prokofchik

При каждом шаге он морщился от боли в колене. Как бы хотелось уйти на покой. Хотя и молод еще. Сидеть на скамейке за домом, покуривая крепкий табак в вперемешку с солнечной солью, щуриться на закат, смотреть как солнце уходит в воду, а за спиной оставить прожитый в честных трудах день. Впрочем, у Дауда дома никогда и не было, но когда появится, если появится, он будет замечательным.
Он протиснулся через пролом в развалинах стены; сердце лупило как, кирка рудокопа, – а все из-за долгого подъема, да от буйной, хватающей за сапоги травы, да еще от разгульного ветра. А может во всем виноват яд которым та наемница смазала свой кинжал? Или страх перед смертью, что может поджидать на вершине этой горы? Дауд то и по жизни не отличался бесшабашностью, хотя некоторые могли с этим не согласиться, а теперь, после всего что обрушилось на него за эти пару недель и вовсе осторожничал. Странно получается: чем больше передряг ты пережил в своей жизни, тем больше страх лишиться ее. Может, человек от рождения снабжен запасом храбрости, который с каждым нехорошим приключением скудеет. А ведь у Дауда была весьма бурная жизнь, что касается подобного рода моментов. И видимо, сейчас подходит концу последняя, самая страшная передряга в его короткой жизни.
Когда тропа наконец стала более-менее пологой, Дауд остановился отдышаться, утирая рукавами слезящиеся от ветра глаза. Из темноты проглядывали Пятеро, огромными дырами в звездном небе; в четверо, если не больше крупнее человека. Гигантские Боги древности, брошенные прозябать на этом продуваемом ветром холме. Конечно когда их строили это место было священным, и за ними ухаживали с богобоязненным трепетом, но те времена давно минули, большинство людей позабыли про великих Богов. Лишь единицы все еще поддерживали веру в них, был среди них и Дауд. Ему всегда было интересно, почему у четверых из этой пятерки есть имена, а последнего все называют просто Неназываемым; нет он вполне положительный Бог, хоть и покровительствует Некромантам, но все же это именно его свита заботиться об умерших в ином мире.
По шероховатым краям камней мелькали слабые неровные отсветы, а в тихом завывании ветра, слышались людские голоса. Дауд вспомнил о неотступной опасности, и его окатила свежая волна страха. Хотя страх сама по себе вещь полезная, если мозги не отшибает. Один сумасшедший монах говорил об этом, кажется это было так давно, хотя и двух недель не прошло. Если поразмыслить, то он не вредит. Ну или вредит, но наименьшим образом. Иногда это единственное, на что остается уповать.
А потому Дауд глубоко вдохнул и попробовал отвлечься от простреленного плеча и боли у ушибленном колене. Хорошо что Элисиф дала мешочек с солнечной солью, помимо того что она дает небывалый прилив энергии так еще и слегка глушит боль. Он обратил внимание на расщелину в камнях и полез в нее. Когда-то давным-давно здесь, наверное, было освященное магией святилище, и гость сейчас совершает жуткое святотатство, но Пятеро простят его. Хотя в те давние времена, в сию же минуту осквернителя испепелило бы ударом молнии. Как не хватает сейчас той старой магии, такой правильно и чистой. Уж такие времена.
Свет сместился на Пятерых, у всех кроме Неназываемого не хватало каких-то частей. Дауду показалось это не особо хорошим знаком.
Приглядевшись Дауд насчитал шестерых людей, тесно сидящих вокруг небольшого костра: латанные плащи, равнина, а у некоторых и вовсе накинутые одеяла. Изменчивый свет трепетал на тощих лицах – впалые щеки, шрамы, щетина и бороды. В основном молодые парни, такие же как и он сам.
Дауд поднял ладони и, изо всех сил стараясь, что бы они не дрожали, подал голос:
– Славного вечера!
Люди обернулись и дернулись к оружию. Один схватился за лук – у Дауда все внутри оборвалось, – но натянуть тетиву он не успел: сидевший рядом воин – дюжий, пожилой – рывком пригнул его руку.
– Ну-ка постой, Ворона – сказал он, поведя окладистой седой бороой.
На коленях у воина сверкнул вынутый из ножен меч. Дауд выдавил что-то, что должно было быть похоже на улыбку: он узнал его. Кажется, расклад уже не такой беспросветный.
Дауд видел этого человека только один раз, в той самой забегаловке, где восседает тот карлик. Ох, и не поздоровиться ему, если вся эта передряга разрешиться.
– Именем безвременно почившего Императора! – воскликнул старик. – Разрази меня Двуликий, если это не тот Адепт, прикончивший всю Императорскую семью и создавший такой бардак в Империуме. Или я ошибаюсь?
– Частично ты прав, но Императора с семьей я не убивал.
Дауд, держа ладони так же на весу, сделал несколько плавных шагов вперед, стараясь выглядеть как можно более непринужденно, под сверлящими взглядами недобрых глаз.
– А ты, я вижу, поплохел, с нашей последней встречи.
– Себя то видел, Старик?
– Н-да. Не так то просто в моем возрасте прыгать по этим горам, знаешь ли.
– Ну а что же мешало остаться в столице, пить эль и лапать молоденьких куртизанок? – с легкой ухмылкой Дауд медленно опустил руки.
– Ты, Адепт, кто же еще, – прогоготал дед в свои три зуба, – мы тебя уже третью неделю выслеживаем, а тут ты сам к нам пришел, ни дар ли Двуликого. За тебя назначена награда, которой хватит мне и моим парням жить безбедно до самой кончины, – старик довольно погладил себя по животу.
Последнее что заметил Дауд, это крупное полено летящее ему прямо в лицо. Он даже не шелохнулся. Может это из-за ран, или все же усталость доконала его. Но после удара Адепт провалился в небытие...