Я рассказываю эту историю
только потому, что мой психолог настоял на публичном признании. Дескать, иначе я не смогу избавиться от боязни знакомиться с девушками. Это произошло несколько лет назад, но ощущение ужаса меня не покидает, кажется, ни на минуту.
Как вы уже поняли, тогда я познакомился с девушкой, украдкой спросил её имя (назовём её Маша) в университете, нашёл страницу вконтакте. Мы общались недели с две в интернете, потом первое романтическое свидание в кафе, второе — в парке недалеко от её дома, и, наконец, она пригласила меня к себе. И вот я, свежевыбритый, выглаженный, спешу к стройной рыжей обаяшке на другой конец города.
Было тепло настолько, насколько тёплым бывает бабье лето, единственная радость осени. В парке у её дома я встретил пожилую пару на лавочке, которая, судя по ехидным улыбкам, догадалась, что я спешу на свидание. Поодаль меж деревьев увидел сразу нескольких девушек, фотографировавших желтеющую листву. Настроение было хорошим настолько, насколько хорошим оно может быть осенью.
Её высотка, двор, подъезд, домофон, «кто там?» чуть писклявым сопрано. Маша открыла мне дверь в «домашних» шортах и майке. Первое, что я почувствовал — запах какой-то выпечки. Точно, я же рассказывал ей, что люблю пироги с яйцом и луком. Второе— чмок в щёчку.
— А мы уже заждались, — ошарашила меня Маша, не успел я даже снять обувь.
— Мы?
— Костя пришёл, я вас сейчас познакомлю.
В этот момент я возненавидел всех Кость на этой земле. А ответил только:
— Ладно.
Маша проводила меня в гостиную, где на диване сидел Костя, детина ростом за два метра, а весом за центнер. Он жестом предложил мне сесть рядом, я не стал перечить. На вопрос Маши «чем займёмся?» он молча включил телевизор, достал из кармана большой спортивной сумки флешку. На ней было множество папок и файлов, ловко ориентируясь в которых, Костя включил какую-то видеозапись.
— Это с работы, — впервые подал он голос, неожиданно высокий. На что Маша радостно взвизгнула.
На экране заставка «Производство киностудии “Союзмультфильм”». Наверное, с этого момента моё состояние стало шоковым, в правильном медицинском смысле этого слова. Я сразу вспомнил о каких-то неотложных делах, хотел уйти. «Нет» — отрезал Костя. Дальше в видео, рисованный дальний план, как в «Психо», показывается город, похожий на мой. Потом крупный план: дощатый пол. Камера движется, и тут я ужаснулся, в первый раз — перебитые большим капканом мультяшные ноги-лапы в чёрных брюках. Картинка медленно поднимается, я успеваю подробно разглядеть рваные раны. Уже стало видно розовую кофту, испачканную кровью, а за воротником серая кожа. Какой-то очень знакомый персонаж. Картинка продолжает подниматься, видно клыкастую пасть. Это же волк из «Ну, погоди!». Маша засмеялась, у этих ребят что-то с чувством юмора. Я попытался встать, но тяжёлая рука на плече меня удержала, пришлось сесть, но руку здоровяк не убрал. Я стал смотреть дальше. Волк открыл глаза, его взгляд был направлен прямо на меня. Левый глаз сильно косил, но правый точно сверлил нутро, будто бы требовал что-то сделать. Изображение замерло, о том, что видео воспроизводится, можно было понять только по медленно катящимся слезам и моргающему правому глазу волка. Это продолжалось несколько минут. Потом он закрыл глаза и издал человеческий вопль, высокий, надрывный, то ли от боли, то ли от злости. Это был первый звук в видео. После, слёзы сменились кровью, а на фоне стали появляться слабые звуки, усиливавшиеся после каждого стона волка. Я смог расслышать, что это невнятно ропщущие мужские голоса. Чем громче они становились, тем сильнее кровоточили глаза волка.
Сбоку в кадре появилась светло-серая рука с ножом. Очевидно, это был заяц. Он медленно, затянуто поднёс нож к лицу, приложил лезвие к правой щеке. План сменился на детальный, «итальянский». Теперь всё было вырисовано очень подробно, почти как фотография. Отрывистым движением заяц полоснул лезвием по нижнему веку. Брызнула кровь, глаз стал вытекать. Я почувствовал приступ тошноты, я даже «Андалузского пса» не смог посмотреть. Звук в этот момент оборвался, будто давая зрителю свободу пофантазировать, как именно вопил волк. Когтистым пальцем заяц выковырял то, что осталось в глазнице. Потом он подцепил ножом левый немигающий глаз. Он оказался протезом. Мимика волка ужасала. В картинку не попадала ни морда, ни уши, поэтому он был больше похож на человека. Мне сложно сказать, сколько длилась агония волка, но в определённый момент мультфильм стал перебиваться короткими статичными эпизодами, снятыми на хорошую камеру. С первого из них меня стошнило. Маша и Костя даже не обратили внимания.
