, такие, которые за все хватаются, и ничего толком не доводят до конца. Так они ничем не хуже убийц. Конституция у них такая.
- А деньги печатают многие? - упорно добивал тему Дыболь.
- Нет, - ответил профессор. - Первое время печатали все, кому не лень. Не успевали сжигать. А потом попривыкли.
- А когда это было, первое время? - заинтересовался Саша.
- Вы ещё будете чай, Алек? - спросил хозяин дома и, не дожидаясь ответа, начал убирать продукты.
- Нет, - ответил Дыболь. Сбитый с мысли, он вдруг вспомнил шутку, которую придумал в самом начале завтрака, но пока не мел возможности вставить в разговор. - Значит, я теперь смогу платить вам за жилье?
- Пожалуйста, - равнодушно ответил профессор. - Но обязанности ваши останутся при вас. Если хотите, я буду платить вам жалованье за работу. Не стесняйтесь, называйте любую сумму. А не хотите, печатайте сами, я не возражаю.
Саша болтался по пустынному городу с полными карманами денег и откровенно скучал. Он очень скоро убедился, что потратить даже целое состояние здесь не так просто. Увеселительные заведения пока что были закрыты, на стеклянных дверях магазинов висели таблички: "Учет" или "Переучет", киоски стояли темные и безжизненные, будто все киоскеры одновременно объявили забастовку.
Саша вошел в ресторан и, ослепленный малиново-плюшевой роскошью, застыл на месте. Сердце у него сладостно заныло от предчувствия простого человеческого счастья и предвкушения составляющих этого счастья. Именно так он себе все и представлял: рассеянный жемчужный свет, тихая завораживающая музыка, какие-то особенные растлевающие запахи и вполне материальное томление. Всего этого было здесь в избытке, и лишь один, вполне устранимый недостаток подметил Дыболь - полное отсутствие веселья. А как когда-то выразился отец всемирной философии Аристотель, избыток и недостаток всегда присущи порочности.
Едва Дыболь появился в зале, девицы, сидевшие за дубовой стойкой бара, со скоростью минутной стрелки повернули к нему свои невыносимо красивые лица. Все они были как на подбор: пышнобедрые, голоногие, с длинными сигаретами в ещё более длинных мундштуках. Куртизанки томно оглядели Сашу с ног до головы, синхронно выпустили в его сторону по струйке дыма и так же медленно отвернулись.
Утверждение основоположника христианства, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с ней в сердце своем, не просто справедливо по отношению к Дыболю. Еще не появившись здесь, в грезах он давно переспал со всеми этими красотками и теперь собирался воплотить свои мечты в материале.
Как и полагается в подобных местах, Дыболь слегка развязно и в то же время элегантно подошел к стойке, встал между двумя камелиями и выложил на стойку несколько новеньких купюр.
- Виски, - правильно выбрав степень громкости, сказал он. Затем Саша одарил обольщающей улыбкой ближайшую красотку и добавил: - Всем!
Широкоплечий бармен с непроницаемым лицом и ловкими руками нехотя и даже несколько брезгливо взял со стойки профессорские деньги, внимательно рассмотрел нарисованные на них химические приборы и тихо поинтересовался:
- Что это?
- Деньги, - сразу смешавшись, неуверенно ответил Дыболь.
- Чьи? - так же бесстрастно спросил бармен.
- Профессора, - начиная покрываться краской, едва слышно ответил Саша. - Химика. Он живет...
- Ясно, - перебил его бармен. - И сколько здесь?
- Он сказал, что много, - ответил Дыболь, не решаясь взглянуть в сторону красавиц. Ему казалось, что ресторанные лоретки только и ждут этого, чтобы рассмеяться ему в лицо.
- Ладно, - неожиданно произнес бармен. Он убрал злосчатые деньги в ящик, достал оттуда несколько куп
Утром следующего дня Саша приступил к своим обязанностям. Хозяин дома разбудил его рано, сонного подозвал к столу и сдернул тряпку с какого-то агрегата, похожего на машинку для пересчитывания денежных купюр. Сунув в неё лист писчей бумаги, профессор несколько раз нажал на ручку. Из машинки медленно выползло девять бумажек, отдаленно напоминающих деньги. На зеленых банкнотах во всю длину довольно плохо были отпечатаны какие-то химические приборы, а в правом верхнем углу стояло число 1000. Две из этих купюр оказались вдвое уже остальных, но старик пояснил, что это ерунда. Просто они стоят вдвое меньше.
- Надеюсь, вы понимаете, что это деньги? - задиристо спросил профессор и помахал свежевыпеченными бумажками у Дыболя перед носом. Ошеломленный Саша утвердительно кивнул и тихо произнес:
- Фальшивые.
