Мы — те, кому сегодня от 25 до 30, — самые счастливые люди во Вселенной за все время ее существования. Мы родились в одном государстве, взрослели в другом, а умрем, наверное, в третьем — те, кто не решился сыграть в салочки и обскакать свое время на несколько конов.
Когда нас рожали, цветной телевизор был редкостью и дефицитом, о спутниковых антеннах не писали даже в фантастике (по крайней мере, на нашем языке), а о плоских экранах сложно было даже мечтать — ну как мечтать о том, чего в природе не существует?
Когда нас рожали, единственным зарубежным актером во Вселенной был каменномордый Донатас Банионис. Зарубежные фильмы были ему под стать. Впрочем, были еще «индейские» ленты про «мокасины Маниту» и подобные нелепицы. Представить себе двухчасовой мультфильм о синекожих хвостатых инопланетянах, в которых зачем-то перевоплощаются земляне, или, например, полуторачасовую драму о жизни героинозависимых, на протяжении которой один главный герой швыряется в лицо отца своей возлюбленной свертком с фекалиями, а другой — ныряет в унитаз за свечой с опиатом, было не то, чтобы сложно. Такого попросту не могло существовать на этой Земле.
Никогда. Все, что угодно. Но только не это.
Наши родители изучали в университетах «Малую Землю» Брежнева, «Тихий Дон» якобы Шолохова и переписывали с бледных репринтов (от руки!) Булгакова с Солженицыным — таких непохожих, таких далеких, но совершенно одинаковых в своей запрещенности. У нас — Пелевина включают в школьную программу, по сценариям Сорокина снимают кино (при поддержке Фонда Кино, между прочим), Баян Ширянов пишет авторские колонки в глянцевые (и не очень) журналы, Егору Радову посвящают фанатские сайты — созданные без денег, на голом, остро-холодном энтузиазме. И это — только вершина. Айсберг впереди.
У наших предков были пластинки, бобины и японские ферромагнитные кассеты. Вся их фонотека, вместе взятая, легко уместится на одном плеере, размером со спичечный коробок. У них были автоматы «Морской Бой» в лучшем случае — игры «Электроника» с глупыми волками, курицами, осьминогами и водолазами, мы — в пять лет играли в «Денди», в десять – в «Сегу», в двенадцать — «Плейстейшен», в четырнадцать — первый «персональный», а потом всего этого стало так много, что игровой платформой можно было смело называть не утюг даже, а гладильную доску.
Когда нас рожали, домашний телефон был редкостью. Расскажите об этом обладателю выделенного канала толщиной в 35 Мбит. Интересно, каким количеством слюны он плюнет вам в лицо.
В восьмом классе парня у нас в городе могли убить за проколотое ухо. Мне, вставившему в левую мочку тонкое серебряное колечко, была прочитана своего рода лекция на очень популярном и доступном языке. Суть ее сводилась к тому, что «мне не жить», потому что я «не пацан». Сейчас на тоннели диаметром с чайное блюдце обращают внимание разве что выходцы из деревень. Крашеные волосы, оранжевые рэйверские куртки и татуировки от кистей до плеча успели побывать в моде, выйти из нее и вернуться обратно — уже в качестве «ретро-стиля». А мы все еще живы.
Я помню, как совершенно не знакомые со мной водители частных автомобилей останавливались посреди улицы — в центре города — только для того, чтобы сообщить о моей, на их взгляд, нестандартной сексуальной ориентации. Просто из-за того, что волосы на моей голове были выкрашены в розовый цвет. Сейчас, насколько я могу судить, на цвет волос всем плевать — пусть их вообще не будет, никто не заплачет. Когда мы ходили в пятый класс, за выбритые на висках узоры нужно было подраться — и не один раз.
Кино сегодня можно снимать на фотоаппарат. Смотреть его — с аудиоплеера. Читать книги — с коробочки, толщиной меньше, чем журнал «Иностранная Литература» в его лучшие годы. Звонить на другой континент, через океан — бесплатно. Каналов на любом телевизоре подключать — сколько угодно, жизни не хватит, чтобы посмотреть. В кинотеатрах — мировые премьеры, в один день с США, Британией и Японией. Для того, чтобы это оценить, нужно вспомнить, что вершиной кинематографических спецэффектов в наши 7 лет была «стереоскопическая» сказка про волшебную лампу Алладина — на этих сеансах нужны были чудовищного размера стерео-очки, а билеты стоили на 20 копеек дороже.
Понимаете?
Мы успели прожить это все. За 25-30 лет. Нас еще называют «молодыми», а мы уже сменили пару Вселенных. И кто знает, сколько успеем сменить до конца своих дней. Хотелось бы верить, что немало.
Комиксы. MP3. DVD-сборники. Независимые книгоиздательства. Автомобили с правым рулем. Ночные клубы. Рэйвы на открытом воздухе. Я начинал работать в «бумажной» газете, когда мне было 13 лет. Сегодня мне 28, и о том, что газеты выходят на бумаге, я вспоминаю лишь изредка, да и то с улыбкой. Когда мне было 8 лет, не было на свете ничего прекраснее и желаннее комикса о «Черепахах-Ниндзя» издательства «Махаон», по 15 рублей за выпуск. Сегодня гигабайтовые архивы «Марвела», «ДиСи», да и всех на свете, можно скачать абсолютно бесплатно — в любом переводе, какой только можно себе представить. А можно сделать свой. Эпохи сменяют друг друга со скоростью света.
Это мы успели заметить, что каждый, кто не является фотографом, является диджеем, а каждый, кто не является диджеем, является журналистом. Мысль об этом в 1985 году была бы невероятна, невозможна, немыслима. Можно сколь угодно долго спорить о степени свобод и их необходимости, но мы уже прошли колоссальный путь. Его не отменишь.
Помните «Железку» в 95-ом? «Торговую» улицу? «Плаху»? Если не нужно расшифровывать, значит, все правильно.
Только мы успели побыть рокерами, хиппи, готами, растаманами, эмо и хипстерами сразу. За каких-то пять лет. Когда нам было по семь лет, «рокер» было ругательством, а «хиппи» приравнивалось к матерной брани.
При нас стреляли по парламентам, убивали главных журналистов и сажали главных богачей страны. При нас мультимиллионеры практически поголовно переехали в Лондон, да что там — они и появились-то при нас, эти мультимиллионеры. При нас сажали за решетку мэров — и все ночные клубы города открывали при нас. Отставки, тусовки, веселье, море и сопки — счастье-то какое.
И здорово, все-таки, что мы не попали в их число. Глупые, пьяные, молодые, начитанные и настоящие, узнаваемые по цвету глаз, по родимым пятнам счастья, цитирующие сегодня Ильфа с Петровым, а завтра — Пруста с Джойсом, одинаково легко, постоянно изящно.
Боже, какими мы были счастливыми. Боже, как жаль, что мы этого так и не поняли.