В этом видео был изуродованный труп мальчика, лет шести. Он лежал на дощатом полу, чуть ли не разорванный надвое. Внутренности были выпотрошены, а левый глаз был вырезан. Снова несколько минут мультфильма. Во втором видео была девочка лет восьми. Снова изуродованная, и на том же полу. Снова вырезанный левый глаз, и внутренности, разбросанные вокруг пухленького тела. Я зажмурился, и получил за это оплеуху. Пришлось смотреть, а видео затягивалось. Я успел разглядеть её лицо: маленький нос и маленький рот, как будто в улыбке. Таких видео было ещё несколько, но я уже не могу их описывать, на всех мёртвые дети.
Наконец, изображение глазниц сменилось детальным планом всего лица. Это был уже не волк, это был подробный портрет смуглого мужчины в возрасте, теперь на месте волка был он. Мужчина слегка улыбнулся и уронил голову. Маша его узнала, снова радостно взвизгнула, ей очень понравилась такая концовка.
Мультфильм закончился. Только теперь ко мне пришло чувство страха за свою жизнь. «Зачем меня заставили это смотреть? Я же вдвое старше жертв на видео» — сознание пыталось как-то меня успокоить. Я поймал на себе пристальный взгляд Маши, она сидела в кресле, в полуметре от меня, и смотрела точно в левый глаз. Что-то бесноватое было в выражении её лица. От локтя до плеча пробежал холодок и упёрся в тяжёлую ладонь, всё ещё удерживающую меня на месте. Броуновское движение мыслей в моей голове как будто замерло. Я даже почему-то не мог отвести взгляда. И только боковым зрением я увидел, что Костя потянулся к своей сумке, в открытом кармане которой я увидел видеокамеру. Паника вернулась: в этой сумке должно быть ещё и нож, а соседняя комната – та самая, с дощатым полом. Я неосознанно вскочил (меня уже никто не держал), оторвался от зелёных глаз (нарочно мне это сделать не удавалось) и кинулся в прихожую. Так быстро я ещё не бегал никогда. Дверь даже не была заперта. Наверное, Маша потом крепко получила за свою оплошность.
Я не знаю, пытались ли они потом найти меня, но я тщательно поудалял информацию о себе из соцсетей, и с тех пор ни разу не появлялся, ни в том районе, ни в том корпусе, где располагается Машин факультет. Выяснить что-то о ней я тоже не пытался.
Через пару недель мне на глаза попалась какая-то газета. На последней странице была короткая статья о каком-то деятеле искусства, его годовщина смерти была в том месяце. На фото был тот же смуглый мужчина в возрасте.
Как вы уже поняли, тогда я познакомился с девушкой, украдкой спросил её имя (назовём её Маша) в университете, нашёл страницу вконтакте. Мы общались недели с две в интернете, потом первое романтическое свидание в кафе, второе — в парке недалеко от её дома, и, наконец, она пригласила меня к себе. И вот я, свежевыбритый, выглаженный, спешу к стройной рыжей обаяшке на другой конец города.
Было тепло настолько, насколько тёплым бывает бабье лето, единственная радость осени. В парке у её дома я встретил пожилую пару на лавочке, которая, судя по ехидным улыбкам, догадалась, что я спешу на свидание. Поодаль меж деревьев увидел сразу нескольких девушек, фотографировавших желтеющую листву. Настроение было хорошим настолько, насколько хорошим оно может быть осенью.
Её высотка, двор, подъезд, домофон, «кто там?» чуть писклявым сопрано. Маша открыла мне дверь в «домашних» шортах и майке. Первое, что я почувствовал — запах какой-то выпечки. Точно, я же рассказывал ей, что люблю пироги с яйцом и луком. Второе— чмок в щёчку.
— А мы уже заждались, — ошарашила меня Маша, не успел я даже снять обувь.
— Мы?
— Костя пришёл, я вас сейчас познакомлю.
В этот момент я возненавидел всех Кость на этой земле. А ответил только:
— Ладно.
Маша проводила меня в гостиную, где на диване сидел Костя, детина ростом за два метра, а весом за центнер. Он жестом предложил мне сесть рядом, я не стал перечить. На вопрос Маши «чем займёмся?» он молча включил телевизор, достал из кармана большой спортивной сумки флешку. На ней было множество папок и файлов, ловко ориентируясь в которых, Костя включил какую-то видеозапись.
— Это с работы, — впервые подал он голос, неожиданно высокий. На что Маша радостно взвизгнула.