- Как фальшивые?! - искренне удивился хозяин дома. - Что вы этим хотите сказать, молодой человек?
- Ну, дома... - растерянно начал Дыболь.
- Ну, дома, - повторил профессор и довольно грубо подстегнул жильца: Дальше-дальше!
- Сами... дома... делаете из бумаги, - бубнил Саша, пробиваясь к смыслу сквозь сотни мешающих слов.
- А у вас в России что, деньги лепят из глины? - Хозяину дома надоело слушать его бормотание и он, сунув Дыболю в руку свеженькие деньги, подтолкнул его к выходу. - Знаете, где лавка? Купите молока, хлеба, сыра и яблок. Если будет сахар, то и сахару.
- А мне дадут? - Саша никак не мог поверить, что деньги можно добывать таким простым способом. Он, конечно, слышал о существовании фальшивомонетчиков, но все эти слухи носили скорее апокрифический характер и к его реальному опыту не имели никакого отношения. Более того, в историях такого рода преступники, как правило, получали столько лет тюрьмы, сколько он едва успел прожить.
- Дадут? - переспросил профессор. - А куда же они денутся? Это деньги. Вы что, не знаете, что такое деньги? - Все более возбуждаясь, хозяин дома одной рукой дергал Дыболя за рукав, а другой тыкал ему пальцем в живот. Вы откуда свалились? Деньги - это такие бумажки, на которые можно купить все, вплоть до сахара и молока. Может в вашей Москве люди обходятся без денег? Или вы там у себя меняете гайки на штаны, штаны на лопаты, а лопаты на хлеб? - Профессор отпустил Сашу и пожал плечами. - Ладно, ступайте в лавку. Уже восемь, а мы ещё не завтракали.
- Значит, можно напечатать сколько хочешь? - все ещё не веря в такую замечательную возможность, спросил Дыболь.
- Печайтайте на здоровье, - удивленно ответил хозяин дома. - Все равно больше положенного не истратите.
Последние слова Саша или не понял, или пропустил мимо ушей. Его охватило какое-то молодецкое удальство, и он, глядя влюбленными глазами на неказистые зеленые бумажки, вдруг вспомнил джина. Впервые за все это время Дыболь подумал о старичке без кровожадности и даже без неприязни.
Профессор, чрезвычайно довольный приобретением удобного жильца и возможностью лишний раз поболтать не выходя из дома, снисходительно улыбался и отвечал на все Сашины вопросы. Завтракали они не торопясь, беседовали с большими паузами, и за все время, пока они насыщались, разговор шел только вокруг денег.
- Такую машинку можно купить в любой лавчонке, - разрезая яблоко, сказал хозяин дома. - Закажете себе рисунок или сами нацарапаете на бумаге какую-нибудь ерунду, и пожалуйста. Только зачем она вам, Алек? Пользуйтесь моей.
- А на ваши деньги можно купить машинку? - опустив взгляд, мягко спросил Дыболь. Ему непременно хотелось иметь свою и в промежутках между фразами он уже мысленно набросал, как будут выглядеть деньги с его изображением в вертикальном овале.
- Конечно, - ответил профессор.
- Значит я могу купить всю лавку? Напечатать побольше денег и купить.
- Можете, - жуя яблоко, кивнул хозяин дома. - Но владелец лавки тут же купит её обратно.
- А я не продам, - сказал Саша, налегая грудью на стол.
- Ну так, и он может вам её не продать.
- Странно, - озабоченно проговорил Дыболь.
- Налейте мне пожалуйста ещё чаю и сделайте бутерброд, - попросил профессор.
Разливая чай, Саша напряженно размышлял. Он пытался грамотно сформулировать вопрос, который вертелся у него на языке, но никак не желал облекаться в слова. Что-то настораживало Дыболя в этой простой системе. Она казалась ему очень знакомой, но Саша не мог вспомнить, чем.
- Значит, лавочник сам может напечатать сколько угодно денег? принявшись за изготовление бутербродов, спросил Дыболь.
- Хоть целый вагон, - подтвердил хозяин дома. - А зачем? Куда их девать? Разве мало их печатают?
- Зачем же он отдает продукты за эти бумажки?
- Затем, что он торговец, лавочник. - ответил профессор. - Стало быть, должен торговать. Один очень мудрый человек когда-то сказал: "Я мыслю, значит я существую". Но каждый существует по-разному. И в интерпретации лавочника это изречение должно звучать так: "Я торгую, значит я существую". Улавливаете?
На некоторое время в комнате воцарилось молчание. Слышно было лишь прихлебывание, да тиканье настенных часов.
- А вор? - неожиданно поинтересовался Саша.