На экране заставка «Производство киностудии “Союзмультфильм”». Наверное, с этого момента моё состояние стало шоковым, в правильном медицинском смысле этого слова. Я сразу вспомнил о каких-то неотложных делах, хотел уйти. «Нет» — отрезал Костя. Дальше в видео, рисованный дальний план, как в «Психо», показывается город, похожий на мой. Потом крупный план: дощатый пол. Камера движется, и тут я ужаснулся, в первый раз — перебитые большим капканом мультяшные ноги-лапы в чёрных брюках. Картинка медленно поднимается, я успеваю подробно разглядеть рваные раны. Уже стало видно розовую кофту, испачканную кровью, а за воротником серая кожа. Какой-то очень знакомый персонаж. Картинка продолжает подниматься, видно клыкастую пасть. Это же волк из «Ну, погоди!». Маша засмеялась, у этих ребят что-то с чувством юмора. Я попытался встать, но тяжёлая рука на плече меня удержала, пришлось сесть, но руку здоровяк не убрал. Я стал смотреть дальше. Волк открыл глаза, его взгляд был направлен прямо на меня. Левый глаз сильно косил, но правый точно сверлил нутро, будто бы требовал что-то сделать. Изображение замерло, о том, что видео воспроизводится, можно было понять только по медленно катящимся слезам и моргающему правому глазу волка. Это продолжалось несколько минут. Потом он закрыл глаза и издал человеческий вопль, высокий, надрывный, то ли от боли, то ли от злости. Это был первый звук в видео. После, слёзы сменились кровью, а на фоне стали появляться слабые звуки, усиливавшиеся после каждого стона волка. Я смог расслышать, что это невнятно ропщущие мужские голоса. Чем громче они становились, тем сильнее кровоточили глаза волка.
Сбоку в кадре появилась светло-серая рука с ножом. Очевидно, это был заяц. Он медленно, затянуто поднёс нож к лицу, приложил лезвие к правой щеке. План сменился на детальный, «итальянский». Теперь всё было вырисовано очень подробно, почти как фотография. Отрывистым движением заяц полоснул лезвием по нижнему веку. Брызнула кровь, глаз стал вытекать. Я почувствовал приступ тошноты, я даже «Андалузского пса» не смог посмотреть. Звук в этот момент оборвался, будто давая зрителю свободу пофантазировать, как именно вопил волк. Когтистым пальцем заяц выковырял то, что осталось в глазнице. Потом он подцепил ножом левый немигающий глаз. Он оказался протезом. Мимика волка ужасала. В картинку не попадала ни морда, ни уши, поэтому он был больше похож на человека. Мне сложно сказать, сколько длилась агония волка, но в определённый момент мультфильм стал перебиваться короткими статичными эпизодами, снятыми на хорошую камеру. С первого из них меня стошнило. Маша и Костя даже не обратили внимания.
В этом видео был изуродованный труп мальчика, лет шести. Он лежал на дощатом полу, чуть ли не разорванный надвое. Внутренности были выпотрошены, а левый глаз был вырезан. Снова несколько минут мультфильма. Во втором видео была девочка лет восьми. Снова изуродованная, и на том же полу. Снова вырезанный левый глаз, и внутренности, разбросанные вокруг пухленького тела. Я зажмурился, и получил за это оплеуху. Пришлось смотреть, а видео затягивалось. Я успел разглядеть её лицо: маленький нос и маленький рот, как будто в улыбке. Таких видео было ещё несколько, но я уже не могу их описывать, на всех мёртвые дети.
Наконец, изображение глазниц сменилось детальным планом всего лица. Это был уже не волк, это был подробный портрет смуглого мужчины в возрасте, теперь на месте волка был он. Мужчина слегка улыбнулся и уронил голову. Маша его узнала, снова радостно взвизгнула, ей очень понравилась такая концовка.
Мультфильм закончился. Только теперь ко мне пришло чувство страха за свою жизнь. «Зачем меня заставили это смотреть? Я же вдвое старше жертв на видео» — сознание пыталось как-то меня успокоить. Я поймал на себе пристальный взгляд Маши, она сидела в кресле, в полуметре от меня, и смотрела точно в левый глаз. Что-то бесноватое было в выражении её лица. От локтя до плеча пробежал холодок и упёрся в тяжёлую ладонь, всё ещё удерживающую меня на месте. Броуновское движение мыслей в моей голове как будто замерло. Я даже почему-то не мог отвести взгляда. И только боковым зрением я увидел, что Костя потянулся к своей сумке, в открытом кармане которой я увидел видеокамеру. Паника вернулась: в этой сумке должно быть ещё и нож, а соседняя комната – та самая, с дощатым полом. Я неосознанно вскочил (меня уже никто не держал), оторвался от зелёных глаз (нарочно мне это сделать не удавалось) и кинулся в прихожую. Так быстро я ещё не бегал никогда. Дверь даже не была заперта. Наверное, Маша потом крепко получила за свою оплошность.
Я не знаю, пытались ли они потом найти меня, но я тщательно поудалял информацию о себе из соцсетей, и с тех пор ни разу не появлялся, ни в том районе, ни в том корпусе, где располагается Машин факультет. Выяснить что-то о ней я тоже не пытался.
Через пару недель мне на глаза попалась какая-то газета. На последней странице была короткая статья о каком-то деятеле искусства, его годовщина смерти была в том месяце. На фото был тот же смуглый мужчина в возрасте.