- А вор должен воровать, - правильно понял его хозяин дома.
- И убийца?
- И убийца, - кивнул профессор и удовлетворенно крякнул.
Следующая пауза была вынужденной, потому что Дыболь наконец сделал два бутерброда. Когда же рты у обоих освободились, Саша лукаво улыбнулся и спросил:
- А таксисты?
- И таксисты, - терпеливо продолжал хозяин дома. - Скучно сидеть дома, вот и разъезжают. Все какие-никакие знакомства, разговоры. Это называется: усыпить чувство одиночества, молодой человек. Людям мало свежего воздуха у раскрытого окна. Хотя, домоседы, конечно, сидят дома, так сказать, по призванию. В общем, здесь каждый делает то, к чему у него лежит душа. Кто хочет растить хлеб - растит хлеб. Есть даже желающие считаться сумасшедшими. Считаются. У каждого свое дело. Попадаются, правда, такие, которые за все хватаются, и ничего толком не доводят до конца. Так они ничем не хуже убийц. Конституция у них такая.
- А деньги печатают многие? - упорно добивал тему Дыболь.
- Нет, - ответил профессор. - Первое время печатали все, кому не лень. Не успевали сжигать. А потом попривыкли.
- А когда это было, первое время? - заинтересовался Саша.
- Вы ещё будете чай, Алек? - спросил хозяин дома и, не дожидаясь ответа, начал убирать продукты.
- Нет, - ответил Дыболь. Сбитый с мысли, он вдруг вспомнил шутку, которую придумал в самом начале завтрака, но пока не мел возможности вставить в разговор. - Значит, я теперь смогу платить вам за жилье?
- Пожалуйста, - равнодушно ответил профессор. - Но обязанности ваши останутся при вас. Если хотите, я буду платить вам жалованье за работу. Не стесняйтесь, называйте любую сумму. А не хотите, печатайте сами, я не возражаю.
Саша болтался по пустынному городу с полными карманами денег и откровенно скучал. Он очень скоро убедился, что потратить даже целое состояние здесь не так просто. Увеселительные заведения пока что были закрыты, на стеклянных дверях магазинов висели таблички: "Учет" или "Переучет", киоски стояли темные и безжизненные, будто все киоскеры одновременно объявили забастовку.
Саша вошел в ресторан и, ослепленный малиново-плюшевой роскошью, застыл на месте. Сердце у него сладостно заныло от предчувствия простого человеческого счастья и предвкушения составляющих этого счастья. Именно так он себе все и представлял: рассеянный жемчужный свет, тихая завораживающая музыка, какие-то особенные растлевающие запахи и вполне материальное томление. Всего этого было здесь в избытке, и лишь один, вполне устранимый недостаток подметил Дыболь - полное отсутствие веселья. А как когда-то выразился отец всемирной философии Аристотель, избыток и недостаток всегда присущи порочности.
Едва Дыболь появился в зале, девицы, сидевшие за дубовой стойкой бара, со скоростью минутной стрелки повернули к нему свои невыносимо красивые лица. Все они были как на подбор: пышнобедрые, голоногие, с длинными сигаретами в ещё более длинных мундштуках. Куртизанки томно оглядели Сашу с ног до головы, синхронно выпустили в его сторону по струйке дыма и так же медленно отвернулись.
Утверждение основоположника христианства, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с ней в сердце своем, не просто справедливо по отношению к Дыболю. Еще не появившись здесь, в грезах он давно переспал со всеми этими красотками и теперь собирался воплотить свои мечты в материале.
Как и полагается в подобных местах, Дыболь слегка развязно и в то же время элегантно подошел к стойке, встал между двумя камелиями и выложил на стойку несколько новеньких купюр.
- Виски, - правильно выбрав степень громкости, сказал он. Затем Саша одарил обольщающей улыбкой ближайшую красотку и добавил: - Всем!
Широкоплечий бармен с непроницаемым лицом и ловкими руками нехотя и даже несколько брезгливо взял со стойки профессорские деньги, внимательно рассмотрел нарисованные на них химические приборы и тихо поинтересовался:
- Что это?
- Деньги, - сразу смешавшись, неуверенно ответил Дыболь.
- Чьи? - так же бесстрастно спросил бармен.
- Профессора, - начиная покрываться краской, едва слышно ответил Саша. - Химика. Он живет...
- Ясно, - перебил его бармен. - И сколько здесь?
- Он сказал, что много, - ответил Дыболь, не решаясь взглянуть в сторону красавиц. Ему казалось, что ресторанные лоретки только и ждут этого, чтобы рассмеяться ему в лицо.
- Ладно, - неожиданно произнес бармен. Он убрал злосчатые деньги в ящик, достал оттуда несколько куп